Так завершается карьера сыщика в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-3)

Глава 16

В Зимний же дворец его звали в это день не только заботы о Марии, как он обозначал для себя цель поездки в первую очередь, но и строгая необходимость проверки сохранения Бриллиантовой комнаты. То есть, он уже, конечно, уже хлопотал по поводу охраны, но в свете новых данных о кражах в Бриллиантовой комнате надо еще похлопотать о дополнительных мерах. Да и вообще посмотреть все заново. Хотя бы даже что б успокоить свою грешную, но казенную душу.

Нет, он понимал, что в действительности самая главная цель является, судя по всему, несколько другая, но тем не менее. Ведь надо еще раз тщательно проверить охраняемый объект и на время про него забыть, акцентируя для иных, более важных действий.

Во дворце, как он и хотел, вначале присмотрел за женой (она о чем-то оживленно беседовала со своей мамой Александрой Федоровной) и за ее животиком с Николаем Константиновичем (так, скорее, его будут звать в будущем, если, конечно, ребенок окажется сыном).

После этого с чистой душой отправился к Бриллиантовой комнате. Пошел да не дошел. Всегда надо иметь в виду, что человек — это кузнец своего счастья. И в окрестностях в своей жизни он не один человек, а, значит, не только его цели существуют.

Хотя в Зимнем дворце было много людей, которых вообще не замечают отсутствие таких понятий, как цель. И ладно бы своих, так ведь и чужих, мешаются под ногами.

Не успел он вдумчиво и не спешно пройти половину пути к означенной отметке, как позади послышались привычные легкие шаги и теплые руки со столь знакомыми запахами закрыли ему глаза. Маша! Что она за ним побежала? Адюльтер ищет обличительный? Вот я ее сейчас!

— Э-э, Алена? — попытался он «угадать» женщину и получил весомый тычок в бок. Как бы ребро не сломала!

— Катя? — «попытался» он мстительно снова угадать.

В ответ Маша весомо потянула его за уши. Что за такое, понимаешь? Попытка удержать голову в прежней позе могла привести к ликвидации этого института тела, и он послушно повел голову а нужное направление.

— Маша! — «удивленно», но радостно провозгласил Константин Николаевич, увидев любимую жену.

Та чувствительно щелкнула по лбу глупого мужа, но потом, улыбнувшись, поцеловала. Сердиться на него было глупо уже с ее стороны, ведь эта незатейливая семейная игра проходилась между ними неоднократно. Гад супруг специально пытался заставить ее приревновать.

— Милая, а что ты здесь делаешь? — спросил, наконец, информативно Константин Николаевич, заранее почти угадывая ответ.

— Я по тебе соскучилась! — с традиционными обертонами сказала она капризно, но ласково. Лейб-медики, с которыми он советовался, предупредили, что гормональный дисбаланс, сильно влияющим в будущем на характер жены, будет уже существовать и сейчас, хотя беременность и не большая. Ну так как- то в общем направлении. То есть терпи, бедный казак, когда-то атаманом будешь!

Поцелуями и прибаутками он успокаивал ее и одновременно предостерегал категорично. И, в конце концов, сумел ее отправить обратно к маме. Но на это ему ушло не менее часа, вот ведь упорная «милая жена»!

То есть жандармов, а вместе с тем и всех, кого секретарь необдуманно предупредил от имени своего хозяина, тот коварно обманул. Специально целенаправленно обхитрил. Что же, все знают, что у него молодая жена, только что ставшая беременной. И несчастный, а, может быть, и сугубо счастливый муж этой светловолосой красавицы попал именно к ней, в семейные тенета.

А кто вообще почему-то этого не знает, ну и пусть их! Его императорское высочество и высокопревосходительство очень занят по государственным нуждам! Как его называют дипломаты, мадагарский кризис. И ничего, что такого в природе не существует. Не мешайте, сволочи, Чапай думать будет!

