Так завершается карьера сыщика в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-3)

Глава 19

— Константин Николаевич, — гораздо мягче, чем собирался, сказал Николай, — вы стоите во главе жандармского следствия, вам и решать, что делать.

— Да, — согласился попаданец, — следствие продолжает развиваться, поэтому следует выделить несколько узловых моментов:

— Прежде всего, надо активно продолжать допрашивать арестованных. Слишком много они не сказали, а из сказанного — половина вранье;

— Так называемого «Генриха». Арестовать и, если получится, то прямо на деле, когда он полезет в сейф. Тогда не отопрется;

— И поговорить с Марией. Информативно это может стоить немного, но встретиться с ней нужно.

— Мне что-то не нравится, как эти господа станут тянуть свои грязные руки, — угрюмо сказал Николай, кардинально поменяв тему разговора, — вот и имя дочери уже здесь неоднократно прозвучало, и все в негативном аспекте. Представитель семьи монарха, ведь это черт-те что! Константин Николаевич, вы не инсургент случайно?

Великий князь в душе досадливо вздохнул. Похоже, как он и думал, главное препятствие в дознание будет характер императора. А то он уже так мрачно шутит, что больше похоже на обвинение прокурора.

— Ваше императорское величество, — примиряющее сказал он, — о Марии в таком тоне говорят только здесь. Причем лично я считаю, что все дело в каком-то недоразумении. Надо прямо и честно, но притом мягко поговорить с ней, ведь она уже на сносях. Позвольте, этим займусь я сегодня же.

Николай I, подумав, согласился, лицо его вдруг озарилось счастливой улыбкой. Видимо, осознание того, что его кровиночка так или иначе связана с бандитами, приводила императора в ужас.

— Второе, — продолжил Константин Николаевич, — для государственной безопасности мы можем заменить ваш сейф другим с подложными бумагами. Императорский рабочий кабинет, к сожалению, подменить не удастся. Но днем они точно не пойдут, а ночью у кабинета будут преданные жандармы, которые голыми руками медведя возьмут, а не то что плюгавенького иностранца с подручными.

— А нельзя ли взять его у входа в Зимний дворец? Что-то вы, Константин Николаевич, очень уж рискуете, — озабоченно спросил Николай I, — я-то ничего, а если грабители вздумают напасть на детей?

— Да, — неодобрительно кивнул Бенкендорф. Шеф жандармов в привычном амплуа. Великий князь про себя поморщился, но вслух только сказал:

— Ваше императорское величество, ваше сиятельство, вот этот момент я хотел обговорить особо. У нас достаточно преданных людей, чтобы нейтрализовать эту опасность.

Однако обговорить ему свой тезис не удалось, поскольку дверь отворилась и в кабинет, как и предложила раньше, вошла Мария Николаевна. Она уже оделась по-уличному. За нею шли служанки. Беременная ведь, вдруг что случится.

Весь ее величавый вид говорил — мы сей час идем домой. Вот еще возьмем любимого мужа у отца и сразу пойдем. И не сметь нам мешать, а то сопреем и вспотеем, а потом на улице на холодном ветру замерзнем и заболеем! А нам еще рожать!

Даже Николай I обычно не решался сказать против своих родственников, тем более, так они были внушительно представлены дочерью. Хотя любопытство его только чуть не сжигало. Ну, или не съедало. Но он мужественно сдержался.

Бенкендорфа же можно было вообще не считать. Если император так решил, то и он, безусловно, тоже. А вот Константин Николаевич лишь злорадствовал. И ничего личного. Как говорится, кто не с нами, тот против нас. Да, ваше императорское величество?

Так Маша легко вытащила Константина Николаевича из рабочего кабинета императора Николая I. Без кого-то сопротивления своего отца, что даже удивительно. Железного безжалостного монарха, который одним своим взглядом приводил в обморок придворных!

Чудны твои дела, Господи!

А они опять вдвоем собираются в карету, чтобы маленькой семьей оказаться на сиденье, сын будет пока лежать в специальной природной колыбельке — мамином животике.

Мария тоже удивлялась. Странно все как-то. Отец только вяло сопротивлялся, граф Александр Христофорович взглядом как бы подбадривал перед будущем допросом. ДОПРОСОМ! Или ее муж собирается везти ее в жандармерию, в ту самую страшную камеру?

А если я убегу. Костя…? Костя… нет, какой там. Да и, — она подняла взгляд на мужа, — малышка сын, куда я с ним?

