Папский легат спокойно спал. Проснувшись на рассвете, Элизабет оделась и встревоженно ходила туда-сюда по комнате. Что ей делать? Она уже свободна? Девушка решила улизнуть. Легат хотел провести с ней ночь, и она это сделала, точно заработав два недостающих шиллинга. Но возникла новая проблема: как забрать свои деньги? Папский легат не должен сам оплачивать подарок. В доме ли писарь? И если да, то где?
Элизабет открыла дверь и выглянула в коридор. Никого не было ни видно, ни слышно. Она еще раз взглянула на кровать, где легат, вздохнув, перевернулся на другой бок, и выскользнула из комнаты, тихо закрыв за собой дверь, в широкий светлый коридор. Большие окна выходили на улицу. Зимой их определенно закрывали пергаментом и завешивали толстой тканью, но летом дневной свет свободно попадал внутрь, освещая роскошный настенный ковер на противоположной стороне. Элизабет прошмыгнула до лестницы, по которой ее привели сюда, и, спустившись, робко остановилась. Справа была дверь в холл. Она наверняка была не заперта, но Элизабет не хотела даже думать о том, как встретит ее мадам, если она вернется без двух шиллингов. А может, она договорилась получить деньги каким-то другим способом? Как глупо с ее стороны, что она не спросила об этом мадам перед уходом! Придется рискнуть. Элизабет не знала, куда ее приведет коридор с левой стороны. Она открыла несколько дверей в комнаты со столами, кушетками и секретерами, но не встретила ни одного человека. Коридор упирался в трапезную, где был накрыт стол для обильного завтрака, но две тарелки уже были использованы. На подносе лежал большой кусок жаркого, рядом — две жареные курицы. Там также были сладкие маринованные фрукты и мед, сыр, колбаса и паштет, белый хлеб и рис с миндалем. При виде этих блюд у нее слюнки потекли. Как бы Элизабет хотелось что-то взять, но она не решилась. Еще не хватало, чтобы в доме каноника ее обвинили в краже!
— Ты, наверное, заблудилась! — Приятный голос заставил ее обернуться.
Элизабет увидела незаметно вошедшего в трапезную незнакомца. Это был не хозяин и не приведший ее секретарь. Судя по осанке и одежде, скорее каноник, чем писарь или секретарь.
— Ради всего святого, откуда ты и что ты здесь делаешь?
Он уставился на нее и даже сделал два шага назад, будто перед ним появился нечистый дух. Наверное, для него это был шок — встретить в доме такого высокопоставленного священнослужителя шлюху. Может быть, он относился к тем немногим каноникам, которые серьезно соблюдали обет непорочности? Но как он мог быть таким наивным, чтобы полагать, что остальные тоже строго соблюдают заповеди? Он не производил впечатления легковерного человека. Ее сердце заколотилось.
— Заблудилась? — Она отреагировала на его первый вопрос и сделала книксен. — Да, можно и так сказать. Я собиралась покинуть этот дом, но прежде мне хотелось бы уладить одну мелочь.
Его лицо осветила улыбка. Он был лет на десять младше хозяина дома, можно сказать, в самом расцвете сил, имел густые темные волосы, гармоничные черты лица и синие глаза.
— Звучит таинственно. Я люблю тайны! Ты не хочешь поведать свою?
Она немного смущенно переступила с ноги на ногу.
— Конечно. Я искала секретаря хозяина, которому принадлежит этот роскошный дом, так как он должен мне еще два шиллинга. Вы, случайно, его не видели? — добавила она с надеждой.
Мужчина понимающе кивнул.
— Значит, это ты ночная радость легата, который, вероятно, еще наслаждается праведным сном в своих покоях наверху.
— Да, можно и так выразиться, — захихикала она.
— Ты из борделя у еврейского кладбища? — продолжал расспрашивать незнакомец.
Элизабет покраснела, но кивнула.
— Да, и мне нужно получить еще два шиллинга. Такой был уговор. Вы можете сами спросить легата, доволен ли он моими услугами, — и она дерзко на него посмотрела.
Незнакомец поднял руки в знак протеста.
— Упаси меня Господь обсуждать с папским легатом его ночные прегрешения. Я тебе верю и должен просить тебя утолить мое любопытство. Ты часто бывала здесь, в доме настоятеля, или у других каноников?
Настоятеля? Выходит, настоятель лично велел привести ее сюда?
Элизабет покачала головой.
