Там, где цветет Ситхмой

ГДЕ РОЖДАЮТСЯ ЦИКЛОНЫ

В мае, когда над землей уже нависают тяжелые ливневые тучи, со взъерошенного волнами горизонта Бенгальского залива срывается бешеный поток ураганного ветра и остервенело обрушивается на приморские районы Араканской (Ракхайн) национальной области и треплет во всю свою необузданную силу эту равнинную полоску западного побережья Бирмы. Метеорологические прогнозы не всегда успевают опередить несущийся со стомильной скоростью вихрь. Даже своевременный сигнал тревоги вряд ли спасет от этого стихийного бедствия ветхие бамбуковые хижины.

Циклоны оставляют страшные следы разрушения на араканской земле. Ураган, пронесшийся над главным городом области Ситуэ (Акьяб) и его окрестностями 5 мая 1968 года, погубил тысячи людей, огромное число домашнего скота. Годом раньше жестокому нападению подвергся прибрежный город Чаупхью, а 17 мая 1978 года он вновь принял удар стихии. Циклон разметал почти все строения в самом городе и в двадцати шести крупных поселках, снес 9500 домов и стольким же нанес значительный урон. Ураган обрушил на побережье массы соленой морской воды, что причинило ущерб полям. Но уходят циклоны, стираются следы опустошений, люди выстраивают новые дома и целые деревни, жизнь входит в привычное русло.

Почти на 500 километров тянется береговая линия Ракхайна, изрезанная заливами и отрогами гор. Большая часть двухмиллионного населения расселилась в низинах. Единого мнения о происхождении араканцев нет. Одни считают, что они пришли с севера, что это одна из ветвей тибето-бирманцев, достигшая крайнего юга. Другие полагают, что они — выходцы из соседней Индии. Известно лишь, что Ракхайн всегда поддерживал тесные контакты с Бирмой, пока в XVIII веке окончательно не присоединился к ней. Поэтому население Араканской области — это потомки бирманцев и пью, и араканский диалект очень сходен с бирманским языком.

Аракан богат лесом, углем, нефтью. Кроме того, здесь много невозделанной земли и прекрасных пляжей, иные из них стали уже известными на всю страну, как, например, Нгапали.

Немногим более получаса лёта от Рангуна, и самолет уже кружит над узкой посадочной полосой небольшого аэропорта с этим романтичным названием. Как бы приноравливаясь к скромным местным условиям и прицеливаясь поточнее, маленький лайнер снижается почти до самого гребня волны и осторожно опускается на площадку у прибрежной каменной гряды. Разгрузка- погрузка — и снова по чистому полю гуляет один только ветер. Аэропорт принимает в день два-три самолета с редкими пассажирами, направляющимися к знаменитому курорту Нгапали, расположенному в 19 километрах от аэропорта.

Говорят, что это местечко окрестили так англичане в пятидесятых годах прошлого столетия после захвата Нижней Бирмы. Живописный уголок показался пришельцам чем-то похожим на лазурное побережье Неаполитанского залива. С тех пор название Напали укоренилось среди европейцев, а бирманцы произносят его по-своему: Нгапали. Гостиница, за свое сравнительно короткое существование сменившая две фирменные вывески — «Бассейн-отель» и «Стренд-отель», — теперь имеет третью — «Нгапали». Гостиничный комплекс возник здесь, на пригорке у самого моря, под сенью пальм, в 1964 году. Это шесть деревянных бунгало с плетенными из бамбука стенами по одну сторону от веранды открытого ресторана и четыре однотипных строения — по другую. Комфортабельной гостиницу не назовешь, да ведь и приезжают сюда на короткий срок. Турист находит здесь такие природные ценности, которыми едва ли обладают теперь самые фешенебельные курорты: гармонию моря, гор и тропической нетронутой фауны, две мили пустынного песчаного пляжа, свежий бриз, с Бенгальского залива, рассеивающий дневной зной, бескрайний простор водной глади, то темно-синей, то изумрудно-зеленой, то пурпурно-багровой, когда над ней распластывается огненный диск заходящего солнца. Вот набегают белопенные волны, перекатывая по берегу похожие на миниатюрные минареты цветные раковины, вот они отступают, и тогда обнажаются отшлифованные темно-серые каменные глыбы, а вот море, успокоившись, поблескивает световыми лучиками.

