С первыми лучами взошедшего утреннего солнца над домами безмолвного города поднялся величавый оранжевый «блин». Подгоняемый попутным ветерком, он медленно поплыл по голубому небу. Под блином, в пассажирской корзине, расположилась великолепная шестерка путешественников.
В роли кормчего выступал Альф. На гребных судах, а их махокрыл именно к таким относился, это была самая ответственная роль. Слово «кормчий» происходит от слова «корма», то есть задняя часть судна. Кормчий должен видеть всю обстановку, весь экипаж и командовать кому что делать. Ведь никаких рулей или педалей газа у них не было. Чтобы повернуть или изменить скорость, надо было дать конкретный приказ гребцам.
На самом носу, в роли впередсмотрящего, находился Пуфик. Он должен был докладывать о всех изменениях обстановки. На эту роль претендовал Жвачкин. Ему очень хотелось быть впереди и первому все обнаруживать.
Но тут ничего не вышло. У них имелось три пары весел для движения и крепкий Жвачкин здесь был гораздо полезнее. Компанию ему составляли Буль и Дормидонт.
Аза отвечала за горелку шара, его поднятие и опускание.
Так как ветер был попутный, то крылья и винт пока не требовались. Блин, как огромный парус, быстро нес их вперед.
Но всем не терпелось опробовать полную мощь махокрыла. И гребцы дружно налегли на рычаги управления крыльями и ногами надавили на педали.
Винт завертелся, крылья захлопали… и махокрыл стало бросать из стороны в сторону. При этом сам воздушный блин продолжал плыть спокойно, зато корзина под ним взбесилась. Один раз она даже чуть не протаранила блин. Затем чуть не перевернулась, а Пуфик еле удержался в ней.
Стало не до гребли и верчения педалей.
Махокрыл сразу отреагировал на это и вновь плавно поплыл по небу. Все дело оказалось в несогласованности работы гребцов. Получалось, что блин летел сам по себе, а корзина при поддержке винта и крыльев сама по себе. Это напоминало известную басню про лебедя, рака и щуку, которые тащили одну повозку, но каждый в свою сторону.
Великий кормчий испуганно сидел, вцепившись в поручни корзины, и растерянно смотрел на свою команду. И тут раздался голос Азы:
Наш кормчий скорчился в углу И весь поник в печали.
Мы вверх и вниз, как кенгуру, Поэтому скакали.
И блин большой воздушный наш Корзиной чуть не сбили,
Но это лучший экипаж Во всем огромном мире.
Эта шутка разрядила обстановку и, главное, дала ответ на вопрос, что делать дальше. Надо было Альфу придумать считалку для гребцов. Совместными усилиями вскоре она была готова. А еще через час махокрыл стремительно мчался, со свистом рассекая крыльями воздух, сопровождаемый в такт гребкам громким голосом Альфа:
Раз, два — потянули,
Три, четыре — отдохнули,
Нажимаем на педаль.
И несемся быстро вдаль.
Левой — раз, правой — стой,
Поворотец небольшой,
А теперь, как и всегда,
Вместе дружно — да, да, да!…
…и другие наборы подобных строк, задающих необходимый движению ритм. Когда надоедал словесный ритм, можно было бесконечно поддерживать его цифровым:
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, три, четыре.
Раз, два, четыре, пять.
Трижды восемь — двадцать пять…
Так, в полете, пролетал день за днем. Как ни быстро они летели, но еще не достигли даже океана. Внизу проплывали леса и озера, степи и пустыни, дважды махокрыл перелетал через горы. В последнем случае горелке и Азе пришлось работать на полную мощность, чтобы забраться вверх как можно повыше.
Каждый день с восходом солнца махокрыл взлетал, а с заходом — приземлялся на ночевку. Чуть раньше восхода солнца проводились ежедневные астрономические наблюдения для определения курса полета. Непосредственно в полете их сделать было нельзя из–за большого размера воздушного блина над ними, который закрывал весь небосвод.
