Сын Тишайшего

Глава 11

— Начинай потихоньку готовиться к переезду в «Коломенское», — приказываю Савве за завтраком. — В этот раз продумай, как в усадьбе разместиться всей семье. На лето заберу туда не только братьев, но и сестёр с мачехой. Если тётки Анна и Татьяна захотят присоединиться, то им комнаты тоже потребуются.

— Да как там все поместятся, государь? — воскликнул Савва. — Тебе одному сколько палат потребуется! Ещё и Марфа Матвеевна скоро с богомолья вернётся! А бояр где селить? Им ведь клетушку не предложишь, обидятся. Приказные главы опять-таки будут к тебя приезжать, послы наведываться, и пиры надо будет давать.

Похоже, мы по-разному понимаем понятия отдых и дача. Усадьба к югу от Москвы представляет собой огромное поместье, где можно разместить кавалерийский полк. Ага, там ещё огромные конюшни, лошадям тоже место найдётся. Только в этот раз я решил изменить обычный график Феди. Тот отправлялся в имение, дабы поохотится, что очень любил. Естественно, за царём следовала огромная свита. Фактически правительство тоже перебиралось в Коломенское. Ключевые персоны уж точно. Я же хочу демонстративно отстраниться от государственных дел. Пусть сами руководят, а в конце года проведём вдумчивый аудит. Заодно укреплю внутрисемейные отношения, займусь воспитанием братьев и озадачу медиков с мастерами новинками. Если страна не рухнула за три месяца болезни царя, то и дальше будет нормально работать. Алексей Михайлович создал хорошую систему управления страной, с бюрократией только переборщил.

— Значит, приготовишь палаты для Марфы и её челяди. Но продумай, кто и где будет жить. Для нас с Иваном выдели скромные палаты. Ещё не забудь про комнаты для писцов, которых я загружу работой, и учителей моих братьев, — продолжаю говорить, не обращая внимания на нахмурившегося дядьку. — Также нужно приготовить два помещения, где разместятся и будут работать аптекари с мастеровыми. Узнай у них, что для этого нужно. Для бояр и глав приказов есть гостевые палаты. Однако в этот раз они постоянно в усадьбе жить не будут. Приехали, дела сделали — и путь идут с богом. Я набросал список, кто поедет и чего взять надо. Вдруг забудешь!

После моих слов Аксинья прыснула, но быстро сделала невинное лицо, а я с трудом сдержал улыбку. Савва недобро посмотрел на няньку, но ничего не сказал.

— Есть ещё тайный наказ. Надо найти места для людишек, чтобы о них никто не знал. Там рядом есть небольшое поместье, где иногда охрана останавливается. Или Воробьёво используй. Вот путь там и живут. Сначала одни поселятся, затем другие, — произношу тише, отчего оба воспитателя подобрались поближе. — Чую, что не дадут мне бояре самоуправствовать. Да и вести о происходящем в Москве необходимо получать. Твоих людишек только на Москву хватает. И наверняка про них знают, кому надо.

Это я так объяснил Савве необходимость создания разведки и службы безопасности. Думаю, обе структуры должны развиваться отдельно и не пересекаться. Список людей для собеседования у меня готов, вот и начнём потихоньку. Спешить не стоит, здесь мне импонирует тактика Феди.

Няньки вышли, а я решил дочитать презабавный трактат о медицине, написанный одним неизвестным немцем. Кстати, мужик дельные вещи писал, будучи армейским хирургом. С высоты моего времени пожелания медика выглядят смешно. Зато я первый раз встретил намёк на гигиену. Вот на него и сошлюсь, когда начну беседы со своими лекарями.

Касаемо переезда на дачу, то мне надо восстанавливать здоровье. Что гораздо лучше делать на природе. Заодно поближе познакомлюсь с семьёй в плане поиска талантов. На кого ещё рассчитывать? Воспитанием и обучением царевичей тоже лучше заниматься вдали от лишних глаз. Если потребуется моё присутствие, то на ладье от Кремля до Коломенского семнадцать вёрст. А напрямую и того меньше. Не уверен, что мне понравится современная повозка, поэтому пока лучше добираться водой. Как будут ездить бояре, не моё дело.

