Танцы во льдах

13.

Я смутно помню, что случилось потом.

Кажется, первая волна этих уродливых монстров все-таки была отброшена серебряной цепью и эльфийскими наговорами. Кажется, их в первый момент все-таки отшвырнуло назад, но ненадолго - тварей оказалось слишком много. И каждая изо всех сил старалась добраться до лакомой добычи. Вампиры, всей массой налетев на невидимое препятствие, истошно взвыли, на мгновение оглушив, над нашими головами коротко вспыхнуло, обожгло веки. Сверху посыпался серый пепел, заметались гигантские тени, разбрасывая слепящие алые искры. А затем прямо передо мной промелькнуло искаженная болью зубастая морда, в которой не осталось ничего, что напоминало бы человека: синевато-серая, с истончившейся, почти пергаментной кожей, от которой медленно отваливаются целые куски, с выпирающими скулами, проваленным носом, жалкими остатками прежних хрящей; снизу ослепительной молнией блеснули выставленные наружу клыки, чуть выше алчно разгорелись голодные глаза. Надо мной что-то сильно хлопнуло, кожистое крыло невесомо мазнуло по лицу, едва не разорвав щеку острым когтем. Затем коротко взвизгнула сталь, что-то смачно хрустнуло, пронзительно взвыло, а потом дышать стало гораздо легче. Правда, всего на мгновение. Потому что в следующую секунду на нас обрушилось настоящее клыкастое море.

В какой-то миг я стала воспринимать мир раздробленным на отдельные картинки. Каким-то смазанным, нерезким и чересчур медленным. Кажется, я каким-то чудом успевала увидеть все, что творилось вокруг, но смысл происходящего еще долго ускользал от испуганного разума. И лишь гораздо позже, много-много дней спустя, когда реалии этого кошмара немного стерлись и перестали причинять мучительную боль, мне удалось понемногу восстановить то, что случилось.

Вот Лех, вертясь за моей спиной волчком, с невероятной скоростью срубает неистово мечущиеся тела своим мечом. Их так много, что он никогда не промахивается. Острое лезвие со скрежетом врубается в неподатливые кости, с хрустом разрубает крылья, сухие черепа, выламывает рукоятью зубы, гасит бешено сверкающие радужки... но много, их слишком много, чтобы увернуться от каждого удара. Его спина прямо передо мной, на левом плече алеет длинная рваная рана, оставленная чьим-то когтем. Или зубом? Не знаю, я не успеваю рассмотреть. Оттуда медленно, очень медленно сочится красный ручеек, но Лех не замечает - истошно верезжащая масса рвет воздух возле самого лица, так и норовя вцепиться острыми клыками. Я не вижу его глаз, не вижу исказившегося лица, не могу рассмотреть застывшую на нем гримасу боли, но откуда-то знаю, что руки и грудь у него распасованы вдоль и поперек. А голодные твари от запаха крови словно сходят с ума и набрасываются еще яростнее, жадно... и из их ран не выступает даже крохотной алой капельки. Просто потому, что там уже несколько веков нечему выступать.

Бок о бок с Лехом стоят оба эльфа, одновременно закрывая испуганно затрепетавший огонь и не менее испуганную меня. В сильных руках обоюдоострые мечи из тончайшей эльфийской стали мелькают, как бабочки, невесомо рассекая влажный воздух и коротким взмахами обрубая все, до чего только могут дотянуться. Как две скалы, они стоят почти неподвижно, своими телами загораживая меня от рвущихся к живому теплу монстров. Вампиров губит даже неяркий свет костра, им неприятен огонь. Рядом с ним они становятся чуть медленнее, чуть более уязвимыми, и эльфы, помня об этом преимуществе, упорно сдерживают бешеный вал, стараясь дать мне еще немного времени. Хоть несколько секунд для того, чтобы дрожащей рукой подкинуть сырую ветку.

Рес, до боли стиснув челюсти, напротив - почти не стоит на месте. Качается из стороны в сторону, уклоняется, играет с клинком, стараясь выдержать как можно дольше. Но вампиров много, слишком много даже для него. И вот - спустя всего пару секунд, его плечи тоже окрашиваются алым, туда тоже впиваются десятки острых зубов. На бледной щеке пламенеет длинная царапина, перехваченные на лбу волосы растрепались, слиплись. По шее плавно струится целый ручеек, но темные глаза горят такой же непримиримой ненавистью, как у нежити.

Крот не отстает от напарника ни на мгновение. Закрывает, оберегает, невероятным движением успевает перехватить особенно удачливых тварей и отбрасывает их обратно, в ту мешанину, из которой они вышли. Потом находит новую и, почти позабыв о себе, снова рубит, как заведенный.

