Любомира тоже засуетилась. Ей было неловко и стыдно. Оттого, что невольно показала охотнику свой интерес, а еще пуще оттого, что собиралась-то она выручать братца, а сама теперь глазки мужику строила. Девушка досадливо тряхнула русой косой, прибрала гребешок и зеркальце. На миг замешкалась, погладив пальцами зеркальную поверхность. Не показал Василинин подарок истинной сути Маруна. Верно, обхитрила ее старая ведунья, насочиняла сказок, чтоб дальний путь не таким страшным девице казался. А на самом деле, это было самое что ни на есть обыкновенное зеркальце. Наверно, и гребешок с клубочком тоже были просто безделицами, не зря ведь травница так ратовала, чтоб Любомира искала себе проводника.
Девушка вздохнула, покосилась на охотника.
Или же не было вовсе никакого медведя? Все ей примерещилось, и зря она тогда обидела Маруна отказом? И впрямь теперь ночь ему должна?
От таких мыслей сердечко Любомиры колотилось все быстрее, она вздыхала, кусала губы.
– Ты вроде торопилась, – Марун уже ждал ее на тропе, полностью собранный. – Чего теперь-то мнешься?
– Так, – Любомира ответила неопределенно и, стараясь не глядеть на охотника, направилась следом за ним по едва приметной стежке.
– Легкая дорога кончилась, имей в виду, – Марун принялся наставлять спутницу. – Тропа через десяток шагов совсем сойдет, придется идти по бурелому. Выдюжишь?
– Справлюсь, – ведьмочка буркнула негромко.
Спокойная забота Маруна почему-то вызывала у нее досаду, словно с каждым шагом она все больше становилась ему должна. Особенно после того некрасивого прыжка через костер и их несостоявшейся купальской ночи. Словно, охотник ждал от нее извинений, желательно в виде ее девичьей невинности, преподнесенной ему в ближайших кустах.
Впрочем, сам Марун после их последнего разговора больше никак не намекал на это. Но Любомира морочилась все сильнее. Ей уже даже стало казаться, что мужчина только и ждет удобного момента, чтобы завалить ее в заросли, подмять под себя, и потому потихоньку отставала от него, чтобы в случае чего, успеть убежать.
– Не отставай, – опытный охотник сразу заметил, что девушка замедлилась. – Здесь места нехоженые, зверья дикого много. И не все такие милые, как твои друзья-бельчата, – он обернулся к Любомире, попытался улыбнуться, но увидев ее напряженное лицо, нахмурился и ускорил шаг.
А Любомира шла позади, разглядывая его крепкую спину, словно высматривая клочья бурой медвежьей шерсти, растущие из-за ворота, но видела только ладную куртку на широких плечах да переливающиеся от ходьбы упругие ягодки чуть пониже куртки. И, несмотря на все свои страхи и обиды, то и дело опускала взгляд именно на них.
И тут Любомира ненароком глянула на пояс охотника… У его левого бедра висела лунница – оберег, украшенный желтыми клыками крупного хищного зверя, резными деревянными бусинами, а в центре оберега… красовалась вырезанная из дерева медвежья голова размером почти с кулак Любомиры.
Девушка застыла на месте, как вкопанная.
– Нет, так мы далеко не уйдем, – Марун тоже остановился и полностью обернулся к Любомире. – Что у тебя стряслось? Сапогами ноги стерла? Предупреждал ведь, что они новые…
– Это что у тебя? – не слушая его, девушка ткнула пальчиком в лунницу на его поясе. Палец предательски подрагивал.
– Ты ученица ведьмы и не знаешь? – Марун удивленно вскинул брови. – Оберег от нечистой силы это.
– Почему с медвежьей головой? – девушка с подозрением щурила зеленые глаза. – Признавайся, Марун-оборОтник.
– В чем я должен тебе признаться? – мужчина развел руками.
– Ты оборотень! Колдун-берендей [*], вот в чем! – ведьмочка сжала кулачки, с вызовом уставившись в золотистые глаза мужчины, но тот только тяжело вздохнул, отвернулся и, как ни в чем не бывало, зашагал дальше.