Думаю, за три месяца вне душной атмосферы Кремля мне удастся осуществить свои невеликие планы. Есть ещё одна задумка, но её я обсужу с Голицыным после заседания Думы. Сейчас мои дальнейшие планы зависят от обнародования итогов следствия.

Будто подслушав мои мысли, ко мне на приём явился давешний стрелец.

— Ивашка Гаврилов сын челом бьёт и слова просит, государь, — произнёс Савва. — Его мои людишки через другой ход провели, дабы обойтись без лишних глаз. Полусотник сам попросил о тайной встрече.

Очень интересно!

— Зови!

Рассматриваю стрельца, вслед за которым в спальную зашёл дядька. Доверять людям нужно, но лучше подстраховаться. Поэтому Гаврилов без оружия, он вообще пришёл в одежде горожанина вроде купца средней руки. А вот дядька насторожен и держит руку на кинжале, который прячет в полах кунтуша. И встал он грамотно, сзади, контролируя любые действия гостя. Иван чувствует себя неуютно и старается не оборачиваться. Он воин, и такая реакция понятна.

А ведь он похудел. Черты лица стрельца обострились, ещё и глаза красные с недосыпа.

— Говори, хватит поклоны бить, — машу рукой.

— Государь, ты сам приказала докладывать, коли бояре начнут самоуправство, — Иван ещё сильнее смял шапку мозолистыми руками и продолжил: — Как дело коснулось долга, так начались хороводы. Люди князя Милославского наших людишек, кто за расчёты ответственен, купили разными посулами. Мол, никто вам положенное жалование не выплатит. А так можно договориться и свою мошну набить. О себе люди государевы тоже не забыли. Народ волнуется, но пока верит твоему слову.

Никто не сомневался в талантах русских чиновников. Откаты наверняка придумали в каменном веке — если не раньше. Я же лежу и начинаю звереть, оттого что некоторые имбецилы могут спровоцировать новый бунт. Ко всему прочему негодяи покусились на слово, данное царём. Чую, что это лезет возмущённая сущность Феди.

— Дьякам помогают полковники, собравшие вокруг себя людей и начавшие угрожать остальным. Они думают, что народишко разобщён, вот и хотят по отдельности его придушить, — продолжил Гаврилов. — Токмо не выйдет у них ничего. Для виду стрельцы соглашаются, но злобу копят. Полковники с сотниками нас почитай четыре года обворовывали. Теперь прежние изменщики хотят людей снова к ногтю прижать и холопами сделать. Может, и перебьют нас, всё в руках господа. Но стрельцы в этот раз не отступят.

Что-то ситуация вырисовывается не очень благостная. Я поручил найти откровенных убийц и заодно сделать сверку, выплатив долги. Но получается, нас ждёт новый бунт?

— А как же князь Голицын?

— Его людишки больше поисками татей заняты. Спорить не буду, есть среди нас такие. Большую часть мы сами выдали, тех, кто бояр убивал и в палаты царские ворвался, — Иван снова начал мять шапку. — В денежные дела князь Василий не вмешивается, но и не лютует. Он сам призвал всё решать миром и пообещал честный суд. Только воду мутят иные люди и обещания Голицына им не указ.

— Кто? — чувствую, что кровь прилила к лицу.

Я обычно спокойный, как в прошлой, так и в нынешней жизни. Только сейчас моё терпение испытывают на прочность.

— Алёшка с Алексашкой Милославским всем верховодят. Последний — известный злодей и грубиян, давно стрельцами ненавидимый. Он ранее в Стрелецком приказе служил. Вот они все расчёты приказали переписать и подготовить новые. На их стороне полковники Грибоедов, иноземец Циклер, Озеров…

— Стой! — вскидываю руку и удивлённо переспрашиваю: — Если это Семён Грибоедов, то я его из полка выгнал, приказал бить батогами и сослать вместе с семьёй, а имущество передать в казну. Это произошло как раз перед… три седмицы назад.

Чуть не ляпнул, что дело было перед моей смертью. Но, похоже, Иван с Саввой ничего не заметили.