Мне тесно внутри этой живой клетки. Мне душно. Мне нечем дышать. Перед глазами мелькают исполосованные спины в рваных рубахах, на которых уже не видно прежнего цвета - его полностью заменила алая кровь. Запах крови сочится отовсюду - от одежды, от пропитавшейся насквозь травы, от яростно визжащих тварей, оскаленные морды которых оказались вымазаны в красном по самые уши. Они жадно слизывают жалкие крохи этого кровавого ливня, с нетерпением набрасываются снова и ждут, только ждут малейшей ошибки, чтобы заполучить на свое пиршество настоящий деликатес.

Меня они отчего-то не трогают. Кажется, даже не замечают, даже если удается прорваться сквозь живое оцепление и ненароком задеть крылом. Сунутся ближе, на мгновение встретятся взглядом, хрипло каркнут, словно недоумевая, и немедленно уносятся прочь, как сметенные северным ветром. А мне каждый раз становится холодно. Так холодно, что уже зубы стучат, пальцы перестают гнуться, а бледные, замерзшие ладони намертво приклеились к гневно сверкающей жемчужине. Им больно, им трудно удерживать ее на одном месте, но сил отпустить просто нет. И у меня тоже почти не остается. Только едкая горечь в душе и грусть, смутное ощущение, что спасения нет и даже Ширра теперь, где бы он ни был, уже не успеет.

А они все еще стоят - упрямый Патруль намертво стоит, не сдвигаясь с места. Живые упорно стоят против мертвых и полны решимости продержаться еще немного. Я слышу их тяжелое дыхание. Чувствую острый запах мужского пота. Вижу бурно вздымающиеся грудные клетки. Почти ничего не различаю за пеленой из их покрасневших тел. Но даже сейчас я не ощущую их страха - боль, сожаление, ярость... но не страх. Что угодно, только не страх. А если и есть в этой какофонии запахов неуловимый привкус опасения, то не за себя. Совсем-совсем не за себя.

- Рум, что мне делать?! - в отчаянии шепчу я, чувствуя, как стремительно тают их силы. - Как помочь?! Чем?!

- Танцуй, - печально вздыхает над ухом тишина. - Смотри на луну и танцуй.

Я плачу, не скрывая слез, но послушно поднимаю голову кверху, молча взывая к своей давней сопернице-сестре. Где же ты, луна? Где? Ты так нужна мне! Сегодня, сейчас! Выйди из тьмы, услышь меня, вернись! Я стану твоей, я согласна, только помоги мне! Дай силы пережить эту ночь! И подскажи, как помочь моим друзьям! Я не хочу их смерти! И не хочу оплакивать завтра их неподвижные тела! Приди ко мне, спустись, ответь и подскажи: что мне делать с тем, что я вижу?!

Луна слышит меня, я знаю. Она всегда слышит, но несколько долгих ударов сердца все еще колеблется, не решаясь показаться сквозь застившую небеса тучу нежити, которая даже сейчас, не смотря на все усилия, не стала ни на йоту меньше. Живая смерть. Мертвая плоть. Она колышется и вопит на сотни голосов. Она жаждет еще больше крови. Жаждет смерти. Мести. Жаждет разорванных трупов. Она ничего не боится и ни о чем не жалеет. Не помнит прошлого, не видит будущего и проклинает настоящее. Но при этом все еще желает быть, не зная ни удержу, ни жалости.

И луна за ней тоже желает, только всегда молчит.

Но я хорошо знаю, что ей нужно. Давно знаю, потому что мы не впервой с ней боремся на этом молчаливом поле, сотканном из тишины и взаимного понимания. Она слышит меня, терпеливо ждет, когда я решусь, и, наконец, медленно снимает с себя темную вуаль недомолвок. Точно также, как я снимаю с головы плотную ткань сайеши. И мы, как встарь, пристально смотрим друг на друга. Снова смотрим, как и много раз до этого. Стоим, как всегда случалось. Настороженно молчим и ждем, пока кто-то из нас не сделает первый шаг. И тишина эта может длится часами, веками, тысячелетиями... так долго, как только я смогу не дышать. Вот только на этот раз я не могу себе позволить лишнюю вечность.

Я вижу, как под лунным стремительно белеет моя тонкая кожа. Чувствую, как послушно, откликаясь на древний зов, изгибается мое странное тело. Как знакомо меняются цвета в посветлевших глазах. Как ломаются кости, постепенно вырастая из надоевшей человеческой оболочки. Истончаются пальцы, холодеет в груди, ломит спину в ожидании последнего удара...