После измерения координат отыскивали эту точку на карте. Затем соединяли линией предыдущую точку с этой. Получалась такая зигзагообразная ломанная кривая. После взлета нужный курс держали по компасу.
С каждым днем берег океана приближался все ближе и ближе. И вот, наконец, вдали на горизонте показалась во всю его ширь тоненькая блестящая полоска.
Полоска приближалась и расширялась, пока не стало ясно, что это — водяная поверхность океана. Аза выключила горелку и блин понемногу начал опускаться вниз. Снижение происходило даже в самый жаркий день. Ведь при любой жаре на земле, на высоте уже нескольких километров температура всегда отрицательная. Поэтому воздух в оболочке без подогрева быстро остывал.
Это легко понять. Там, вверху, просто нечему нагреваться. Когда дома вы включаете плиту, то тепло идет именно от нее. Так и на поверхности земли тепло создается за счет нагревания почвы и воды солнечными лучами. И чем выше от поверхности земли, тем этого тепла становится все меньше и меньше.
Чтобы ускорить процесс опускания, изменили угол наклона крыльев и дружно заработали веслами. На высоте пятьдесят метров, когда до берега оставалось меньше километра, Альф скомандовал Пуфику: «Давай!». Тот достал из– под сиденья большой трехзвенный крючок с заостренными концами и сбросил его из корзины вниз. Крючок с веревкой пошел раскручиваться с барабана, пока не коснулся земли.
Затем он начал цепляться за нее, за различные неровности, каменные выступы. Махокрыл при этом каждый раз дергался и понемногу снижал свою скорость. А когда на пути якоря попалось небольшое, но крепкое деревце, то и вовсе остановился.
Пуфик взялся за ручку барабана и начал ее крутить, понемногу притягивая махокрыл к земле. Эта отлаженная за время перелета процедура заняла не более получаса. Выйдя, они дополнительно укрепили корзину и блин за ближайшие каменные валуны. Прямо перед ними, не далее чем в ста метрах, лежал океан!
Первая часть перелета была закончена. Оставалась вторая, самая трудная — полет без всяких ориентиров. Зато лететь теперь можно было днем и ночью, без посадок, так как исчезала опасность разбиться о горные вершины или полуразрушенные небоскребы пустых городов.
С утра друзья были готовы продолжить путь. Но как оказалось, они учли не все.
Ночью Альф проснулся оттого, что кто–то вылил целое ведро воды ему на ноги.
— Что за дурацкие шутки, Аза, — по привычке воскликнул он и отодвинулся в другое место корзины, все еще не открывая глаз. Но и там была вода. Пришлось все же глаза открыть.
Было еще темно. И никого рядом. Все роботы находились на своих местах. А везде под ногами хлюпала вода.
— Аврал! Полундра! — отдал команду Альф словами, которым его научила Аза. — Мы тонем!
— Кто тонет? Как тонем? Ведь мы же летим высоко, — еще не проснувшись, переспросил Жвачкин.
— Это ты во сне летаешь, а мы находимся на земле.
Но и Буль не понимал, что происходит. Кругом была вода и похоже, что она все время прибывала. Они уже почти по грудь находились в ней. А роботам это не очень полезно!
Непонятно, что было делать. То ли спасать имущество, то ли махокрыл, то ли самих себя.
— Дормидонт, Дормидонт, — теребила того Аза. — Быстрее думай, что случилось! Вспоминай, вспоминай свои книги!
Но тому что–то ничего не вспоминалось. Пришлось выбираться из корзины. И там кругом плескалась вода. Оставалось залезть на края корзины и держаться за канаты, крепившие ее к блину.
К счастью уже наступал рассвет.
— Кругом вода!? — удивленно воскликнула Аза. — Нас унесло в океан!
— И вместе с нами дерево с якорем, — насмешливо добавил Альф.