– Чего молчишь? Отвечай?!! – Любомира даже ножкой топнула от негодования.
Марун остановился, проговорил, не оборачиваясь:
– Не задавай вопросы, ответы на которые не твоего ума дело. Или мы идем на болота за твоим братом, или я сворачиваю на охотничье урочище прямо сейчас. Выбирай. Но учти. Еще один подобный вопрос, и я уйду без предупреждения, сама из чащобы выбираться будешь.
Сердце Любомиры трепыхалось в груди, раз за разом пропуская удары. В древесных кронах как ни в чем не бывало щебетали птицы. Охотник молча ждал ее ответа.
– Мы идем на болота, – наконец ведьмочка выдавила из себя.
Марун кивнул, все также не оборачиваясь, и продолжил путь. И Любомира последовала за ним.
Уйти далеко они не успели. Через пару десятков шагов ведьминское чутье подсказало Любомире, что где-то совсем рядом стряслась беда. Она слышала боль и страх. И смерть. Марун снова остановился, втянул ноздрями воздух, принюхиваясь. И озвучил опасения Любомиры:
– Смертью пахнет.
И взял наизготовку свое короткое копьецо.
Теперь он двигался короткими упругими шагами, чуть пригнувшись к земле, и Любомира непроизвольно повторяла его движения. И жалась ближе к спине охотника, справедливо считая, что подле его сильной руки ей будет безопаснее всего.
– Замри, – Марун проговорил это так тихо, что Любомира поняла его лишь каким-то полузвериным чутьем. Мысль, жест, поза – охотник застыл на месте, и ведьмочка застыла рядом с ним, едва успев перенести вес тела на обе ноги.
В нос ударил гадкий сладковатый запах недавней смерти. Любомира поморщилась и попыталась выглянуть из-за плеча охотника. На небольшой прогалине неподвижно лежала темная мохнатая туша, источая еще пока терпимый смрад. Трава вокруг была смята, молодые деревца выдраны с корнем. А над телом уже деловито жужжала толпа насекомых, которых не пугала чья-то смерть. Напротив, в ней они искали продолжение своей собственной жизни.
Озираясь, Марун приблизился к туше, осторожно потыкал ее кончиком копьеца.
– Кто это? – Любомира не решилась подойти ближе и только вытягивала шею с любопытством, смешанным со страхом и отвращением.
– Медведь, – Марун проговорил, словно выплюнул это слово. И тут же вправду плюнул на мертвого зверя. – Точнее, медведица. Под ней медвежонок, тоже дохлый.
– Ой, как жалко, – ведьмочка протянула и все-таки приблизилась к поверженной хозяйке леса. – Это кто ж их так?
– Ясное дело, кто, – Марун настороженно озирался, словно ждал из зарослей нападения. – К медведице с медвежонком в лесу никто не осмелится подойти. Кроме…
Любомира похолодела от ощущения опасности и тоже принялась озираться.
– …кроме самого медведя. Видать не уважила она его, вот и подрал ее косолапый ненароком. Идем-ка отсюда подобру-поздорову. Не ровен час, бер еще бродит где-то неподалеку. Не хотелось бы мне с ним повстречаться.
Осторожно обойдя тушу убитой медведицы, Марун направился дальше, не опуская копья. Хотя чем могла помочь такая былинка против хозяина леса? А Любомира все не могла оторвать глаз от убитого зверя. Какой же огромной была медведица! И наверняка очень сильной. Но даже она не устояла против медведя, хоть и защищала самое дорогое, что у нее было – своего детеныша.
При мысли о малыше у Любомиры оборвалось сердце. Как там был ее Василёчек у Бабы Яги на побегушках? Совсем один, такой маленький и глупый еще мальчонка. Она закусила губу и заторопилась следом за Маруном. И потому не заметила, как из зарослей прямо ей под ноги выкатился темный мохнатый комок. Ведьмочка споткнулась, ойкнула от неожиданности, и в ответ раздалось обиженное испуганное ворчание.
