Сын Тишайшего

Глава 13

Снова Престольная палата, набитая под завязку. Сейчас в стране девяносто девять бояр, если я ничего не путаю. Учитывая погибших во время бунта и служащих за пределами Москвы. В зале собралось человек шестьдесят. Не сказать что обстановка напряжённая, но к общей торжественности прибавилась лёгкая нервозность. Всё-таки событие эпохальное: Голицын зачитает результаты следствия, а у многих присутствующих рыльце в пушку. Вернее, часть бояр продолжает носить роскошные бороды, но это я иронизирую. Меня самого немного потряхивает.

А вот Иоаким излучает спокойствие и уверенность. Безгрешный наш, заговорщик хренов! Патриарх затянул молитву — на удивление короткую — и минут через пять уселся на стульчик справа от трона.

Боярская Дума — это вам не Госдура моего времени. Здесь собрались настоящие государственные мужи, которые служат стране, и от них многое зависит. Клоунов и фриков здесь нет. Но необходимо расставить приоритеты. Бояре иногда ведут себя, как парламентарии моего времени. Ругаются они регулярно и могут даже подраться. А балаган мне сегодня не нужен.

— Давайте дадим князю Василию и боярину Милославскому прочитать доклад без выкриков и склок. — Судя по шевелению, народ не согласен с моими словами. — Сначала даю слово Ивану Михайловичу.

Довольный родственничек встал с места, держа в руках бумаги. Мне кажется, что его сейчас разорвёт от чувства собственной важности. Утрирую, но дядя излишне доволен.

— Мною была сделана большая работа, государь, — пробасил боярин. — Пришлось за седмицу проверить десятки книг и прочих грамот. Признаюсь честно, в полковых делах хватает беспорядка.

Минут пять Милославский умудрялся отделываться общими фразами, старательно обходя суть вопроса. Эдак мы здесь до морковкиного заговенья сидеть будем. Но боярин останавливаться не собирался, явно наслаждаясь своим красноречием.

Надо остановить вакханалию, но нельзя унижать боярина. Хотя гори оно всё синим пламенем!

— Иван Михайлович, — кашлянув для привлечения внимания, произношу имя оратора.

Милославский сразу не среагировал и продолжил вещать. Может, не слышит из-за излишне громкого голоса? Но сработал многолетний опыт интригана, заметившего странную реакцию публики.

— Извини, государь, — родственник не растерялся, поклонился и продолжил: — Увлёкся я, уж больно всё запутано. А дьяки действительно постарались.

— Надеюсь, ты подготовил грамоту со всеми цифрами? Отдельно для меня, конечно.

Троллинг удался, и Милославский растерялся, что крайне редко для таких прожжённых интриганов. Им обычно ссы в глаза, а они — божья роса. Только со мной такая схема не пройдёт. В прежней жизни я занимался не только поиском персонала для компании, но и контролем выполненных работ. Мой компаньон был больше по продажам и развитию. Различных отчётов с очковтирательством я насмотрелся немало. Поэтому проходимцев и лгунов определяю на раз. Милославский как раз умело занимается демагогией, за которой пытается скрыть просчёты и недоработки.

— Прости, государь! Не успели людишки вовремя всё подготовить. Но я им тотчас прикажу, и вскоре грамоту правильную составят, — прогундел родственник, глядя на меня честными и преданными глазами.

Вместо ответа даю знак одному из дьяков, ведущих протокол. Да, есть в Думе и такая служба. Только ребята записывают наиболее важные вещи или пожелания царя. Обычно их здесь трое, один скорчился за небольшим столиком, а другие вроде мальчиков на побегушках. Меж тем парень подбежал к растерянному Милославскому, забрал у него бумаги и передал мне.

Под внимательными взглядами и в полнейшей тишине начинаю изучать отчёт. Можно добавить про звук пролетающей мухи, но до меня доносится только шорох одежды и шумное дыхание некоторых собравшихся. Им бы здоровье проверить — явно непорядок с сердцем или гайморит одолел.

А ещё в огромном зале повисло напряжение. Ранее Федя подобных кульбитов не совершал. В отличие от отца, который был тих голосом, но зело строг. Однажды Алексей Михайлович на заседании Думы натурально побил того же Милославского и пинками вышвырнул его с заседания. А ведь Иван Михайлович был тестем тогда ещё молодого царя. Но уж больно нагло и самонадеянно вёл себя родственник. И подобных случаев хватало.