Он мог себе такое позволить, так как уже все понял. Их никуда не уносило. Это был прилив. Но не простой, а океанский. И он все еще продолжался.
— Полундра! Срочно снимаемся с места, — уже уверенным тоном скомандовал Альф. — Отдать якоря!
— Есть отдать! — ответил Буль и бултыхнулся в воду.
Хорошо еще, что до горелки, расположенной высоко над корзиной, вода не добралась. Включить ее было для Азы делом одной минуты. Буль тем временем отвязал все якоря. Еще несколько мгновений и корзина постепенно начала вылезать из воды. Дальше дело застопорилось, так как для плохо разогретого блина намокшие рюкзаки и другая поклажа оказались весьма тяжелым грузом.
Но горелка продолжала исправно трудиться и вскоре океанское притяжение было преодолено. Тяжело и понемногу махокрыл начал набирать высоту.
Вот теперь уже точно кругом под ними лежал океан! Мощь его чувствовалась даже на высоте. И в тихую погоду тяжелые волны спокойно и величаво поднимались и опускались с поверхности океана, словно он дышал.
Красота. Неописуемая красота бескрайнего водного простора. Такое же безоблачное и бескрайнее небо можно было принять за отражение океана в гигантском зеркале. А между двумя этими бескрайностями одинокая точка с малюсенькими роботами, на их малюсеньком, по океанским понятиям, махокрыле.
И еще краски. Всевозможные цвета от темно–синих и зеленых до ярко–красных и золотых. Кто бы мог предположить, что бесцветная вода, собранная в необъятном объеме, может так переливаться и сверкать.
К сентиментальным привычкам Азы плакать, смеяться и переживать все давно уже привыкли и даже перестали их считать за отклонение от нормы. Но теперь этой загадочной болезнью, похоже, заболел и Буль. Если бы он был человеком, о нем можно было бы сказать, что он с первого взгляда влюбился в океан. Вода так и манила его! С нетерпением он мечтал о новой встрече с ней.
Но до встречи по расчетам было еще далеко. Не меньше, чем они пролетели до сих пор. Предстояло долететь до экватора, а потом спуститься на тысячи километров к югу.
Теперь они летели безостановочно днем и ночью. Чтобы случайно не столкнуться в темноте с водой, ночью опускали вниз на сто метров якорь. Если блин снижался ниже этого уровня, то по шуму от удара якоря по воде и по замедлению движения можно было об этом догадаться. Тогда немного подключали горелку махокрыла и продолжали полет.
Проблем с горючим для горелки не было. Альф еще в городе соорудил простейший прибор, который разлагал воду (формула воды Н2О) на водород (Н) и кислород (О). Это они проходили на уроках химии еще в пятом классе. Полученный водород и кислород использовали в качестве топлива. Причем очень высококалорийного. А еще говорят, что вода не горит!
Промышленное использование воды в качестве топлива начало на Земле новую энергетическую эпоху, следующую за ядерной. Человечество получило неисчисляемые запасы энергии и могло теперь позволить себе любые проекты.
А ведь начинались исследования воды с очень простого и каверзного вопроса. Почему вода, состоящая из двух легких газов, сама не газ?
Всего этого Альф не знал, а может быть не помнил. Он просто сделал прибор, как их учили в школе. И обеспечил их энергией на все путешествие.
Теоретически лететь без остановки они могли круглосуточно. Все же процедура измерения координат заставляла их время от времени делать остановки. Вот здесь пригодились надувные матрасы и камеры, взятые в свое время в музее на всякий случай.
Десяток камер привязали вокруг корзины. И при опускании на воду она не тонула, а спокойно оставалась на плаву.
Из трех матрасов сделали небольшой плотик. С него Жвачкин, как главный географ, проводил свои астрономические наблюдения и вычисления координат. На пару с ним обычно был Буль, который отвечал за сохранность приборов. Но главной его обязанностью, о которой Жвачкин особенно не распространялся, была охрана и возможное спасение именно его, Жвачкина.