— Живёт и здравствует полковник, только действует исподтишка. Как и ещё десяток людей.

— Погоди, я сейчас всё запишу. А то слишком много всего навалилось, — тянусь к бумаге с карандашом и приказываю Савве: — Подай столик для записей.

С Грибоедовым и ещё пятёркой обнаглевших хапуг Федя повелел разобраться в конце апреля, когда ещё мог противостоять болезни. Именно они и присваивали стрелецкое жалованье, став основными катализаторами бунта. Понятно, что ребята делились с кем-то из бояр. Но следствие до конца не довели из-за болезни царя.

Записав немного сумбурные показания Гаврилова, я медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Часть моего сознания просто пылает от злости. Ведь Федю фактически списали, потому и не стали выполнять царский приказ, что, вообще-то, чревато карами. Поэтому непонятно, бояре знали, что монарха травят или понадеялись на авось?

— Успокой людей, — поднимаю глаза на полусотника, отчего тот дёрнулся, как от удара. — Слово царское — крепче стали! Никто вас не обидит, и очень хорошо, что ты пришёл. Постарайся донести мои слова до надёжных людишек, дабы татей не спугнуть.

— Всё исполню, защитник наш! — стрелец рухнул на колени и перекрестился.

— Ступай, Иван Гаврилов сын. Ты справный служака, и я тебя не забуду.

Полусотник в сопровождении Саввы покинул спальню, а я всё пытался успокоиться. Вдруг распахнулась дверь, и появилась Аксинья.

— Испей, государь. Тебе сейчас это нужно, — нянька сунула чашку с тем самым напитком, отдающим валерианой.

И когда успела? Понятно, что подслушивала. Но здесь уже попахивает телепатий или нечистой силой.

— Взгляд у тебя был злой. Савва аж струхнул и мне шепнул, что успокоить надо отраду нашу. Ты такой же был после смерти Агафьюшки и Ильюши, когда лекарей казнить хотел, — женщина всхлипнула и протёрла глаза уголком платка, а моё сердце сжала застарелая боль. — Не мучай себя, государь. Слаб ты ещё, и всяко может случиться. Может, ну их к лешему, дела эти? Ведь лица на тебе нет.

Нянька права. Нельзя нервничать, вернее, показывать свои чувства окружающим. Аксинье с Саввой можно, они свои, ближе родных братьев и сестёр. А вот окружающие должны думать, что царь ещё слабый и больше увлечён игрушками да беседами с медиками.

— Хорошо. И травка твоя чудодейственная помогла, — отдаю пустую чашку улыбнувшейся няньке. — Я посплю немного и проследи, чтобы меня не беспокоили. А часа через два скажи Савве, чтобы звал учителя царевича — Зотова. В дела государственные сегодня более не полезу.

Надо переключиться и пообщаться с весьма примечательной личностью. Шутка ли — наставник самого Петра. Хотя насчёт него у Фёдора не самое лучшее мнение. У меня так вообще негативное, так как вспомнил некоторые моменты, о которых читал в своём времени.

Никита Зотов оказался невысоким бородатым мужичком своеобразной наружности. Есть такой тип людей «из грязи в князи». Мне так показалось, потому что уж больно вычурный кунтуш и яркую рубаху носил дьяк. А ведь ранее товарищ являл собой образец скромности и смирения.

Память услужливо подсказала, что учителя буквально навязал Иоаким. Интересно, что сказал бы патриарх, узнай о поведении своего протеже в будущем[1]. Надеюсь, он в гробу перевернулся.

Учитель давно раздражал Федю, так как в компетенции того он сомневался. Но молодой царь сделал ошибку, совершённую десятками толковых и умных правителей. Он пустил обучение младшего брата на самотёк. Если Ивану и сёстрам преподавали наставники, подобранные Симеоном Полоцким, то здесь случился прокол. Добавьте к этому хронические недомогания царя и душевные страдания, поэтому долгое время ему было не до Петруши.

Решение по Зотову я ещё не принял, но захотел проверить мои умозаключения на практике. Учить царевича должен компетентный товарищ, вот и проведём небольшое тестирование.