Около самой Бриллиантовой комнаты его опять перехватили, на этот раз генерал Любавин-2-ой со товарищи. Правильно, он бы тоже нервничал при слухе о прибытии важных сановников. Ибо их много, но отвечаешь за все ты!

Поздоровался, поволновались вместе, поговорили ни о чем. Потом Константин Николаевич поделился с ним неприятными новостями о хитрунье Грязновой. Вот так, прошерстили вроде бы тщательно, с чувством глубокого удовлетворения. А она взяла, да и обманула. Простая, да еще баба! Любавин-2-ой был сильно удручен, если так можно сказать. Пусть помучается, молодец. Если мужчину хорошенько не обманет женщина, то и он и не мужчина еще совсем, а пока девственный мальчик.

Его высокопревосходительство на этом, разумеется, не остановился, приказав провести ряд конкретных мероприятий и по Марефе Грязновой и по охране Бриллиантовой комнаты. А за одно по приятельски сделал втык. Что ты за генерал кавалер имперских орденов, если тебя так грязные бабы запросто обманывают. При чем не свои, да еще такие некрасивые и старые? Тьфу, твое превосходительство, а еще из гвардии!

Прошелся по обозначенным постам. Два секретных, как бы замаскированных портьерами, три открытых — постовые на входе, горничная и шатающийся как бы посетитель. Вроде бы ничего. Посетитель оказался, правда, без орденов, что по чину (титулярный советник) вызывает некоторые недоуменные вопросы. Но это проблема, скорее, Николая I, а не Любавина-2-го. Не захотел император давать довольно высокую награду для классных чинов шпику, если уж говорить откровенно.

И хватит уже Любавину-2-му делать обиженную мину на роже. Виноват ведь, а он начальник. Тем более, попаданец сам знал, что и на старуху бывает поруха и не собирался ему постоянно пинать по этому поводу.

Сейчас другая важная докука — необходимо поймать этого подлеца Мишку. И как участника недавней кражи, и как опасный прецедент. Украл в помещении императора — должен обязательно быть пойман и наказан. И ни каких гвоздей! А то придумали тут, понимаешь! И ничего, что потом его простят, если вдруг не виновен. Царь в своем праве, хочет строго наказывает, хочет — великодушно милует.

Оставил встревоженного Любавина и немного недовольную Машу в Зимнем дворце, он отъехал обратно в свое управление. Ему надо обязательно подумать о существующей довольно тревожной ситуации. Ибо, рассуждать, что следователя ноги кормят, означает глубоко ошибаться. Это опер должен бегать, а следователь обязан думать. Иначе и никак иначе.

Ведь уже по делу об императорском скипетре что-то недоделал. Вроде бы все логично и император согласен, а вот покалывает в голове. Что-то никак. Вот и это следствие…

И ничего, что окружающие от простых жандармов и до их шефа Бенкендорфа все спокойны. И даже августейший повелитель Николай I деловито покоен. Зато он уже обеспокоен и может поделиться с большинством окружающих грозными сведениями. Вот они тогда забегают, как кипятком ошпаренные!

Сел за стол в своем кабинете, отпил обязательного чая из стакана, позвонил в нем ложечкой. Так что же здесь делает в России господин Стюарт, какую еще гнилую каверзу готовит так сказать в гостином нумере? Или вот — что важнее — платиновое дело или кража императорской регалии? А, может быть, еше третье, пока совсем не известное дело?

Пригубил из стакана, сравнил все три варианта. Вздохнул и нехотя предположил, что, похоже, жандармерии придется рассматривать все варианты. Во всяком случае, на сегодняшний день ситуация складывается именно так. Разница только в его персональных действиях. Если в рамках «платинового дела» больше со стороны искусного аналитика, то при охране императорской регалии — простых физических усилий. При всем при этом, сил, если экономно, то в жандармерии хватит. А третье розыскное дело вообще существовало только в умозрительном варианте.

