Такая служба – побеждать

«НОНСЕНС, ГОСПОДИН ГЕНЕРАЛ!»

Застаю маршала дома, как всегда, в любимом кресле и вокруг книги, книги…

— Вот, перечитываю: Гудериан. «Танки — вперед!» Небезынтересно с точки зрения изучения боевого опыта применения танков. Вышла в свет спустя десять лет после смерти автора. В Мюнхене. Поклонники скрупулезно собрали черновые рукописи, как они его величают, «выдающегося теоретика», «быстроходного Гейнца». У нас книгу перевели на русский язык и издали — вот: Воениздат, 1957. Нам не страшна ни его тенденциозность в изображении событий второй мировой войны, ни тем более его попытка оправдать поражение вермахта… Да и кого нынче убедишь таким, с позволения сказать, «доводом»: «Бескрайние просторы страны, как и во времена Наполеона, спасли русских»! У него и здесь Гитлер виноват, а он, Гудериан, ни при чем, как и в другой его книжке, в «Воспоминаниях солдата». Помнишь, он там себя величает «честным солдатом»? А между прочим, этот «честный солдат», оказывается, был просто-напросто осведомителем Гитлера, предателем. «Рыцарь»…

Покушение на Гитлера, совершенное 20 июля 1944 года, нынче некоторые западные историки, выражая настроения идеологов НАТО, выдают за следствие «демократических» устремлений германских милитаристов. На самом же деле это было отчаянным действием отдельных представителей промышленных и военных кругов, напуганных ростом военных неудач гитлеровского режима, им просто не хотелось терять свои богатства, идя вместе с Гитлером в пучину катастрофы. Они и решили убрать Гитлера до вступления советских войск в Германию и заключить мир с западными державами.

Совершенно определенной была реакция высшего генералитета вермахта на провалившееся покушение. Германское радио в тот день вещало: «Фюрер, уступив просьбе вермахта, назначил из фельдмаршалов и генералов суд чести для изгнания негодяев из армии». В состав «суда чести» вошел и генерал Гудериан, 20 июля назначенный Гитлером на пост начальника генштаба.

— Смотри, какой любопытный документ, — говорит маршал, — свидетельствует один из немногих случайно уцелевших участников заговора: «Мы были у Гудериана и предупредили его, чтобы он нас не выдавал. Однако, когда вечером 20 июля Гитлер назначил Гудериана начальником генерального штаба ОКХ, нам всем стало ясно, чем тот заплатил за продвижение по службе». И еще. Вот первый приказ Гудериана после вступления в новую должность: «Каждый офицер генерального штаба должен быть еще и национал-социалистским руководителем. И не только из-за знания тактики и стратегии, но и в силу своего отношения к политическим вопросам и активного участия в политическом воспитании молодых командиров в соответствии с принципами фюрера…»

— Ишь, «честный солдат»! Пишет после войны: «Мы стали солдатами для того, чтобы защищать отечество». От кого, спрашивается, защищать ему приходилось свою страну-агрессора — от Дании, Австрии, Чехословакии, Польши, Бельгии? И какое «отечество» — цитадель фашизма? А дальше, дальше-то что говорит! «Мы считали, что военная служба является для нас выполнением высокого долга, основанного на любви к своему народу». Это «любовь к своему народу» руководила Гудерианом, когда нацисты пытались в топках Освенцима и Майданека сжечь целые народы?!

Я сказал ему, что у Горького где-то говорится: «Обвинители и защитники людей с равносильной легкостью пользуются одним и тем же лексиконом».

— Не знаю, по какому поводу это Горький вспоминал, но мне кажется, в отношении тех, кто так поступает, в одном случае это искренность, в другом — лицемерие, — ответил Амазасп Хачатурович. — Нет, не бывает, не может быть военного вне политики. Нонсенс это, господин генерал, бессмыслица. А еще точнее — ложь, рассчитанная на наивных простаков!

— Спустя всего два дня после того, как Гудериан возглавил германский генштаб, танковые полки моей 20-й и 21-й мехбригады И. В. Костюкова, — продолжает маршал, — с боями подошли к реке Сан, мотопехота форсировала реку, захватила плацдарм на другом берегу. В сочетании с действиями других наших войск это означало для вражеской львовской группировки угрозу окружения, и враг начал отступать на запад… А потом танковые армии нашего 1-го Украинского фронта отбили у него Перемышль, Ярослав, Львов… Комфронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев преподнес генштабу Гудериана предметный урок танковой стратегии, существо которого в особом приеме использования танковых армий.

