Такая служба – побеждать

РАДИОГРАММА МАРШАЛА ЖУКОВА

Конец ноября 1944 года. Советские войска готовятся к проведению операции, которая по замыслу Ставки Верховного Главнокомандования должна обеспечить наивыгоднейшие условия для завершающего удара на Берлин, — Висло-Одерской.

1-я гвардейская танковая армия передается из состава 1-го Украинского фронта маршала И. С. Конева в состав 1-го Белорусского, которым командует маршал Г. К. Жуков, совершает марш в 250 километров, и уже на пятый день она — у польского города Люблина.

Незадолго до этого А. X. Бабаджанян по ходатайству Военного совета 1-й танковой становится командиром II-го гвардейского танкового корпуса. Это крупное танковое соединение, уже не одна бригада, каким до сих пор было «хозяйство» Бабаджаняна, а целых четыре, и забот соответственно не в четыре, а во много раз больше. Ответственности — само собой. Новая должность требовала высокого уровня оперативно-тактических знаний и умения решать задачи, прямо скажем, полководческого толка. И то, что вскоре он был награжден орденом Суворова I степени, свидетельствовало о том, что Военный совет армии не ошибся в своем выдвижении.

Танковым соединениям в Висло-Одерской операции отводилась чрезвычайная роль. И комфронтом маршал Г. К. Жуков решил перед началом наступления встретиться с командирами танковых и механизированных корпусов. Строго говоря, это была не первая встреча Бабаджаняна с Жуковым. Первая очень мимолетна, а эту он запомнил навсегда, хотя потом были и другие встречи.

Командир корпуса докладывал командующему фронтом о боеготовности корпуса. Жуков слушал не перебивая. И только когда почувствовал, что молодой комкор сказал все, что считал необходимым, задал несколько вопросов, на которые ответить можно было только точно и кратко. Многословия Жуков не терпел, однако, продолжая, очевидно, прерванный приходом Бабаджаняна разговор с членом Военного совета фронта К. Ф. Телегиным и начальником штаба М. С. Малининым, неожиданно спросил:

— Вот говорят, есть две категории полководцев: и те и другие готовы на все, лишь бы победить, но умереть одни мечтают все-таки в своей постели, в окружении родных и друзей, а другие предпочитают смерть на поле брани. Вы за кого?

Молодой комкор, конечно, с готовностью ответил, что за вторых.

Жуков хмыкнул:

— Гм. Впрочем, другого ответа и нельзя было ждать. Посмотрел на Телегина и Малинина. О чем они говорили до прихода Бабаджаняна, почему у Жукова возник такой вопрос, догадаться трудно. Но Телегин и Малинин улыбались в ответ Жукову. Тогда широко улыбнулся и Жуков.

— Ясно. Но к делу. Обращаю ваше внимание на особые задачи, которые стоят перед танковыми войсками. Танковые соединения должны рассекать оборону противника, стремительно проникать как можно глубже во вражеские тылы, чтобы сеять там панику, дезорганизацию. Нельзя позволять противнику задерживаться на рубежах, создавать новые очаги обороны. Идите вперед, только вперед. Не опасайтесь ничего: мы придем к вам, одни не останетесь. Ясно? Вперед, любой ценой вперед!

Уйдя от Жукова, Бабаджанян, разумеется, не столько ломал голову над неожиданным вопросом командующего по поводу «двух категорий полководцев», сколько размышлял о том, что сказал маршал об особой роли танков в готовящихся финальных операциях войны. Бабаджаняну как командиру корпуса предстояло решать, как строить боевые порядки своего соединения в такой сложной операции, предусмотреть, какой маневр окажется оптимальным, чтобы как можно глубже прорваться в тыл противника, определить, кого из командиров частей направить в передовой отряд и т. д. Но вместе с тем мысль о том, что вопрос маршала отнюдь не случаен, не покидала.

«Не может быть, чтоб это просто так, — думал Бабаджанян. — Он храбрость мою проверял? Чепуха! Сказал, что пришел финал борьбы с врагом и чтоб я знал, что поставлено на карту». Последнее казалось более правдоподобным…

Спустя много лет, называя маршала Жукова среди тех, у кого он учился быть настоящим советским военным, Бабаджанян говорил:

— Жуков был в высшей степени умным человеком, обладал поразительным даром убеждения.