- Вот так, девочка, - торопливо шепчет невидимый Рум. - Все правильно. Ты это умеешь. А теперь позови ее, Трис. Пусть она ответит.

Я медленно выпрямляюсь, сквозь боль почти не слыша, как кричат голодные вампиры. Не видя, но скорее чувствуя, что становлюсь выше своих спутников и гораздо изящнее. Да, я шатаюсь от накативших воспоминаний и стараюсь не забыть, ради чего делаю все это. Цепляюсь за старые чувства и желаю... неистово желаю только одного: чтобы ОНИ жили. А потому открываю мерцающие серебром глаза и пронзительно кричу.

Мне больно стоять под этим призрачным светом. Больно просто смотреть наверх, выдерживая строгий взгляд своей давней противницы. Больно оставаться на месте, когда ее властный голос становится так силен, как сейчас. Но все же не настолько больно, как бывает в полнолуние, и только поэтому я все еще на земле. Все еще стою и, шатаясь от слабости, отдаю ей свой голос. Вся моя боль воплотилась в этом крике. Вся моя ярость. Весь страх и неистовое желание жизни. Жизни для тех, кто себя не пожалел ради меня - Лех, Беллри, Рес, Крот, Шиалл... и немедленной смерти тем, кто посмел прикоснуться к ним против моей воли.

От этого крика испуганно дрожит волнами расходящийся воздух. От него больно закладывает уши. От него в страхе замирает сама земля, пугливо прижимая к себе редкие травинки, с трепетом вжимаются в грязь камни, жалобно стонут деревья и неистово рвется с цепей холодный северный ветер.

Это - мой ветер, я чувствую. Это - мой хлыст, которым так легко разметывается черная туча над головами людей. Мой бич, мое оружие, которого вдруг начинают бояться опасливо попятившиеся твари. И от которого их неподатливые тела начинают, наконец, белеть и замертво падать на землю. Падать холодными, неподвижными, скрюченными, насквозь промороженными тушками, в которых не остается ни капли силы - ни живой, ни мертвой.

Я вижу, как гневно сияет моя крохотная жемчужина. Вижу, как исторгаемый ею снежный свет следом за ветром в моей руке растекается по болоту. Милосердно обходит застывших от ужаса смертных, невесомо просачивается мимо, оставляя на побелевших лицах легкую изморозь и самый краешек холодного дыхания зимы. А затем всей мощью обрушивается на Мертвые Пустоши, стелясь свежей поземкой, белым покрывалом смерти. Промораживая болото на локоть, а где - и на два. Безупречно ровными кругами гуляя на свободе и везде, где только получалось коснуться, меняя ее внутренний огонь на холодное марево нашего общего гнева. Выстужая этот мир, закрывая его поверх ледяного покрова уютным белым саваном и играючи создавая причудливые узоры на том белоснежном катке, который в мгновение ока образовался на месте прежней сточной канавы.

Я не знаю, сколько времени длилось это безумие. Возможно, до тех пор, пока последние вампиры не рухнули замертво на лед. Или до того, как луна снова не скрылась за низкими тучами. Быть может, столько, сколько ударов сделали сердца моих раненых друзей? Не знаю. Я не помню, как все прекратилось. Зато хорошо помню, как вдруг потемнело в глазах; помню, как закружился вокруг меня мир; как близка вдруг стала ко мне луна, а ее желтый лик торжествующе засверкал, притягивая к себе все быстрее и быстрее. Как от касания голубого света, сочащегося из моего тела, плавно сходятся края страшных ран на спине Леха. Как мчится навстречу бесформенный черный комок, где на абсолютно черном лице двумя яркими солнцами вспыхивают два знакомых золотых глаза, властно выдергивают из вязкой пелены чьи-то сильные руки, а потом...

Боль. Темнота. И до смерти испуганный, бесконечно удаляющийся голос:

- Нет, Трис!! Остановись!! Это слишком опасно...

Я пришла в себя очень нескоро, когда солнце уже стояло в зените, влажная земля ощутимо парила, яркий свет настойчиво пробивался даже сквозь плотно сомкнутые веки, а отвратительная слабость, наконец, неохотно отступила. Но вставать отчего-то еще долго не хотелось, да и спину нещадно ломило, будто от невыносимого груза. Глаза отчаянно слезились, во рту пересохло, как в пустыне, а пальцы, хоть и обрели обычную теплоту и гибкость, все еще едва могли сжаться в кулак.