— Нет, и другие девушки, думаю, тоже. Мадам была очень удивлена визиту секретаря.
Мужчина кивнул. Он нерешительно посмотрел на девушку, а затем на накрытый стол.
— Возможно, мне следует сейчас уйти, а потом вернуться, — предложила Элизабет. — Вы не знаете, когда можно будет застать здесь секретаря?
Господин покачал головой.
— Нет, но если ты хочешь еще немного подождать, то можешь присесть со мной за стол и тем временем что-нибудь съесть.
Элизабет ужаснулась.
— Вы смеетесь надо мной. Это неприлично!
— Ты права, неприлично, — вздохнул он. — Но я задаюсь вопросом, какой грех в глазах Господа более тяжкий. Тот, ради которого ты пришла в этот дом, или мой, если я приглашаю тебя позавтракать здесь со мной? Я очень надеюсь на то, что мой грех будет мне прощен, так что присаживайся и угощайся. Ты голодна, не так ли?
С этим Элизабет не могла поспорить. Она осторожно присела на край мягкого стула и после некоторых колебаний взяла себе колбасу и кусок хлеба.
— Не робей. Вот, попробуй паштет. И это сладкое блюдо точно тебе понравится. Кстати, я каноник Ганс фон Грумбах.
Он положил ей на тарелку кусок жаркого и налил вина.
— Понятия не имею, где болтаются слуги настоятеля, но в нашей ситуации это, наверное, к лучшему. Ты можешь мне спокойно рассказать о себе.
Ее сердце ускоренно забилось, беспорядочно подпрыгивая. Что каноник хотел услышать от шлюхи?
— Мне нечего рассказать, — уклонилась от ответа Элизабет.
— Мне интересно, как живут люди по ту сторону нашей высокой стены, там, в предместье. Как ты туда попала? Откуда ты? Ну, давай без церемоний. Я обещаю дать тебе два шиллинга, если писарь до конца твоего завтрака не появится.
Элизабет позволила долить ей вина и начала рассказывать о буднях в борделе, стараясь не шокировать каноника деталями. Когда ее тарелка была пуста, она отодвинула ее и встала.
— Мне действительно пора идти.
— Как скажешь. — Каноник фон Грумбах провел ее до двери и дал обещанные шиллинги.
— Ты собираешься и дальше… э-э-э… работать в борделе?
Она удивленно посмотрела на него.
— Да, а что мне еще остается?
— Над этим стоит подумать. Кстати, я живу между собором и двором Катценвикер. Мимо не пройдешь. Если… ну, если тебе будет нужна помощь, ты можешь обратиться ко мне. — Он поднял руку и прикоснулся к медальону на ее шее. — Очень красиво!
Она изумленно посмотрела на него. Что он хотел этим сказать? Зачем сообщил ей, где живет? Сделав еще раз книксен, она ушла. Возможно, фон Грумбах был не так уж непорочен, как ей показалось в самом начале. Это было завуалированное приглашение оказать ему свои услуги?
Элизабет отправилась домой, погрузившись в мысли. Склонив голову, она смотрела на носки своей обуви, выныривавшие из-под платья при каждом шаге, и думала о минувшей ночи и словах Ганса фон Грумбаха. Она едва не столкнулась с четырьмя мужчинами, спешившими к ступенькам, ведущим к западным воротам собора. Элизабет резко остановилась, чтобы пропустить их. Они даже не заметили ее, ведь она не принадлежала к их кругу! Элизабет посмотрела им вслед. Трое из них были еще молоды, судя по тому, как двигались, и по стройному телосложению. Четвертый, толстячок маленького роста, облаченный в длинный дорогой наряд каноника, отставал от трех молодых людей, поднимавшихся по лестнице.
— Добро пожаловать!
— Рады вас видеть. — Голос показался Элизабет знакомым.
В открытых воротах появились еще три каноника, среди которых был и принимавший ее в своем доме настоятель. Она видела его совсем недолго при свете свечи, а теперь девушке представилась возможность внимательно рассмотреть главу соборного капитула. Он вышел навстречу четверым мужчинам с раскрытыми объятиями, и они обменялись любезностями. Двое из троих молодых мужчин, все еще повернутых к Элизабет спиной, наверное, вернулись из похода, так как были одеты в военные мундиры и пыльные сапоги, а также имели при себе мечи. Третий принадлежал к каноникам, если судить по его длинной одежде. Потеряв к ним интерес, Элизабет отвернулась и зевнула. По возвращении в бордель она с удовольствием легла бы поспать.