Нгапали лежит между древними араканскими поселениями Лоунта и Мьяпьин. Издали они кажутся потонувшими в банановых зарослях среди кокосовых пальм. Подходишь ближе — и пальмовые мачты расступаются, образуя подобие улицы с деревянными хижинами и загонами для скота. Кое-где просушиваются рыбацкие сети, отлеживаются на песке длинные узкие суденышки с кирпичными мангалами на борту, на которых готовится пища во время дальних морских походов. Жители деревни Мьяпьин окружили нас, как только мы пришли туда, и молча, с любопытством стали разглядывать. Европейцы в здешних краях не в диковину, но каждый привлекает внимание. Попытка заговорить с ними по-английски не увенчалась успехом. Как видно, язык колонизаторов здесь так и не привился.

Переводчик нашелся на следующий день, и нам удалось побеседовать с одним из местных старожилов — У Ньи Туном, бодрым, подвижным семидесятилетним стариком с красными от постоянного жевания бетеля зубами и губами. У Ньи Тун заговорил быстро-быстро, словно кто его торопил. Родился он на «равнине зеленого камня», как порой называют эту местность, где жили его предки. Люди пришли сюда, к морю, где легче прокормиться. Корчевали деревья, очищая землю под рисовые посадки, строили рыбачьи лодки. Сейчас в деревне не меньше трехсот дворов, население перевалило за две тысячи.

— Вчера у нас была свадьба, а значит, и людей скоро прибавится, — усмехнулся старик. — А что вы знаете о наших свадьбах? — спросил У Ньи Тун и, не дождавшись ответа, начал свой рассказ о здешнем свадебном обряде.

Араканцы, как и бирманцы, при рождении ребенка получают у астрологов своеобразное свидетельство — «зата». На таком «документе» из пальмового листа отмечаются дата рождения и сочетание звезд в этот день. Перед вступлением в брак молодые люди предъявляют свой зата предсказателю судьбы, который и определяет, будут ли они богаты, удачливы и счастливы в браке. Если сочетание даты рождения молодых и положение небесных светил благоприятны, астролог называет день свадьбы.

Ночь накануне свадьбы проходит в танцах у домов жениха и невесты. Девять умудренных опытом женщин co стороны жениха отправляются в ту ночь к невесте с угощениями, дорогими подарками и цветами на подносах. Они же наряжают ее к предстоящему торжеству. На свадьбе обязательно должны присутствовать буддийские монахи. Еще с утра они ходят по деревне с проповедями, стараясь привлечь к организации такого важного празднества как можно больше народу. Для жениха и невесты отдельно готовится свадебная еда — рисовая паста, два банана, два утиных яйца, две рыбы, два батата, две креветки.

Вечером жених направляется к дому избранницы в сопровождении шаферов — почтенного старца и юноши. И праздничный наряд, и пристегнутая сбоку длинная сабля, и вообще весь его вид выражают мужество, отвагу, серьезность намерений. При входе в дом жениха одаривают серебряными и золотыми тесемками и требуют символический выкуп. Венчает молодых опытная пожилая женщина, которая усаживает их рядом, накладывает зата один на другой, поливает их водой и объявляет, что отныне молодые муж и жена. В знак особого уважения к родителям новобрачные готовят одной и другой сторонам по семь катышков риса. Добрые пожелания, подарки родственников, друзей и знакомых завершают ритуал араканской свадьбы. Неписаные правила предусматривают, чтобы свадьба обязательно состоялась до тинджана — бирманского Нового года — и ни в коем случае после буддийского поста. Если в семье одного из будущих супругов ожидают ребенка, свадьба откладывается.

Явления природы, традиционные условности, суеверия, житейский опыт составили целый кодекс и других неписаных законов у араканцев. Считается, например, целесообразным начинать полевые работы в воскресенье. Сразу же после вспашки надо оставить в четырех концах поля на широких листьях по три плошки риса, посадить джутовый росток, положить на определенное место в поле горсть сладкого риса и только тогда начинать посадку саженцев. Араканцы считают, что не следует показывать пальцем на растущие фрукты, иначе они не созреют; нельзя удивляться их размерам, иначе плоды перестанут расти.

Прежде чем отправляться на лов рыбы, нужно поклониться духам моря. Во время лова нельзя свистеть, ругаться, радоваться удачной ловле и удивляться, если попадется крупная добыча. Рыбаки одной деревни не должны поднимать парус на судне при подходе к другой деревне, а если подняли, то нельзя опускать его до тех пор, пока судно не покинет временное пристанище.

