— Как, ваше высокопревосходительство? — посмотрел великий князь вопросительно на главжандарма, — устроит вас такой вариант?
— Я только, безусловно ЗА, дорогой Константин Николаевич! — тут же высказался Бенкендорф. Такая горячность произошла не только потому, что Николай I, будучи его императором, являлся верховным и прямым начальником, от которого зависела не только карьера, но и, в конечном итоге, жизнь.
Нет, Николай Iбыл, прежде всего, для него Самодержец Всероссийский. И шеф жандармов, будучи монархистом до глубины своей души, был потрясен и оскорблен за своего монарха. Как можно так поступать с Помазанником Божьим, он не понимал. Хочешь, воюй с ним, хочешь даже побеждай, но оскорблять нельзя ни в коей мере! А именно это и делали англичане, чего им шеф жандармов простить не мог. Атанде-с!
И потому был искренне и полностью на стороне Константина Николаевича. Он немедленно позвал своего секретаря, который был с ним и который остался в приемной. Приказал отправиться в Зимний дворец и испросить очередную срочную аудиенцию для шефа жандармов Бенкендорфа и его товарища великого князя Константина Николаевича. По очень важному и немедленному делу, касающемуся лично его императорского величества!
Секретарь, видя, как его начальник сердит и возбужден, вопреки обычаю не улыбался, а сдержанно повторил, что надо было повторить сначала адъютанту монарха, а потом и самому государю-императору Николаю Павловичу. Сам побледнел. Если уж дело касалось ЛИЧНО его величества, то это ужас. В бытность своем адъютантом он только один раз слышал такую формулировку. И до сих пор и монарх, и вся империя содрогалась от таких событий. Восстание декабристов! А чего же теперь?
Граф не зря не ушел из рабочего кабинета великого князя и даже не стал пить редкого для этого времени кофию. Они не успели обговорить о дополнительных для показа Николая I документов, дабы все было четко доказательно и все показано, как спешно подошедший секретарь сообщил, что непосредственно сейчас император слушает доклады министров — военного князя Долгорукова и иностранных дел Нессельроде. Но потом, если господам жандармам надо сию минуту, он готов отложить каждодневные дела и немедля выслушать их.
Судя по тону, император пока никак не мог понять, почему жандармы, при чем оба, уже намедни встречавшиеся с ним, вдруг попросили срочную аудиенцию, да еще с такими грозными формулировками.
«Ничего, — хмыкнул великий князь, — мы, ваше величество, вскоре собьем вашу вальяжность. Петухом закукарекаете».
Бенкендорф, похоже, думал так же, поскольку не испугался тональности императора. Конечно, близким людям, а тем более родным тот позволял многое, но все же в таком случае очень легко можно было нарваться на августейший выговор. А они очень на это напрашивались.
Но ведь и дело у них было заведомо важное и даже почти убийственное!
Прибыли. Император Николай действительно был занят министрами, но не совсем на недолго. Константин Николаевич даже не решился отойти в Зимнем дворце до жены, которая была еще здесь неподалеку.
Министры вышли вместе. Но при этом, если Нессельроде с ними поздоровался, но сухо — дескать, я на вас по-прежнему недоволен, то князь Долгорукий, наоборот, оказался подчеркнуто вежлив и доброжелателен. Он даже шутливо попенял, что государь-император так торопился к ним, что даже сократил их доклад. А ведь речь шла о возможной войне с Англией. А, по сути, и с Европой, поскольку эта страна с Россией никогда одна не воевала.
— Во как! — обменялись взглядами жандармы, — а они-то думают, что монарх их не очень-то ждет. Еще как ждет! И не пожалеет!
— Нуте-с, господа, я жду! — сказал Николай нетерпеливо при их появлении и почти потребовал: — я, надеюсь, ваше дело действительно сложное и срочное, а то вы мне весь рабочий день угробили! А мы тут почти к войне готовимся!
— Так точно, ваше императорское величество! — отрапортовал Константин Николаевич, — сейчас мы вам все расскажем! Это настоящая бомба!
Вообще-то, поначалу предполагалось, что будет докладывать сам шеф жандармов. Это и по должностному положению и по личному состоянию. Великий князь полагал, что ему расти уже некуда и незачем рваться. И так именно для него император создал высокий партикулярный чин 1-го класса!
