Как ни быстро бежал медведь, да только дорога была неблизкая. Любомира притомилась и даже закимарила на его спине, а Котофей ее придерживал когтями, чтоб не свалилась.
Когда ведьмочка приоткрыла глаза, сбросив тяжелую дрему, вокруг все также мелькали яркие деревья, точно в осенних красках, пестрые птички в испуге разлетались в стороны от пробегающего мишки.
– Скажи, Котофей Тимофеевич, а ночь-то здесь бывает? – Любомира попыталась потянуться. Тело затекло от неудобной позы, спина ныла, ноги сводило судорогой.
– Нет, – баюн совсем по-человечески покачал головой, – солнца нет, и ночи быть не может.
– Ясно. А скоро Кощеевы владения? Невмоготу мне уже верхом сидеть, да и Марун, верно, притомился.
Марун бежал, не снижая скорости, только земля каждый раз вздрагивала под его тяжелыми шагами.
– Да, что с ним станется? Дури-то в нем немерено, – котик промурлыкал с усмешкой. – Но мы уже приехали. Давай, оборотник, вон к тому высокому дубу правь, там вход в Кощеев дворец.
Любомира поначалу опасалась, что на привратном дубе, как на Живодереве, будут расти части человеческих тел, но он оказался просто деревом. Более того, был неожиданно зеленым для мира мертвых. Марун остановился перед дубом, ведьмочка со стоном сползла с его спины и без сил опустилась наземь. После такой скачки ноги не держали ее. Медведь-Марун развернулся к ней, осторожно ткнулся мокрым носом в щеку и тут же принялся бережно вылизывать ее лицо.
– Ты что это делаешь? – ведьмочка слабо отпихивала медвежью морду, но тот был настойчив.
– Дурень ты, дурень, – Котофей вздохнул, – покуда молодцем ходил не догадался девицу поцеловать, а теперь-то уж поздно…
– Ой, – Любомира толкнула медвежью морду прочь, – не надо мне таких поцелуев. Перестань, Марун.
Медведь коротко рыкнул и отвернулся. А кот заголосил:
– Кощеюшка! Пусти-отвори свои двери, гостья долгожданная явилась.
И в тот же миг дуб заволновался, закачал зелеными ветвями, хоть ветра и не было. Любомира поднялась на ноги и все-таки прижалась к мохнатому медвежьему боку, положив руку зверю на загривок. Тот коротко рыкнул, но сбрасывать руку девушки не стал.
А ствол дерева раскололся пополам, от корней до самой макушки, две половинки его раскрылись в стороны, словно самые обычные двери. И внутри у него было так пестро, что ничего нельзя было разглядеть.
– Ну, чего застыли? Идем скорее, пока Змеюшка нас не сцапал, – Котофей первым юркнул внутрь.
– Идем, Марун, – Любомира потянула медведя за мех, и тот вразвалочку потопал следом за ней.
Пройти через Кощееву дверь оказалось нетрудно, просто порог переступить. И вот, были они на разноцветной лужайке, а оказались в чертогах. Ведьмочка думала, что во дворце у темного колдуна должно быть мрачно, сыро и холодно, но вокруг был просто деревянный терем. Резной, богато изукрашенный, с высокими потолками, и ничего страшного или чародейского в нем пока что не было. Наоборот, было красиво, уютно и почти по-домашнему.
Любомира поймала себя на том, что вертит головой по сторонам, пытаясь углядеть в углах какие-то кусочки своего детства, но, увы, кроме смутного ощущения родных стен, других подсказок не было.
– Кощеюшка! – от звонкого крика кота-баюна Любомира вздрогнула.
– Ты чего, Котофей Тимофеевич? Может потише да повежливее, чай к самому Кощею Бессмертному в гости приперлись, – ведьмочка одернула котейку, но тот только отмахнулся:
– Радушный хозяин мог бы и встретить. Не кого-нибудь ведь, а родную…
Договорить кот не успел. По терему пролетел сквозняк, распахивая одну за другой высокие дубовые двери, словно приглашая гостей следовать за собой и указывая им дорогу.
И троица товарищей направилась туда, куда их приглашали. По терему изредка сновали неприметные бесплотные тени, то ли слуги, то ли узники. Интереса к гостям они не проявляли, занимаясь какими-то своими делами. Путники прошли через богатую комнату, в торце которой стояли два высоких резных кресла, одно побольше, другое чуть поменьше. Оба кресла пустовали, только на одном в уголочке лежал красный клубочек со спицами.
Пройдя весь терем насквозь, путники вышли в сад. Красивый, ухоженный, с заботливо побеленными яблоньками и ровными грядками, на которых росла морковка, репа и еще какие-то незнакомые Любомире кустики. А в глубине этого огородного великолепия отыскался и сам его хозяин.
