Там, где цветет Ситхмой

ГОРОД РУБИНОВОГО ПРИЗРАКА

Обычно в феврале в центральной рангунской гостинице «Инья-лейк» странствующих иностранных туристов сменяет сугубо деловая публика. Ценители и знатоки драгоценных камней слетаются из многих стран мира на аукцион бирманских самоцветов, устраиваемый ежегодно начиная с 1964 года. Много дней подряд сотни дельцов ведут бесконечные торговые переговоры, оспаривая друг у друга право на обладание жемчугом, рубинами, сапфирами, нефритом, исключительность которых не дает им покоя.

Среди драгоценных камней, добываемых в Бирме, рубины и сапфиры всегда считались лучшим украшением национального букета минералов. Издревле и до сих лор рубины пользуются особым почитанием. Еще в старину сложилось представление, что рубин — это камень тех, кто родился в один из воскресных июльских дней, камень вечной любви, верности и счастья. Ему приписываются магические свойства продлевать жизнь, укреплять сердце, отводить опасность и рассеивать тревожные мысли. Древние верили, что он сочетает в себе в равной степени теплоту и холодность, стимулируя трезвую рассудительность. В кольцах рубин всегда занимал центральное место среди других драгоценных камней, включая бриллианты. По старинке его носят на безымянном пальце правой руки как женщины, так и мужчины.

Рубины — прозрачная разновидность корунда красного цвета, окрашенная примесью окиси хрома, — зарождались в недрах земли миллионы лет назад под действием высоких температур и давления. Природа закалила минерал, создала его вторым после алмаза по твердости и первым по плотности. Рубин обладает высоким индексом отражения граней. Его ценность определяется лучезарностью, цветовой гаммой, огранкой, а также размером.

Бирманские рубины местное население подразделяет как бы на три категории по цвету — это рубины цвета голубиной крови, кроличьей и крови цыпленка. Камни первой категории считаются самыми изысканными и дорогими. Их натуральный полыхающий красный блеск можно сравнить разве что с сиянием лучей раннего восходящего солнца, которое робко делится своим теплом, пробуждая живительные силы земли. Микроскоп фиксирует это пульсирующее биение жизни в рубине, его незаметную для вооруженного глаза двухцветность, скрытый переход от густо-красного до оранжево-красного оттенка, от чего создается впечатление, что камень наполнен огненной жидкостью. Искусно ограненный рубин без каких-либо погрешностей здесь ценится дороже, чем бриллиант такого же размера.

Считается, что по глубине внутреннего цвета и чистоте бирманским рубинам нет равных в мире. Им уступают даже самоцветы Таиланда. Во все времена они были предметом вожделения сильных мира сего, являясь символом величия бирманских королей, украшая руки индийских махараджей, служа украшением британской короны. В 1948 году дочь английского короля Георга VI принцесса Элизабет получила из Бирмы свадебный подарок в виде рубинового ожерелья из 98 камней — последняя дань колониальной державе. Теперь недрами распоряжается независимое, свободное государство, а национальные сокровища служат его процветанию.

Когда идешь по выставочным залам аукциона в гостинице «Инья-лейк», чувствуешь, будто ты околдован магическим сиянием. Каждому камню мастер сумел придать только ему свойственный, неповторимый колорит. Изменчивые тона голубых переливов благородных сапфиров, солнечные восходы и закаты рубинов, нежная зелень «королевских» джейдов — целая радуга самоцветов, которыми богата бирманская земля. Я попросил одного из постоянных гидов эмпориума, У Вин Пе, — показать самый ценный камень. Он подвел к одной витрине и выжидающе посмотрел на меня. Среди россыпи искрящихся самоцветов под стеклянным колпаком покоился размером с ноготок мизинца овальный рубин в 5,4 карата. На белом шелке он выглядел свежей каплей крови, темно-красным огоньком, и его сияние затмило всех благородных собратьев. Обозначенная в 54 тысячи американских долларов цена подчеркивала его превосходство и исключительность. Предупреждая восторги и удивление, У Вин Пе заметил:

— Этот камень цвета натуральной голубиной крови чем-то напоминает по описаниям знаменитый рубин «Нгамаук». Но тот, говорят, был еще прекрасней, богаче «голубиным» цветом. Вы знакомы, очевидно, с легендарной историей «Нгамаука»? — поставил меня в тупик эксперт по драгоценным камням.

Я не стал тогда разочаровывать собеседника своей неосведомленностью, полагаясь на возможность еще узнать о приключениях таинственного камня.