Но потом, по мере роста напряженности, Бенкендорф стал нервничать и сам решил, что чего-нибудь напутает и откровенно наврет. Ведь именно великий князь автор этой пертурбации. Вот пусть он и расскажет в присутствии шефа жандармов, чтобы его императорское величества не думало, что его товарищ шефа жандарма роет под своего начальника.
И великий князь хладнокровно доложил августейшему повелителю:
— Ваше императорское величество, это дело непосредственно развивалось перед вами и, собственно, вам и пришлось его начинать. Поначалу, это было, как дело о краже бриллиантов вашей любимой дочери и моей не менее любимой жены Марии Николаевны. Это когда вор в законе, ныне покойный Андриан Два Пальца, запугав ее горничную Анюту, выкрал драгоценности у великой княгине. Сейчас же трудно сказать, была ли это инициатива уголовника, или сами дипломаты увлеклись, но главная-то цель была другая — ваши бумаги!
Николай практически оторопел. Все текущие дела, до этого казавшиеся очень важными, были отодвинуты. Он нетерпеливо посмотрел на Константина Николаевича, мол, рассказывай дальше.
Попаданец пожал плечами. Разумеется, он может! Продолжил:
— Бриллианты мы все же нашли, но главного грабителя и инициатора Вильяма Алертона арестовывать не стали. И эти наглые англичане, увидев, как легко им все сходит с рук. Продолжили воровать, уже обратив внимания на вашу священную регалию — скипетр. Причем, о бумагах они не забыли, да им и не дал Лондон. А частые запросы о платине, которой английские денди действительно были заинтересованы, видимо, маскировали их корыстные дела.
Итак об императорской регалии. Опустив ряд ступеней (чтобы не показывать присутствующих здесь господ дураками), сразу перейдем ко второму этапу, когда стало очевидно, чтоэто дело оказалось лишь частью большого так называемого платинового дела. Какое здесь было прикрытие, а какое основное, я, честно, говоря, уже не скажу.
— Гхм! — гулко крякнул император, то ли возражая, то ли просто прочищая свое горло.
Константин Николаевич на это не стал акцентировать, лишь отметил, что это уже в прошлом, поскольку сегодня стало ясно — оба они — какое во-первых, какое во-вторых не известно — оказались прикрытием. Было ли это придумано заранее, либо стало экспромтом даже для самих господ англичан, в любом случае — на сегодняшний день они придумали сильнейшую провокацию.
Сущность его в следующем. Дипломаты решили положить вам в сейф подложный план деятельности его императорского величество Николая I не только на предыдущие десятилетия, но и для следующих императоров. А потом уже другими руками утащить псевдоплан в посольство, вывести его из России и представить мировой публике.
— Вы думаете? — скептически протянул монарх. Как-то ему не верилось, чо в современном цивилизованном мире правящие короли и императоры на это клюнут.
Однако Константин Николаевич имел серьезные доказательства.
Такие провокации ужебыли. Например, своего рода фальшивое завещание вашего предка Петра Великого. Он ведь до сего дня в Европе считается действительным документом, хотя по-настоящему в него не верили и не верят ни в России, ни в мире. Но кому надо, те в него охотно веруют.
Вот и документ вашего императорского величества, завещание это или план, воспримут на только на ура! Сначала так называемая демократическая пресса, потом в официальных кругах, за ними, разумеется, спохватятся российские преступники типа Герцена и Огарева. Русофобские тенденции в мире всегда очень сильные.
Николай задумался. Ему очень не хотелось верить, что европейские цивилизованные монархи окажутся в одних рядах с российскими инсургентами, но, пожалуй, тут ужепоздно верить или не верить. Это уже существует, как современная реальность в виде дурно пахнущего политического трупа. Наши дипломатические агенты отмечают, что в многих странах Европы российские революционеры, эти смутьяны XIX века, активно сотрудничают с официальными кругами. При том форма взаимодействия разная, в зависимости от политического правления и могущества сил инсургентов. М-да. Но идут в общем антироссийском круге.
