Такая служба – побеждать

11-МУ — НА РЕЙХСКАНЦЕЛЯРИЮ!

Апрель сорок пятого. Финал Великой Отечественной. Горький для противника, терпящего поражение, радостный для победителя — советского народа.

Совершив 400-километровый марш, 1-я гвардейская танковая армия из Восточной Померании оказалась вновь в полосе действий 1-го Белорусского фронта, руководимого маршалом Г. К. Жуковым, фронта, которому предстояло овладеть Берлином.

Враг сопротивлялся. Он окружил Берлин такой системой обороны, что, казалось, для преодоления ее нужны нечеловеческие усилия. Гитлеровская пропаганда сделала все, чтоб запугать солдат и население «большевистской местью», старалась убедить: сопротивление — единственное средство спасения.

— И опять тут не обошлось без генерала Гудериана, — замечает Амазасп Хачатурович, — твердил, что он только «солдат», от политики далек, а ведь именно он в этот момент вместе с рейхсминистром Шпеером уговаривал Риббентропа и Гиммлера через международные каналы — нейтральные государства попытаться найти политический выход: за спиной русских договориться с союзниками и добиться «почетного мира». Не вышло!

Советское командование выработало блестящий план взятия Берлина. План был таков. Главный удар с Кюстринского плацдарма наносят пять общевойсковых и две танковые армии — 1-я и 2-я гвардейские. Общевойсковые армии прорывают тактическую зону обороны противника, создают благоприятные условия для ввода в действие танковых армий. Последние, действуя на флангах ударной группировки фронта, получают простор для маневра и стремительного рейда в тыл врага, тем самым, в свою очередь, создают благоприятные условия для успешного наступления общевойсковых армий. Танковые армады обходят Берлин с севера и юга и совместно с войсками 1-го Украинского фронта замыкают кольцо окружения.

Наступление началось перед рассветом. Вперед двинулись общевойсковые армии. Соединения 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова прорвали первую полосу вражеской обороны, завязали бои за вторую полосу.

Это были пресловутые Зееловские высоты. Тут враг оказал отчаянное сопротивление. Наступление 8-й гвардейской армии и 5-й ударной застопорилось.

Стало очевидно, что общевойсковым армиям не прорвать второй полосы вражеской обороны и они не могут создать танковым армиям условий для ввода их в чистый прорыв. И тогда решено было ввести в сражение танковые армии — нарастить прорыв общевойсковых армий.

Но слишком неприступным был зееловский «орешек». Враг отражал все наши атаки. Сражение приобретало такой размах, которого не видели даже ветераны — участники Московской, Сталинградской и Курской битв.

Читаю в книге «Люки открыли в Берлине. Боевой путь 1-й гвардейской танковой армии»: «Чтобы прорвать такую оборону, необходимо было ее предварительно надежно подавить мощными ударами артиллерии и авиации. Видимо, при подготовке операции была несколько недооценена сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону». Авторы книги — А. X. Бабаджанян, Н. К. Попель, М. А. Шалин, И. М. Кравченко.

Спрашиваю Амазаспа Хачатуровича, чем вызвана такая критическая оценка.

— Время прошло, вот и следует для пользы в будущем все рассматривать критически. И сам Георгий Константинович теперь на это иначе смотрит. В своей книге пишет, что сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, пришел к выводу, что разгром берлинской группировки и взятие самого Берлина можно было бы осуществить несколько иначе… Понимаешь, действительно, местность благоприятствовала противнику, затрудняла наступление крупных танковых масс. Танковая армия понесла большие потери, и вновь подтвердилась мысль, что ввод танковых армий в зоне тактической обороны противника редко целесообразен и всегда нежелателен. Но тогда что было делать — ведь так все стремились к долгожданной победе!..

Танковые корпуса яростно дерутся с врагом. 11-й гвардейский наносит удар в юго-западном направлении, потом форсирует реку Флисс, захватывает плацдарм на другом берегу. Затем пробивается 8-й гвардейский корпус, завязывает бои.

Танки форсируют Шпрее.

Берлин, 1945

Наконец Зееловские высоты подавлены. Захвачен ключ от всей системы обороны врага на берлинском направлении. Но противник не сдается, противник дерется ожесточенно. И бои — продолжаются. Предстоят бои в самом Берлине, но, хотя и остались до Берлина считанные километры, ох как трудно они даются.

11-й гвардейский танковый корпус наступает в особенно трудных условиях — ему предписано продвигаться на Мюн-хеберг, но к Мюнхебергу ведет единственная дорога, а на ней — сплошные завалы; заминированы перекрестки, на наиболее важных направлениях — вражеские танки, штурмовые орудия, противотанковые пушки. И двигаться надо через лес, а здесь танки подстерегают истребители, вооруженные фаустпатронами.

— Честно говоря, — как-то обронил Амазасп Хачатурович, — за всю войну я так и не смог привыкнуть воевать в лесу. Не знаешь, откуда чего ждать. Как в мешке.

Показал ему рассказы одного писателя о боях за Берлин. Один из них так и назывался — «Бабаджанян».

— Чем же это я заслужил? Расскажи. Впрочем, подожду. Рассказ большой? Нет? Тогда лучше сам прочитаю. В пересказе плохо получается. Вот дочка урок учит: сначала она его любила, а он ее не любил, потом он ее любил, а она его нет. Оказывается, «Евгений Онегин»…

Он прав: пересказывание художественных произведений — печальный удел плохих школьных учебников.