***
Марун тут же оказался рядом, занеся для удара короткое копьецо. Едва успела Любомира отвести его руку в сторону:
– Не тронь! Он же махонький совсем!
К ногам Любомиры, словно почуяв в ней доброту, жался бурый медвежонок и испуганно ревел, косясь на охотника янтарным глазом.
– Это медведь, Любомира. С ними шутки не шутят. Отвернись, не гляди, я все сделаю быстро, – Марун был непреклонен и оружия не опускал.
– В своем ли ты уме, Марун Северный Ветер? – ведьмочка встала в позу, уперев руки в бока. – В дитё копьем тычешь? Чем ты лучше того медведя, который мать его убил?
И, не обращая внимания на выставленное острие копья, Любомира наклонилась и подхватила медвежонка на руки. Звереныш оказался тяжелым, держать его было трудно, но он словно понимал, что Любомира осталась его единственной защитницей, и сам пытался цепляться за ее одежку. И ненароком оставляя когтями длинные красные царапины на нежной девичьей коже …
Казалось, Марун растерялся. И от слов Любомиры, и от того, как крепко вцепились друг в дружку ведьмочка и медвежонок. Девушка смотрела с вызовом, звереныш со страхом, и рука охотника дрогнула.
Он опустил копьецо:
– Хорошо, пущай бежит на все четыре стороны.
Любомира с облегчением спустила медвежонка наземь, а охотник тут же ткнул в него указательным пальцем, словно зверь мог понять его слова:
– Только подрастешь, на глаза мне не попадайся. Больше не пожалею.
И медвежонок, казалось, действительно понял его и несмело заковылял прочь. Охотник отвернулся и тоже направился своей дорогой, и только Любомира мешкала:
– А что ежели он того взрослого медведя встретит, который его мать загрыз?
– Его проблемы, – Марун не останавливался, и ведьмочке пришлось последовать за ним, чтобы не потерять проводника среди чащи.
– Но он же маленький совсем.
Марун не ответил.
– Почитай, что мой Василёчек, только мохнатый и о четырех лапах.
Охотник снова промолчал.
– Это же не он загрыз твою Марьяну, Марун! – Любомира понимала, что сделает больно такими словами, но не смогла промолчать.
А охотник смог. И даже головой не повел.
Так они и шли дальше – быстро и молча, пока не начало смеркаться.
– Долго нам еще идти до болот? – Любомира все-таки не выдержала.
– Завтра к полудню будем, – Марун ответил коротко.
– Так далеко, – ведьмочка протянула устало. – Не думала, что наш лес такой большой.
– Ты даже не представляешь себе, насколько он большой. И кто в этом лесу водится, – охотник все-таки покосился на спутницу, недовольно и обиженно. Увидел ее замученное лицо, растрепавшуюся косицу и продолжил уже с сочувствием. – Притомилась?
– Ничего не притомилась, идем дальше, – Любомира пыталась казаться бодрой, но после бессонной ночи и долгой дороги глаза у нее действительно слипались.
– Нет, ночью по лесу не пойдем, – Марун только усмехнулся в бороду и остановился. – Костер надобно разжечь, ночные твари все боятся огня.
– Я соберу хворост? – Любомира ответила с готовностью и сама тут же рассердилась на себя от своей покорности.
– Собери, – мужчина кивнул и улыбнулся шире. – Смотри только снова о приятеля своего не споткнись в сумерках.
Девушка недоуменно пожала плечами на его слова и принялась подбирать сухие ветки. Отойдя от Маруна на несколько десятков шагов, она наклонилась за очередной палкой и увидела, как из кустов за ней следят янтарные глаза-бусины.
– Ты откуда здесь взялся? – от удивления Любомира даже выпустила из рук собранный хворост.
Медвежонок, верно сочтя это за приветствие, выбрался из зарослей и принялся ластиться к девушке, вылизывая ее руки, словно собака.
– Ты, верно, голодный? – ведьмочка погладила звереныша по жесткой темной шерстке. Вздохнула, – Ладно, идем. Попробую уговорить Маруна дать тебе еды.
И, подобрав хворост, девушка вернулась к охотнику.