Город Могоу и прилегающие районы — древняя кладовая великолепных рубинов и сапфиров. В долине, где эн теперь находится, поселилось две с половиной тысячи лет назад кочующее племя монго. На дне озера в центре города археологи находят при раскопках каменные наконечники копий, бронзовые рыболовные крючки, каменные плиты от печей. Среди памятников ранней цивилизации не встречается таких, которые свидетельствовали бы о том, что древние поселенцы занимались добычей самоцветов. Из некоторых источников известно, что разработка рубинов началась в VI веке предприимчивыми шанами, одним из народов Бирмы, населяющим значительную часть северо-восточных нагорий и Шанское плато. Но к драгоценным кладовым Могоу рука человека прикоснулась только в начале XIII века.

Однажды, как только растворилась ночная мгла и чуть заалел восток, рассказывает легенда, из шанской деревушки вышли трое с белыми повязками на голове, в широченных брюках, с дорожными сумками через плечо и охотничьим снаряжением. Видно, не близок был путь — охотники торопились. То ли дикий зверь оказался проворней, а возвращаться без трофеев не хотелось, то ли заманили неизведанные живописные места, но никто из охотников не заметил, как сбились они с дороги, а тут незаметно подкрались сумерки. Усталость свалила людей — под раскидистым деревом у подножия высокого холма они заночевали. Утром их поднял тревожный крик воронья и коршунов, которые кружили над холмом, словно нацеливаясь на добычу. Осмотревшись, охотники увидели на холме оползень, обнаживший похожие на кровяные сгустки камни. Примерно так, совершенно случайно, в Бирме было обнаружено в 1217 году богатейшее месторождение рубинов на месте теперешнего Могоу.

Имя городу дали шаны, назвав его Меинкук. «Меин» по-шански означает «город», «кук» — «крутой склон». Другие окрестили город «Меинку», где «ку» переводится как «большая бамбуковая шляпа», которую носят шаны, что как нельзя лучше отвечало рельефу местности Могоу, расположившегося в долине, окруженной со всех сторон словно надвинутыми на нее огромными «шляпами» — покатыми горами и холмами. Существовало и третье название Могоу — «Меинкут», то есть «город с прохладным климатом». Прошло несколько столетий, прежде чем Могоу стал известен под своим нынешним именем.

Он удобно разместился среди гор в прохладной зеленой долине на расстоянии почти 60 километров от Иравади и 177 километров к северо-востоку от Мандалая.

Долгие годы монопольным правом на разработку рубинов в Могоу пользовались шанские собвы (князья). Бирманские короли получали от шанов только дань в виде налогов. Чем дальше расползалась молва о несметных сокровищах Могоу, тем завистливее становились правители. Может быть, бирманский меч и прогулялся бы по земле рубинов, если бы шанские собвы не оказались столь сговорчивыми. В начале XV века, во времена правления короля Мингауна, удалось мирно обменять рубиновые разработки на 12 деревень, принадлежавших бирманской царской короне. К концу столетия рубиновый бум навеки вписал Могоу в бирманскую историю, а сами драгоценные камни стали исключительно королевским украшением.

В Могоу потянулись искатели счастья из разных уголков Бирмы. И счастье порой улыбалось им, более того, удача будто веками поджидала пришельцев. Во время правления короля Байиннауна (1550–1580) в окрестностях Могоу селяне, расчищая от буйной растительности участки вокруг своих домов, часто обнаруживали в комьях земли драгоценные минералы. Самоцветы находились повсюду, стоило где-нибудь копнуть. Часто приезжих из отдаленных мест жители Могоу встречали с большим лотком-подносом, наполненным камушками, перемешанными с песком, предлагая «слепой» обменный торг. Часто за такой поднос, на котором не всегда могли оказаться ценные камни, менялы просили хорошего коня. Только после состоявшейся сделки прежний хозяин коня мог проверить содержимое подноса, и если среди гальки и песка он находил самоцветы, то сразу же становился богачом. В те времена бытовала даже шуточная притча, смысл которой сводился к тому, что за лоток простых камней и песка можно заполучить коня.

Могоу разрастался. Гуще и длиннее становилась Сеть траншей рубиновых рудников, глубже в недра опускались старатели. Благодатная земля казалась неистощимой, преподнося сюрприз за сюрпризом. Однажды, в 1661 году, переселенец с дельты реки Чиндуин по имени Нгамаук возвращался поздней ночью домой. Взошла полная луна, и вдруг в ее отсветах в глубине приусадебного участка что-то полыхнуло. Нгамаук пошел на тлеющий огонек и обнаружил камень размером с добрый орех арековой пальмы. Гладкий, отшлифованный рубин достоинством свыше 90 каратов словно горел изнутри. Исходящий от него свет проникал сквозь пальцы в зажатом кулаке Нгамаука. Рубин горел, как лампада, в темной хижине.