Она механически поднялась в карету. За ней с сыном легко поднялся муж. Мария как бы в тумане отметила, что при этом он ловко отсек всех служанок. Не хочет зрителей. Хотя, Бог с ним!

— Меня арестуют? — все еще лукавым голосом спросила она.

— За что? — удивился Константин Николаевич, — ты-то сама знаешь, о чем мы будем говорить?

— Ну? — задумалась она, — я не знаю. Но ведь ты меня так держал за руку, словно арестовал, а ты никогда не ошибаешься.

— Да, я не ошибаюсь, — согласился ее муж, — и потому, я твердо знаю, что нет никаких причин для твоего ареста. Хотя бы подумай, ты — великая княгиня и мать наследника цесаревича, отправишься в тюрьму. Для этого, как минимум, надо убить двух мужчин.

— Кого? — всхлипнув, тихо спросила она.

— Меня и твоего отца. Это, во-вторых, имей в виду. И, главное, во-первых, я не верю, что ты преступница. Другое дело, ты случайно кому-то «скармливаешь» важные сведения. Вот это мы обговорим поподробнее.

Мария облегченно вздохнула. Есть такой стереотип — упал груз с души. Действительно упал, и ей стало так легко и тепло. Она мягко погладила его по плечу, потом привалилась к нему. Спасибо ему, надо было поговорить, а она все тянула.

Подождав, пока она успокоится, он мягко-мягко стал разговаривать с милой, но вздорной женой.

Для начала Константин Николаевич объяснил ей, что происходит с ней самой, почему вдруг в ее голове проскакивают такие странные мысли. Она просто на сносях, ее женский организм находится в напряжении и будоражит голову. Родит и все пройдет, его жена снова станет спокойной, рассудочной, без этой свистопляски.

Мария облегченно вздохнула, точно также, как ее августейший отец некоторое время назад. Получалось так, что он не допрашивал, а всего лишь спрашивал у нее — разве жена может находиться на допросе? Нет, они вместе рассматривают обозначенных кандидатур. Через кого могут уходить ее сведения?

Константин Николаевич внимательно посмотрел на нее. Успокоилась? Тогда начнем работать.

Для начала они вместе рассмотрели всю женскую прислугу, наиболее близкую к хозяйке и потому вполне могущей услышать, а потом посплетничать, даже нечаянно.

Константин Николаевич после долгого размышления выбрал одну возможную кандидатуру. Сплетница, жадюга, воровка. Единственное ее достоинство заключалось в большой груди, в котором было вкуснейшее для его ребенка молоко. Родится ведь скоро, а кормить сама Мария Николаевна не собиралась

Надо сказать, что сам Константин Николаевич в свое детское время, кроме молока матери, сибарит такой, никакое другое не пил. Громким ревом он встречал любое предложение молока, кроме, как от этой родимой женщины. И теперь, разумеется, беспокоился за своего будущего ребенка. Яблоко ведь от яблони далеко не катится. Но если уж такое нехорошее, пусть такая будущая кормилица рвет отсюда!

Впрочем, Мария Николаевна категорически протестовала против такого варианта.

— Mon cher, — с возмущением говорила она, — ты можешь относиться ко мне плохо (это было неправда), ты можешь, как угодно относится ко мне (тем более), но ты должен понимать, кто я — великая княгиня и кто она — простая женщина из низов с грубыми манерами! Я не буду с ней болтать по душам и говорить обо всем!

По поводу женщины из народных низов Константин Николаевич мог бы напомнить об Анюте Ковалевой, так пролетевшей по жизни и почти оказавшейся на каторге. Слава Богу, с помощью самого действительного тайного советника 1-го класса, ей понемногу удалось улучшить свою линию жизни. Недавно она тоже родила в действительном браке. С мужем, в неплохом материальном положении она была счастлива. Дело не в этом.

Попаданец мог бы ей напомнить об отказе отношений великой княгини с представителями народных низов. Но вот манеры, да. Жена его с такими женщинами реально не водилась. НИ ЗА ЧТО и НИКОГДА. Константин Николаевич сам за этим приглядывал.

Так что пустой нумер.

В свою очередь, им была отвергнута после некоторого размышления и версия Марии Николаевны. Та предлагала кандидатуру очень любопытной белошвейки. Недавно принятая на пошив платьев жены, та совала свой нос, куда только могла. И где не могла, кстати, тоже, за что великий князь без всяких шуток обещал ее за такое любопытство нещадно выпороть.