Ему возразили: дескать, все помнят крутой нрав Жукова, его резкость, беспощадность…

Бабаджанян решительно перебил:

— Знаю, какие ходят слухи о нраве Жукова. Но неправда, что он был беспричинно груб и позволял себе оскорблять достоинство подчиненных. Смелых и деловых людей любил. А вот к трусам и бездельникам действительно был беспощаден. И нечего путать строгую принципиальность с оскорблением, требовательность с грубостью. Я встречался с ним не раз, но ни разу не слышал из его уст унижающих высказываний по отношению к подчиненным, но всегда — непримиримость к безответственности и легкомыслию. Впрочем, иным и не мог быть полководец, сыгравший такую значительную роль в Великой Отечественной…

15 января 1945 года после полудня танковые и механизированные корпуса 1-го Белорусского рассекли фронт оперативной обороны противника на более чем 200-километровом участке.

Передовой отряд 11-го гвардейского танкового корпуса выходит к реке Пилица, мотопехота форсирует реку, а вот танки переправить не удается — лед не выдерживает их тяжести. Этим пользуется противник, сопротивляется остервенело. Бабаджанян и командир передового отряда корпуса полковник И. И. Гусаковский ломают голову над, казалось, неразрешимой задачей: как переправить танки по такому непрочному льду. Выручает вездесущий зам-командующего армией генерал А. Л. Гетман, подсказывает: подрывать лед, наводить понтонный мост. И вот мост наведен — танки корпуса на том берегу и рвутся вперед.

«Только — вперед!» — приказал маршал Жуков.

За два дня танковые войска продвинулись вперед на 150–200 километров. Передовой отряд 11-го гвардейского корпуса, осуществляя широкий маневр, обходя крупные населенные пункты, прорвал с ходу второй оборонительный рубеж противника, ворвался в город Скерневице, а затем овладел городом Лович.

Пройдя за полдня почти 80 километров, главные силы корпуса овладели городами Ленчица, Озоркув.

На командный пункт корпуса А. X. Бабаджаняну пришла радиограмма от маршала Жукова: «Поздравляю лично вас и руководимые вами войска со смелыми и успешными действиями. Выполняйте задачу и действуйте так же, как действовали. Жму вашу руку».

Приказ маршала Жукова «Только — вперед!» выполнялся неукоснительно, я бы сказал, с вдохновением. Все сметая на своем пути, рвались вперед танки 11-го гвардейского корпуса.

Стремительное наступление танков наталкивается на труднопреодолимую преграду — реку Варту. Чтобы ее форсировать, нужно организовать переправу минимум в двух местах. А понтонных средств мало, переправа танков — это значительное время, а его-то и нет, наступление стремительно.

«А что, если обойти Варту с севера? — думает Бабаджанян. — На 20–30 километров путь длиннее? Зато сколько времени выиграть можно…»

И он запрашивает разрешение на маневр в штабе армии. Штаб отказывает. Что делать? А тут еще стеной повалил снег, началась настоящая пурга. Видимости никакой, машины еле двигаются, несмотря на зажженные фары.

На счастье, в расположении корпуса оказывается зам-командующего генерал А. Л. Гетман:

— Да, предложение твое заманчиво: и ускорит выход корпуса к Познани, и людей сбережет…

— Вот, вот, товарищ генерал, — обрадовался Бабаджанян. — Людей сбережет!

— Но ведь знаешь, как это называется: нарушение боевого приказа.

Ничего больше не сказав, Гетман уехал, а Бабаджанян скрепя сердце стал готовиться к форсированию Варты. Как вдруг приходит новый приказ: обходить Варту с севера…

— Так и не известно мне до сих пор, — с хитринкой в глазах улыбается маршал, — успел ли тогда Гетман добраться до штаба армии…

Советские танковые войска наступают без передышки, днем и ночью, в туман и снегопад. Поляки встречают советских воинов возгласами: «Нех жие Армия Червона!», «Нех жие Россия!», обнимают, целуют промазученных танкистов, в руках у них красные и красно-белые флаги, подносят угощения. Но танкистам некогда: «Вперед, только — вперед!» Вот наконец и радость — германская граница, сколько ждали советские люди этого дня, не остановить уж порыв танкистов.

Но с ходу ворваться на территорию врага не удается. Здесь знаменитый Мезеритцкий укрепленный район. Гитлеровское командование уверено в непревзойденности, непреодолимости этой преграды. Еще бы: земля, леса, холмы, реки, ручьи и озера — все пространство, казалось, заковано в сталь и бетон. Почти все проходы заминированы. Оборонительный рубеж — гигантский подземный город. Противник не сомневался, что за такими укреплениями ему удастся отсидеться, остановить наступление советских войск.