– Послушай, Марун…
Договорить он ей не дал:
– Нашла? – он спросил и недовольно фыркнул, показательно отвернувшись.
– Хворост? Да, вот, – девушка свалила топливо в кучку.
– Я не про хворост. Медведя своего, говорю, отыскала?
– Откуда ты… – Любомира опешила.
– Он так и шел за нами все это время. Сообразительный, видать. Ни разу на глаза в открытую не попался. Токмо я дикого зверя все одно чую. Тем более, медведя.
– А чем это медведи такие особенные? – к Любомире разом вернулись все ее подозрения, и она посмотрела на охотника, недоверчиво сузив глаза.
– Воняет от их шкуры, вот чем, – Марун недобро глянул на медвежонка, мнущегося у ног ведьмочки, но оружия больше не трогал.
– Он есть хочет. Я покормлю? – Любомира спросила и тут же снова разозлилась на себя. И чего это она вдруг такая покладистая с этим охотником стала? Слушается его во всем, разрешения спрашивает. Он ей не отец и не брат. И даже суженым так и не стал. Пока что…
Марун только рукой махнул и занялся костром.
***
Любомира скормила медвежонку весь припасенный в дорогу козий сыр. Малыш в один миг проглотил лакомство и теперь тщательно вылизывал пальцы ведьмочки, явно намекая, что хотел бы еще. Охотник только недовольно хмурился.
Наконец, он не выдержал:
– Сама-то что есть в дороге собираешься?
– У меня еще много чего с собой, а ем я помалу, – девушка беззаботно пожала плечами. – До завтрашнего полудня хватит.
– До завтрашнего полудня он у тебя еще раз пять еды потребует, – Марун усмехнулся. – Чем будешь его кормить, когда котомка опустеет?
– Так… ты же вроде как охотник, – Любомира, понимая, что в словах Маруна была правда, не хотела ее признавать. – Вот и подстрели нам дичь.
– А дичь тебе жалко не будет? Вдруг заяц или перепелка тоже окажется чьим-то дитём? Наверняка ведь окажется, по-другому в природе и не бывает. Все мы чьи-то дети, – добавил он и неодобрительно покачал головой.
Любомира не нашлась, что ответить, и только продолжала возиться с медвежьим малышом.
– Нужно дать ему имя, – наконец проговорила.
– Это еще зачем? – Марун аж брови выгнул от недоумения.
– У каждого должно быть имя, даже у медведя, – Любомира вздохнула. – Я буду звать его Беруня. Пока маленький.
– А когда вырастет? – охотник хмыкнул.
– Когда вырастет, будет жить у себя в лесу безымянным, – Любомира насупилась.
Марун недовольно поджал губы:
– Смотри, Любомира, привадишь медведя в деревню, поселковые тебе спасибо не скажут. Ладно, потом об этом. Сейчас ешь да спать ложись, а я покараулю. Утра вечера мудренее.
Вот опять он ее опекал, словно имел на то право. Девушка недовольно фыркнула, но все-таки легла. Глаза слипались, и сейчас она была благодарна Маруну за его заботу. Хоть она и вызывала у нее досаду и будила в груди непонятное трепетное чувство. Вроде приятно, но как-то неловко и даже почти обидно.
Сон мгновенно смежил веки, но спала Любомира тревожно. В голове метались мглистые образы. То Василина-наставница протягивала ей волшебное зеркальце со словами: «Используй его с умом». То Могута с надменным видом помахивал у нее перед лицом праздничным венком, собственноручно ею же сожженным в купальском костре: «Таким, как ты, венок не нужен». Любомира вертелась с боку на бок, в полусне бросая шальные взгляды на Маруна из-под полуопущенных ресниц. Охотник так и сидел у костра, неподвижный, а у ног его притулился Беруня.
Проснулась Любомира от тревожного толчка в грудь, словно бы изнутри. Она подскочила, испуганно озираясь и прислушиваясь к звукам ночного леса. Костерок потух, накрытый мешковиной, Марун сидел все также неподвижно, но была в его позе какая-то недобрая напряженность.