Араканцы считают плохой приметой, если сосуд с питьевой водой, который они обычно выставляют перед домом для прохожих, остается открытым. Нельзя входить в чужой дом с незакрытой посудой для питья. Араканцы не умываются водой из питьевых сосудов, не моют ноги в озере, чтобы не замутить его. Они не торгуют скотом белой масти, за исключением выращенного в собственном доме, никогда не угощают гостей бамбуковыми побегами, грибами, рисовой пастилой, сырыми овощами, считая, что от них можно заболеть. Старшее поколение следит за тем, чтобы перед тинджаном в доме были проведены генеральная уборка, стирка, мелкий ремонт; все плохое и нечистое должно остаться в старом году.

— Что же изменилось за годы новой власти? — спросил я старика.

— Многое изменилось, конечно, и многое еще меняется, — последовал глубокомысленный ответ. — Отношения между людьми изменились, стали более родственными, что ли. Молодежь потянулась к знаниям. В Мьяпьине построили школу-пятилетку. Дальше дети идут учиться в соседнюю деревню Лоунту, где открылась семилетка. Кто хочет продолжать учебу, направляется в город Сандовей. Там есть средняя школа и другие учебные заведения. Слов нет, жить стало лучше, но проблем еще много. А где их нет?

Вспомнив о волнующих селян проблемах, старик пришел в некоторое замешательство, но тут же нашел выход из положения, сославшись на газеты.

— В газетах пишут о наших заботах. Это хорошо. Местные власти должны добиваться того, чтобы для сельской детворы наука не кончалась в начальных классах. Средних школ, значит, надо строить больше. Надо больше заботиться о сельских жителях. Иногда не знаешь, где достать керосин, спички, мыло, одежду по государственным ценам. Крестьянина надо научить разводить скот, пользоваться сельскохозяйственными машинами. У нас в деревне народ в основном промышляет в море. Кто работает в кооперативе по выращиванию жемчуга для продажи за границу, кто ловит рыбу, кто собирает ракушки. Водятся у нас здесь и крабы, а черепахи попадаются до ста шестидесяти килограммов. В безлунные ночи выходим в море ловить «золотых» креветок. Они боятся света. Живут большими группами и темной ночью всплывают на поверхность моря белыми пятнами, и тогда рыбаки без труда берут их сетью. В наших краях вообще-то ловят и крокодилов, но это далеко от нас. Море кормит с ноября по май, — продолжал старик. — Потом дуют муссоны, и огромные волны не дают выйти в море. Тогда мы ловим рыбу в речках, протоках, заводях. А сейчас море тихое, и мне пора, — заторопился У Ньи Тун, глядя на зашуршавшие по песку плоскодонки, подталкиваемые к набегающей волне десятками рук.

Только-только начинает светать, а деревня уже пробуждается, словно по команде. Солнце поднимается здесь поздно. Сырой холодный песок еще не успевает нагреться, как сотни быстрых босых ног оставляют на нем свои отпечатки. Начался сезон прибрежной ловли креветок, и тут уж нельзя мешкать. Пока одни в море, другие помогают им на берегу. Каждый знает свое место. Столкнув лодку в воду, человек 14–15 тут же запрыгивают в нее и ритмичными слаженными ударами весел отгоняют на 20–40 метров от берега, равномерно выпуская шлейф тонкой мелкой сети с привязанными к ней поплавками из пластиковых канистр, мячей и прочего, что может держаться на воде. С определенными интервалами за борт выпрыгивают пловцы, которые поддерживают сеть и медленно сводят ее широким полукругом, помогая тем, кто тянет улов на берегу, держась за концы каната. Чтобы легче удержать его, рыбаки привязываются к нему короткими поясными бечевками и шаг за шагом тащат за собой тяжелую сеть с добычей.

— Поднимай, поднимай, — звучит команда. Чем ближе к берегу подтягивается сеть, тем оживленнее становится на берегу. В ход пускаются яркие зеленые и синие сачки на длинных шестах, которыми водят по самому дну у сети, чтобы не упустить часть улова.

