Так завершается карьера сыщика в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-3)

Глава 11

К сожалению, мнения самого Константина Николаевича дальше никто не спрашивал. Ведь он был в семье только муж, то есть самое бесправное существо в период беременности жены и младенчества любимого ребенка. А потому ему лишь пришлось грустно промолчать и отправиться распорядится на счет работающих карет. Или, хотя бы, одну карету.

Эх, попросить бы совета у старших товарищей, хм, у тех же жандармов, но что-то попаданцу подсказывало, что это бесполезно. Того же Александровича Бенкендорфа, графа и генерала-от-кавалерии, по слухам, дома жена, три дочери и две падчерицы (!) совсем затянули в сладкий омут. Куда уж Константину Николаевичу с ним тягаться.

И дело ведь не только в том, что Мария Николаевна была старшей дочерью императора и великой княгиней. Главное, она красивая, умная и такая обольстительная, а то, что беременная, так в глазах мужа это еще придает ей страстную пикантность. Такая сладострастная няшка, так и обнял бы ее попаданец, не крепко, разумеется, но очень любовно. И добровольно сам готов попадать в рабство. Пускай!

Ну, надо сказать, что все же за пределами собственной семьи его полномочия резко увеличивались. Он легко добился выполнения своих «огромных задач» — распорядился привести в рабочее состояние грузопассажирское устройство того времени — обслуге вытереть пыль и грязь, проверить колеса и оси, отремонтировать, если что, — и на нем отправить их (и себя тоже) в Зимний дворец. Сам по себе решил — только одну карету, зачем им больше, чай, семья с одним ребенком, да и то будущим, не гвардейская рота, легко уместятся.

Кстати, По случаю наличия беременной женщины, а в перспективе — и маленького ребенка им была предоставлена роскошная, но опять тяжелая и малоповоротливая карета. Так повелел сам отец Марии и император Николай I!

Эх, ведь на какие только непосильные ухищрения не пойдешь ради родной семьи! Четверка сильных лошадей с заметным усилием кое-как отправила тяжелую карету в дорогу. И не из-за пассажиров — сама карета была громоздка и весила весьма прилично. Если бы не брусчатка питерской мостовой, они бы, скорее всего, так быстро не проехали бы. Или совсем остались у дома!

По-видимому, именно скорое передвижение этого агрегата сподвигло заговорить всех членов семьи. Всех, кроме мужа. Сначала Маша что-то обрадовано спросила у него, не давая ответить. Потом зашевелился, задрыгался в животе ребенок, как бы намекая, что и он сам может ходить. Жена только охнула и бессильно растеклась на диване кареты.

Из этого был только один большой плюс — ему никак не требовалось отвечать на многочисленные вопросы Маши. Даже слабенько реагировать. Сиди и многозначительно улыбайся. Только уши сильно опухли.

Бедный я муж! — подумал Константин Николаевич, смеясь иронично над собой, — и ведь никто не пожалеет, горестного. Скажут только удивленно — завел женщину, ухаживай, корми и бесконечно слушай. А ты что думал, несчастный?

Сиди вот, мучайся. Рядом вольготно сидит жена, прижившись к его боку и непрерывно щебечущая. Так птицы поют — очень много, непонятно, но весьма красиво.

Ей очень идет наряд из зеленого бархата и которой надо в связи с этим обязательно вручить изысканный комплимент. Судя по тому, как часто и настойчиво она бросает на него взгляды — обидится обязательно, если промолчит, и весьма громко. Женщины это умеют, прелестные нежные гадины.

Перед ними сидит (лучше пока сказать лежит) ребенок, в недалеком будущем еще просто комочек протоплазмы, настойчиво стремящийся жить и постоянно это подчеркивающий пинками в маму. Охо-хо-хошеньки, а все-таки это его ребенок. И Маша даже жалуется, что он смотрит в его сторону пока еще бессмысленным взглядом, якобы добивается внимания. Путается, наверное, милая девочка, у него и глаз-то нету!

Семейный ад длился примерно минут десять. Именно столько понадобилось времени для кареты, чтобы дотащится до Зимнего дворца и выпнуть пассажиров у парадного выезда. Там у Марии, к счастью, сразу нашлась масса неотложных срочных дел, требующих ее обязательного внимания, и (ух!) Константин Николаевич мог облегченно вздохнуть. Нет, о нем совсем не забыли, но милостиво отпустили погулять до вечера. Разумеется, с полным отчетом в семейной постели. Ладно уж. Зато сейчас почти полная свобода!