Элизабет сделала шаг, но вдруг застыла как вкопанная. Этот голос! Он следовал за ней в ее ночных грезах и не давал покоя даже днем. Теперь этот голос появился из тьмы ее воспоминаний, затем лицо и фигура. Однако сегодня это был уже не сон, не обрывочное воспоминание в ее голове.
Она могла слышать его голос! Слова пролетали мимо ее ушей, она не понимала их смысл, слыша только звук, который помог ей выдержать столько одиноких ночей. Это было спасение? Она отыскала себя и свою прежнюю жизнь?
Он продолжал говорить, но Элизабет была не в силах повернуться или даже пошевелиться.
Поднявшись по ступенькам, мужчины собирались скрыться в соборе. Ей нужно действовать! Сейчас! Пока она не упустила свой шанс навсегда! Но как она могла подбежать к нему, как могла надеяться на то, что все снова будет как прежде? Как смотреть в глаза мужчине из ее прошлой жизни без стыда, если рядом с ним стоит настоятель, презрительно глядя на шлюху, которая минувшей ночью была у него в доме? Что она могла ему сказать? Прости, этой ночью я удовлетворяла папского легата и за минувшие месяцы доставила радость бесчисленному количеству мужчин, но сейчас хочу вернуть свою прежнюю жизнь. И ты мой ключ от нее. Тебя я видела в своих снах. Возьми меня с собой и впусти в свою жизнь, которая была и моей, прежде чем… прежде чем что? Он знал, что произошло? Что отняло у нее ее жизнь и воспоминания? Он рассказал бы ей об этом? А что дальше? Это знание облегчило бы ее муки или, наоборот, усилило их? Спасибо тебе, дорогой друг из лучших моих дней, теперь я знаю, что у меня отобрали, и пойду страдать еще сильнее в бордель, где мне теперь и место. Потому что это то место, куда судьба может забросить, но из которого невозможно выбраться.
Тяжелые ворота закрылись. Внутри зазвучал орган. Голоса каноников становились громче. С поникшей головой Элизабет пошла дальше, тяжело ступая по дороге, пытаясь убедить себя в том, что ее ум сыграл с ней злую шутку. Может быть, это не его голос? Она слишком часто слышала его во сне и нашла в нем утешение. А возможно, это не были воспоминания.
Вернувшись в бордель, она сразу бросилась, не переодеваясь, в постель и накрылась с головой одеялом.
Она бежала через мост, подобрав платье. Во дворе собралось много людей. Он промчался через ворота на вороном коне и спешился. Она слышала его смех и теплое приветствие.
Слезы струились по ее щекам. Все было в прошлом. Сон рассеялся. На мгновение ей показалось, что она вернулась и осмотрела двор и здания вокруг. Минуточку. Это место было ей знакомо. Разве это не?..
— Что произошло? — Чья-то рука подняла одеяло, и перед ней появилось обеспокоенное лицо. — Почему ты плачешь? Что они с тобой сделали? — Жанель присела на край кровати и погладила ее по щеке. — Ты не хочешь мне рассказать? — Француженка внимательно посмотрела на нее. — Он бил тебя?
Элизабет покачала головой и вытерла слезы со щек.
— Нет, он был старый и толстый, и у него не было никаких особых требований. Нужно было… ну, даже помочь ему руками, чтобы возбудить его.
Жанель улыбнулась.
— Да, такое случается. Кем он был? Высокопоставленный священнослужитель, которому не стоит показываться у нас в заведении?
Элизабет кивнула и призналась подруге, что настоятель лично велел привести ее для папского легата.
— В качестве подарка гостю, если можно так выразиться.
Жанель покачала головой.
— Везде одно и то же. Они проповедуют воду, а сами пьют вино. Я это заметила еще ребенком у нашего викария. Он был не только самым толстым мужчиной во всей деревне, но и — всем было известно — отпускал красивым девушкам грехи при определенных условиях. Но что тешить себя иллюзиями? Стоит только посмотреть на крепость, возвышающуюся над нашим городом, и мы увидим, во что церковные мужи превратили учение Бога!
Так они еще некоторое время беседовали, Жанель больше не спрашивала, почему Элизабет плакала, и Элизабет была ей за это благодарна. Она не знала, смогла бы она об этом говорить, а врать подруге тоже не хотела. Разве ее жизнь не была уже двуличной и лживой?