Утром собрались все родственники Нгамаука полюбоваться чудом. Молоко в стакане становилось вишневого цвета, когда в него опускали камень. Рубин словно растворялся в жидкости. Его закрывали несколькими слоями полотна, но красный свет пробивался наружу. После всех «экспериментов» в доме Нгамаука состоялся тайный совет. В соответствии с королевским указом необыкновенный рубин следовало доставить во дворец, но «совет» решил перехитрить короля. Нгамаук расчленил рубин на две половинки и одну из них преподнес королю. Тот принял дар и назвал самоцвет «Нгамаук». С тех пор этот непревзойденный по красоте рубин вошел в бирманскую историю. Овеянный легендами и преданиями, он прожил долгую жизнь, судьба же его первого обладателя, как рассказывают в народе, сложилась трагически.

Вторую половинку камня Нгамаук отправил с братом жены Маунг Шве в Китай для продажи. В Китае в те времена краха династии Мин было неспокойно. Некоторые китайцы искали приюта в соседней Бирме. Вместе с беженцами в Бирму волею судьбы возвратилась и половинка «Нгамаука», которая также была подарена королю. Когда король сложил обе половинки рубина, он тут же обнаружил обман и, разгневавшись, повелел казнить нашедшего драгоценный камень Нгамаука путем сожжения, а заодно и всех его родственников до седьмого колена.

Эта легендарная история передается и в другой интерпретации — со счастливой развязкой. Рассказывают, что на западном берегу реки Чиндуин, в деревушке Маунтай, жила бедная крестьянская семья: Нгамаук и его жена Ма Ну. Однажды во время полевых работ крестьянский плуг выкорчевал из земли камень, который излучал яркий красный свет. Перепуганные супруги подумали, что в него забралась какая-то небесная сила. Камень горел так ярко, что за ужином не надо было зажигать светильник. О находке прослышал король и послал к Нгамауку гонца, чтобы отобрать рубин. Камень получил имя «Нгамиук», и король щедро вознаградил крестьянина, наделив его землей в две мили радиусом вокруг дома.

Предания старины живучи, объединяя в себе истину и вымысел. Но кто рискнет теперь реставрировать первоначальную истину народной саги о сказочно-великолепном рубине? Жители Чапьина, города-спутника Могоу, до сих пор с гордостью утверждают, что знаменитый рубин был найден именно в их районе, а не в Могоу, как принято считать, и его первый обладатель Нгамаук был сожжен за обман короля вместе с родственниками на бамбуковом помосте в близлежащей деревушке Лаунзин. Вам покажут даже точное место экзекуции и заверят в том, что деревня получила свое страшное название именно в связи с некогда совершенной казнью, ибо «лаунзин» значит «помост для сожжения». Так или иначе, рубин «Нгамаук» действительно существовал, и его происхождение достаточно древнее. Во времена правления предпоследнего бирманского короля Миндона (1853–1878) популярность рубинов настолько возросла, что сам король пустился в тортовые операции с чужеземцами и держал в столице для этих целей специальных оценщиков. Могоуские старатели — поставщики драгоценных камней — пользовались такой благосклонностью короля, что тот позволял им иногда вкушать с королевского стола. Однажды Миндон отправил в Лондон с миссией дружбы своего министра У Кауна, который долго не возвращался, а по прибытии сказал, что на переговорах англичане домогались права на приобретение могоуских рудников и со своими предложениями намерены приехать в Бирму.

Вскоре британская делегация действительно прибыла в Бирму, встретилась с королем и передала приветственное послание от ее величества королевы. Во дворце начался спектакль, задуманный по сценарию У Кауна. В приемный зал слуги неожиданно внесли на золотых и серебряных подносах прекрасные сапфиры. Король, как будто ни о чем не ведая, вопросительно поднял голову. Ему тотчас доложили, что драгоценные камни только что доставили во дворец ювелиры в подарок королю. Миндон велел послать кого-нибудь за оценщиком. В роли оценщика выступил министр У По Хлайн, который определил стоимость одного сапфира в тысячу кьят. Король показал сапфиры членам английской делегации и каждому подарил лучшие из них.

Англичане сочли начало многообещающим. Но это было лишь началом дворцового спектакля. Вдруг опять появились слуги с золотым подносом, на котором горели огнем изумительные могоуские рубины. Вновь доложили Миндону, что по его велению народ преподносит ему самые ценные находки. На глазах изумленных заморских гостей король повторил сцену р оценкой — на этот раз рубинов. У По Хлайн долго изучал их, а затем смущенно заметил, что, согласно заветам предков, рубины нельзя оценивать. По настоянию короля министр все-таки назвал приблизительную цену лучшего из камней: десять тысяч кьят. И опять каждый член английской делегации получил по дорогому подарку.