Буля с собой он стал брать после того, как Альф ему рассказал, что глубина океана достигает десяти и больше километров. Когда Жвачкин представил под собой, под своим маленьким плотиком такую водяную пропасть, у него сразу появилось желание подключить к топографическим работам Буля. В один из дней, после очередного измерения, Жвачкин торжественно объявил, что они находятся на самом экваторе Земли. Раньше для него эти слова ничего не значили. Но теперь он с особой важностью вставлял в разговор к месту и не к месту такие выражения как «тропики, зодиакальные созвездия, плоскость эклиптики» и другие.
Буль и Жвачкин предложили отметить старинным обрядом пересечение экватора. Для этого всего–навсего нужен был Нептун и вода.
Воды кругом было хоть отбавляй. А чтобы сыграть бога морей Нептуна, Буль достал со дна морских водорослей и украсил себя соответствующим образом. Заодно ими подкрепился Жвачкин. Не надо забывать, что ему приходилось трижды в день кормить Альфа. Морские водоросли были отличным сырьем для переработки. Они содержали всевозможные химические элементы таблицы Менделеева. После их потребления Жвачкин готов был устраивать Альфу даже конкурсные обеды.
Это на первый взгляд кажется, что в морской воде ничего нет. На самом деле она полна биологической жизни. Достаточно только привести факт, что океан дает Земле до семидесяти процентов кислорода в ее атмосферу. Не зря океан называли колыбелью жизни на планете.
Буль обвесил себя пострашнее водорослями, взял в руки нечто весьма отдаленно напоминающее трезубец бога морей и начал по очереди бросать всех в океан. Правда, предварительно обвязав веревкой. Так состоялось их «крещение». По древним поверьям без такого крещения любое путешествие через экватор было обречено на неудачу.
Теперь впереди была только секретная лаборатория. Еще три–четыре дня и они должны были достигнуть цели. А пока гадали, что же это будет такое. Огромный архипелаг или малюсенький островок? Высокая башня, одиноко торчащая из воды или надувная платформа, подобная их плотику?
Через несколько дней прямо по курсу увидели небольшой остров. Вокруг него простиралась пустынная океанская гладь. Похоже, это было то, что они искали. После стольких дней перелета над водой приземлиться даже на такой клочок суши представляло большую радость.
Но еще до приземления Дормидонту что–то не понравилось в этом острове. Как оказалось, не зря. На нем, похоже, никогда не было никаких строений. Большая каменная бугристая тарелка с чахлой травой. Да и то не везде. Чтобы на таком острове спрятать целую лабораторию — это надо было постараться.
Все походило на то, что они ошиблись. Или, что еще хуже, неправильными были карты. Может именно здесь находился какой–то непонятный СЕКторный ЛАБиринт или СЕКларный ЛАБатер. А может еще что другое.
— Островок пустынный, ничего здесь нет, — уныло протянул Альф.
— Может что и будет через сотню лет, — в тон и рифму согласился с его мнением Жвачкин.
— Сколько не ищи тут — ни одной души, — вздохнула Аза.
— А чего вы ждали от такой глуши? — подвел итог обследования Дормидонт. — Совсем не Happy end, — добавил он же. — It is bad.
Так как производить измерения координат местности из–за висящего в небе солнца было невозможно, решили еще раз подняться вверх. Чтобы получше осмотреть окружающий остров район. Новый подъем ничего утешительного не принес. На десятки километров вокруг острова никакой другой земли не было. Так ни с чем вернулись обратно.
Вечернее измерение координат острова Жвачкин для большей верности проводил вместе с Альфом. Вычисленные координаты не совпадали с координатами лаборатории на карте. Получалось, что то, что они искали, находилось в двадцати километрах от острова прямо на север. Хотя они сегодня пролетали там два раза и ничего не заметили. Что бы это могло значить?