Поэтому бояре и чиновники боялись втюхивать монарху филькины грамоты. Я же пытаюсь продраться сквозь словоблудие со списком похищенного из Золотой палаты, вплоть до наволочки. Неужели Милославский собирался нам зачитывать всё это? Наконец добираюсь до суммы, положенной стрельцам, а также суммы нанесённого ущерба. Первая изрядно занижена, а вторая, наоборот, завышена.

Он дурак или вредитель? Вроде не похож. Скорее всего, просто заигрался и забыл, что царь уже выздоровел. Раньше Фёдор его одёргивал, но без строгости. Всё следовал своему плану и не спешил. Но надо же иметь совесть, поэтому я перевожу на боярина хмурый взгляд. Судя по забегавшим глазкам, он прекрасно понимает свою вину.

— Выборные от стрельцов грамоту подписали и с цифрами согласны? И неужели тати украли столько серебра и золота из палат? Намедни я навещал царицу с сёстрами, и никто особо не жаловался. Больше испугались и какую-то мелочь потеряли, вроде подсвечников и пары плошек.

Внутрь женской части дворца стрельцы не проникали. Поэтому стащили всякую хрень из прихожей, ну и в столовой пошуршали. Оттого и валялись осколки чашек на анфиладе. Зачем Милославский занялся приписками, не знаю.

— Скоро будет, государь. Кто-то снова стрельцов подбивает не выполнять приказы твои. Часть согласилась с цифрами, а иные упорствуют. Но я…

— Иди, — перебиваю излишне шумного боярина.

— Что? — вылупился родственничек.

— Принеси готовую грамоту и подписи всех выборных, что они согласны. А мы пока князя Голицына послушаем.

Милославский оторопел, но быстро взял себя в руки. При этом цвет его лица сменился с белого на красный. Однако выучке боярина можно позавидовать. Он снова поклонился и степенно покинул палату.

Сторонники Ивана Михайловича посмурнели. Зато повеселел нарышкинский фланг. Странная мысль пришла мне в голову. Может, бороды ранее помогали боярам скрывать свои чувства? Сейчас вельможи в основном бритые, потому на их лицах заметны тщательно скрываемые эмоции. Во время показательной порки зарвавшегося Милославского злорадство так и читалось у многих в глазах.

Вдруг в наше шоу решил вмешаться патриарх. Вообще-то его мирские дела касаться не должны.

— Дозволь слово молвить, государь, — произнёс в повисшей тишине Иоаким. — Не дело это уважаемого боярина к стрельцам посылать. Для того подьячие с дьяками имеются.

Смотрю в невозмутимое лицо попа и понимаю, что очень хочу раскроить его топориком, который Федька Апраксин держит на плече. Иерарх чего-то понял и явно удивился. В отличие от бояр, он своих эмоций скрывать не умеет. Да и привык к более послушному правителю, которым можно помыкать. По идее, у Иоакима есть право заступаться за людей, если царь сильно гневается или надо успокоить ситуацию.

— Заседание будет продолжено через два часа. Дадим боярину Милославскому время на подготовку грамот, — объявляю тихим голосом и поворачиваюсь к Апраксину: — Несите меня в покои.

Заодно поем и в туалет схожу. А то после церкви сразу в палату, но у организма свой взгляд на происходящее. Однако я не жалею, что мокнул Ивана Михайловича мордой в дерьмо. Заигрался дядя, расслабился, что надо пресекать, и другим боярам наука. Ревизию работы приказов никто не отменял. Может, поймут, что лучше заранее подготовить грамотные отчёты, дабы не терять время?

В перерыве я поел уже обычного супчика, но теперь с квашеной капустой. Хорошо! И витамины необходимы! Я читал, что у детей Алексея Михайловича и Марии Милославской была цинга. Непонятно, почему она поражала именно мужчин. И при чём здесь мои больные ноги или слепота, развившаяся у Ивана? Мне кажется, что речь о несовместимости крови родителей, давшей такой результат. Нормальной медицины в этом времени нет, зато можно пытаться противостоять болезни. Сбалансированное питание и физкультура — один из наиболее действенных методов, который приходит в голову.