М-да. Не надо только радоваться так громко и часто. Потому как еще искомое дело будет обязательно развиваться. Англичане такой сволочной народец, с них можно что угодно и в любом объеме ожидать.

Что же, отдышался и хватит. Теперь пора анализировать и делать выводы. Какую конкретно регалию Стюарт заказал со слов Марефы Грязновой? Все оптом? Очень даже вряд ли. То есть дипломат-то захотеть может. Аппетит у них большой. Но физически столько грабитель не утащит. Или охрана обязательно заметит. А несколько человек на такое дело не пойдут. Или опять же охрана не пустит, и, скорее всего, сами так нагло не осмелятся.

А если сравнить по компактности и по объему изделия, то лучше всего скипетр. Но если Стюарт закажет другую драгоценную безделушку? Он-то может просто наплевать на неудобство господина вора! Мишка Хвостов, ты мне очень нужен!

Позвонил в колокольчик секретарю Алексею, осведомился о действиях группы Колокольцева. Оказалось, они уже привезли молодую женщину, посадили ее в гостевую комнату попроще. Уехали опять. Колокольцев хотя бы сказал куда. Да, не ошибайся, милый, за делом следит сам Николай I. А ты ам все в любом случае не охватишь.

Подумай за дочь Марефы, как ее, Елену. Тоже мне имечко. Но хоть что-то путное. Хотя вряд ли она что-то приличное скажет, но допросить надо. Вдруг что-то все же сболтнет лишнее и вкусное.

— Распорядитесь, пусть приведут ко мне, — попросил он секретаря, — и писаря, конечно.

Жандарм-надзиратель привел Елену Мышкину. Та самая, которая в девичестве была Грязнова. Даже гадать не приходится. Фотографическая копия Марефы в молодости. Хм, а она ничего. Вот ведь Марефа, вот ведь баба, знала, что делает! Такая без труда может отвлечь молодого жандарма-постового. А уж если она сама попросит проверить у нее молочные железы, да бесплатно…

А постовой круглый дурак. Не понимает, если баба берет тебя за сокровенное мужское, то ей что-то очень надо. Бежать надо немедля от нее. Или, если в данном случае, — хватать и тащить. Благодарность бы получил. А сейчас, кроме как выговора, получать нечего.

А и пусть. Писарь пока подождет в приемной. Правильно, нечего тебе сразу ломаться к его высочеству. Обождешь покамест. Он ее уже перед этим допрашивал, так что пусть отдохнет.

Елена, похоже, почувствовала интерес вельможного следователя. Робко, но по-женски начала с ним заигрывать. Или это просто рефлекс? Вот дура! Бояться надо, ты ж в жандармерии! Тут или кулаком в морду, или розгами по заднице. И плевать, что ты сладкая женщина! Так отмордуют, потом только благодарить будешь!

Позвонил в колокольчик, попросил писца, вести протокол. Подождал, пока он придет и обустроится. Надо же, сегодня новый и даже неизвестный.

Начал обычный допрос. Чувствовалось, что от того все насторожились — и молодая баба, и почти штатный жандармский писец. Его императорское высочество был сегодня явно не в духе. Притихли, как мыши, и начали строго действовать по закону. Ну, или, как по служебным обязанностям и женской интуиции.

Сначала обязательное — фамилия, имя, где служит муж или, хотя бы, работает, сколько детей и какой возраст. Это мог и сам писец спросить.

Пока Елена, пугаясь, медленно отвечала, великий князь не мог не обратить на профессионализм писца. Тоном, нужными словами, он так ее между делом довел, что, когда заговорил следователь, женщина держалась на грани. Еще чуть-чуть и в обморок. Жаловаться на клевету и подлог жандармов ей и в голову не приходило. Даже обольстительная улыбка исчезла.

Константин Николаевич лишь нуждался в некоторой коррекции, чтобы глупая баба понимала, что она не в гостях, и все страшное про жандармов иногда правда. И ничего, что сама она ни в чем не виновата. Найдем! А не найдем, так просто так сгноим в тюрьме! Тем более, родственница ее уже призналась в своем вине. На бессрочную ссылку, а, может, и даже на каторгу хватит!