— Остается одно, — решил Альф. — Нужно добраться точно до этой точки. Пусть даже она находится на воде. Там на месте еще раз произведем измерения. А потом будем думать дальше.
На месте предполагаемой лаборатории оказалась ровная океанская гладь. Корзина просто опустилась на воду с зависшим в воздухе блином. Для повторного уточнения координат надо было ждать вечера. Чтобы не терять времени, Буль захотел заняться подводными исследованиями.
Через три часа он принес первые результаты. Для начала они были обнадеживающими. Самое главное — глубины тут оказались небольшими. От десяти до пятидесяти метров. Весь район представлял собой ряд затопленных рифов. Скорее всего, это было обширное возвышение океанского дна, самой высокой точкой которого являлся остров, откуда они прилетели.
Дормидонт даже высказал предположение, что возможно до катастрофы вся эта территория была над поверхностью воды. Тогда сразу становилось понятным, почему они не смогли с воздуха увидеть здание лаборатории.
Буль опять ушел под воду, но на этот раз довольно скоро вернулся.
— Что–то здесь не так, — с сомнением произнес он, появляясь из воды. — Ничего не пойму. Не узнаю рельеф дна, хотя только час назад его осматривал. Похоже, что нас отнесло от первоначального места.
Но ветра не было. Не было и волн. Корзина неподвижно лежала на воде. Оставалось предположить наличие здесь какого–нибудь неизвестного им течения.
Дело в том, что самые большие реки существуют не на суше, а, как ни странно, в океанах. Эти океанские реки называются течениями. Самое известное из них — Гольфстрим, которое начинается от Америки, а затем доходит до Европы и омывает всю ее северную часть. Это течение теплое и поэтому на севере Европы бывает часто гораздо теплее, чем в ее середине, находящейся на более южных широтах.
Течения бывают теплые и холодные, быстрые и медленные. Массы воды, которые они переносят, в десятки и сотни раз превышают объемы вод самых больших рек Земли. Да и по протяженности они также значительно длиннее. Возможно, одно из таких течений присутствует тут и относит их в сторону.
Как только появилось предположение, сразу нашлось и решение. Для Буля дать его было не проблема. В своем городе он этим уже занимался.
— Надо ставить сигнальные буи, — решил он.
Здесь им пригодились, казавшиеся вначале ненужными, многочисленные воздушные шарики. Они имели всевозможные цвета, что позволяло делать различные отметки. Например, отметить уже проверенные места, требующие уточнения зоны поиска, места остановки и другие ситуации. Особенно важно было точно зафиксировать точку координат, которую они собирались вечером уточнить.
Поэтому занялись изготовлением буйков. Альф надувал и завязывал шарики. Жвачкин привязывал к ним веревки. Дормидонт был занят изготовлением металлических штырей. Буль собирался привязывать шарики к большим валунам на дне. Но если бы таких не оказалось, тогда пригодились бы штыри, воткнутые в дно.
Поначалу Буль решил отметить буйками место уже проведенных подводных изысканий. Он проплыл по периметру весь предполагаемый район поисков, поставив на якорь в каждом из четырех его углов по шарику. Затем спокойно стал прочесывать пространство между ними.
Когда он опять выплыл на поверхность, то увидел, что махокрыл отнесло далеко в сторону. Таким образом, они убедились, что течение в этом месте действительно существует.
Как раз к этому времени наступил закат. Подошел час заниматься астрономическими измерениями. Гребцам на веслах не пришлось дремать, перегоняя махокрыл с места на место. Зато последние цифры их координат точно совпадали со значениями координат секретной лаборатории, отмеченными на карте.
Оставалось только зафиксировать положение махокрыла на воде. Для этого Пуфик сбросил якорь, а Буль хорошо его закрепил. Дополнительно он установил буек ярко–оранжевого цвета, на случай, если вдруг придется куда–нибудь отлетать на махокрыле.
Они достигли конечной точки своего пути.