Когда меня занесли в палату после перерыва и усадили на трон, почтенная публика была в сборе. Включая подозрительно бледного Милославского. Неужели дядя думал, что махинация с подписями пройдёт? Так я запретил через Гаврилова выборным визировать цифры боярина. Чую, что он активно провёл последний час.

— Я так понимаю, что грамоты и подписей нет? — обращаюсь к родственнику.

— Прости, государь. Но людишки…

— Садись, Иван Михайлович, — перебиваю Милославского и смотрю на князя Одоевского: — Никита Иванович, вся надежда на тебя. Не знаю, чем там занимались дьяки из приказа Большой казны, но порученное дело они провалили. Я же стрельцам слово дал, если кто забыл. И нарушать его не собираюсь. А народ снова возмущён и может взбунтоваться в ближайшее время. Если вас это устраивает, то давайте и дальше воинов русских обманывать. Надеюсь, ты справишься?

Обвожу сердитым взглядом притихших бояр. Здесь такое дело: я ведь прямо сейчас уволил Милославского с поста главы приказа Большой казны, это вроде министра финансов. Одоевский стал и.о., хотя в обычное время такой вопрос быстро не решается. Сразу начнутся депутации, и вообще, бояре привыкли, что с ними предварительно консультируются. Но сейчас вельможи растеряны, ещё и родственник удачно подставился. Среди присутствующих хватает интриганов, но нет самоубийц. Никому не нужен новый бунт. Жалко, что на постоянной основе такой финт не пройдёт. Хотя после доклада Голицына Думу и приказы ждут определённые перестановки. Только нельзя лишать бояр такого пирога, выбор глав учреждений действительно их епархия. Царь в основном утверждает кандидатов и реже предлагает своих, но обычно не напрямую, а через думские группировки. Большая политика, однако.

— Всё исполню, государь, — поклонился вскочивший старик Одоевский.

На этого можно положиться. Плохо, что таких людей слишком мало.

— Приступай, князь, — даю отмашку Голицыну, не дав вельможам перевести дух.

— Лжа это! Не было такого! Как я мог чего замышлять супротив царя-батюшки? — Милославский не выдержал и вскочил с места после упоминания его поездки в Бутыркино. — Я хотел стрельцов примирить! Врёшь ты всё, Васька!

Народ тоже зашумел, но в пределах разумного. Будто шелест листвы на ветру. Умные бояре уже разобрались, что происходит. Да и нет в Думе особо дураков.

— Ты чего вскочил, Иван Михайлович? Василий Васильевич русским языком объяснил, что в подстрекании стрельцов виновны твои племянники — Алёшка с Алексашкой. Чему есть свидетельства сотни видаков. Или с этим тоже будешь спорить?

— Я… Прости, государь, — тихо ответил боярин, догадавшийся, что его планы сегодня слили в унитаз.

— Продолжай, — приказываю невозмутимому Голицыну.

— Не было такого! Наветы это, государь! Враги замыслили моё имя опозорить! — это уже возмутился Хованский, когда дошло до описаний его проделок.

Дело не только в раскольниках, но и в Прозоровском, направленном к стрельцам. Если вкратце, то утром мы решили с Голицыным выжать из ситуации максимум. Казнить и пытать десятки представителей благородных фамилий мне не позволят. Зато вполне реально убрать из политики влиятельных и одновременно одиозных особ. Наиболее же суровому наказанию подвергнутся малозначительные фигуры — стрелецкие полковники с сотниками и обычные служилые. Впрочем, как всегда было на Руси. Украл мешок картошки — получил пять лет, украл миллиард — уважаемый человек. Я эту систему не приемлю и буду менять, но пока нет сил.

Заседание прерывали ещё два раза. Бояре не роботы. Им надо кушать и справлять естественную нужду. Дабы не растягивать процесс, людей накормили в трапезной с царской кухни.

Мне же становилось всё хуже. Зря я начал так интенсивно работать. Чтение доклада никуда не убежит, и его можно было перенести на два-три дня. А теперь сидишь буквально из последних сил и боишься свалиться в обморок.