— Он тут хвалит меня, что я в лесу вперед мотострелков выслал. Но в тот момент я уже о другом думал: как в самом Берлине действовать будем? Не удастся там вперед мотострелков выслать. А каково вести уличные бои танковой армии? В городе она скована в движениях, уязвима на улицах между громадами зданий, в узких переулках. Из каждой подворотни, из окон, с крыш на танки обрушат гибельный огонь простых бутылок с зажигательной смесью. Что уж говорить о фаустпатронах! Вот чем голова была занята…

Но впереди — Берлин. И танки устремляются вперед. 44-я и 27-я бригады 11-го корпуса вырвались на кольцо берлинской автострады. Кольцо окружения все теснее. 11-й гвардейский получает приказ: наступать на Потсдамский вокзал и имперскую канцелярию. В ночь на 30 апреля танки корпуса Бабаджаняна уже прямой наводкой обстреливают здание имперской канцелярии.

— Никто не знал тогда, — говорит Амазасп Хачатурович, — что именно здесь, в бронированных подземельях, прячутся Гитлер, Геббельс, Борман и другие главари фашистской Германии. На следующий день стало известно, что бесноватый фюрер покончил с собой… Гудериан всюду твердит: Гитлер, Гитлер, а моя, дескать, хата с краю. Чепуха!

И маршал предлагает:

— Давай попробуем разобраться. Это пишут даже западногерманские историки, а они так много сделали для утверждения легенды о единоличной ответственности Гитлера за поражение Германии.

«Было бы не только неисторично и неправдоподобно, — читаю я, — но и опасно превращать Гитлера в единственного козла отпущения, приписывать ему кроме постоянной инициативы и самой тяжелой ответственности за решение в последней инстанции еще и всю вину за ошибки, приведшие к катастрофе на Востоке… Если рассуждать так, то, к примеру, получается, что только военные специалисты одерживали для него победы, а он один терпел лишь поражения. Иными словами, это означает: без Гитлера и эта война была бы выиграна!.. Разве Гитлер смог бы планировать и вести эту гигантскую, вначале протекавшую успешно войну с людьми, которые, обладая всей дальновидностью, неохотно подчинялись ему, чтобы «предотвратить худшее»? А тем, кто пытается оправдать свое послушание аргументом, что они якобы всегда были против Гитлера, но, руководствуясь интересами фронта, не могли подать в отставку, можно возразить следующее: со стратегической точки зрения нет ничего хуже, чем променять свои принципиальные позиции относительно ведения войны на ложную линию, зная заведомо, что она приведет к поражению. Кто так поступает, совершает, по мнению Наполеона, не только военную глупость, но и преступление»[1].

— Нет, — продолжает маршал, — вместе со своим фюрером моральную ответственность за всю войну и ее печальный для рейха исход несут не только ближайшие политические помощники Гитлера, но и Кейтель, Йодль, Манштейн, Гудериан…

Рассвет 30 апреля. Кровопролитные бои в Берлине не утихают. Полковник Бабаджанян принимает дерзкое решение: наступать не только по земле, но и под землей — тоннелями метро. Такого еще в практике танковождения не бывало. Но, увы, Гитлер приказал открыть шлюзы на Шпрее — в тоннели хлынула вода.

В тоннелях женщины, дети, — но что гитлеровцам до собственного обманутого народа! И советские солдаты, рискуя жизнью, спасают женщин и детей, может быть, жен и детей тех, кто стреляет в них фаустпатронами.

Амазасп Хачатурович объясняет истоки великодушия советского человека: мы никогда не ставили знака равенства между фашистскими оккупантами и немецким народом.

Вспоминаю памятник советскому солдату, что стоит в берлинском Трептов-парке, — он замечает:

— Знаешь, сколько я ни убеждал себя, что воин, который там одной рукой держит карающий меч, а другой прижимает к своей груди немецкую девочку, — это символ, обобщенный образ, когда ни приеду в Берлин, всякий раз стою перед этим памятником, и чудится мне в выражении лица гранитного солдата то одно, то другое до боли знакомое и родное лицо моих однополчан. Я собственными глазами видел, как наши солдаты заботливо помогали немецким женщинам переносить детей в безопасное место, как отдавали при этом свой солдатский паек малышам…

И описывает трогательную сцену возле нашей походной кухни, специально предназначенной для населения.

Голодный мальчонка протягивает повару кастрюльку. Ему наливают дополна. Но мальчик не отходит. «Чего тебе, хлопчик? — непонимающе спрашивает повар. — Еще налить?» Но у мальчика больше нет посуды. «Фюр мама», — объясняет маленький берлинец, тычет пальцем в свою кастрюльку и убегает. «Значит, еще придет», — соображает повар и по-доброму усмехается в усы.

А рядом идет бой. Гибнут тысячи, сотни тысяч. Геббельс кричит: «Если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнется!» Каждый метр берлинских улиц дается нашим воинам адским напряжением сил. Но, не жалея себя, бьются они — впереди победа!

И вот вечером 30 апреля над рейхстагом — Знамя Победы! В ночь на 2 мая начался последний штурм центрального сектора Берлина. Затем соединения 1-й гвардейской танковой армии ворвались в Тиргартен, соединились с войсками 2-й гвардейской танковой армии и 1-й армии Войска Польского, принимавшей участие в штурме Берлина.

Берлин капитулировал. А потом был Карлсхорст — свидетель унижения поверженного фашизма: Кейтель здесь подписывал акт о безоговорочной капитуляции. Часы истории пробили начало светлого дня человечества — 9 мая, Дня Победы, которого столько ждали…

Из приказа Верховного Главнокомандующего:

«В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Берлином, представить к присвоению наименования «Берлинских»…»

Среди них был и 11-й гвардейский танковый корпус. Через несколько дней его командиру А. X. Бабаджаняну присвоили генеральское звание.