– Что слу… – Любомира хотела было спросить, но охотник прервал ее на полуслове, приложив ладонь к своим губам.
Девушка осеклась и со всех глаз вгляделась в окружающую темноту. Зачем Марун затушил костер, коли лесные звери боятся огня? Видать, не зверей он опасался…
В темной чаще треснула ветка, и Любомира вздрогнула, задержав дыхание. Еще раз треснула, чуть в стороне, затем еще раз. По лесу шел кто-то не шибко проворный, ломая палки тяжелой поступью. И он явно был не один. Охотник уже сжимал в руке копьецо, вторая рука его скользнула за голенище сапога, да так там и осталась.
У Любомиры оружия с собой не было, да и не умела она им пользоваться. С запозданием вспомнила о чудо-гребешке, отгоняющем злых людей. С наивной верой в волшебство вытащила его из котомки и принялась расчесывать растрепавшуюся косу. Марун только ошалело покосился на нее, но ничего не сказал, видимо окончательно уверившись в пустоголовости своей подопечной.
А пришельцы продолжали сжимать кольцо вокруг их стоянки. Почуяв близость недобрых чужаков, заворчал Беруня. Марун напрягся, ближайший к Любомире куст колыхнулся, и в тот же момент листву пронзило выпущенное охотником копье. Ведьмочка отпрянула – и вовремя. И кустов вышагнул грузный человек. Копье ударило его в плечо, проткнув насквозь. Он пошатнулся и, сверкнув белками глаз, кулем повалился наземь.
Любомира зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть ненароком. Впрочем, чужаки больше не прятались. Они гурьбой высыпали на прогалину, сразу заняв ее всю – человек шесть. Марун мгновенно оказался на ногах, прямо из-за голенища метнув нож в еще одного напавшего. Тот выронил топор, схватившись за перебитое запястье. Охотник рванул из-за пояса второй нож, прицелился, но в этот момент двое разбойников больно заломили руки Любомире, прикрывшись ею, и Маруну пришлось выбирать другую цель.
Беруня отчаянно заревел, видя, как мучают его благодетельницу. От этого рева, еще не опасного, но уже пугающего, разбойники на миг замешкались. И это спасло жизнь Маруну, в последний момент ушедшему из-под ударов двух занесенных над его головой топоров. Еще один нож нашел свою цель, и вооруженных головорезов стало еще на одного меньше.
– Решай его, хлопцы, пока он нас всех тут не перечикал, – прогнусавил здоровый лохматый мужик, выворачивавший руки Любомире.
– У него ножи кончились, – ухмыльнулся второй, – и девка его у нас, больше не рыпнется, – с этими словами он еще сильнее завел локти Любомиры ей за спину, и ведьмочка застонала от боли.
Медвежонок тут же отреагировал на этот звук очередным возмущенным ревом.
– Медведь, братцы! – завопил третий из оставшихся разбойников.
– Сеголеток, мелюзга, – презрительно сплюнул лохматый. – Ату его!
И замахнулся на Беруню топором.
– Замри и не шелохнись, коли жизнь дорога, – Марун процедил медленно и с такой угрозой в голосе, словно это не ему в спину упиралось два топорища.
– Чего ты там лопочешь? – презрительно процедил лохматый, не опуская колуна. – Решай его Валуй, чтоб не ерепенился.
Валуй, щуплый и оборванный разбойник, занес топор над головой Маруна, но вдруг как-то разом оказался в стороне от него, словно отброшенный неведомой силой. Марун повернулся к лохматому главарю, что держал руки Любомиры, и внутри у ведьмочки все оборвалось от того, какими глазами посмотрел на него Марун.
Это уже не были глаза человека.
В них ярились звериная злость и голод. Послышался рев, глубокий, нутряной, совсем не похожий на несмелое ворчание медвежонка. Плечи Маруна ссутулились и раздались в стороны, ладно скроенная куртка жалобно затрещала, расходясь по швам. И сквозь прорехи в одежде показались клочья бурого всклокоченного меха.
____________________
[*] берендей – колдун, способный оборачиваться в огромного бурого медведя, обладающего неимоверной силой