Открылись двери королевской приемной в третий раз, и гости застыли в изумлении, увидев на золотом подносе уникальный «Нгамаук». Камень поместили в сосуд с водой, накрыли белым полотном, сложив его вшестеро, и все обнаружили в середине ткани красное световое пятнышко: рубиновый огонь пробивался наружу. Гостям рассказали, что рубин горит, как лампада, в темноте. Оценить рубин никто не осмелился. Королевский министр гордо заявил, что «Нгамаук» стоит столько, сколько стоит вся страна.

На могоуские рудники зарились и французы, которые время от времени наезжали в Бирму и затевали торги. Каждый раз «Нгамаук» стойко защищал национальные интересы. Миндон неизменно утверждал, что если заморские гости не могут назвать стоимость даже одного драгоценного минерала из Могоу, то как же они собираются приобретать рудники, на которых добывается множество таких же прекрасных рубинов.

Оказывая сильное давление на короля Тибо, сына Миндона, Франция попыталась на договорных началах все-таки завладеть могоуским месторождением или хотя бы получить косвенный доступ к драгоценным камням. Пока французские представители вели безуспешные переговоры, предлагая различные проекты договора, Англия, почуяв соперника, попыталась завладеть страной, двинув на Бирму свои войска.

Оккупировав в ходе третьей англо-бирманской войны значительную часть Бирмы, в ноябре 1885 года британские войска подошли к королевской столице Мандалаю. В предчувствии катастрофы последний бирманский король Тибо, капитулировав, пытался выторговать себе трон и какое-то подобие независимости стране, но колонизаторы оставались непреклонными. Британский генерал-майор Прендергаст потребовал безоговорочной сдачи Мандалая, гарантируя королевской семье жизнь. Тибо пришлось принять ультиматум.

28 ноября 1885 года город словно и не просыпался. А может быть, он вовсе и не засыпал, встревоженный и затаившийся в предчувствии беды? Молчали монастырские колокола, не слышался скрип телег, затих детский гомон, даже собаки не лаяли. Сквозь щели бамбуковых хижин мандалайской окраины перепуганные бирманцы встречали завоевателей. Их было много — спокойных и уверенных в своем превосходстве. Столица покорно впускала чужеземцев. Грозные бойницы королевского дворца молчали.

Располагая информацией о намерении короля Тибо сбежать в город Шуэбо, Прендергаст первым делом распорядился окружить дворец, где прятался король. Однако генерала интересовал не столько сам Тибо, сколько несметные сокровища, накопленные царствующими династиями, которые могли стать достойным трофеем Великобритании. Блокировав все подходы ко дворцу, Прендергаст направил к королю для ведения переговоров о его дальнейшей судьбе полковника Слейдена.

Тем временем в королевской резиденции царил переполох. Придворные метались по залам, стаскивая в кучу наиболее ценное королевское имущество. Наивный двадцатишестилетний низложенный правитель еще надеялся на чудо. Когда в дверь постучался полковник Слейден в сопровождении офицеров и солдат, испуганная королевская чета сидела среди узелков с наспех упакованным добром. Низкорослый смуглый кораль сжался от растерянности и смятения и казался нашкодившим ребенком. Быстро оценив атмосферу паники во дворце, Слейден приказал выставить стражу у всех дверей, чтобы суетившаяся челядь не вынесла ненароком вместе со своими пожитками какие-нибудь ценности. И все-таки не заметила стража, как исчезло самое дорогое королевское сокровище — лучезарный «Нгамаук».

Позже в своем дневнике четвертая принцесса, любимая дочь Тибо, запишет, что никто, кроме нее, отца и матери, не знал, куда девался «Нгамаук». До отправления их в Рангун полковник Слейден попросил показать ему этот рубин. Отец и мать принцессы вынули из коробочки для бетеля камень и передали ему. Слейден осмотрел его, затем, как бы забыв возвратить, опустил в свой карман, а те и не стали просить вернуть его. Легендарный рубин действительно пропал, а английские историки, пытаясь спасти честь мундира Слейдена от позорных подозрений в грабеже, ссылались на неразбериху в королевском дворце и возможную корысть дворцовой прислуги.

