Так завершается карьера сыщика в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-3)

Глава 23

Прошло еще несколько дней. Константин Николаевич окончательно разобрался в хитросплетениях дела и был готов к докладу императору. И по текущему следствию, да и по изменению собственного положения.

Попаданец окончательно решился уходить с поста следователя. Практически второй раз, хоть и в другой жизни. Пусть трудно и морально больно, но ведь нельзя не двигаться!

Тем более, его не отодвигают на пенсию за ненадобностью. Наоборот, сам император предлагает важный пост в правительстве — министр внутренних дел! И настоятельно предлагает не только от себя, но и через свою дочь, его жену Марию.

И кажется, он стал понимать, что дело здесь заключается не только в беспокойстве о жизни и карьере зятя. Министерство внутренних дел, несмотря на все реформы первой четверти века, как Александра I, так и самого Николая I, все еще оставалось в XVIII веке. А ведь в дворе давно уже шел XIX век с его актуальнейшими проблемами и задачами.

Вот и работай попаданец, это ведь, наверное, твоя сфера?

Николай I пригласил его по-родственному, вечером, к семейному чаю, вместе с женой Марией Николаевной (а как же без нее), и с сыном Николаем Константиновичем (а без него тем более).

Император пил очень мало, даже слабое вино. Вот и теперь вдобавок к чаю предлагались различные соки и минеральная вода, но не более.

Константин Николаевич, впрочем, немного. И в предыдущей жизни, и, тем более, в этой. В XIX веке ведь, с подачи августейших братьев Павловичей — сначала Александра I, а потом и Николая I, дворянский свет вел в основном трезвую жизнь. Крепкие спиртные напитки, за некоторым исключением коньяка, считались простонародными. Дворянам же оставляли шампанское и винам. Фу, какая гадость! Лучше уж чай, на худой конец сок или вода.

Император Николай I доброжелательно выслушал рассказ о его розыскной работе. И только в конце беззлобно упрекнул о некоторой путанице. Выговор был легкий, потому как монарх теперь уже прекрасно понимал, что кроме великого князя, в этом деле никто бы не разобрался.

Единственно, когда он серьезно обозлился, это при упоминании главных преступников — англичан Алертона и Стюарта. Они аж сумели промелькнуть по всем трем делам, правда, по разной степени вины, но тем не менее.

Вот здесь Николай I впервые на памяти попаданца грязно выругался, благо Мария ненадолго вышла. Потом походил по кабинету (чай решили пить «по-рабочему», ведь и встреча у них подразумевалась деловая).

Успокоился, спросил про неприятное:

— В прошлые доклады у тебя постоянно мелькал какой-то Генрих. А сегодня он вообще исчез. Где он, этот негодяй?

— Ах да! — вспомнил попаданец свою промашку. Не сказал ведь монарху про этот псевдоним Алертона. Пришлось пояснить. Николай I хмыкнул, но ничего не сказал. Пошли дальше.

Кстати, сам Константин Николаевич себя виновным тоже никак не считал. Уголовное дело оказалось многоступенчатым, очень сложным и развивалось, как и положено, постепенно. И в этом случае он,по-видимому, совсем не виноват.

— Что же, — резюмировал император, — сокровища благодаря тебе снова отобраны и даже эти документы остались у нас. Пустьанглийские змеи шипят поодаль, зубы мы им вырвали.

Его следователь, правда, считал по-другому, ведь преступники должны быть наказаны, но монарху, конечно, сверху виднее. Он, по крайней мере, удовлетворен хотя бы тем, что все следствия окончены и вопросов больше нет

Только Мария Николаевна осталась очень недовольна, собираясь в одну из ближайших ночей устроить мужу бурную сцену.

Впрочем, это будет обычная семейная сцена без дальнейших итогов, своего рода прелюдия перед главным вопросом, причем, как со стороны августейшего тестя Николая Павловича, так и ее несравненной дочери Марии Николаевны.

И ведь еще кого начнешь бояться. Его прелестная жена, видимо, окончательно решила, что ее муж достоин должности министра, а сам он уже почти согласен, надо лишь настаивать. И она давила по-женски, днем и ночью продолжала ныть и ворчать, аж любовью с ней заниматься не хотелось.

Император говорил с ним помягче, и дело заключалось здесь не в нерешительном характере. О-о, жестокости и твердости он был сравним с носорогом, или, если не забывать про монарший статус, с львом.

Его беспокоило другое — если опять возникнет уголовное дело о воровстве или, не дай Бог, убийство, кто его раскроет? Второго князя Долгорукого он точно не найдет.

Но так или иначе, не прошло и месяца, как он был уволен с должности рядового жандармского следователя, зато взамен стал сразу министром внутренних дел. Карьера удивительная и очень быстрая, но только не для Константина Николаевича.