— Елена, — внушительно говорил ей солидный следователь, которого молодой жандарм уважительно называл «ваше императорское высочество», — ты ненароком пошла не в ту сторону, по страшному пути злодеев Степку Разина и Емельку Пугачева. Смотри, и тебя на кол пошлют. Или, хотя бы, голову отсекут. Хочешь?

Это было страшно, это было противно. И, наверное, очень больно! Она же так не хочет, молодая ещн!

— Батюшка барин, — с плаксивыми нотками, очень похожими на восклицания ее матери, — я все скажу, ты только мне скажи что и как. Только правду!

— Говори, его императорское величество, — взглядом попросив разрешения у следователя, рявкнул писарь, — не должна так по простецки говорить! Какой он тебе обычный барин!

— Ваше императорское высочество, — покорно повторила Елена.

Наш клиент, — одобрительно подумал великий князь, — не надо пытать, не надо даже пугать, сама все скажет, так уже испугалась. Л ишь бы нужное не забыла. Как испуганная болтушка она тоже не нужна.

— Мать твоя Марефа Грязнова в этом ж месте, — он мотнула головой на табуретку, — все рассказала. Действия ее довольно преступные, но не чрезвычайно злодейские. Потому, я считаю, она достойна помилования. И ты можешь так же!

— Помилуйте, ваше императорское высочество, — удивилась она, — разе ж за один медный крестик так можно посадить?

Она бестолковая дура? Или просто обычная русская баба, у которой все уходит в голимые чуйства?

— Помилуй, барин, я все скажу, — заплакала Елена, — пожалейте, глупую бабу, неразумную, темную. Я вся ваша…

— Так, — заткнул ей рот следователь, — ты должна рассказать мне про все преступные действия, которые знаешь. И свои, и не свои. А ваша или ты наша, это совсем не важно. Поняла, баба?

— Поняла, — всхлипнула Елена, — все расскажу. А про библейского Иуду тоже говорить? Я много знаю, я памятливая на проповеди в церкви.

— То есть, — не врубился сначала Константин Николаевич. Потом усмехнулся, да она ж баба с юмором. Вот «повезло». А мы ведь тоже можем пошутить! Вот я тебе!

— Э-э, как тебя, рядовой? — позвал он жандарма в раздумье.

— Лексей, — с готовностью ответил писарь. То ли такой угодливый, то ли почувствовал замануха будет.

— Алексей, у тебя нагайка есть?

— Есть, ваше императорское высочество!

— Дай-ка этой неумехе пять горячих, пусть поумнеет!

Елена не сразу поняла, что с ней хотят сделать, но врубившись, что ей предстоит банальная порка, болезненная и тяжела, начала так визжать, орать и кричать, что великий князь только порадовался, когда писарь заткнул ей рот кляпом. А потом сноровисто положил на топчан и отсчитал ей пять ударов нагайки.

Следователь был невозмутим и спокоен. Вот еще! Вела бы себя нормально и к ней бы подошли как к простой бабе. А не нет и суда нет!

Пунктуально отсчитав пять ударов, Алексей посадил ее обратно на стул, предупредив, что в случае криков ей не только вернут кляп, но и дадут еще нагайкой.

И после этого освободил рот. Боль лучшее средство от дурости (и от женского бестолкового юмора). Елена только тихо плакала, боясь опять обозлить сердитого господина.

— Ну что, начнем сначала по второму разу? — следователь широко улыбнулся, но когда увидел, что женщина не собирается говорить, обозлился. Предупредил: — у тебя нет для меня ничего интересного. Поэтому, я тебя жалеть особо не собираюсь. Или ты начнешь говорить, или я позову ребят, они отведут тебя в камеру в холодный подвал и там оставят на двое суток, предварительно ободрав шпицрутенами. Будешь лечиться, как Бог подаст. Потом опять будем говорить. Так станем крутить по тюремному кругу, пока ты мне все не расскажешь. Или нечаянно не умрешь. На твой выбор.