Тем не менее весть об исчезновении «Нгамаука» еще долго не давала покоя многим. Верховный комиссар в Бирме Чарлз Бернард, заинтересовавшись пропавшей ценностью, поручил одному из комиссаров, Уайту, провести расследование. В декабре 1886 года Уайт встретился с бывшим министром финансов Шве Тайк Вуном, который был близок к королю Тибо и участвовал при его пленении-в описи имущества в присутствии англичан. Министр подтвердил существование «Нгамаука», вправленного в кольцо, и тот факт, что он лично вписал его в список королевских сокровищ. Он также рассказал, что кольцо с рубином находилось среди других драгоценностей, переданных вместе с описью полковнику Слейдену. Шве Тайк Вун предложил допросить Слейдена. К такому же выводу пришли Бернард и Уайт, решив также получить показания и у другого свидетеля ареста Тибо — капитана Баджина, командира подразделения, окружившего дворец.

9 декабря 1886 года Бернард отдал приказ активизировать поиски рубина. Действуя по его инструкциям, Уайт направил срочную депешу капитану Баджину и полковнику Слейдену, которые в то время уже покинули пределы Бирмы. В запросе отмечалось, что поиски затерявшегося рубина отвечают исключительно интересам британской короны. От английских офицеров потребовали детальных объяснений.

Первым откликнулся капитан Баджин. 12 декабря 1886 года он написал: «Я никогда не встречал кольцо с «Нгамауком». Из драгоценных рубинов я видел только те, которые украшали королевскую коробочку для бетеля. В описи королевского министра Шве Тайк Вуна я также, не видел камня «Нгамаук». Я зашел во дворец только 21 декабря, а поэтому не имею представления, как передавались и получались королевские ценности. Из того, что я лично передал Слейдену, были лишь три камня, инкрустировавшие саблю. Если, как считают, драгоценности были переданы Слейдену по полной описи, то я не думаю, что какая-нибудь из них могла пропасть».

Полковнику Слейдену потребовалось больше года для восстановления в памяти недавних событий. Объяснения он прислал из Лондона лишь 26 февраля 1887 года. Слейден отметил, что заявление министра Шве Тайк Вуна соответствует действительности. Вместе с тем он высказал предположение, что, находясь 29 ноября 1885 года во дворце, где царила суматоха, Шве Тайк Нун мог по этой причине сделать неполную опись королевских сокровищ. Слейден припомнил, что через его руки проходили какие-то большие и — малые золотые изделия, некоторые из них были украшены дорогими камнями. Он обратил внимание на то, что во время пленения Тибо во дворце находилось много женщин из числа прислуги, и, опасаясь случайных хищений, он поставил у дверей стражников. Слейден писал также, что о месте нахождения драгоценностей в момент ареста Тибо он своевременно информировал генерала Прендергаста и посоветовал ему создать соответствующую контрольную комиссию. И такая комиссия действительно была создана, но Слейден в нее не вошел. Однако видел, объяснял он в своем длинном послании, как британские солдаты и матросы грузили богатые трофеи на корабли. В письме Слейден даже не обмолвился о «Нгамауке», как будто бы и не было о нем речи.

Чарлз Бернард вместе с Уайтом подвели итог своим расследованиям: «Нгамаук» действительно был, но бесследно исчез. Четвертая принцесса обвиняла в похищении рубина полковника Слейдена. Министр Шве Тайк Вун категорически утверждал, что включил «Нгамаук» в инвентарную опись конфискованных ценностей, которую передал Слейдену через его переводчика. Опись эта также пропала — последнее документальное свидетельство существования великого рубина исчезло. Окажись предположение Слейдена о возможной причастности придворных слуг к хищению «Нгамаука» правдой, камень рано или поздно непременно где-нибудь появился бы.

Плененный Тибо в сопровождении двух жен, двух дочерей и слуг был переправлен в 1885 году из Рангуна в Мадрас. Однако англичанам показалось, что шумный, многонаселенный индийский город, отнюдь не идеальное место изоляции бирманского короля, и в следующем году они переселили его в провинциальный Ратнагири, куда до сих пор так и не дотянулась железнодорожная ветка. В национальной курточке, желтом лоунджи, с бриллиантовой заколкой! в собранных в пучок на макушке волосах, в перстнях с мерцающими голубизной сапфирами неоценимого достоинства Тибо еще какое-то время чувствовал себя монархом. В первые годы ссылки он даже требовал от посетителей соблюдения привычного ритуала приветствия. Потом, лишенный достаточных для королевского существования средств, он стал распродавать свои драгоценности. «Нтамаука» среди них не было.