Но горько ошиблись стратеги вермахта — одолели танкисты полковника Гусаковского, передового отряда 11-го гвардейского корпуса, это «чудо» гитлеровской техники. Дважды Героем Советского Союза стал после этого И. И. Гусаковский. С одобрения комкора изобретательно действовали здесь танкисты. Если нужно было уничтожить вражескую пулеметную долговременную точку, водители закрывали амбразуру танком, а саперы пробирались к дымовому ходу дота и спускали туда взрывчатку… Многих из них комкор представил тогда к присвоению звания Героя Советского Союза.

Потом вместе с 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова 1-я гвардейская танковая армия успешно форсирует Одер, и Висло-Одерская операция завершится.

Маршал Бабаджанян считал Висло-Одерское сражение одной из самых блестящих наступательных операций Советских Вооруженных Сил. Изучению и комментированию ее посвятил много времени. Причем изучение это было — как все, что он делал, — не просто обстоятельным, но, что называется, «с разных сторон».

…Опять застаю его с книжкой Гудериана в руках.

— Готовлю вот материалы к твоему приходу — для главы мемуаров про Висло-Одерскую операцию… Господин генерал, нимало не смущаясь, утверждает, что советские войска имели успех в этой операции отнюдь не из-за превосходства советского полководческого искусства, а из-за превосходства в людской силе и технике. И цифры приводит — поглядит на них несведущий человек, подумает: вроде прав Гудериан. Действительно, к концу войны мы имели превосходство в технике и вооружении — спасибо нашим героическим труженикам тыла, все отдавали ради победы. Но если вспомнить протяженность советско-германского фронта, станет понятно, что наше превосходство возникало на определенных участках фронта, на тех, где планировалось советским командованием наступление, и было оно плодом оперативного мастерства советского командования, плодом советского военного искусства. Так и в Висло-Одерской операции.

Маршал берет в руки другую книгу, но и эту не откладывает далеко, оставляет открытой, видно, еще вернется к ней.

— Конечно, такая большая и ответственная операция, как Висло-Одерская, — плод коллективного разума: Ставка, Генштаб — много умных голов ее продумывали. Но я хочу сказать о полководческом таланте руководившего операцией маршала Жукова. Если существует понятие «почерк полководца», то здесь очевиден почерк Жукова, нагляден. Особенно — как патриот своего рода войск скажу — в использовании огромных танковых масс. Жуков преподал нам на будущее прекрасный урок. Читай вот здесь…

И я читаю в «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жукова:

«Основная роль в развитии наступления на фронтах после прорыва обороны противника принадлежала танковым армиям, отдельным танковым и механизированным корпусам, которые во взаимодействии с авиацией представляли собой быстроподвижной таран огромной силы, расчищавший путь для общевойсковых армий».

— «Быстроподвижной таран» — понял? — спрашивает маршал. — Вот что такое должны быть современные танковые войска. В период Висло-Одерской операции танковые армии, действуя на 100–120 километров впереди главных сил фронта, создавали общевойсковым армиям условия для продвижения с минимальными потерями в живой силе и технике, позволяя им свертываться после прорыва переднего края противника в походные колонны и без серьезных боев двигаться вперед по дорогам на 300–400 километров. Я говорю — без серьезных боев, не имея в виду тактических действий по ликвидации так называемых «блуждающих котлов» — окруженных групп противника, оставшихся в тылах танковых армий. Эти «котлы» ликвидировались общевойсковыми армиями, а танковые, не тратя на них времени, как ударные клинья, продолжали стремительно и глубоко вгрызаться во вражескую территорию… Есть чему поучиться у такого стратега, как Георгий Константинович.

— А ему кажется, Гудериану, все от случайности зависело. Погляди только, что пишет: «15 февраля 3-я танковая армия генерал-полковника Рауса была готова к наступлению. Утром 16 февраля она перешла в наступление, за которым лично наблюдал генерал Венк, точно знавший все мои намерения и планы…»

Маршал останавливается.

— Заметь: «…мои намерения и планы». Значит, это было столкновение замыслов, и замысел «танкового стратега» Гудериана здесь потерпел крах. Но почему? Почитаем дальше. «16-го и 17-го наступление проходило весьма успешно, мы начали надеяться… на удачу этой операции… Но тут произошло несчастье — Венк после своего доклада Гитлеру вечером 17 февраля сел в свою машину… Он сел сам за руль и уснул… Он наехал на перила моста, сильно разбился. Был доставлен в госпиталь. Выход из строя Венка привел к тому, что наступление застопорилось и его не удалось вновь наладить».

Маршал захлопывает книжку, весело смеется:

— Это — как насморк у Наполеона, из-за которого, мол, его гренадеры покинули Москву!..