Немолодой мужчина, еще крепкий, хоть и полностью седой, в простой рубахе навыпуск стоял на коленях посреди грядки с зеленым луком и с упоением пропалывал сорняки.
– Хм, добра твоему дому, хозяин, – Котофей окликнул Кощея, но тот даже головы не поднял от работы:
– И тебе не хворать, кот-баюн, – у Кощея оказался приятный низкий голос, и что-то такое в нем было, словно бы смутно знакомое, что у Любомиры заныло в груди.
Она приложила руку к сердцу, слушая, как оно стучит, а медведь тут же отреагировал на это движение, и ласково ткнулся мордой ей в живот, поддерживая. На сей раз Любомира не стала его отпихивать, а благодарно погладила по голове.
– Долгонько вы шли, – Кощей так и не поднимал глаз на гостей.
– Так вот, задержали нас маленько, – Котофей взял на себя роль переговорщика, и Любомира была безмерно ему за это благодарна. Сама она рта не могла раскрыть, хоть и не от страха.
– Небось, Горыня опять на мосту барагозит?
– Он самый, – кот вздохнул и покосился на Любомиру, глазами показывая ей, что нужно как-то проявить себя.
Но ведьмочка точно воды в рот набрала. Она просто смотрела на мужчину на грядке, пыталась вспомнить хоть что-то, но кроме звука его голоса больше в ней ничего не отзывалось.
– Не узнаешь? – неожиданно Кощей сам обратился к ней, все также не глядя, и Любомира только головой покачала.
– А где… мама? – наконец, она смогла разлепить губы. Собственный голос показался ей каким-то незнакомым и чужим.
– Отлучилась ненадолго, в Белогорье нежить бунтует, надобно порядок там навести. К обеду будет. Отобедаешь с нами, дочка? – и тут Кощей поднял на нее глаза, зеленые-зеленые, хитрые и совершенно не старые.
Любомира вздрогнула и даже отступила на шаг. Марун, почуяв ее состояние, коротко рыкнул и наоборот шагнул вперед.
– Ты на меня-то не рычи, косолапый, – Кощей щелкнул пальцами, и лапы зверя окаменели до половины.
– Не тронь его! – Любомира сжала кулаки.
Колдун медленно поднялся, отряхнул руки от земли, расправил поясницу после долгой работы, потянул шею. Проговорил спокойно, как бы между делом:
– А пусть не рычит, так и не трону…
Слов у Любомиры вдруг стало так много, что они толпились в ее голове, мешая друг другу, и потому она только тяжело дышала и никак не могла придумать, что сказать первее:
– Не буду я с вами обедать! – ведьмочка вздернула подбородок.
– Любомира… – котейка промурлыкал укоризненно, но девушка уже не могла остановиться.
– Это правда? – спросила с вызовом, глядя в зеленые глаза Кощея, но тот только усмехнулся:
– Что, правда?
– Что ты мой… Что я твоя… – голос предательски сорвался, и Любомира умолкла.
– Я ж говорю, дочка, оставайся на обед. Матушка твоя пирогов напекла, язык проглотишь. Ее бабка научила, такого рецепта больше ни у кого нет, – казалось, Кощей забавлялся растерянностью дочери.
– Не верю я тебе, – Любомира покачала головой.
– Твое право, – колдун пожал плечами.
– Вообще-то мы к тебе по делу, Бессмертный, – кот замурлыкал, пытаясь разрядить обстановку.
– Знаю я ваше дело, – Кощей кивнул и махнул рукой в сторону. – В дальнем углу растет, иди, рви, коли надобно.
Любомира тут же вскинула голову, глаза ее заблестели:
– Папоротник?
– Ты ж за ним ко мне шла?
– За ним, – ведьмочка разом забыла все обиды. – Что, правда, можно?
Кощей только рукой махнул. С лап Маруна обсыпался камень, медведь неловко переступил с ноги на ногу, не сводя с колдуна злого взгляд. Рычать, однако ж, перестал.
А Любомира опрометью бросилась туда, куда указал ей Кощей.
– Грибы мне там не потопчи! – колдун прокричал ей вслед, но ведьмочка не услышала.
***
Дальний угол сада больше походил на кусочек обычного леса, а не на огород. Молодые сосенки, мшистая лесная подстилка, в которой здесь и там вспыхивали ярко-красные, похожие на клюкву ягоды, сияли, точно маленькие лампадки, рыжие лисички.
Любомира огляделась в поисках перистых листьев папоротника. Листья отыскались сразу, но вот цветов среди них видно не было. Ведьмочка медленно приблизилась, пошебуршала в зарослях, спугнув целую стайку мелких насекомых.
– Ну, и где же тут цветы? – в груди медленно закипала обида оттого, что ее могли обмануть, а она так легко поддалась обману.