Английские колонизаторы опустошили в Бирме королевские дворцы, разграбили сокровища, все, что хранилось веками. На Британские острова уплыли добытый в 1785 году в Могоу и подаренный королю Бодопаи рубин «Малый хлакартин» в 20 каратов и «Большой хлакартин» в 40 каратов, подаренный королю Баджидо в 1837 году. Много и других прекрасных самоцветов было увезено с бирманской земли, но все они хранятся в памяти народа, и у каждого есть своя легенда. Особенно много легенд витает вокруг великого «Нтамаука», хотя в сейфах торговой корпорации Бирмы есть немало редчайших рубинов, и среди них — полуторакилограммовый рекордсмен, найденный в Могоу в 1965 году.

С захватом англичанами Верхней Бирмы в 1885 году Могоу наводнили чужеземные дельцы. Месторождение драгоценных камней полностью прибрала к рукам фирма «Бама руби майн компани», под вывеской которой скрывалось несколько английских компаний. В апреле 1887 года колонизаторы ввели свои порядки. Вместо традиционных свободных разработок драгоценных камней они утвердили строгую систему лицензий и предоставили фирме «Мессере Джордж Стритере энд компани» монополию на закупку всех добываемых рубинов. Компании имели право разрушить любой дом бирманца, если предполагалось, что под ним могут оказаться самоцветы. Бирманским старателям отводились лишь те места для разработок, которые считались бесперспективными. И все равно они платили за это арендную плату — 20 кьят в месяц, деньги немалые по тем временам.

Чаще всего бирманцы промышляли в старых, заброшенных штольнях или за оградами действующих рудников, на отвалах промытой породы, вновь промывая ее под струей воды в надежде на случайный промах сортировщиков компаний. У колючих заборов рудников, как правило, собиралось особенно много женщин. В стране рубинов они пользовались равными правами с мужчинами на свою долю везения и счастья. Старатели до сих пор вспоминают историю, когда найденный девушкой дорогой камень ускорил ее свадьбу и надолго обеспечил новобрачным безбедную жизнь.

И теперь в Могоу многое напоминает о недавних хозяевах местных рудников. В старом деревянном здании, где находится теперь городской клуб, когда-то собирались сливки и лакеи «Бама руби майн компани». Акционеры, инженеры, механики, надсмотрщики, перекупщики сходились здесь по вечерам, потягивая виски. Поднимались тосты и за удачный день богатых находок, и за королеву Викторию, и вообще за женщин. Англичане утверждали здесь свой образ жизни и свои порядки. Город превратился в заповедник, доступный лишь рожденным в нем. Люди заразились духом предпринимательства и наживы, который пропитал весь быт горожан. И еще один неизгладимый след оставили в Могоу британские колонизаторы — озеро, образовавшееся в центре города в результате интенсивной разработки драгоценных минералов. Могоуские рудники побывали в руках не только англичан, но и японцев, захвативших копи во время второй мировой войны.

Разоренная войной страна испытывала крайнюю нужду в продовольствии, которое не только стоило баснословных денег, но и порой вообще оказывалось недоступным бирманцам. Голод толкал людей на крайности. Извлекались фамильные реликвии и драгоценные камни, которые почти каждая бирманская семья традиционно припасает на «черный» день. Японские солдаты крупно наживались, обменивая на краюху хлеба целые состояния.

После изгнания из Бирмы японских интервентов ограбление национальных богатств Бирмы продолжалось. Учрежденная 19 марта 1945 года союзническая военная администрация, по сути дела, только сменила флаг иностранного господства. Голодные бирманцы по-прежнему толпились у военных казарм, предлагая драгоценности в обмен на продукты, одежду. Теперь обогащались янки. Американские менялы даже приспособили в Могоу поле для посадки небольших самолетов, чтобы сподручнее вести доходный бизнес, наживаясь на нуждах бирманцев. В Могоу как на большую ярмарку слетались торговцы в американских офицерских мундирах из Мейтхилы, Банмо, других армейских штаб-квартир в Бирме. В ход шли долларовые ассигнации, поношенное военное обмундирование.

С приходом к власти в 1962 году Революционного совета правительственные меры еще долго не касались рубинового царства, в котором по старинке действовала система выдачи лицензий частным лицам на промысел минералов. Не поддающаяся учету армия старателей динамитом, бурами, кирками и лопатами решетила и просеивала могоуские холмы, кроме того, там было 300 механизированных рудников. В семь миллионов кьят исчислялись вложения в предпринимательство, дивиденды от которого шли главным образом в карманы частных торговцев, спекулянтов, контрабандистов, сбывавших драгоценные камни в сопредельных странах. В казну государства ежегодно попадала лишь малая доля (не более 500 тысяч кьят).