На песке поднимаются слегка розоватые горки креветок. Улов распределяется по корзинам, и женщины уносят его в деревню. Целый день с рассвета до заката по берегу курсируют стройные молчаливые мадонны с тяжелой ношей на голове — то с уловом, то с обедом и чаем для рыбаков, которые, выловив всех креветок в одном месте, тут же передвигаются на другое. Условности не позволяют женщине в здешних краях заниматься морским промыслом. А на суше дел ей хватает. С одними креветками сколько хлопот. Сначала их раскладывают на циновки и выставляют на солнце, чтобы они как следует прожарились, затем измельчают и превращают в пасту, которой сдабривают традиционные блюда из риса.

Островок под шатром густой тропической зелени притягивал к себе близостью и доступностью. Днем он казался безжизненным и пустынным, а ночью оживал тусклым мерцанием огней, выдавая присутствие человека. С берега представлялось, что он совсем рядом и накрепко связан с сушей дорогой из каменных глыб, то скрывавшихся под водой во время прилива, то обнажавших свои черные обкатанные лбы, когда море ступало. На самом деле эта «Дорожка» скоро обрылась, а остров при приближении будто уплывал в голубую даль.

Охотника, пожелавшего подзаработать на лодочной прогулке к острову, найти было нелегко. Кто спешил на промысел в открытое море, кто неопределенно отмалчивался, то ли не понимая английского, то ли стесняясь отказать.

Старик из деревни Лоунта молча подтянул узкую, почерневшую от времени лодку-долбленку к самой воде и жестом пригласил садиться прямо на дно. Лодка быстро соскользнула с песчаного берега и устремилась перед, повинуясь сильным ударам весел. До острова было рукой падать, когда лодочник резко повернул в обратную сторону.

— Дальше нельзя: запретная зона. Там выращивают жемчуг, — объяснил он свой маневр, с трудом подирая английские слова.

Позже я узнал, что этот прибрежный островок Апойе в Бенгальском заливе стал заповедным лишь в 1977 году, когда обнаружилось, что подводная среда пригодна для искусственного выращивания жемчуга. Второй такой «остров сокровищ» под названием Жемчужный в районе архипелага Мьей был освоен в годы второй мировой войны. С тех пор потускнела в Бирме слава искателей натурального жемчуга, добываемого на больших глубинах.

Издавна жемчуг ценился в Бирме наравне с такими драгоценными камнями, как рубины, сапфиры, бриллианты. Во времена английского колониального господства англичане выдавали специальные лицензии на добычу жемчуга, обладателями которых, как правило, становились предприимчивые китайцы, нанимавшие ныряльщиков из местной бедноты. За этим предпринимательством зорко следили японские дельцы. Под видом журналистов, врачей, специалистов по производству шелка они проникали в районы добычи натурального жемчуга и тщательно исследовали местные условия с дальним прицелом, готовясь заняться его выращиванием. Известно, что первые попытки культивировать жемчуг были предприняты китайцами. Во время одного эксперимента между мантией и раковиной жемчужницы положили свинцовую фигурку Будды, а через некоторое время извлеченный «подкидыш» оказался покрытым тонкой перламутровой пленкой. Лет триста назад один шведский естествоиспытатель пытался повторить опыт, заложив в раковину нанизанные на тонкую нить бусинки. Может быть, ему одному из первых удалось вырастить половинчатые жемчужины. Секрет открытия не удалось сохранить в тайне. По миру понеслась сенсационная весть. В 1890–1893 годах австралиец Уильям. Сэвилл-Кент также получил половинчатый жемчуг. Круглые жемчужины впервые вырастил японец Кокичи Микимото.

В конце второй мировой войны, после того как японцы приняли обязательство выплатить Бирме репарации и когда Бирма добилась наконец независимости, японская делегация промышленников во главе с неким Сузики договорилась с бирманским представителем У Пу из Мьея о создании совместной фирмы по производству жемчуга. Дело было поставлено на широкую ногу, но бирманскую сторону не стали посвящать в тайны этого производства. В 1962 году новая революционная власть положила конец эксплуатации национальных богатств иностранцами. Фирму национализировали, как и все другие частные предприятия. Японцы покинули Бирму, увезя с собой все секреты культивации жемчуга, и бирманцам потребовались годы, чтобы возродить и наладить дело.