Ведь Маше требовалось до нельзя срочно поболтать с августейшим отцом, уточнить их права и обязанности, как родителей будущего ребенка и может даже сына, сходить, повидать ненаглядных братьев и сестер. Конечно же везде нужно похвастаться большим животом, дать им легонько погладить ее большой живот, подержаться за него в знак полнейшего доверия и прочее. Как-никак не просто ребенок, а, может даже в будущем, наследник и где-то в годах всероссийский самодержец!

Константин Николаевич слушал ее в пол-уха. Вообще не слушать было чревато, но и большого внимания от него не предполагалось. В статус будущего сына-наследника он не то, что не верил, в жизни всяко бывает. Просто понимал, что это очень малореально. Есть цесаревич Александр Николаевич, стоит им с женой только родить сына, будущего Александра III, и все, господа, пишите письма! Хотя он уже видел, что с его стараниями весь мир оказался в альтернативной реальности, а вдруг!

Или даже Николай I передумает, и возродится статус наследника (наследницы), в который перейдет только что рожденная дочь Александра Николаевича. И появится еще проект аж XVIII века — императрица Анна II (возможная преемница императрицы Анны Иоановны).

Все еще возможно. Времени до того, когда младенцы становятся монархами, очень много, чудовищно долго. И сейчас серьезно говорить об этом могут только женщины. Из распространенного разряда разговора ОБС — Одна Баба Сказала. Грубо, но точно. Маше только ни коем случае не говорить!

Гораздо больше Константина Николаевича сейчас волновали текущие дела, какие ЦУ даст ему оценки, а потом обязательные поручения император Николай. Вот это твердокаменная реальность, которая двинет тебе камнем по голове при невнимательности.

Российский монарх, конечно, мужчина весьма сурьезный и более чем понятный, поскольку базирует свои действия, так или иначе, на обычной мужской логике. Но и он под влиянием многочисленных и довольно противоречивых государственных интересов может поменять решения не один раз в день, как весьма капризная и непоследовательная женщина. Да еще лягнуть за якобы именно твою леность и непонятливость.

Очередная встреча радостной дочери с любимым отцом (или наоборот) была понятно оказалось очень теплой и доверчивой. Министр Канкрин, бывший сегодня на докладе (жалобе?), благоразумно отошел в сторону, лишь достаточно сухо поприветствовав великокняжескую чету вежливым поклоном. Дескать, пусть я и обижен, но, являясь достопочтенным поданным, всегда буду уважителен и почтителен к дочери и зятю августейшего монарха.

Зато Николай I очень обрадовался появлению старшей дочери Марии Николаевне с не менее уважаемым теперь зятем. Некогда он души в нем не чаял из-за розыскных способностей. А сегодня он еще и муж еще не родившегося внука. Мужчина, наконец, появится и не говорить мне тут о девочке! Ведь что значит?

Не только надменная Европа заткнется. Но и если в неблагоприятных условиях убьют императора, убьют даже цесаревича, все равно императорская династия Николая I сохранится именно благодаря этому младенцу. Притом ни у кого не возникнет даже малейшего подозрения на династические права Николая Константиновича. Это стопроцентный император по крови!

И нынешнему императору не важно, что через какое-то время — год, два, десять лет — если вдруг появится новый мальчик с династически большими правами, который и станет наследником. А прежний станет просто любимым великим князем. Неудачная пустышка судьбы. Сколько их уже было, сколько их еще будет?

Затем император искренне радовался и встрече со здоровой и даже по-прежнему красивой дочерью. Беременность, особенно первенца, для женщины всегда большой риск повредить фигуру, а то и умереть. Особенно в XIX веке. Это, конечно, не каменный век, но и развитие гинекологии по-настоящему только предстоит и риск потому не малый. Неблагоприятные шансы даже для женщины из императорской семьи весьма большие.

Константин Николаевич подумал, что ведь и он приложил свою руку к этому празднику жизни. Ну не то, чтобы даже руку, но все равно приложил. Только не вздумайте тут скабрезно думать, он все же полноценный дееспособный муж, а Мария его полноценная жена в церковном браке!

Через какое-то время Николай I отпустил из своих объятий дочь с будущим внуком и обратился к зятю Константину Николаевичу:

— Ты наконец-то соизволил привезти нашу дочь!

Произошло это с таким нехорошим подтекстом, будто тот буквально запер родных в своем доме и никак их не отпускал. Вот уж и нет, ведь это об него ноги вытирают! И не за что. Ща, это я не потерплю. Обязательно скажу в ответ!

— Видит Бог, ваше императорское величество, Мария абсолютно свободна во всем. И все ее желания обязательно выполняются! — строго сказал Константин Николаевич отбиваясь малейшее подозрения на деспотизм мужа.

Мария какое-то время недоуменно смотрела на мягкую, но все же оживленную дискуссию. Потом спохватилась, спросила у обоих мужчин:

— Эй, это вы сейчас обо мне говорите или как?