Все так и норовили обмануть Любомиру. Кощей наврал про цветочки, а может, и про родство свое тоже наврал. Змей Горыныч, тот вообще правды не сказал ни разу, вертел, как хотел, лишь бы Любомира ему в игрушки досталась. Даже Василина и та с подарочками намудрила. Хоть бы предупредила, что на том берегу Смородины они бесполезны…
На том бесполезны, а на этом полезны.
Любомира схватилась за котомку, принялась шарить в ней. Зеркальце оказалось на месте, целехонькое. Как любая девушка она первым делом глянула на себя и только вздохнула: лохматая, чумазая, и как только Маруну такая глянулась? А потом повернула зеркальце так, чтобы видеть в его отражении листья папоротника. И даже не сильно удивилась, что в волшебном зеркальце отразился целый пук ярко-огненных цветов.
Так и глядя на папоротник через зеркальце, Любомира наклонилась и принялась рвать цветы. С каждого венчика, словно искорки, ссыпалась блестящая пыльца. Сорвав очередной цветок, девушка чихнула, прикрыв глаза, а когда снова посмотрела в зеркало, цветов на папоротнике уже не было. Только тот небольшой букетик, который она успела собрать.
– Не жадничай, – за спиной прозвучал женский голос, грудной и красивый.
Любомира обернулась, но никого не увидела. Пожала плечами и, прижав букетик папоротника к груди, направилась обратно.
***
Кот-баюн, медведь-Марун и Кощей Бессмертный ждали ее на огороде. Закончив с прополкой, чародей принялся подрезать у деревцев сухие веточки, отрезая их прямо пальцами, словно ножницами.
– Набрала? – Кощей спросил коротко, даже не глянув на дочь.
– Набрала, – она кивнула. – Только вот я не знаю, что с ними дальше делать.
– А это тебе у Мары нужно спросить, у матушки твоей. Она большая мастерица по части всяких травок, ее Ягиня хорошо научила.
– Хорошо, спрошу, – Любомира мялась перед Кощеем, не зная, как вести себя дальше. – А почему, кстати, Баба Яга с вами не живет? Она ж вам вроде как тоже родственница?
– Вроде как? – Кощей ухмыльнулся, оторвавшись от своего занятия. – Не хотел бы я с такой тещей под одной крышей жить, да по счастью, у нее своя работа. В смертном мире она нужнее. А здесь Мара и без нее справится.
– Ясно, – Любомира проговорила чуть слышно, покосилась на медведя. – Скажи, эм… Кощей, а можно Маруну покамест человеческий облик вернуть? А то, что ж он бессловесным ходит…
– Норовист он у тебя больно. Останется покуда в медвежьей шкуре, – Кощей снисходительно посмотрел на оборотника. – А там поглядим, как вести себя будет.
И только собралась Любомира сказать что-то еще, попросить за Маруна, как послышался грохот, небеса разверзлись, и в клубах дыма прямо на Кощеев огород, перемяв под собой половину грядок, рухнул Змей Горыныч в облике чудища.
С одной-единственной головой.
Змей рычал, из пасти его валил густой дым, сыпались искры. Он взмахнул огромными крыльями, закрыв ими небо, словно тучей…
– Ты что ж творишь, ирод? Все кабаки мне перетоптал, подлец! – Кощей заохал, глядя на учиненный Горыней раздор, запричитал, схватившись за голову, словно самый обыкновенный дед-огородник.
Змей Горыныч, как-то разом умерив агрессивный настрой, принялся смущенно перетаптываться с лапы на лапу, еще больше разоряя посадки.
– Ах, ты, гадючий выползок! – Кощей продолжал бушевать. Звонко хлопнул в ладоши, огромное тело Горыни заволокло вонючей гарью, и через пару мгновений посреди растоптанных кабачков стоял человек, отчаянно кашляя и плюясь от едкого дыма.
А когда клубы дыма развеялись, и все перестали кашлять, на месте Змея стояла точная копия Маруна. Такой же русоволосый кареглазый мужчина с аккуратной бородой, только на плечах его вместо видавшей виды латаной-перелатаной куртки, был подбитый богатым мехом плащ.
Любомира с испугом покосилась на медведя – он по-прежнему стоял на своем месте. Словно боясь перепутать, ведьмочка вцепилась в бурую шерсть, вжавшись в медвежий бок, попятилась прочь от змеиного чародея.
Первым опомнился кот-баюн. Заголосил:
– Кощеюшка, это что ж такое творится?!! Средь бела дня врывается к тебе на семейный обед, да еще и лицом чужим прикрывается. Гони его, паршивца, прочь!
В ответ Горыня-Марун показал коту внушительный кулак, а кот только зашипел на него.