Сморгнув влагу с ресниц, я с трудом пошевелилась и попыталась выяснить, в чем дело. На мгновение зажмурилась, потому что после утомительной ночи солнечный свет показался слишком уж яростным, но все же осторожно приоткрыла глаза. А потом и голову смогла повернуть, чуть не охнув от боли в простреленной шее.

Против ожиданий, местность оказалась совсем незнакомой. Я лежала на мягкой траве, на заботливо постеленном плаще, укрытая до подбородка своим собственным сайеши. Небо над головой оказалось совершенно чистым, ослепительно синим, невинным. Трава зеленой и сочной. Сплошной лес высоченных сосен и мягкий шум густой листвы на соседних деревьях не оставлял сомнений, что злополучное болото осталось далеко позади, а изумительная смесь ароматов была столь легка и приятна, что у меня невольно снова выступили слезы. Двуединый... неужели все закончилось? Неужто мне больше не придется лезть в эту зловонную лужу, чтобы в очередной раз от души проклясть вездесущего оберона? Но как? Когда они успели выбраться? И что с ними? Как сумели выйти, если на них места живого не было? Да и живы ли они вообще?

- Рум...

- Девочка моя! - тут же ахнул призрак, молниеносно проявившись в воздухе. - Ты как? Жива? Здорова?

- Не... очень...

- Это ж надо - в первый раз, без подготовки, да еще так далеко... эй, мохнатый! Она пришла в себя! Живо сюда, кому сказано?! Я тебе еще намылю холку за то, что оставил ее одну, и только вякни мне что-нибудь в оправдание! Если б с ней что случилось... и плевать я хотел на то гнездо, что ты нашел! Если немедленно не поделишься силами...

- Шр-р! - коротко рявкнул невидимый тигр, и Рума словно ветром сдуло.

- Га-а-д! Я тебе это припомню-у-у... - донесся его отдаляющийся голос. Кажется, маленький ворчун подзабыл, что присутствие скорра действует на него подобно урагану. Особенно тогда, когда я не держу его на руках. Но сейчас у меня просто нет сил, чтобы этим заниматься. Остается только ждать, пока эта отвратительная слабость пройдет сама по себе.

Впрочем, нет. Когда Ширра рядом, мне всегда становится лучше. Вот и сейчас: едва с урчанием прижался теплый бок, а холодный нос с чувством прошелся по мокрым щекам, я волей-неволей улыбнулась и с удовольствием зарылась лицом в густую шерсть.

- Ширра...

- Шр-р, - тихонько фыркнул он, подталкивая носом край сайеши, и лизнул в нос. - Шр-р-р?

Беспокоится, переживает, волнуется до ужаса, боясь, что я что-нибудь повредила своими вчерашними геройствами и играми с магией. Так и ерзает, пытаясь допытаться, как у меня дела. Прямо сам не свой. Видно, здорово на него Рум разозлился.

- Да живая, живая. Только слабая очень... нет, ничего не болит, - пробормотала я, устав уворачиваться от проворного языка. - Не надо. Перестань. Ты же знаешь, я не люблю!

- Шр-р!

- Ширра! Не трогай нос! Ой, и уши не надо! Хватит, слышишь?

Тигр довольно заурчал и, не обратив внимания на мои жалкие потуги отпихнуть его подальше, самозабвенно облизал мне еще и шею. Пришлось поднатужиться и со стоном сесть, иначе мне грозило утонуть в проявлениях тигриных чувств с головой. Он, конечно, замечательный, но все равно - язык у него шершавый, а нос влажный и холодный! А мне как-то не очень нравится сочетание мокрого наждака и тяжелого гнета, которым становятся его плечи, когда случайно (или намеренно?) давят мне на грудь.

- Уф! - облегченно выдохнула я, сев и уперевшись для верности спиной в какой-то ствол. - Прости, я тебя очень люблю, но когда ты радуешься, можешь ненароком сплющить до состояния раздавленной лягушки. Осторожнее, ладно?

Ширра смущенно прянул ушами и слегка сбавил обороты. Правда, отойти даже не подумал - просто примостился рядом, положил тяжелую голову на мои ноги и уставился снизу вверх разумными желтыми глазищами. Но так выразительно, что я не выдержала - тихо рассмеялась и крепко прижала этого хитреца к себе.

- Трис?

Радостно вздрогнув, я, наконец, заметила беспокойно переминающегося Леха, а за ним - неуверенно переглядывающихся Реса, Крота, Беллри с Шиаллом... живые! Они все живые! На напряженных лицах еще видны следы порезов, но страшных ран, которые так меня ужаснули, не было и в помине. Да и увечий я не заметила. Так, потрепанные немного, у Леха плечо небрежно перевязано, а Рес слегка прихрамывает на правую ногу, но, кажется, они еще очень легко отделались. И, судя по лицам, сами не до конца поверили в то, что произошло.