Спрашиваю:

— Вы что же — совершенно исключаете случайность?

— Случайности бывают. На войне — тем более. Но успех большой операции — случайность? Под Москвой в сорок первом, под Сталинградом в сорок втором, под Курском в сорок третьем, на Украине и в Белоруссии в сорок четвертом, наконец, между Вислой и Одером в сорок пятом. Все случайности? — с сарказмом спрашивает маршал и сам себе со спокойной убежденностью отвечает:

— Нет, закономерность глубоко продуманных решений советской военной мысли. Так!

…Штаб корпуса Бабаджаняна в Кунерсдорфе. В том самом Кунерсдорфе, с высот которого в 1759 году русский фельдмаршал П. С. Салтыков рассматривал Приодерскую равнину после того, как наголову разбил здесь прусскую армию Фридриха II.

8-й мехкорпус 1-й гвардейской танковой армии ведет бои восточнее Франкфурта-на-Одере. Подходят части 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова. Захвачен плацдарм на западном берегу Одера. Советские войска на дальних подступах к Берлину. Остается всего ничего: каких-то 80—100 километров. Но наступать прямо на Берлин все-таки нельзя. Коммуникации наших войск растянуты больше чем на полтысячи километров, железнодорожные мосты через Вислу выведены из строя, запасы истощены, боевая техника и вооружение требуют восстановления и пополнения. Да еще «Померанский балкон»: крупная группа армий противника под кодовым названием «Висла» удерживает Померанскую провинцию и угрожает правому флангу 1-го Белорусского фронта. Верховное Главнокомандование решает повернуть его правое крыло на восток в помощь действовавшему здесь 2-му Белорусскому фронту маршала К. К. Рокоссовского.

Наступление на Берлин, которого с таким нетерпением ждали все, задерживается.

— А может быть, стоило, несмотря ни на что, идти на риск? Ведь все так ждали победу! — спрашиваю Амазаспа Хачатуровича. — В конце концов, любая военная операция связана с риском, а риск — дело благородное.

— Риск, говоришь? — чуть прищуривается маршал. — Смотря кому и чем рисковать. Своей жизнью — рискуй, хотя на это тоже не всегда право имеешь. Я вот однажды рискнул…

И он с плохо скрываемой иронией по отношению к самому себе вспоминает, как в конце сорок первого, поздним вечером вызван был в штаб дивизии по каким-то, видимо, не очень срочным вопросам. И так рассказывает, что не могу не привести здесь этот его рассказ, который тогда записал слово в слово:

— На дворе тьма, идет колючий мелкий снег, дороги замело. И за каким чертом надо мне в такую погоду мчаться в штаб, да еще по вопросам какого-нибудь фуражного снабжения! Кляну тыловиков последними словами.

Путь был долог, коня и то загнал. Приезжаю, вхожу по темной каменной лестнице в станционное строение, где размещалось тыловое управление. Тьма кромешная, двигаюсь по коридору ощупью. Наконец вижу щелочку, из которой выбивается тоненький лучик света. Приоткрыл я эту дверь и вижу такую картину: четверо сидят за столом. Светит им керосиновая лампочка, в железной печурке дрова потрескивают по-домашнему. И все четверо… сражаются себе в «козла».

Ну, проняло тут меня. Распахнул дверь, влетел — весь в снегу, из-под подшлемника только глаза видны. Кричу, подделываясь под немца: «Хенде хох!» В руке плетка кавалерийская — замахнулся ею…

Теперь понимаю: хоть кто на их месте испугался бы в тот момент! Бывали случаи, когда в поисках теплых мест отдельные группы немцев врывались в населенные пункты, где расквартировывались наши части. Мое счастье, что никто из «плененных» мной не выхватил пистолета и не укокошил незваного пришельца еще до того, как я подшлемник сдернул с себя.

— Так вот! — смеется маршал. — Тоже ведь — рисковал. Молодой тогда был. Хотя это и не оправдание, конечно… Без риска на войне нельзя. Только разумным должен быть риск. Не просто, как это случилось с «зеленым» майором по фамилии Бабаджанян… Обоснованный риск — вот это другое дело. Тем более когда речь идет о таких грандиозных вещах, как решение задачи по овладению Берлином. Шутка ли — после этого должна была последовать капитуляция Германии! Тут рисковать — слишком было бы опрометчиво. Это очень убедительно Георгий Константинович Жуков показал в своей книге…

И он с явным удовольствием снова раскрывает книгу выдающегося полководца, у которого учился еще на полях великих битв, а сейчас скрупулезно штудирует его труды…