Николай уже хмуро посмотрел на своего зятя. Политики ея императорского величества королевы Великобритании действуют особенно активно, под болтовню об английской демократии и о священном Билле о правах. Виктория пытается урвать побольше во всем мире. Похоже, Россия, как и Индия и Китай, становится главным объектом грабежа и рвачества. И все же…
— Константин Николаевич, обвинения у тебя серьезные. А какие у вас, господа, есть доказательства? Свидетельства официальных лиц, подлинные документы? Видимо, война на носу.
— Пока маловато, — честно сказал великий князь, — мы полагаем пока только на свидетельства английского дипломата Джерома Стюарт четвертого графа Ньюкаслского. Больше, к сожалению, ничего нет.
— Ну-у, — потянул император, но, похоже, скорее, для повышения активности жандармов, а не для оценки действительности.
— Ваше императорское величество, — понял его великий князь Константин Николаевич, — документы мы, конечно же, найдем. Хотя бы тот экземпляр, что англичане постараются засунуть в ваш сейф. И не предлагаем немедля начать войну. Акт это грандиозный и тут только ваше величество может решить. И с бриллиантами со скипетра разберемся.
Мы же, собственно, пришли замолвить словечко только об этом документе, который уже засунут в сейф в кабинете, и еще о вашем теперешнем слуге. Ближайшие дни будут весьма тревожными, необходимо быть осторожнее.
— Что слуге? Федор неплохой человек, — насторожился Николай, — у меня к нему нет никаких претензий. Скромен, трудолюбив, не ворует. В бумаги мои нос не сует.
— У нас к нему тоже нет особых претензий. С другой стороны, кто мог распространять закрытую информацию о ваших привычках и деятельности. Во всяком случае, обвиняемая Марефа узнала о ваших обычаях десятки дней не трогать ненужные бумаги в сейфе именно от него.
Но это еще ничего. Самое нехорошее, что кто-то из вашего окружения работает источником и болтает невесть что.
Император засопел. Обиделся. Константин Николаевич тоже бы обиделся. Находится под колпаком у своего слуги мало приятно. Но он продолжил:
— И ведь это явно не слуга. Слишком уж много знает.
— Кто? — прямо спросил император.
И его зять также прямо ответил:
— К сожалению, косвенные и даже прямые данные показывают, что это лицо, одинаковое близкое к вам, ваше величество, и ко мне.
— Но ведь это же… — недоуменно сказал Николай. Он вспылил: — Константин Николаевич, не сходите с ума! Заподозрить вашу жену и мою дочь в этом гнусном злодеянии!
— Собственно, англичане разработали план диверсии именно из этой причины. Незаметно засунуть подложный документ в ваш сейф. А потом уже другими людьми вытащить его. И устроить скандал на весь мир, — объяснил императору зять, — разумеется, ваши протесты о том, что это не ваш документ и вам его незаметно подсунули, никто не обратит внимания. Главное, подловить под руку коварную Россию и за одним решить свои проблемы.
Что же касаетсяМаши, я ее никак не обвиняю в такой вине. Максимум — в длинном языке и в подозрительных знакомых. Причем и те наверняка тоже болтают напропалую, совершенно не думая о последствиях
Николайвозбуждении зашагал по кабинету:
— Это Бог знает что. Будто я уже не император, а мой кабинет превратилась в площадь в центре Санкт-Петербурга в весенний день! Всяк ходит и протягивает шаловливые ручонки!
И Мария. Повелеваю… — он остановился, не понимая, что ему потребовать — арестовать? Наказать? Э-э-э, поговорить? — посмотрел на зятя. Он муж, он должен знать, — что ты хочешь сделать?
— Поговорить наедине с нею, объяснить и, если согласится, попросить более зримо выбирать знакомых и поменьше с ними сплетничать.
— Да! — угрюмо согласился Николай, — а то уже черт знает что!
Жандармы скромно молчали. Они сказали самое неприятное и теперь им предстояло принять весь гнев монарха. И гнев, по-видимому, в большом объеме. Лишь бы потом результативная часть не оказалась эффективной. А то ведь, как вверх, так и низ можно двигаться быстро. Остаться бы статским советником! Или, хотя бы, сохранить головы на плечах.