Никитка провёл процедуру приветствия монарха и встал у двери, удивлённо косясь на стол с письменными принадлежностями. Сзади привычной тенью застыл Савва, с трудом сдерживающий улыбку. Пришлось посвятить любопытных нянек в свои каверзные планы, отчего они хохотали так, что вбежали встревоженные рынды. Весельчаки, однако! У меня самого до сих пор болят бока от смеха.

— Садись за стол, проверь перо и начнём писать диктант, — киваю явно испуганному учителю на письменные принадлежности.

Он думал, что с ним будут обсуждать новую программу, которая сулит человеку немалые выгоды и упрочнение власти. Ведь это увеличение бюджета и штата учителей, которыми Никитка думал руководить. Только я расспросил Петю и особенно Ваню, придя в состояние полнейшего возмущения. Затем немного подумал, осознал свою вину и решил устроить экзамен, дав Зотову шанс.

— Прости, государь. А что писать будем? Указ какой или послание? Токмо я приказному языку не обучен, — спросил дьяк, и дрожащими руками проверил перо.

Это он намекает на канцелярский язык? Никто и не заставляет дьяка писать послание турецкому султану. У меня приготовлен гораздо более простой текст. Достаю известную всем христианам книжку, открываю на нужной странице и приказываю Зотову:

— Пиши! «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

Дяденьку явно потряхивало, его лоб покрылся испариной, но он старательно выводил буквы.

Прочитав десяток цитат, я решил больше не мучить учителя, который находился в предобморочном состоянии. В смысле — мы закончили с грамматикой.

— Савва, дай Никитке напиться. А то он совсем квёлый, ещё свалится без чувств.

— Ничего. Я его быстро подниму. У меня рука в этом деле набита, — усмехнулся дядька, суя Зотову чашку с водой.

Тот вылакал жидкость одним глотком и перевёл на меня испуганный взгляд.

— Сейчас мы займёмся наукой арифметикой. Сильно пытать тебя не буду. Сначала прочитаешь мне таблицу Пифагора, иногда именуемую счётом Виктория Аквитанского. Ты человек грамотный и наверняка читал недавно изданное «Считание удобное»[2]? — спрашиваю и еле сдерживаю смех. — Затем займёмся сложением, умножением и делением. И можешь идти дальше. Коли не разочаруешь меня, конечно.

— Не вели казнить, государь! Всё наветы, и не виновен я! — вдруг заорал Никитка, бухнувшись на колени. — Я…

— Заткнёшься и будешь выполнять приказ царский, — произношу тихо, удивившись злобе в собственных словах. — Здесь я решаю, виновен ты или стал жертвой наветов.

Глотая сопли, учитель влез на табурет. Вернее, это Савва затащил его на место.

— Ладно, не будем терять время. Шесть умножить на четыре, — начинаю новую моральную пытку.

Через двадцать минут беру исписанные листы, слегка заляпанные кляксами. Сначала быстро проверяю задание по математике. Раздражают буквы, которыми здесь принято обозначать цифры. Неужели нельзя перейти на индийские, которые ошибочно называют арабскими? Даже второклассник из моего времени решил бы всё без ошибок. А ведь это учитель царевича по математике!

Грустно вздыхаю и перехожу к диктанту. Хорошо обладать знаниями Феди, который был одним из самых образованных людей России. Беру карандаш и начинаю отмечать ошибки. Что я могу сказать? Ситуация не просто печальная, а ужасная. Надо до конца убедиться в невежестве Зотова и гнать его взашей. Нет, в целях профилактики посидит немного в застенках.

— Ты ведь преподаёшь царевичу науку, именуемую географией? — не обращая внимания на затрясшего головой Зотова, начинаю новый экзамен.

Это не учитель, а невежда и проходимец. Интересно, Иоаким знал, что Никитка — полный профан? Нет, библию он знает неплохо, по ней они и учились с Петей читать. Вроде дело нужное, и для этого времени это норма. Только Зотов оказался малограмотным, читающим по слогам и пишущим с множеством ошибок. Надо бы проверить, чего там у братца с латынью и греческим, которые он начал изучать в начале года. Пусть мы и решили отказаться от изучения мёртвых языков. Его второй учитель — Афанасий Нестеров — человек достаточно грамотный. Но теперь я буду проверять даже слуг.

