Там, где цветёт папоротник

Глава 7. Чудо-гребешок

В первый момент Любомира дернулась, силясь вырваться, но пришелец держал крепко. И настойчиво поволок ее за собой в чащу.

– Куда ты меня тащишь? Пусти! – ведьмочка попыталась отцепить от своего плеча чужую руку. – Ты кто такой?

Она в очередной раз рванулась, и пальцы разжались. От неожиданности Любомира запнулась о болотную кочку. Вгляделась в мокрое лицо спасителя:

– Марун? Ты же ушел… – протянула недоуменно, но охотник не стал слушать ее лепета, снова сграбастал в охапку и потащил за собой. На сей раз девушка не сопротивлялась, покорно следуя за провожатым.

Шли они недолго. Через пару десятков шагов Марун толкнул ее под корень огромного вывороченного пня, прямо в яму. И сам спрыгнул следом. Выворотень немного защищал от дождя и ветра, а с той стороны, что была открыта непогоде, охотник прикрыл девушку своим телом. Крепко-крепко прижал к себе, унимая ее дрожь.

И Любомира послушно прижалась к мужчине, чувствуя, как ее колотит, как занемели от холода и сырости ее ручки-ножки. И чувствуя, каким теплом веет от его широкой груди. Недолго думая, она уткнулась в нее лицом, выдыхая теплый воздух, грея их обоих. Радуясь, что она может прижаться к кому-то сильному и крепкому и хотя бы ненадолго отдать ему право решать за нее. И даже говорить ничего не нужно было – не сейчас. Он вернулся, несмотря на обиду, пришел за ней, отыскал посередь грозы на болоте…

Любомира чувствовала такую большую теплую благодарность за это, она прильнула к охотнику, хоть совсем не знала еще, как это ластиться к мужчине. Пусть даже и не мужчина это был вовсе, а страшный колдун-берендей.

Чуть согревшись и перестав дрожать, Любомира подняла глаза на охотника. Тот, почувствовав ее взгляд, тоже посмотрел на нее. Строго и с обидой, как показалось Любомире. Вот, обиделся, но все равно ведь за ней вернулся. Девушка смущенно вздохнула и совершенно неожиданно для себя самой потянулась рукой к лицу Маруна. Как же ей хотелось коснуться его бородки! Еще с тех пор, как он приходил к ней в избу, приносил редкие травы с болота. Хотелось погладить, попробовать, какова она на ощупь. И она коснулась, провела кончиками пальцев по подбородку мужчины, погладила его щеку.

– Мягонькая какая, – Любомира смотрела на щетину охотника.

Тот вдруг улыбнулся, растянув губы в улыбке:

– Мокрая.

– Ерунда, – девушка, как завороженная смотрела на растительность на лице мужчины и… на его губы. Какие оказывается, у Маруна красивые были губы, так и хотелось потрогать.

И она потрогала, самыми кончиками пальцев, огладив по краешку.

– Щекотно, – Марун улыбнулся еще шире.

Словно и не было бушующей стихии вокруг, Любомире вдруг стало так тепло, даже жарко. И ушли на второй план ее страхи, древний дух хозяина леса, и говорившая загадками Василина, и даже цветок папоротника…

Опьянев от запаха грозы, от близости мужчины, она потянулась к нему всем телом, она видела только его губы, и так ей хотелось их коснуться… И охотник подался навстречу, наклонившись над ведьмочкой, позабыв ее дерзкие слова и свои обиды. Еще мгновение, и…

Раскат грома громыхнул так, что земля задрожала. Любомира вздрогнула, отпрянула от Маруна, а тот даже чуть ослабил объятия. И в этот момент совсем рядом под боком заревел Беруня.

– Маленький, и ты здесь? – Любомира спохватилась, отстранилась от охотника, стыдя себя за слабость.

Марун хмыкнул, тоже чуть отстранившись:

– Пришел ко мне, не унимался, все звал за собой. Я и решил, что беда с тобой стряслась.

– Так, это ты меня спас? – ведьмочка потрепала медвежонка по загривку, показательно отвернувшись от мужчины.

– Ага, он, – Марун проворчал и тоже отвернулся.

Поняв, что сказала не то, Любомира нахмурилась и ткнулась лбом в плечо охотника. Он, не глядя, обнял ее снова. На Любомиру дождь почти не попадал, она пригрелась у теплого бока Маруна и незаметно задремала.

А когда открыла глаза, гроза уже закончилась, мокрый лес медленно обсыхал под лучами летнего солнца, настойчиво распихавшего тучи в стороны. Голосили птицы, радуясь, что ненастье прошло.