Но нет, кроме гипертрофированного любопытства, она ничем подозрительно замечена не была. Обычная баба, каковых иного.

Константин Николаевич на это своей жене указал. И вообще, — подумалось ему, — они выбрали неправильное направление. Чтобы окончательно убрать с Маши любую подозрительность, надо было найти старую и очень близкую знакомую жены. НЕ СЛУГУ. Кто бы это?

Он уже почти угадал эту свою кандидатуру, но хотел бы, чтобы Мария Николаевна сама назвала ее.

— Но кто это? — мучительно закатила как бы в раздумье глаза его милейшая жена. И такой она была прелестная и трогательная, что Константин Николаевич не выдержал, схватил ее, стараясь не помять ребенка в животе, и расцеловал.

— М-м, — шаловливо облизнула губы язычком Мария, скосив глазами на мужа. И сразу притихла, пытаясь понять, кто же это? Неужели снова Анюта?

— Но у меня нет таких близких подруг, — недоуменно сказала она, — если только поверхностно княгиня Джавадзе? Но ведь не она?

Мария Николаевна умоляюще посмотрела на мужа с искренней просьбой не лишать ее единственной по-настоящему близкой подруги.

Увы, как раз этого великий князь сделать никак не мог. И ладно бы только его касалась княгиня. Но болтливый ее язычок нередко касался строгих государственных тайн. А это уже относилось к самому императору Николаю. Да-с. А Самодержец Всероссийский в этом отношении всегда очень строгий. Может так и надо?

Константин Николаевич немного знал эту княгиню. Белокурая украинка (и такое тоже бывает) из богатой дворянской семьи, она стала княгиней Джавадзе, выйдя замуж за богатого грузинского аристократа. Великий князь мог только посочувствовать тому за такой необдуманный поступок. Легкомысленная, болтливая, любвеобильная. Ужас какой.

Хотя он практически был уверен в этой версии, но, доведя жену и сына до дома, немедленно уехал в жандармское управление, где в бешенном темпе развил розыскную деятельность.

К вечеру он мог быть уверен, что говорливая княгиня будет строго запротоколирована и в этом сюжете можно будет поставить точку. Пора было вернуться к англичанам.

Нормальное рабочее утро добрым быть не может!

Этот лозунг из творчества любителей интернета XXI века этим утром нехорошо вспомнился Константину Николаевичу. Спать хочется, аж пожрать не могу!

Его жена сегодня ночью почти не давала спать сама и не позволяла спать своему несчастному мужу. Он не знал что точно, но ему кажется — о-ох! — любовью здесь и не бывало. Мгм, или бывало?

Все равно он должен сегодня быть у императора, как и договаривались, на аудиенции в 9.00. Такое раннее время было обусловлено тем, что Николай все же хотел вернуть свой рабочий распорядок. А, значит, зятя решил принять по-родственному, вне режима.

Вчера это поведение казалось нормальным, хотя и откровенно дурным. Но, конце концов, не всем быть монархами, кто-то должен оставаться поданными. После активной бессонной ночи как-то все стало видеться по-другому. Маше хорошо. А утром поела и снова спать. Только почему он так должен мучаться?

По приезде в Зимний дворец он вдруг увидел, что есть и другие несчастные. Николай I был откровенно не выспавшийся. Не от шалостей условного Амура. Все-таки ему было уже под пятьдесят, и любая ломка распорядка дня негативно влияла на его моральное и физическое состояние.

— Я думаю, перед разговором нам надо, по примеру нашей бабки Екатерины Великой, отпить крепкого кофию? — с ходу предложил император, логично предполагая, что семья князей Долгоруких, настолько же родовитых, насколько небогатых (как князья, конечно), скорее всего, дорогой кофий много не потребляли. И почти наверняка не знают, когда и для чего его вкушают.

И вообще-то он почти был прав. Во всяком случае, Константин Николаевич кофий пил нерегулярно. Но вот Георгий Васильевич в XXI веке пил кофе практически каждый день. Причем не то что он его любил, но кофе готовился быстрее и проще. Надоел тогда до изжоги. Но в XIX веке на бескофейной диете он вдруг воспылал страстью к этому напитку, и с удовольствием отнеся к инициативе своего августейшего сюзерена.

Они не спеша пили крепчайший кофе, закусывали его горечь печеньем и говорили про жизнь. А от чем говорят мужчины, когда они одни? Да про самое дорогое в их жизни — про женщин.