Танковые армии — а здесь их было три — М. Е. Катукова, П. С. Рыбалко и Д. Д. Лелюшенко — последовательно вводились через узкое горло прорыва в оборону противника и действовали уже изнутри, разрушая вражескую оборону и расширяя горловину прорыва. Это был как бы подвижной таран из танковых армий, и таран этот — в голове наступающих войск фронта. Таран проникал в глубокий тыл противника, кромсал там все и вся, танковые армии захватывали важные рубежи и объекты.

Конев маневрировал танковыми армиями, сосредоточивал их усилия на решении основных задач, от которых зависел успех всей операции, не распылял их на решение задач второстепенных, что, к сожалению, имело место в других операциях Великой Отечественной. Танковые армии в Львовско-Сандомирской операции совершали резкие повороты с одного направления на другое, марш осуществлялся быстро, оперативно. Контрудары противника принимали на себя общевойсковые армии, а танковые тем самым освобождались для действий в оперативной глубине обороны противника, для разгрома более глубоких его резервов.

— Понимаешь, Конев, чтобы освободить Львов, бросил армию Рыбалко на север. Больше чем 120-километровый блестящий маневр сделал Павел Семенович Рыбалко вместе с 4-й танковой, 38-й и 60-й общевойсковыми армиями, угрожая противнику полным окружением, заставил его оставить Львов и отступить. Тут Конев на 180 градусов повернул нашу, 1-ю, а затем и 3-ю, рыбалковскую, на Сандомир. Снова стремительный марш-маневр, и — советские танки на Висле!

К Коневу он относился восторженно:

— Не могу об Иване Степановиче говорить без восхищения — о его мудрости и выдержке. В начале июля сорок четвертого, когда прорыв вражеской обороны не удавался, Конев не горячился, не спешил бросить в сражение 1-ю танковую армию, терпеливо выжидал, когда ввод танковой армии будет своевремен и принесет серьезные оперативные результаты, а не мелкий тактический успех. Так он сберег танковую армию и бросил в бой для выполнения ее основной задачи, и это, на мой взгляд, предопределило успех всей операции.

Спрашиваю: ну а не как у военачальника — просто, как у человека — чему стоило учиться у Конева?

— А разве это разделимые вещи: человек — военачальник? — удивляется Бабаджанян. — Это был настоящий военачальник: сильный, властный. Но властность не мешала ему оставаться обаятельным, влияние иметь на людей колоссальное. Он был горячий и увлекающийся, но умел сочетать в себе трезвость, спокойную рассудительность с блеском полководческого таланта, твердость и непримиримость с добротой и благородством. Он был жестко требователен, но прежде всего к себе. А это не всем удается, когда в твоих руках сосредоточивается непомерная власть. Шутка ли — командующий фронтом! И еще что думаю: не последнюю роль в формировании личности Конева сыграло то, что в молодости, еще в гражданскую, Иван Степанович комиссаром был. Партийная работа оказывает очень большое влияние на формирование личности человека, которому доверены жизни многих, а полководцу — подумать только — сотен тысяч людей!

Бабаджанян по праву считал себя давним учеником Конева. Судьба свела их перед самой войной. После очередных учений, в которых его полк получил высокую оценку, Бабаджаняна, еще майора, забрал к себе в формируемую новую 19-ю армию ее командарм генерал И. С. Конев на должность заместителя начальника оперативного отдела штаба. На этой должности Бабаджаняна и застало известие о начале войны.

— Конев, — продолжает Бабаджанян, — любил смелых и сам являл образцы отваги, подчас напрочь пренебрегая собственной безопасностью. В штабе порой удерживали командующего от шагов, опасных для его собственной жизни, тогда он резко возражал: «Вам можно, мне нет?» «Нет, — отвечали ему, — вы командующий». Тогда Конев недовольно отворачивался, всем своим видом показывая, что с людьми, которые прибегают к такой аргументации, ему и толковать не о чем. Мы, работники штаба, негласно дежурили, поочередно присматривая за командующим. Счастье наше, что он не разгадал нашего «заговора», а то бы… Был Иван Степанович строг с подчиненными, порой крут, но необидной была его строгая требовательность и ощущалась нами как законная. Это происходило, наверное, оттого, что знали мы: если тебе надо, обратись к Коневу. Коли дело твое стоящее, он поможет…

И Бабаджанян обратился к командарму с просьбой отпустить его со штабной работы в войска — уже два месяца бушует война. Просьбу поддержал член Военного совета И. П. Шекланов. Бабаджанян принял командование стрелковым полком. И вот в сорок четвертом его, уже комбрига, военная судьба вновь свела с выдающимся полководцем.

А. X. Бабаджаняну было чему учиться у И. С. Конева, и ученик оправдывал надежды учителя.