Его сослуживцы и так считали уже его работу следователя, как добровольное занятие, типа волонстерство. Денег после того, как он женился на великой княгине, было достаточно. социальный статус великого князя Романова и князя Долгорукого оказался чрезвычайно высок, где-то около императора и цесаревича. Так что просто балуется, благо розыскник он действительно от Бога.

Зато, когда был объявлен императорский указ о назначение великого князя Романова, князя Долгорукого министром внутренних дел, по крайней мере, в силовых структурах Санкт-Петербурга это восприняли, как должное.

А сам Константин Николаевич уже засучил рукава. Нет, он не собирался критиковать деятельность предыдущих министров и показательно ликвидировать недостатки. Речь была о другом.

Попаданец XXI века на основе опыта и знаний собирался серьезно модифицировать свое министерство. Ибо так было нельзя — обворовывают императорскую семью и самого августейшего монарха, а не жандармерия, ни полиция не могут не охранять, ни разыскать!

Перво-наперво надо было правильно структурировать организацию. Преступника уже сами специализировались по видам преступлений, так что не надо было придумывать:

Территориальная полиция. Наиболее старая и видная для населения силовая структура. Городовые, итить его и исправники. Ну и так далее. сфера деятельности — наведение порядка в стране;

Сыскная полиция. Новая структура в России XIX века, занимается розыском и расследованием всяких преступлений. Пока она была небольшая по численности, и находилась на уровне уезда и выше. Попаданец понимал, что необходимо бы и волости охватить, но все упиралось в большие финансовые траты, к чему Николай I еще не был готов;

Политическая полиция, а как же без нее. Вообще политически преступления относилась к сфере деятельности жандармерии. Так осталось и дальше, но вот уголовщина, так или иначе относящиеся к политике — кражи, избиения, грабежи частных лиц и государственных органов отныне переносились к этой структуре. Граф А. Х. Бенкендорф, да и император Николай I долго недовольно скрипели зубами и бросали угрожающие взгляды, но, в конце концов, уступили, понимали, что жандармерия с уголовными преступлениями не справляется;

Ведомственная полиция. Она и без того существовала, но прикреплялась к различным ведомствам — к МИД, к Налоговой службе, к различным экономическим министерствам и так далее. Константин Николаевич считал, что таким образом, эти полицейские структуры становились неэффективными. По-видимому, так же подозревал и Николай I. Во всяком случае, согласие на их объединение он дал легко.

Главным принципом, к сожалению, кроме повышения эффективности, стала финансовая целесообразность. То есть траты средств государства после реформ не должны были вырасти. Из-за того многие хотелки попаданца так и оставались на уровне задумок. Ведь его императорское величество Николай Павлович отнюдь не сохранял олимпийское спокойствие, а активно вмешивался на каждом шагу реформ.

Каждый день, а то и не по раз, Константин Николаевич был у императора. Не ка6гда это были т. н. августейшие доклады, порою просто обед с императорской семьей, а иногда визит с Николаем Константиновичем и его мамой Марией Николаевной. Но доложить о ходе реформ он был обязан. А уже потом окончательно принималось решение.

Но нет худа без добра. Зато все мероприятия принимались уже без возражений, монарх ведь решил! Нет, всякая тягомотина, конечно, была, как и обычнаяпассивность, чиновники ведь делали, но тут уже Константин Николаевич своей властью мог каждому виновнику вставить по ведру скипидару с патефонными иголками.

И никто не удивлялся. Великий князь Константин Николаевич Романов — зять императора и отец цесаревича имел огромную власть. Он сам в этом убедился по приезде в Москву. Визит, в общем-то, был сугубо личным. Высокопоставленный сынуля хотел показать родителям вторую жену Марию Николаевну Романову и своего сына Николая Константиновича.

Однако с самого начала преобладал официоз. Оказывается, император Николай I высочайше повелел принимать великого князя Константина Николаевича, министра внутренних дел, как личного представителя всероссийского монарха. Да и сами москвичи, не только чиновники, но и простой люд, горели желанием поклониться столичным гостям. Вот и пришлось попаданцу вертеться среди различных дел, принимать всяких просителей.

Еле-еле пробился к родителям. Отец его, кстати, недавно стал директором важного департамента и тайным советником. И все благодаря покровителю сыну, ставшему вдруг зятем самого императора Николая Павловича. Посидели ввечеру вдосталь, наелись всяких закусок и горячих блюд, мужчины, конечно, напились наливок. Но на следующий день, вопреки планам, уехали обратно, в Санкт-Петербург.

Константин Николаевич благоразумно рассудил, что на фига он должен работать на чужого дядю, то есть, разумеется, сейчас на родимого тестя. Но родственников много, а у государства забот еще больше! Не-не-не, это не наш стиль работы.

Зато в дороге попаданцу пришла в голову разумная мысль. Ведь есть же в будущем = в XXI или даже в XX веке такой институт, как следователь по особо важным делам. Или что-то нечто вроде следователь при министре внутренних дел. В общем, работает по наиболее сложным или очень важным делам. Он сам фактически был таким, работая при императоре или, хотя бы, при императорской семье.