— В темницу его. Пусть посидит на хлебе с водой и подумает над бренностью бытия. Через седмицу напомни, тогда его и допросим, — приказываю Савве скучающим голосом.

— Я всё скажу, государь! — Никитка попытался рухнуть на колени, но был выкинут из спальни крепкой рукой Саввы.

А ведь это многое объясняет. Будущего императора обучало какое-то малограмотное ничтожество, в будущем ставшее «шутейным патриархом» Петра. Моральное падение Зотова меня не волнует. Я не пойму, куда смотрело окружение тогда уже царя? Ведь Федя умер, и обучение его брата превратилось в какой-то кич. Невежда едва научил ученика читать по слогам и писать с ошибками. Преподавал ему эрзац-географию и историю в меру своего скудного понимания обеих наук. Ещё какие-то лубки рисовал, будто для умственно отсталого ребёнка. Для чего Фёдор заказал множество книг, карт и даже целый атлас, пусть и весьма сомнительный?

Вот и вышло, что десятилетний мальчик, короновавшийся на престол, не получил нормального образования. Затем начались его увлечения потешными войсками, строительством игрушечных укреплений. Кстати, Зотов внушил Петру, что необязательно пользоваться чертежами и измерительными инструментами. Мол, лучше всего работать, прикидывая длину с шириной на глаз. Спрашивается зачем? Наверное, потому, что сам невежда.

Затем Пётр появился на Кукуе. Там провели идеологическую обработку неопытного и необразованного, но при этом жаждущего свершений юного царя. Ко всему прочему подростка подсадили на алкоголь, который был под негласным запретом в семье Романовых, ещё и вовремя подложили бабу. Историки же потом строили предположения, откуда у него столько презрения ко всему русскому и обыкновенного цинизма? Из детства, вестимо. Добавьте совершенно непонятную поездку в Европу, откуда вернулся ментальный чужак.

Здесь я творящееся безобразие пресеку на корню. И доказательств некомпетентности Зотова у меня хватает. Надо бы использовать их в противостоянии с патриархом. Пока же будем искать нового наставника. Вернее, он был известен ещё много лет назад. Только Иоаким лёг костьми, но протолкнул именно Никитку. Значит, будем исправлять ошибку. Ко всем плюсам назначения нового наставника я обзаведусь отличным консультантом по религиозным вопросам.

— Найди Сильвестра Медведева,[3] — приказываю бесшумно появившемуся Савве. — Проведёшь его осторожно, как и давешнего стрельца. Если я засну, то буди.

[1] Никита Моисеевич Зотов (1644–1718) — учитель Петра Великого, думный дьяк (1683–1692). В 1710 году ему был дан титул графа, унаследованный его потомками. В Москве сохранились палаты Никиты Зотова — Кремлёвская набережная, д. 1/9. Как старый, опытный «излагатель» царской воли, в указах назывался «ближним советником и ближней канцелярии генерал-президентом». Весьма видную роль он играл в дружеской компании приближенных лиц государя — Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Собор. В этой компании, где Пётр назывался «святейшим протодиаконом», Зотов носил титул «архиепископа прешпурского, всея Яузы и всего Кокуя патриарха», а также «святейшего и всешутейшего Ианикиты» (с 1 января 1692 года).

[2] «Считание удобное» — первая печатная математическая книга на русском языке, изданная в 1682 году в Москве. Это сборник таблиц умножения от 1×1 до 100×100, записанных славянскими цифрами.

[3] Сильвестр Медведев (1641–1691) — русский книгохранитель и справщик Московского печатного двора, духовный писатель, придворный поэт, историограф, философ, автор нереализованного проекта утверждения университета в Москве в регентство Софьи Алексеевны. Ученик Симеона Полоцкого. Первый российский библиограф. Участвовал в религиозных спорах 1680-х на стороне «латинской» партии и в политической борьбе за наследование московского престола по смерти Фёдора Алексеевича, поддерживая сторонников царевны Софьи.