А Кощей все горевал над своими кабачками:
– Все посадки мне перетоптал, только-только ведь зацвели! Что я теперь Марушке скажу? Как мы без кабачковых оладушек будем?
Поднял на Змея сердитый взгляд, и тот даже отступил на пару шагов.
– С чужим лицом, говоришь? – Кощей сердито нахмурился, посмотрел на медведя и снова хлопнул в ладоши.
На сей раз, дыма не было. Мишка упал наземь, как подкошенный, и через пару мгновений из вороха бурого медвежьего меха поднялся сам Марун, совершенно нагой. Любомира ойкнула и отвернулась от него, чтобы не глядеть.
– Эх ты, стыд-то прикрой, чай перед девицей красуешься, – Кощей махнул рукой, и в руки Маруна свалились простые холщовые штаны, которые он тут же принялся натягивать.
– Вот, видишь, батюшка-Кощей, – баюн продолжал мурлыкать свое, – не со своим он лицом…
– Вижу-вижу, с чьим он лицом, – Кощей только усмехнулся и почесал седую бороду. – И зачем же ты пожаловал, Горыня? Я тебя к обеду не приглашал.
– Пришел обещанное стребовать, – Горыныч ответил голосом Маруна, глубоким и низким, и Любомира только ближе шагнула к оригиналу в холщовых штанах, чтоб не перепутать их ненароком – так они были похожи.
– С кого из них? – Кощей нахмурился.
– А вот с нее! – Горыныч-Марун ткнул пальцем в сторону Любомиры, и ведьмочка вздрогнула. – Слово она мне дала, а потом сбежать хотела, да токмо я быстрее.
– И чего же такого моя дочь тебе наобещала? – в голосе Кощея послышалась угроза, пока что не явная, но у всех присутствующих, включая Горыню, засосало под ложечкой.
Змей-Марун быстро нашелся с ответом:
– Свадьбу она мне обещала. Потому я прошу руки твоей дочери, Кощей Бессмертный, владыка Нави, – он улыбнулся. Вот только на чужом лице улыбка у него вышла кривая и некрасивая.
– Вот как… – колдун протянул задумчиво, вопросительно посмотрел на Любомиру, жавшуюся к Маруну настоящему.
Сбросив оторопь, она помотала головой:
– Не верь ему, батюшка, обманом и силой он у меня обещание вытребовал.
– Так обманом или силой? – Кощей вскинул брови.
– Обманом… и силой, – ведьмочка окончательно смутилась.
– Ну, а ты чего молчишь… добрый молодец? – Кощей перевел взгляд на Маруна.
– А чего мне говорить? – тот хмурился, придерживая штаны, которые были ему великоваты. – Как Любомира решит, так и будет. Коли люб ей Змей, так значит… пусть будет Змей, – проговорил через силу.
– Так запросто ее другому отдаешь? – Кощей удивленно брови вскинул.
– Так, зачем же неволить? – Марун только зубами скрипел. – Нечего мне предложить твоей дочери, – он показательно развел руками, показывая штаны с чужого… плеча, – кроме любящего сердца, крепкой руки, да страшного проклятия, а у Змея вон, – кивнул на свою копию в богатой одежде, – меха-самоцветы и сила чародейская.
– Не нужны мне его меха, – Любомира мяла в руках букетик папоротника, пыталась заглянуть в глаза суженому, но тот отворачивался, – я вот даже цветочки для тебя собрала. Снимем твое проклятие, и все будет хорошо.
– Твоя правда, дочка, подчас крепкие руки и любящее сердце куда важнее самоцветов и знатной крови, – Кощей кивнул, но Змею его ответ пришелся не по нраву:
– Она мне обещала! – он прорычал, донельзя изменившимся голосом Маруна. – Слово дала! В ногах у меня валялась, милости выпрашивала!..
– Батюшка, родненький, не отдавай меня ему! – Любомира бросилась в ноги Кощею, прижала к груди цветы папоротника.
– Вот так и передо мной валялась! – Змей высокомерно ткнул пальцем в Любомиру.
– Кощеюшка, не оставь нас, защити! Знаешь ведь, какой Змей коварный! Ему девицу смутить, что по утру облегчиться, – заголосил кот-баюн, вторя общему галдежу, и только Марун стоял молча.
– Тихо все!!! – Кощей проорал громовым голосом, и все причитания разом стихли. – Значит, так, – он скосил сердитый взгляд на Любомиру, и она тут же подскочила на ноги, отступив обратно к Маруну, – уж коли моя дочь умудрилась чего-то наобещать, то вопрос будем решать серьезно. – Перевел взгляд на Змея, – Раз уж ты так хотел, то будешь гостем на моем семейном обеде. Там и решим, что с вами со всеми делать. А ты, – нахмурился в сторону Маруна, – смотри, портки по дороге не потеряй.