Примостившись на прибрежных скалах, я долго поджидал кого-нибудь с запретного островка Апойе, чтобы хоть чуть-чуть разузнать, как рождается бирманский жемчуг. На счастье, от острова отчалила моторная лодка и устремилась к берегу. В ней оказалась миловидная и разговорчивая сотрудница корпорации по добыче жемчуга и рыбы. Слово за слово, под большим секретом приоткрылась «производственная тайна». Как выяснилось, главное в таком важном деле — это правильно выбрать место для инкубатора. Глубина моря должна быть не менее 15 и не больше 45 метров. Температура воды, концентрация солей в ней, наличие планктона для питания моллюсков — все должно быть учтено. Затем из тридцати видов моллюсков производится отбор наиболее пригодных. В Бирме чаще всего используются черногубчатые жемчужницы, которые в основном и населяют побережье Араканской области. Этот вид моллюсков от 7 до 25 сантиметров длиной способен выращивать в себе серебристые жемчужины от 10 до 18 миллиметров в диаметре.

Живущие в море жемчужницы кормятся органическими продуктами, планктоном, растительностью. Случайно с пищей в стенку мантии или между мантией и раковиной попадают песчинки, кусочки камней, осколки ракушек, паразиты, которые вызывают в организме моллюска раздражение, и он начинает выделять особое вещество, обволакивая им инородное тело. На этот налет затем ложится новый слой перламутра. Так появляется в природе жемчуг от крошечных бусинок до жемчужин с голубиное яйцо.

При выращивании жемчуга в мантию вводятся кусочки раковины, вокруг которых образуется перламутр. В натуральном жемчуге почти не видно «зародыша», в культивированном его можно заметить с помощью рентгена или даже при сильном освещении. Обработанные раковины помещаются в стальной каркас или в плетенную из камыша клеть и опускаются на дно. Через три месяца ныряльщик проверяет, начался ли процесс формирования жемчужин. В определенное время жемчужницы поднимают на поверхность для очищения их от паразитов и укрепления жизнеспособности. Внимательная опека продолжается от трех до пяти лет, пока не созреет жемчуг достаточной величины. Потом его сортируют по внешнему виду, разделяя на четыре категории. Жемчужины высшей категории имеют шарообразную форму и не требуют дополнительной обработки. Они чаще всего образуются в самой мантии моллюска. Не менее ценен каплевидный жемчуг, который используют для изготовления подвесок для серег. К высшей категории относятся и жемчужины неправильной формы в так называемом стиле барокко. Категорией ниже стоят разновидности, отличающиеся незавершенностью формы. Третью категорию составляют половинчатые жемчужины, именуемые здесь «мабе». Классификационную таблицу завершают деформированные жемчужины, которые по неизвестным причинам «кочуют» во время своего образования внутри раковины.

Ценность жемчуга зависит и от окраски. По цвету самым дорогим в Бирме считается черный, затем следуют белый, розовый, золотистый, зеленоватый, с голубизной, смешанной окраски. Цвет жемчуга определяют выделяемые моллюском субстанции, состав морской воды и ее температура, наличие металлического концентрата на дне, тип используемого при выращивании «зародыша», органическая среда, в которой живет моллюск. В развитых странах для придания культивируемому жемчугу желаемой окраски используются изотопы и даже атомные реакторы.

При оценке жемчуга, естественно, принимается в расчет и его величина. В этом отношении международный стандарт делит его на шесть категорий — от 9 миллиметров до 3 миллиметров в диаметре. Жемчужины-великаны составляют исключение. В природе встречаются действительно гиганты. В 1628 году ныряльщики выловили в Персидском заливе каплевидную жемчужину 7,5 сантиметра длиной и 5 сантиметров в диаметре. Сто лет спустя был найден еще один феномен, получивший название «Жемчужина Азии», который достался маньчжурскому императору и был погребен вместе с ним в 1799 году. В 1900 году ее откопали грабители. Вначале она появилась в Гонконге, затем после второй мировой войны — в Париже, а дальше след ее затерялся. 7 мая 1934 года в районе Филиппинских островов был поднят со дна новый рекордсмен весом в 7 килограммов, более 22 сантиметров длиной и более 12 сантиметров в диаметре. Обладатель сокровища, которое оценивалось в 4 миллиона долларов, поместил его в сан-францискский банк.

Обрушив на меня все свои энциклопедические познания, собеседница посмотрела в сторону острова и с улыбкой произнесла:

— Сейчас еще не могут создать искусственным способом жемчуг таких размеров, но, может быть, скоро человек обгонит природу, и надо бы, поскольку она все реже и реже награждает ныряльщиков ценными находками. А пока на благодатной ниве в кооперации с природой мы создаем великолепные жемчужины от 14 до 18 миллиметров в диаметре, различной окраски и высокого достоинства, — с гордостью произнесла сотрудница корпорации по добыче жемчуга и рыбы, имени которой я так и не узнал, да она и не претендовала на известность.