Николай I сухо кивнул, не желая больше делиться своими подозрениями.

Мария хохотнула, видимо представив невероятную картину — она затворница в своей тюрьме, почти гареме, и нетерпеливо сказала, не стремясь продолжать эту тему:

— Милый папА, давай не будем делать из моего мужа какого-то французского узурпатора. Я свободная женщина и живу так, как хочу! И не была здесь лишь потому, что меня затянула круговерть домашних забот. Вот! — красноречиво кивнула она в сторону своего большого живота.

Поболтав еще немного, она потихонечку вытащила свою руку из рук отца и усвистала в женскую половину. Как представил Константин Николаевич, хвастаться перед матерью и своими родственниками, особенно перед сестрой Олей, своей беременностью.

Николай I только вздохнул. Будущий мальчик будет когда-то лежать в его руках, как у матери, и даже, может, станет орать. Ах какая соблазнительная картина, жаль только ей очень далеко до реальности!

В любом случае Николай и не подумал останавливать дочь. Только мягко попросил не доводить своего брата цесаревича Александра и его жену до белого каления. Константин Николаевич подтвердил просьбу ее отца молчаливым кивком.

Мария перевела недоуменный взгляд теперь уже на мужа:

— Послушайте, вы сегодня оба какие-то странные — вначале папА, теперь ты. Уж ваше-то высочество чем мной недовольно? — от жены повеяло таким едким сарказмом, что он невольно поморщился. Сказал, тем не менее, примирительно:

— Дорогая, я всего лишь хотел сказать, что твой августейший брат и его красавица жена и без того страдают, что у них родилась дочь, а не сын. И если ты вдобавок начнешь хвастаться своим большим животом с имеющимся там сыном, это будет принято не очень хорошо. Более того, такое поведение будет точно воспринято, как подлая издевка.

«К тому же ваш отец, не довольный таким положением, и без того вынес мне все мозги», — мысленно добавил он. Сказать вслух Константин Николаевич это не мог, поскольку Николай I стоял рядом и внимательно слушал. Вряд ли ему было приятно, хотя великий князь готов был о заклад, что и он как раз этим и занимался. Посмотрел на Марию — поняла ли, милая и родная, что он далеко не все сказал?

Жена в ответ сделала насмешливый книксен с огроменным животом (очень смешно, аж плакать хочется), глянула на отца, промолчала. Все она понимает, умница, просто действует на зло несчастному, но любимому мужу, как будто он это и нечаянно придумал. Вот ведь… нехорошая женщина, а еще на сносях!

В отместку он чувственно, как любовник любовнице после интимной встречи, поцеловал Марии руку. Настолько сладострастно, что ее щечки заалели, а взгляд покрылся поволокой. Она торопливо вышла из кабинета отца, что-то пробормотав, видимо, попрощавшись.

— Однако! — удивился император откровенно любовной сцене, но сказал немного другое: — Как Мария капризничает! А я-то думал, что ты в своей семье полновластный хозяин.

И почти укоризненно посмотрел на зятя. мол, реально мужчина ты, или просто пройтись решил?

— Ваше величество, — с мягкой укоризною сказал Константин Николаевич, — мы же живем в цивилизованном мире, где женщине также даны большие права. Тем более, самой великой княгине, вашей дочери. Сейчас уже не наорешь на такую жену. Самому станет стыдно, прежде всего.

— Согласен, — вдруг неожиданно сдался Николай. Бросил на зятя потеплевший взгляд и предложил: — надо, однако, перейти к делам. Присоединяйтесь и вы обязательно к нам, — предложил он Канкрину.

Министр финансов, до этого бывший незаметным при семейных заботах императора, — дескать, я тут не при чем, исполнился горделивого спокойствия и подошел к мужчинам.

Николай, больше к зятю, чем к Канкрину, хотя и ему он явно показал — вижу и помню — сказал Константину Николаевичу:

Намедни вы провели разбор среди чиновников финансового ведомства. Не поделитесь ли с нами своими впечатлениями, как лицо совершенно постороннее, но совершенно свое?

Можно говорить все, кроме явных оскорблений.

Сказано все было почти по демократически, а не по-царски «Се аз, самодержец и помазанник божий», но великий князь почувствовал себя на очень скользком льду. Кожей почуял несильную, но опасность. И даже не из-за недовольного, в общем-то, министра финансов. Опасность для него представлял сам император, который желал иметь постороннее как бы непредвзятое мнение о СВОИХ чиновниках. Ха, непредвзятое! Начнешь врать, выгораживать чинуш, государь обидится. Скажешь правду — оскорбится. И ничего, что он и сам приказал. Кому будешь жаловаться?

Может лучше совсем обойти эту тему? Да еще при Канкрине… Не зачем обижать хорошего, в общем-то, человека и профессионального финансиста.