Вот только Маруна рядом не было.

***

Спросонок ведьмочка едва не разревелась с досады. Неужто он опять ушел? Или – хуже того – почудилось ей, что Марун-охотник вернулся за своей капризной подопечной? Как почудился медведь-великан и цветок папоротника? Но тут до носа Любомиры донесся запах дымка от костра, и радостная ведьмочка выбралась из убежища в корнях дерева.

Охотник сидел у костерка, возле которого сушились его и Любомирины сапоги, и стругал что-то из куска дерева. Ведьмочка покосилась на свои босые ноги – она даже не заметила, как Марун разул ее во сне.

– Долго я проспала? – она не отваживалась поднимать на охотника глаза. Она ведь хотела поцеловать его и даже почти поцеловала, и теперь ей было очень стеснительно. То ли от того, что хотела, то ли от того, что почти.

Марун отрицательно покачал головой.

– Где Беруня? – Любомира подошла к костру.

Все также молча охотник кивнул в сторону: косолапый увлеченно вылизывал небольшой туесок, о содержимом которого теперь можно было только догадываться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Можно я посушу одежду? – Любомира продолжала говорить самолично – охотник хранил молчание. Рубаха ведьмочки промокла насквозь и теперь неприятно липла к телу.

Приглашающим жестом Марун указал на костер, а сам, не отрываясь от занятия, развернулся в другую сторону от Любомиры.

– Не подглядывай, – девушка подозрительно покосилась в спину охотника, но тот снова ничего на это не ответил.

Чуть помешкав, ведьмочка стянула мокрую рубаху через голову, надеясь на честность охотника. Впрочем, ее прелести он уже видел, когда она в Белояре плескалась. При воспоминании о той купальской ночи, на щеки Любомиры выполз румянец. Она то и дело поглядывала на оборотника. Но тот делал вид, что его вовсе не волнует, что прямо за его спиной молодая девица стоит совсем нагая, силясь просушить одежу в теплом воздухе его костра.

Молчание тяготило, и Любомира не выдержала:

– А что ты делаешь?

Марун молча продемонстрировал ей заготовку, но девушка даже не успела разглядеть, что это было. Досадливо поджала губы, но решила не сдаваться:

– А как ты меня нашел?

Любомира решила уже, что на этот вопрос Марун тоже не ответит, но неожиданно он проговорил:

– Клубочек твой путеводный дорогу указал.

Ведьмочка опешила:

– Так ведь… дурной этот клубочек, порченый. Не умеет он пути указывать…

– Я его в луже нашел, – охотник прервал ее на полуслове. – Он яркий. Его в лесу хорошо заметно. На, вот, – он поднял с земли подсохший клубок и, не глядя, протянул его за спину, передавая Любомире, – свяжи все-таки братцу рукавички.

– Спасибо, – она проговорила оторопело и взяла клубочек. – Кабы только братца теперь отыскать…

– Отыщем. Я и без клубочка знаю, где на болоте Ягиня живет. Отведу тебя, раз взялся.

– Спасибо, – Любомира повторила еще раз и закусила губу. Скорей бы уж рубаха высохла… – А я видела, как цветет папоротник, – вдруг проговорила торопливо, словно боялась, что охотник не станет слушать.

Марун только плечами пожал:

– Не ко времени ты его видела. Папоротник только на купальскую ночь цветет, поздновато уже.

– А говорят, – Любомира замешкалась, решая, стоит ли говорить дальше, – что цветок папоротника любую хворь может излечить, любое проклятие снять…

– Ты к чему это клонишь? – Марун даже полуобернулся на девушку, но быстро спохватился и снова сел к ней спиной.

– Так ты ж сам говорил, что не всегда был берендеем, – Любомира прижала к груди почти высохшую рубаху и шагнула к Маруну. – А ну как, цветок тебе поможет?..

И снова шагнула к нему, сама не своя от охватившего ее волнения.

– Не болтай попусту, – Марун дернул головой и снова, словно бы невзначай искоса глянул на Любомиру. А та приблизилась еще на шаг, рубашка повисла в опущенной руке…

Неожиданно охотник, зарычал, словно прямо сейчас собирался обратиться зверем, замотал головой, разлохматив русые волосы:

– Чего творишь, девка?

Любомира от испуга попятилась.

– Говорил же, не завлекай меня, – Марун прижал ладони к лицу, продолжая мотать головой из стороны в сторону.