К счастью (к несчастью) для него, в кабинет как бы незаметно проникла в отличие от окружаемых счастливая Мария Николаевна. Дочь и будущий внук кардинально изменили настроение Николая. Он перестал злится, стал почти радостным и неестественно весело-оживленным. Спасены! Или, по крайней мере, ушли от ответственности за чужую вину!
Как оказалось, его жена пришла сюда отнюдь не случайно. Слышав от своей матери, что, скорее всего, мужчины будут обсуждать некие деловые вопросы и примерно догадываясь, какие, она поспешила в кабинет, чтобы взять на себя часть недовольства отца.
Константин Николаевич был поражен (хотя бы!). Эта-то женщина откуда все узнала? Ведь, казалось бы, вся ее сегодняшняя жизнь лежит вокруг их будущего первенца, вон уже какой живот. И она только и думает, как положить живот, чтобы не обеспокоить. И вот тебе на!
Место было не то, все еще недовольный Николай строго смотрел на шушукающих родственников. И муж придержал свое весьма жгучее любопытство. Клятвенно пообещав себе вырвать из жены все ее тайны.
А пока было некогда.
Николай Константинович, видимо, интуитивно почувствовав дурное настроение всесильного деда, на этот раз зашевелился в животе матери, заставив ее застонать. Но потом довольно улыбнувшись. Вот какая она! И от неприятного разговора с мужем сумела уклониться и отцу оказалась нужна!
На ее несчастье она не сумела укрыть улыбку и сразу почувствовала нехороший блеск в глазах мужа и саркастический изгиб губ отца.
«Вот ведь, — сердито подумала Мария Николаевна, — все всё видят и понимают, ни от кого не спрячешься».
Хотя, разумеется, августейший отец с его постоянными государственными заботами и любовью к дочери никогда бы не опустился до допроса зачем и почему.
Впрочем и муж, — она любовно посмотрела на супруга и еле слышно вздохнула: — другое дело, что ее Костя сам все додумает и, как правило, верно. Вот ведь, Господи, дал ему Бог талантище, не скроешься!
— Гхм! — кашлянул Николай, дав ей внука, — дорогая, ты не спросишь у своей мамы Александры Федоровны, когда она собирается обедать?
Поручение, конечно, было на уровне прислуги и можно было бы рыпнуться. Но Мария понимала, что таким образом ее деликатно выпроваживают, поскольку разговор будет неприятный и ей лучше не слышать. Еще расстроится ненароком и ребенок занервничает. В итоге страдать будет совершенно невинный сынуля.
— Хороша, папА, — согласилась Маша, как послушная дочь, — я спрошу, — но тут же обусловила границу смирения: — я приду через десять минут. Не скучайте!
Вильнула подолом платья, умудрилась погладить мужа по голове и вышла.
Константин Николаевич, не обращая внимания на улыбки присутствующих, невозмутимо поправил прическу. Молодая жена в присутствии только отца и близкого человека целомудренно показала близость к мужу. Радоваться надо красавице, а не сердится.
— Господа! — обратил император на увлекшихся жандармов, — предлагаю вам вернуться к нашему вопросу. А то вы ведь слышали — Константина Николаевича через десять минут уведет с собой жена. И он с нею хочет поговорить. Только поговорить, — с нажимом повторил он, — не так ли, дорогой зять?
— Совершенно верно, ваше императорское величество! — твердо сказал великий князь. Его Маша увлеклась и наболталась. Типичная ситуация для женщины. Надо будет сказать любимой «Фу!» и пригрозить пальчиком. Надеюсь, на первый раз хватит?
Честно говоря Николай собирался мягко его поддеть и указать на примерные границы. Мол, взрослый мужчина, а тянется за подолом юбки. Пора уже и выглянуть на взрослый мир.
Но зять его удивил и обрадовал. Он повел себя, не только как действительно взрослый, но и еще влюбленный мужчина. При звуке имени его жены, он не только. Не только досадливо украсил физиономию, но и счастливо улыбнулся. чувствовалось, он в нее влюблен, и не только из-за ее высокого положения, но и из-за того, что она красивая женщина. И при этом был строг. Попадет ей на орехи. Но не очень сильно.