Константин Николаевич еще в XXI веке немного знал из вузовского курса, как мало было в России (да и в мире) хороших финансистов — администраторов. В России (а позднее и в СССР) это человек пять — шесть, не больше. И это с эпохи Петрам Великого, или, лучше, с эпохи министерств. Как всегда — министров много, способных администраторов очень мало.

Приветливо улыбнулся господину министру, как старому и доброму знакомому, уточнил для императора:

— Ваше императорское величество, моей главной задачей в оном министерстве было не поиск червоточин среди служащих, а, прежде всего, проработать грязные действия прохиндея Стюарта. Как грязно наследил и что наследил. В деловых качествах чиновников я разбираюсь не очень хорошо — все же не финансист, а юрист.

Николай эти слова воспринял, как отказ, сухо произнес:

— Прошу вас, великий князь, тогда скажите, что хотели. Ведь вообще впечатление от чиновников у вас остались?

Князь Долгорукий мысленно только руки развел — не придворный он, не могу кланяться и лебезить! Видимо, ошибся в своих намерениях, и император действительно хотел правду–матку? Также сухо произнес:

— Допрашиваемые чиновники обрисовали мне ужасную картину взяток и подкупов, проводимых оным английским дипломатом в министерстве.

«Во как я сказанул! — почти умилился своим словам великий князь. С едким сарказмом мысленно продолжил: — а министерские чиновники, значит, здесь будут не причем. Бедные людишки».

— При чем делалось это данным Стюартом с конкретной целью — помочь убедить ваше величество с выводом о плохой окупаемости платиновой монеты и слитков, как внутри России, так и во всем мире.

— Ну так и что же? — удивился император, — ко мне действительно явились коммерсанты из Голландии, очень попросили не пускать российскую платину на мировой рынок, аргументируя это тем, что монархические ценности в Европе, и без того ослабленные, могут просто рухнуть. Ведь компании, торгующие платиной, как раз стоят на поддержке монархических устоев.

Константин Николаевич молча вопросительно на него посмотрел — так как же он ответил этим не очень-то уважаемым господам?

— Я пока окончательно не решил. Направил вот запрос в министерство финансов, — подумал, проанализировав слова зятя, прямо спросил: — эти гнусные проходимцы желают меня обмануть?

Здесь попаданец с чистым сердцем мог сказать:

— Никак нет-с. Репутация вашего величества, столь же чистая, как грозная, не позволяет бизнесменам из Голландии, так же как английским дипломатам, прямо врать. Они лишь могут потихоньку мошенничать. Так, например, эти господа из Голландии действительно являются солидными бизнесменами и реальными монархистами. Правда, они принадлежат к английской кампании «Джонсон, Матей и Ко», расположенной в Лондоне и ассигнующей деньгами интересы Англии. На международном рынке спрос на платину и без того небольшой, а российская интервенция ее совсем обрушит. Главная цель этих господ лишь заронить в вас зерно сомнения. Причем не обманывать. А уж потом станут действовать уже наши собственные российские чиновники.

— И что же? — с негодованием спросил Канкрин, — они позволяют себе лгать своему государю? Я не потерплю это в своем министерстве!

Министр имел право сердится. Мало того, что чиновники были очень нечистоплотными, так они еще позволили нахальство быть его подчиненными. Это было весьма не хорошо, прямо-таки безобразие!

— К счастью нет, ваше высокопревосходительство, — успокоил он министра, а за одним и монарха, которому очень не нравилась роль наивного простака, — эти чиновники дворяне древней благородной крови и не могут себе позволить лгать монарху. Другое дело, что они англофилы и могут позволить себе не быть излишне щепетильны к дворянину с туманного Альбиона, щедрому и и внимательному к своим словам. Да-да, ваше высокопревосходительство, — ответил он на немой вопрос Канкрина, — все чиновники, связанные с платиновым вопросом, оказались в нужном списке. Он им дал искомое, и они взяли.

— Точно? — мрачно спросил император.

— Безусловно, — подтвердил князь, не понимая, почему он должен покрывать взяточников, — были проведены перекрестные допросы подозреваемых во взятках и свидетелей. Все сходится. Надо ведь знать, что в Англии нет настоящих дворян. Их древние благородные роды поголовно вымерли в феодальных войнах Средневековья. А нынешнее дворянство появилось лет сто — двести назад из торгашей и пиратов. Поэтому, когда сейчас говорят благородные дворяне Англии, лично у меня, кроме гомерического смеха, это не вызывает.

Сказал и прикусил язык. Одна из дочерей российского монарха недавно вышла замуж за близкого родственника английского короля. То есть, обругивая тамошних дворян, он, получается, критиковал собственного сюзерена!