Но события разворачиваются таким образом, что требуют моего присутствия. Вон и князя Хованского с присоединившимся Прозоровским пришлось успокаивать. Нет, мне они не хамили. Для этого надо быть совершенно отбитыми. Наоборот, бояре взывали к справедливости царя и всячески хулили невозмутимого Голицына.

Когда дошло до обвинений Нарышкина и его самоуправства с вызовом из ссылки Матвеева, то Кирилл Полиектович показал высший класс актёрского мастерства. Отец вдовствующей царицы добавил огня в наше шоу:

— Как же это? Ведь моих сыновей убили стрельцы по наговору Милославского! Кто вернёт мне Ивана и Афанасия? — возопил несчастный, трагически заломив руки. — Может, ты?

Вопрос предназначался также вскочившему Милославскому. Велика вероятность, что бояре сейчас схлестнуться в рукопашной. Для Думы это обычное дело, когда не помогали кляузы, интриги и ложные обвинения, направленные против соперников. Но при царе вельможи старались сдерживаться, хотя ругань была обычным делом. Серпентарий, одним словом.

Раздражает патриарх, сердито взирающий на бранящихся бояр. Кто мешает Иоакиму остановить непотребство? Правильно, никто. Значит, мои подозрения о его участии в заговоре подтверждаются. Ему важно отвести подозрения, переведя стрелки на вельмож.

Что не добавляет оптимизма. У меня нет идей, как можно одновременно воевать с аристократами и церковью. Здесь нужна сила, преданная лично мне. Причём на стрельцов нет никакой надежды. Может, Пётр всё делал правильно, создав потешные войска? Иван Грозный тоже не от хорошей жизни ввёл опричнину, изрядно оболганную потомками. Впрочем, как и сами деяния первого русского царя. Располагая двумя верными полками или аналогом Росгвардии, можно скрутить в бараний рог кого угодно. И плевать мне на последствия.

Видимо, вскоре к моей прогрессирующей паранойе прибавится кровожадность. Ибо нет сил смотреть на происходящий балаган. Особенно зная, кто из присутствующих замаран в заговоре.

— Хватит! — рявкнул Митька Голицын после моего приказа.

Народ вздрогнул и сначала перевёл взгляд на рынду, а затем на меня.

— Считаю, что на сегодня достаточно. Князь Василий привёл множество доказательств вины некоторых бояр, полковников и служилых людей. Далее соберётесь без меня и будете решать, как быть дальше. Сами решите, кого казнить или миловать, и передадите мне грамоту, подписанную всей Думой. Если кто откажется, то укажите их имена в отдельной бумаге. У нас здесь суд, а не судилище. Может, кого-то действительно оговорили случайно или по злому умыслу. Значит, сведения требуют проверки, — перевожу дух и понимаю, что надо быстрее уходить. — Я пока займусь долгами перед стрельцами и поисками растратчиков. Собираемся здесь через два дня. Если не примите решение, то я оглашу его сам.

Придётся менять планы и срочно заниматься ревизией и сверкой по долгам стрельцам. Изначально я хотел растянуть её ещё на неделю. Но всё упирается в решение Думы по участникам и организаторам бунта. Дашь боярам больше времени, они успеют очухаться и утопят всё в словоблудие.

Князь Голицын должен донести до более мелких группировок, что время Милославских и Нарышкиных прошло. Впрочем, как померкла и звезда князя Хованского. Глупых людей во власти нет, и все сразу поймут, что низложение столь значимых фигур обещает усиление их родам. Пока я могу воздействовать на ситуацию только таким способом.

Ясное дело, что ворон ворону глаз не выколет и за всё заплатит худородный народишко. Только аристократы не знают, что на троне теперь не дипломатичный Федя, а звереющий с каждым днём выходец из будущего.

— Что же ты не бережёшь себя, соколик наш? — причитала Аксинья, растирая настойкой мои гудящие ноги. — Ну потерпел бы седмицу-другую, куда ты сразу понёсся?

В спальню меня занесли в полуобморочном состоянии. Нянька сразу сориентировалась и кликнула Ефима. Вдвоём они сняли мои одежды и уложили в кровать. Было желание поесть, но меня сразу сморило.

Проснувшись, я перепугался, подумав, что вернулось давешняя слабость. Болела голова, ломило ноги, а ещё хотелось есть. Аксинья сразу разобралась в ситуации, заставила меня выпить лекарство от знахарки и побежала за супом.