– Да, больно ты мне нужен, – дрожащими руками ведьмочка натянула воглую рубаху на тело и отступила так, чтобы между ней и охотником оказался костер.

– Раз не нужен, вот и славно, – Марун выдохнул хрипло и убрал руки от лица. – Я медведя долго в поводу держал, но теперь он так и рвется на волю. Не надо, Любомира, со мной играться, я давно без женской ласки. И чем дольше, тем сложнее нутро медвежье прятать.

– Так… я… – ведьмочка опять засмущалась, а оборотник продолжал:

– Либо да, либо нет. Раз нет, значит, нет, но вот эти вот штучки свои девичьи брось. Поняла? – он спросил очень строго и повернулся к ведьмочке, глядя на нее исподлобья.

И Любомира только согласно кивнула. Проговорила чуть слышно:

– Поняла.

– На, вот, причешись. Свой-то ты обронила, – и протянул ей то, что так старательно стругал из дерева все это время.

Простой гребешок. От него пахло свежим деревом, и на ощупь он был чуть шероховатый. Любомира поднесла подарок к носу, с удовольствием втянула смолистый запах.

– Спасибо. Я тогда там причешусь, чтобы не… завлекать, – и отошла в сторонку, спрятавшись за выворотнем.

– Далеко не отходи, не ровен час опять заплутаешь, – Марун проворчал, но беззлобно и необидно, и Любомира внезапно улыбнулась. Она сама бы не смогла сказать, чему именно, просто ей стало хорошо. Пусть сейчас она грязная и лохматая стояла посередь болота, и братец ее ждал вызволения от страшной ведьмы, но в первый раз с самого отрочества Любомира была не одна со своей бедой.

***

Марун срезал ей еще одну слегу, и теперь ведьмочка послушно ею пользовалась, проверяя неверную тропу. Под ногами чавкало и хлюпало, непросохшие сапоги снова набрали влаги, но Любомира не жаловалась.

Тут и там среди густого мягкого мха виднелись крупные красные ягоды. Любомира пригляделась:

– Это что? Клюква что ли? Ранехонько…

Охотник даже беглого взгляда не бросил на ягоды:

– Не вздумай собирать ее. Не клюква это, обманка. На этом болоте много обманок.

– Ядовитая, да? – ведьмочка старательно перешагнула через очередной кустик, усыпанный налитыми ягодками.

– Не знаю, не пробовал, – Марун хмыкнул в ответ. – Да только лесные ведуны из нее зелье варят, чтоб с духами разговаривать. Так что не думаю, что стоит готовить из нее варенье.

– Да, уж, веселое получилось бы варенье, – Любомира зябко поежилась. – А ты что, много ведунов знаешь?

– Много-не много, но кое-кого знаю. Тебе на что? – Марун покосился на ведьмочку из-за плеча.

– Да, вот, – девушка замялась, – может, кто из них меня в ученицы возьмет. Я способная и прилежная…

– Мало тебе одной Василины? – Марун клацнул зубами, точно дикий зверь, и досадливо дернул головой. – Дурное это дело, девице ворожить. Молода ты еще, Любомира. Испоганишь нутро женское, потом слезы лить будешь. Да, токмо поздно будет.

– Это почему еще? – девушка протянула недоуменно. – Василина мне ни о чем таком не сказывала.

– Не сказывала? – Марун резко обернулся и стал, как вкопанный, строго глядя на ведьмочку. Та смешалась под его взглядом, опустила глаза. – А почему у Василины деток нет? Она тебе не сказывала?

– Я не спрашивала… – Любомира ответила чуть слышно.

– То-то же, не спрашивала. – Марун снова зашагал дальше в топь. – Спроси, коли снова ее увидишь. А лучше, бросай это дело, Любомира.

– И чем же мне прикажешь заниматься? – Любомира попыталась рассердиться, но получилось неуверенно.

– Знамо, чем. Замуж выходить да деток рожать, – охотник ответил, как ни в чем не бывало.

– За кого же это? За тебя, что ль? – девушка усмехнулась, но тоже как-то неловко.

– А хоть бы и за меня…

Дальше шли, не разговаривая. Беруня бежал следом, то и дело отбегая в стороны, и обиженно ворчал, когда попадал лапами в очередную лужу. Медвежонок фыркал, тряс мокрой шкурой, словно собака, и Марун лишь досадливо пихал его сапогом, когда тот неловко бросался ему под ноги.

– Дурной твой медвежонок, того и гляди в лыву угодит, – охотник с осуждением покачал головой.