— Барин, я готова, все расскажу! — взмолилась Елена.

— Сейчас ты будешь говорить. Я буду слушать, а Алексей записывать, — кивнул он на писаря, — и если я увижу, что ты врешь, на первое время десять нагаек. Потом посмотрим, но будет все одно больно. Поняла, дура?

— Да, барин, — тихо сказала Елена.

— Давай, — поощрил ее Константин Николаевич, — раньше начнешь, раньше выйдешь. И не сметь мне выть про Иуду, ты не в церкви!

Елена начала рассказывать, путаясь и немного поскуливая, о всех преступлениях, о которых знала. Но, поскольку, они по-разному понимали этот термин, то часть материала великий князь промто пропускал мимо ушей, а когда уж совсем запутывалась, велел идти дальше.

И ведь не зря, оказывается, мучился с этой клятой бабой! Елена между делом рассказала о каком-то мужчине, молчаливом и даже скромном, но который оказывал какое-то неведомое влияние на Стюарта.

Поначалу она говорила о нем излишне коротко, но потом, под влиянием вопросов великого князя и животворящей матерщины писаря Алексея, разговорилась.

Как понимала Елена (подслушивала невзначай), звали его Генрих и был он не русским. Хотя язык понимал очень хорошо и говорил почти без акцента, но разговорный ему он не очень-то понимал.

— Не знает он нашего, простого, — пояснила женщина, — все более господский у него. Причем как-то странный язык, как вроде чухонский. Особо, когда со сна. Ну да, — остановилась она, — мужик он видный, но без бабы, а я тоже ничего, а супруг мой больше интересуется не мной, а водкой. Вот он и предложил, а я не отказала. Один раз живем. А грех я в церкви замолила.

— То есть, ты была его любовницей? — прямо спросил ее Константин Николаевич, выделив термин помягче.

— Ну как, — засмущалась Елена, — не так уже и совсем. У них было-то всего три — четыре любовные встречи, — потом что-то подумала про себя и подтвердила: — ну да.

Но как любовница, знала она о нем много.

— Я, почитай, сначала думала, что он евойный слуга у господина Стюарта. Всегда ходит позади него, помогает, как слуга, одеть — снять верхнее платье, вперед не лезет, никогда не ругается. А потом посмотрела — а одежа-то у него тоже господская, богатая. И руки нежные, белые. И денег много. Тратит он их легко, явно зарабатывает не тяжелым трудом.

И все у матери допытывался, трудно ли пролезть ночью в амператорский кабинет. Не мешают ли по пути слуги?

Константин Николаевич был в сомнении. Что-то не вписывается Генрих в общую картину кражу регалий в Бриллиантовой комнате. Кабинет еще зачем-то. С другой стороны, а если он расширит число объектов кражи, включив в него императорский скипетр Николая I в его сокровищницу.

Подвинем пока в сторону Мишку. А то что-то он выделил ему большую роль в краже. Он ведь обычный вор. И мелкий. Укради, отдай воровскому скупщику, деньги прокути. А он из него какого Спинозу вылепил. Мудреца настоящего. Так ли это?

Хотя оставим пока. Поживем, подумаем, может что и получится.

Константин Николаевич позвонил в колокольчик, приказал секретарю позвать надзирателя.

Елена, видимо, наивно полагала, что после допроса ее послушают и отпустят домой, Узнав про камеру со слов великого князя, в отчаянии бросилась в колени перед ним и завыла белугой.

— Ты, баба, не вой, — внушил он Елене, — поведением твоим я пока доволен. А сидеть ты будешь несколько дней, пока розыск идет. Срок тебе такой еще божеский. И дети от голода не помрут. Потом отпустим, даже судить, скорее всего, не будем. Если поведешь хорошо. Так что иди, баба, не доводи до греха.