В Бирме тоже есть свои уникумы. В Рангунском национальном музее хранится редкий экземпляр — правильной круглой формы жемчужина величиной с яблоко. Прозрачная вода с практически постоянным составом солей, нужная температура в местах развития редкого промысла в Андаманском море и Бенгальском заливе создают идеальные условия для выращивания действительно крупных жемчужин розового, золотистого и других оттенков. Несколько лет назад в одной из раковин был создан экземпляр диаметром более 4 сантиметров, который пока еще остается единственным в своем роде. Но работники плантаций научились выращивать такие искрящиеся горошины, стоимость отдельных из которых доходит на традиционных ежегодных международных аукционах в Рангуне до 7 тысяч долларов. Бирманский жемчуг завоевал известность как один из лучших в мире и раскупается большими партиями представителями ювелирных компаний десятков стран. Почти 223 тысячи каратов отборного жемчуга было собрано в 1983 году на государственных жемчужных нивах страны, и добыча его стала важной отраслью национальной экономики. Ежегодно от продажи жемчуга в казну поступает в среднем более 3 миллионов долларов, а это немалый вклад в развитие народного хозяйства республики.

Солнце цвета граната стало медленно клониться к горизонту. Подкрадывались сумерки, повеяло прохладой. От деревни слегка потянуло дымком, острыми запахами местной кухни. На открытой веранде гостиничного ресторана зажглись разноцветные огни, приглашая гостей на ужин. Соседи за столом, сотрудники министерства сельского хозяйства Бирмы, оживленно обменивались впечатлениями от поездки по побережью. Между нами завязалась беседа, и они рассказали о жизни здешних рыбаков. Все рыбаки объединены в артели. Излишки рыбы девать некуда, хранить ее пока негде. Для полного использования щедрых даров моря нужны современные рыболовецкие суда, морозильные установки, консервные фабрики, хорошие дороги, надежное воздушное сообщение с Рангуном, устойчивый рынок сбыта. Это дорогостоящие компоненты, а государство, естественно, ищет наиболее простой и дешевый способ налаживания производства, хотя бы районного значения. Проблемы области, которые не ограничиваются только морем, находятся в ведении партийных органов, народных советов и ведомств различных министерств. Многих беспокоят постоянные колебания в размерах урожаев риса, определенная тенденция к сокращению посевных площадей, что чревато нежелательными последствиями. При нынешнем ежегодном приросте населения на.2,3 процента создается ситуация, при которой богатый сельскохозяйственный район не может полностью прокормить себя. Поэтому надо использовать резервы, а они у нас есть. Во времена феодальных княжеств в Аракане выращивали прекрасный ароматный чай, который шел на экспорт, а теперь его нет. Здесь могут расти и кофейные деревья, а кофе пользуется большим спросом в Рангуне. Одним словом, Аракан — это край не только надежд, но и реальных возможностей.

Мы шли по берету вдоль темного моря. Вдруг откуда-то издалека послышался протяжный мотив. Что в нем — радость или горе? Я не удержался и спросил:

— О чем она, эта песня?

— О жизни, — последовал ответ.

Мне перевели слова, которые никак не соответствовали грустной мелодии. Сильный женский голос рассказывал, как красивы молодые рисовые посадки, как восходит и заходит солнце над заливом, как свирепы, словно стаи хищных акул, морские волны во время муссонов.

Говорят, люди здесь никогда не расставались с песней. Классические песни передавались из поколения в поколение. Они звучали и на религиозных праздниках, и во время полевых работ, и в минуты отдыха. Когда сгущались сумерки, жители деревень расстилали бамбуковые циновки на открытом воздухе, зажигали огни и слушали односельчан. Вокальные группы, состоявшие из мужчин и женщин, пели без музыкального сопровождения. Время от времени «конферансье» оживляли «домашние» концерты исполнением шутливых песенок о деревенской жизни, о вечной любви, о том, как выращивают рис, ловят рыбу, добывают жемчуг.

Еще долго слышалась в ночи протяжная грустная мелодия араканской серенады о жизни… И слушали ее лохматые кроны пальм, засыпающий залив, вздрагивающая лунная дорожка.