– Сам же говорил, что дикие звери трясину лучше нас с тобой чуют, – ведьмочка только плечами пожала.

– Не знаю, что он чует, но ведет себя как оболтус. Нельзя так на болоте, тем более, здесь.

– А что здесь особенного? – Любомира насторожилась. – Мерзко, конечно, но болота все неприютные… наверное.

– Речка Смородина из него вытекает. Знаешь такую? – Марун хитро покосился на ведьмочку.

– Знаю, конечно, – та охнула. – Это что ж получается…

– А получается, что тут совсем рядом нечисть живет, и беспокоить ее лишний раз не надобно. Тихонько пришли – тихонько ушли. А этот, мохнатый, вона чего творит.

Марун кивнул на Беруню, который с разбегу влетел в болотный куст, распугав из его веток стайку крылатых насекомых, похожих на громадную бледную моль. Медвежонок запутался в стеблях болотной травы и с недовольным ворчанием принялся вырываться.

– Погоди, маленький, дай пособлю, – Любомира двинулась было на подмогу, но охотник остановил ее:

– Замри, ведьма! Не шелохнись!

И Любомира застыла. А Беруня рванулся из болотных силков, но те, словно прилипли к его шкуре. И чем больше дергался звереныш, тем сильнее запутывалась травянистая сетка.

Медвежонок ревел, но не мог выбраться.

– Это ухват-мурава, – охотник уже вытащил из-за пояса нож и осторожно, выверяя каждый шаг через топкое место, двинулся к плененному зверю. – Да, не дергайся ты так, окаянный! Еще же больше запутаешься, – он прикрикнул на Беруню, но тот ответил возмущенным ревом и продолжил сражаться с травой.

Марун сграбастал Беруню за шкуру на загривке и, стараясь не попасть под удары когтистых лап, принялся обрезать вцепившиеся в зверя стебли болотной травы. Медвежонку это явно не нравилось, он рычал еще возмущеннее, почти угрожающе, и пару раз все-таки достал охотника когтями, оставив на руке того несколько красных отметин.

Любомира только кусала губы, очень желая помочь, но не смея ослушаться Маруна. И в конце концов все-таки решилась. Ведьма она или кто? И принялась шептать наговор об усмирении недобрых духов. Да, так увлеклась, что сама не заметила, как голос ее обрел уверенность и силу, словно устами юной ведьмочки заговорил кто-то другой, старше и мудрее.

Вот только результат ее заклятия оказался не тот, которого ожидала Любомира. Стебли травы, до того, просто цеплявшиеся за мохнатую медвежью шкуру, вдруг будто бы обрели волю, и потянулись в сторону второй жертвы – двуногой. Первое время Марун успевал обрезать их ножом, но трава тащилась к нему со всех сторон, даже из-под ног, врастая прямо в сапоги, силясь повалить наземь.

С нечеловеческим рычанием Марун выдрал медвежонка из куста и швырнул прочь, но на второй рывок времени у него не хватило, и ухват-мурава в один момент спеленала его, точно младенца. Еще мгновение, и охотник оказался бы на земле, трава опутала бы его лицо, и тогда – смерть.

Любомира рванулась на помощь…

– Стой, где стоишь! – окрик охотника заставил ее вкопаться на месте.

А зеленые побеги ползли к своей жертве со всей округи, врастали в одежду Маруна и даже, наверно, под кожу. Любомире даже показалось, что на штанах охотника проступают красные кровавые пятна. Тот отчаянно боролся, срезая стебли ножом, но их было очень много. Вот, колени мужчины подогнулись, он рухнул в топь, все еще пытаясь противиться.

– Обернись медведем! Обернись! – Любомира заломила руки.

– Нет! – Марун выдавил через силу. С рычанием снова поднялся на ноги, вырывая траву из земли и из своей плоти. Кровь заструилась по его сапогам, пачкая землю.

Сама не своя, Любомира сделала единственное, что пришло в ее испуганный ум. Она рванула с себя рубашку:

– Смотри, Марун! – развела руки в стороны, показывая мужчине обнаженную грудь.

Охотник снова зарычал, замотал головой, словно силясь скинуть наваждение… И все-таки не сладил с собой – звериная сущность прорвала человеческий облик. Плечи его раздались, покрывшись бурым мехом. Ошметки ухват-муравы полетели в разные стороны. Марун заревел, тряхнув шкурой, сбрасывая с себя остатки стеблей.

А Любомира стояла, нагая, и смотрела, как громадный медведь вразвалочку направился в ее сторону.