Удивительно, но через несколько минут мне стало легче. А после ужина организм впал в приятую полудрёму. Если бы не ноги, то можно было сказать, что жизнь налаживается.

Потому нянька протирает мои многострадальные конечности и попутно отчитывает. И она полностью права. Так и угробить себя недолго.

Я наконец расслабился, и мысли о заговорщиках отошли на второй план. Решаю изучить очередной трактат, а то можно уснуть под мерное ворчание Аксиньи. Чего потом ночью делать? Электричества здесь нет, а читать при свечах вредно для зрения.

Вдруг на пороге объявился Савва и сообщил о гостье. И ведь не прогонишь, хотя очень хочется. Приказываю няньке накинуть на меня кунтуш, а то неудобно встречать мачеху в ночнушке. Аксинья сразу засуетилась, убрала со столика всё лишнее и быстро меня переодела. Ещё и одеяло натянула повыше. Так я и встретил гостью.

Вдовствующая царица явно нервничала и даже была изрядно напугана. Видать, папаша провёл хорошую психологическую обработку. Обычно Наталья Кирилловна спокойна и даже индифферентна. А здесь хоть портрет пиши со скорбного образа.

Тем временем Савва подвинул мачехе кресло и тихо исчез. Царица села, продолжая нервно сжимать пальцы. Надо помочь дамочке, мне здесь очередные истерики без надобности. Но Наталья начала разговор первой, причём без всяких причитаний:

— Фёдор, помилуй моего отца. Не со зла он, а по глупости. Ты же знаешь, что я всегда благоволила к тебе и Ване. Да и с сёстрами твоими мы никогда не ссорились, — Нарышкина зашла с козырей. — А отец за нас беспокоился, опасаясь происков Милославских. Прости, но ты был совсем слаб, и многие думали, что вот-вот помрёшь.

Ну, хотя бы честно. Наталья Кирилловна весьма приятный человек, в меру образована и умна, а главное — старается не лезть в интриги. И ко всем детям Алексея Михайловича от Марии Милославской она действительно относилась благожелательно. Понятно, что своя хата с краю и Петя с младшей Натальей для неё на первом месте. Федя платил мачехе такой же монетой, не разделяя братьев с сёстрами на родных и единокровных. Но и прощать покушение нельзя.

Вряд ли Кирилл Полиектович сообщал дочери, что целенаправленно травил царя. Теперь ещё подстраховался, и его арест с последующей пыткой рассорит меня с вдовствующей царицей, а значит, и Петром. Козёл!

— Пусть твой отец покается и примет постриг. Все людишки, его поддерживающие, должны добровольно покинуть Думу и приказы. Казнить никого не буду, но в ссылку отправлю. Помолчи! — мягко перебиваю готовую возразить царицу. — Братьев твоих Мартемьяна и Фёдора не трону, пусть живут спокойно. А вот Лев замарал себя, несмотря на юный возраст. Пусть сам выбирает, отправляться ему в поместье, где он станет жить вечно, или заслужить прощение службой воинской. Проявит себя или искупит вину кровью, то к роду Нарышкиных более не будет претензий. Если считаешь, что я слишком строг или несправедлив, то спроси отца, за что убили Фунгадина и ещё двух лекарей. А ещё добавь, что мне известна причина.

— Я… — Наталья Кирилловна хотела возразить, но остановилась.

Она не дура и должна понимать, что никто не будет просто так упоминать покойных немцев. Слухи про моё отравление ходили ещё до бунта, и царица о них слышала.

— Спасибо, государь, — женщина поднялась с кресла и отвесила земной поклон. — Не знала я про некоторые события, но догадывалась. За остальных бояр и служилых людей не скажу, но отец выполнит твой приказ, как и братья мои.

Смотрю вслед ушедшей мачехе и мысленно усмехаюсь. Чую, что главу рода Нарышкиных ждёт хорошая выволочка, и в монастырь он уйдёт как миленький. Похоже, Наталья — вариант с чертями в тихом омуте. Характера дамочке не занимать! Мне это на руку, уж очень не хочется терять доверие Петра. Но время покажет, верно ли я оцениваю происходящее.