Среди гор, поросших густым лесом, Могоу, кажется, лежит на дне огромной сковородки, под которой полыхают в недрах рубиновые огни. Еще совсем недавно по мерцающим огням костров на ближних и дальних склонах можно было определить поистине грандиозные масштабы паломничества. В мираже пляшущих огней иным даже чудилось, как перескакивали с места на место, словно «огневушки», прекрасные рубины, спасавшиеся бегством от человеческого нашествия.

Свернешь всего на несколько сот метров с центральной магистрали на дорогу, ведущую к Могоу, и тут же открывается широкая живописная панорама бесчисленных зеленых холмов с проплешинами старых разработок, с бурыми, словно раны, свежими следами деятельности старателей. С тех пор как человек открыл этот оазис сокровищ, орудия труда почти не изменились. Мотыга и лопата по-прежнему остались основными.

Издавна в Бирме существует четыре способа добывания самоцветов — в зависимости от рельефа местности. Один из них: способ открытой траншейной разработки, когда размывают грунт на склоне холма и спускают его по желобу, а затем просеивают оседающие на дне сборника камешки. На ровном месте практикуется другой способ: роется яма, которая заполняется водой, а затем образующуюся жижу с песком и камнями тщательно промывают. Иногда в достаточно просторной для одного человека яме делают горизонтальные отсеки, отделяя полезный пласт, а потом поднимают его канатами на поверхность. В горах применяется динамит.

Превращение грубых самоцветов в лучезарные камни — процесс длительный, сложный, требующий от гранильщиков точного глаза, тонкого вкуса, высокого мастерства и навыка. Техника эта, подобно дорогому наследству, передается из поколения в поколение. Мастер должен понимать конструкцию камня, его «душу», чтобы «выпустить его в свет» при полном парадном блеске естественных достоинств.

С помощью липкой смеси из воска, мела и смолы минерал крепится на кончике длинной деревянной палочки и шлифуется на доске, покрытой слоем шеллака и сапфирового порошка. Гладкая полировка рубина и гранение производятся на вращающемся медном диске. Количество граней, их симметричность, угол преломления лучей — все надо точно соблюсти в этой ювелирной работе.

Никто не знает, сколько драгоценных камней вычерпали из могоуского бассейна в период частного предпринимательства, сколько рассеялось их по Бирме, сколько утекло по контрабандным тропам за границу. 12 марта 1969 года бирманское правительство решило положить конец разбазариванию национальных богатств, проведя национализацию разработок драгоценных камней. Собственностью государства были объявлены 18 минералов, включая рубины, сапфиры, джейды. Правительство учредило 17 государственных шахт в окрестностях Могоу и соседних городов Момея (Мёнгми) и Табейчина. Старатели-одиночки обязывались продавать свои находки государственной корпорации. Контроль ужесточился, но занесенный когда-то в страну рубинов вирус погони за наживой распространился слишком широко, чтобы административными мерами можно было его локализовать в короткое время. Падение добычи драгоценных камней вследствие хищений оказалось настолько серьезным, что Бирма Вынуждена была закрыть свою торговую фирму в Цюрихе.

Проблему утечки драгоценных камней из могоуских рудников безуспешно пытались решить в свое время колониальные английские власти. Так, на голову рабочих надевали специальные балахоны, не позволяющие прятать самоцветы в волосах. При досмотрах вскрывались даже окровавленные бинты на ранах служащих компании. Места промывки рубинов оцеплялись проволокой, по которой пускался ток. Но изворотливость добытчиков оказывалась сильнее драконовского надзора. Рабочие находили способы тайно экспроприировать у чужеземцев то, что должно было принадлежать им по праву. Так было во времена колониализма, но призрак легкого обогащения до сих пор цепко держит древний город в своих руках, толкает его жителей на скользкий путь наживы в обход законов и установленных порядков.

В сентябре 1975 года Могоу посетил с инспекционной проверкой президент Бирмы У Не Вин, который совершил также облет района месторождений драгоценных камней. С воздуха открылся муравейник нелегальных промыслов. Официальные доклады расширили представление о масштабах незаконной деятельности в Могоу. Через несколько месяцев в городе было арестовано более трехсот коррумпированных официальных лиц, включая представителей местных властей, полиции, иммиграционной службы, торговой корпорации. Были конфискованы значительные партии припрятанных для продажи драгоценных камней. Последовал строгий приказ, запрещавший собираться вблизи отдельных рудников под страхом применения солдатами охраны оружия. В 1977 году в Рангуне были организованы специальные подготовительные курсы для ста бирманских военных, чтобы использовать их на работах в могоуских рудниках. Некоторые участки месторождений рубинов в Могоу превратились в строго охраняемые военизированные зоны.