При том Николай говорил, как отец, а Константин Николаевич, как муж. То есть речь у них шла про Марию Николаевну.

Как и предполагал великий князь, император, будучи отцом, совсем не обозлился на любимую дочь. А вот, как монарх, он желал услышать подробности от окружающих, и, в первую очередь, от ее мужа — великого князя Константина Николаевича.

Еще бы! Хотел бы он или не хотел, но попаданец прочно врос и в семейство Романовых, и в политическую жизнь России XIX века.

Хотя серьезно Николая он не обеспокоил.

— Ваше императорское величество, — отпивая кофе (кофий в XIX веке) и чувствуя, как он буквально возрождается с его помощью к жизни, — ваша дочь и моя жена прелестная женщина и прекрасная хозяйка. И к первому, и ко второму я ни в коем случае претензий не имею. Более того, как вы, наверно, заметили, я считаю свою жену, именно, как женщину, а не как великую княгиню, равной себе. Мы оба равноценных человека и я не понимаю отдельных сври знакомых, которые почему-то считают мужчин выше, чем женщин.

— М-да? — непонятно с какой интонацией — то ли со скепсисом, то ли с одобрением — сказал Николай.

— Да, ваше императорское величество, — твердо сказал попаданец XXI века, выросший в этой культуре. Но тут же добавил: — только хочу добавить. Популярная ныне в Европе гипотеза, в которой равенство уравнивают тождество, полнейшая ересь. Женщина равна мужчине, но она не есть он. Господом Богом нашим с сотворением мира, человечество было разделено на два пола. И это какие-то дьявольские козни, когда говорят о тождестве мужчин и женщин.

— Вот и я тоже так говорю, — оживился Николай, — но ведь меня мои егозы даже в семье не хотят слушать. А становишься строже — обижаются. У тебя, Константин Николаевич, такой спор не случается? Мария, будучи девушкой, в семье нередко была во главе несогласных сестер.

— Ваше императорское величество, скажу прямо, — спокойно сказал великий князь, — в первое время Мария Николаевна практически каждый вечер во время вечернего чаю, пыталась меня утянуть в болтологический спор.

— И что же? — поинтересовался Николай. Чувствовалось, что это не просто вежливость, а ему действительно интересно.

Ваше императорское величество! — удивился великий князь, — а как же мы будем спорить? У меня логика, у жены — чувства. У меня разум, у нее — сердце. Так мы ничего не выспорим, только разругаемся. Лучше всего, когда она вставала в философическую позицию, настолько же бестолковою, насколько заумную. Я просто целовал ей руку и говорил красивый комплимент. Благо, ваша дочь действительно прелестна и я ее безумно люблю.

А потом со временем я возложил на нее все домашнее хозяйство. Плюс к этому скоро появится уже беспокоит первенец — сын Николай Константинович. Тут уже не до философских прелестей. И она занимается тем, что Богом нашим от природы положено женщине — семья и домашнее хозяйство.

Так вот, что бы я хотел сказать, говоря, что женщина такой же человек, но другой? Женщина думает и делает нередко так несуразно и нелепо, что мы не верим, что они разумны. Но ведь это именно так!

И мы, осклабившись, верим, что они не могут логично думать. Но может, это мужчины не хотят принять их слабости?

Великий князь хмыкнул, про себя проговорил:

'Что же касается означенного дела, то Мария в нем оказалась из-за обычной человеческой слабости, которая есть у всяких женщин — болтология. При встрече с княгиней Джавадзе не выдержала, похвастала.

Та, такая же легкомысленная особа, даже больше, всюду наболтала. И понеслось! Ему же подумалось — дайте понять отцу, что его дочь не осознанная преступница, а, говоря прямо — болтушка — и он с вами со всем согласится'.

Вслух же сказал:

— Да, ваше императорское величество. Более того, я сам здесь и частично виноват, и частично горд. Выслушав из небольшой части моих выводов, она сумела соотнести с имевшихся фактов и сама создала довольно-таки стройную концепцию. Только неправильную.

Вот теперь и не знаешь, что делать. То ли совершено ничего не говорить дома, то ли, наоборот, все рассказать и включить мою женушку в работу жандармского управления?

— Ну, тут вы, конечно, перестарались, — не согласился с улыбкой польщенный император за дочь, — но пусть пока рожает и воспитывает сына. И хватит с нее.