А теперь уже, в XIX веке, такую группу следователей, не только талантливых, но и очень опытных, все знающих и все умеющих, надо обязательно создать. Чтобы не так, как обычно, петух клюнет, все пошевелятся. Группу надо обучить, надо морально подготовить, что будут они работать или по очень сложным делам, по которым остальные работники силовых структур ублажаются. Или по таким лицам, на которых они раньше даже посмотреть боялись.

И людей этих надо собирать по всей России, главным образом, естественно, по силовым структурам вне ведомственной предрасположенности. И будет собирать он сам, его высокопревосходительство министр внутренних дел.

Нет, оставить, он не должен лезть в каждую дыру. Пусть это будет старший группы, нет столоначальник, нет главноуправляющий отделением. Вот, хотя и слямзил у канцелярии Е. И. В. ничего, пусть августейший тесть Николай Павлович, если, как обычно, буде встревать и возражать, сам придумает. А он уже пас!

Кстати, надо обязательно создать училище МВД и Жандармерии. Поговорить с графом Александром Христофоровичем. Под двойным натиском император, пусть даже такой упертый и упрямый, как Николай I, не выдержит и сдастся.

А училище очень нужно и даже не в начале в ХХ века. Вообще-то его было необходимо создавать еще в начале этого века. Вот когда Александр I образовывал школу гвардейских подпрапорщиков, тогда бы и придумать какие-нибудь курсы МВД. Ведь и главное, инициатором этой школы был Николай Павлович, тогда еще великий князь. Вот не додумался тогда до этого, может, и не было бы восстания декабристов

Конечно, ему, Константину Николаевичу, могут возразить, что, дескать, есть же юридические факультеты. Есть, но они готовят юристов, а уже потом на основе практической деятельности их переучивают в полицейских и жандармов. А надо бы, хотя бы немножечко, уже сразу готовить работников силовых структур, а?

Прошелся по вагону, благо свой он, собственный, по указу императора Николая I. Посмотрел в открытую дверь семейного купе. Кормилица кормила сына Николая Константиновича, Мария сидела рядом, говорила что-то ласковое и бессмысленное.

Прошелся в рабочий кабинет по соседству. Пока повар готовит обед, надо бы написать хотя бы черновики по двум проектам = следователи по особо важным делам и по училищу МВД. Оба они главные и нечего тянуть.

Но отчего-то посмотрел в окно и затянуло и стал глядеть. Поезд шел «быстро», верст двадцать — двадцать пять, может даже тридцать, не важно. Но природа уже весенняя, веселая, жизненная.

Само собой как-то затянуло в «философические» мысли. Раньше все тянуло подумать, где тебе было лучше — в техническом XXI, среди смартфонов или интернета, или в медлительном XIX, в окружении лошадиных хвостов? И как-то казалось, что в где-то в будущем, чем в лошадином современном веке.

Ведь и ругал себя матерно и очень неприлично, и приказал себе — смотреть только оптимистично. Красавица жена, дочь императора Николая I, сын — будущий цесаревич, сам считаешься блестящим следователем, практически Шерлоком Холмсом, которого, правда, пока нет еще.

А в XXI веке что осталось? Блеклая карьера, заурядные дела, хоть и с перчинкой. Достижения были, но как-то только по сравнению с деятельностью коллег. Рядовая жизнь — родился, проработал, даже детей не оставил, и, в конце концов, умер к облегчению товарищей по бывшей работе и нынешних соседей.

Так думал, настропалял себя. А все-таки что-то саднило. Словно, что-то пробежал солененький дождик и душевная рана потихоньку ныла и порою стреляла. А тут вдруг подумалось — а ведь неправильная концепция-то! Надо не века сравнивать, а решать, все ли ты сделал в этом столетии.

Ведь могущественная сила — Господь Бог ли, инопланетяне или земляне из будущего отдали ему вторую жизнь не просто так, а с конкретной целью. Какой?

— Сына я родил. А то, извини, будущий император Александр II, потомки у тебя получатся не ахти, что сын Александр III, что внук Николай II. Может хоть Николай Константинович сподобится?;

— Деятельность твоя, Константин Николаевич, кажется, затянул Россию в альтернативный мир, всяко выбил из реальной истории, очень уж черной и кровавой;

— Ну и уголовников немного пощипал, а то обнаглели уж через край.

А что, господин попаданец, вроде бы работаешь, хе-хе!

И Константин Николаевич вдруг улыбнулся и подмигнул железнодорожному окну. Потом притянул к себе небольшую стопку писчей бумаги. Пора было создавать перлы бюрократической документации XIX века. А то обедать пора!

И он решительно принялся писать августейшие доклады, ваять светлое и прекрасное.