Важный источник валютных поступлений в основном удалось поставить под государственный контроль. Увеличение производства благородных минералов и их реализация через государственные корпорации обеспечили стабильное пополнение национальной казны. Производство рубинов возросло с 350 каратов в 1951 году до 26,911 карата в 1973 году, а совместно с сапфирами достигло в первой половине 1980 года 48,442 карата. Организуемый в Рангуне с 1964 года международный ежегодный аукцион, на котором распродаются бирманские самоцветы, принес стране до 1980 года более 62 миллионов американских долларов. Однако довоенный уровень производства драгоценных камней (200 тысяч каратов) все-таки остался пока недосягаемым и во многом из^за тяжкого трудноизлечимого недуга, которым страдает Могоу.

На улицах, в переулках, в частных домах и подворотнях перепродается и покупается все, что ускользает от государственного ока. Драгоценные камни поступают тайно на черный рынок, утекают через слабо контролируемые границы. Некоторые дома могоусцев не случайно гнездятся в непосредственной близости от государственных рудников, чтобы удобнее вести «любительские» разработки прямо у порога жилья под видом приусадебного огородничества или иных земляных работ. Хотя это пахнет судом и штрафом, деловой люд не скупится на издержки. В одном из докладов Совета народных инспекторов Народному Собранию Бирмы, высшему законодательному органу страны, отмечались случаи нелегальных разработок самоцветов под видом разведения специальных «плантаций» около рудников или за чертой города, у подножия холмов. Рассказывали также и о разработках прямо на территории местного гольф-клуба, когда старатели под видом спортсменов рассыпались по полям и спешно ковыряли чем попало землю в надежде на случайную добычу.

Как писала центральная бирманская газета «Уоркинг пиплз дейли», рубиновая лихорадка настолько захватила жителей Могоу, что «люди умственного труда перестали думать, зеленщики прекратили поставлять овощи, крестьяне забросили свои поля, школьники забыли дорогу в школу». Производство, не имеющее отношения к драгоценным камням, замерло, словно город взял на себя строгий обет самоотречения от всего, что не связано с бизнесом, построенным на самоцветах. Город — производитель драгоценных камней стал городом — потребителем контрабандной заморской продукции. Здесь курят западные сигареты, носят модные западные наряды, передвигаются по крутым и узким улочкам на шикарных автомашинах.

По статистике 1948 года, в Могоу насчитывалось 1422 дома и 1205 домов в пригороде. Коренное население составляло тогда несколько более 21 тысячи человек. Восемнадцать лет спустя население «страны рубинов» увеличилось в тридцать раз. Вдали на голубоватых холмах, пологих склонах, в низинах — везде, где только выкраивается местечко, растут как грибы после дождя дворцовообразные дома из камня и дерева. В городе купеческих нравов проблем со строительным материалом не существует, не пугает страшная дороговизна на земельные участии, которые стоят теперь в центре Могоу не меньше, чем в фешенебельных районах Рангуна.

Нелегальные промыслы запретных самоцветов — не единственная хворь на континентальном бирманском «острове сокровищ». Тайные тропы спекулятивных сделок ведут из Могоу в Мандалай, Таунджи, Лашо, Моламьяйн, где сбываются драгоценные камни. На обратном пути контрабандисты доставляют в Могоу наркотики. Более тысячи наркоманов из Могоу шныряют по монастырям и пагодам в поисках укромного местечка для принятия очередной дозы героина, покупки новой порции или с целью грабежа.

Смирный провинциальный Могоу не знал прежде такого разгула насилия, какой совершается теперь. Сенсационные ограбления, которые попадают в местную прессу, вскрывают баснословную состоятельность некоторых потерпевших. Так, уголовная хроника зафиксировала факт кражи ценностей на сумму более 1,2 миллиона кьят. Со временем Могоу стал и городом подпольных игорных казино; в которых по рукам ходят колоссальных достоинств ассигнации.

Теперь под строгим правительственным контролем коренные жители Могоу охладели к индивидуальным промыслам, и вылазки за добычей самоцветов совершают в основном пришельцы, наслышанные о городе рубинового призрака. Но так или иначе новое поколение старателей с тем же энтузиазмом первопроходцев рвется к заповедным местам, поддерживая незатухающий огонь неистребимой человеческой страсти. Как и в древние времена, где-то у походных костров в холодной могоуской ночи рождаются новые сказания о лучезарном «Нгамауке», о счастливых обладателях сказочных малиновых самоцветов, о пляшущих оборотнях-огневушках, убегающих все дальше и дальше от людей по горбатым холмам.