- Привет, - улыбнулась я, теребя мохнатое черное ухо. - Кто-нибудь может мне объяснить, как мы тут оказались? Беллри, твоя работа?

- Нет, - мотнул головой эльф.

- Гм... тогда чья? Неужто моя?!

- Это Ширра провел нас через болота, - как-то неуверенно признался Рес, опасливо косясь на блаженствующего скорра. - Правда, после того, как ты их... на корню заморозила... идти стало не в пример легче, но все равно - нам пришлось здорово поспешить, чтобы успеть вынести тебя оттуда до рассвета. Подальше от луны.

- Я никого не поранила? - осторожно уточнила я.

- Нет. Напротив, на морозе наши раны быстро закрылись, а когда ты засветилась... знаешь, Трис, я никогда в жизни такого не видел! Что ты сделала?

- Не знаю. Испугалась, наверное. Я плохо помню. Кто меня вытащил?

- Ширра, - признался Лех. - И дух этот говорливый. Схватили с двух сторон, что-то с амулетом твоим сделали и так при этом лаялись... честно говоря, это они сумели тебя остановить, иначе стоять бы нам всем холодными статуями во славу Двуединого. Ты... из-за этого боишься луны, Трис?

Я вздохнула.

- Ага. Просто никогда не знаю, чем дело обернется. Когда с крыши упаду, когда память потеряю, а когда вот так... натворю что-нибудь, а потом долго соображаю, как сумела все это учудить. Я когда-то и когти себе нарастила именно в полнолуние. Сперва долго не получалось, Рум еще злился ужасно, ругался, неумехой обзывал, а потом - бац и само все вышло. Стоило только выбраться на улицу и хорошенько представить.

- А мороз? - рискнул присесть рядышком Рес.

- Не знаю, - повторила я, невольно передернув плечами, будто от холода. - Рум говорит, моя матушка так умела, а я до сегод... вчерашнего дня вообще не догадывалась, что могу. Эльфийские глазки, конечно, всегда синими воспринимала, искренне считая, что так и должно быть. Но ЭТО... бр-р... мои когти куда проще и безопаснее, чем эта игра с... со льдом. Раньше я только лица меняла, как перчатки, голоса перенимала, цвет волос, кожи, форму тела... так, ничего особенного. В последние месяцы, правда, это стало выходить словно само собой, почти без усилий, но все равно - ТАКОГО я раньше никогда не творила. Рум бы подтвердил.

- Шр-р, - внушительно согласился Ширра, хитро жмурясь на солнце и даже не думая убирать голову с моих коленей.

- Он сказал: ты всего лишь развиваешься, - с улыбкой пояснил Беллри. - Как любой ребенок - сперва научилась сидеть, потом стоять, а теперь и ходить понемногу пробуешь. С магией такая же штука, как с речью или любым другим делом: начинаешь с малого, а потом можешь горы сворачивать. Главное - не бояться и иметь желание идти вперед.

- Тогда почему это не случилось раньше? Почему сейчас? Не пять лет назад? Не десять?

- Потому что сейчас ты почти на пике, Трис, - терпеливо перевел ворчание тигра Беллри. - Ты - словно гусеница, готовящаяся выбраться по весне из тесного кокона. Пока только нос наружу высунула, осторожно пробуешь воздух, пытаешься шевелить обретенными крыльями. Но полетишь только тогда, когда наберешься сил по-настоящему. К тому же, вчера тебе грозила опасность... как, впрочем, и всем нам... страх сыграл с тобой неплохую шутку - помог собрать волю в кулак и заставил прыгнуть с обрыва.

- Что? - невольно вздрогнула я.

- Прыгнуть с обрыва, говорю, - спокойно повторил эльф. - Это значит, решиться на нечто такое, что в обычных условиях ты вряд ли рискнула бы сделать. А тут - пришлось, не смотря на страх и разумное желание отступить... отступать-то нам вчера было как раз некуда. Поэтому волей-неволей ты была вынуждена коснуться своей силы и тем самым спасла нам жизнь. Благодарю, Трис. Мы снова у тебя в долгу.

- Да ладно, - поежилась я, некстати вспомнив, насколько трепетно остроухие относятся к своим долгам. - Хорошо, что никто после этого не замерз насмерть и не стал заикой. И на том спасибо. Могла ведь сорваться. Насколько я понимаю, мою зверскую физиономию видели все?

Рес с Кротом вместо ответа неловко кашлянули и отвели глаза.

- Что, так ужасно? - окончательно расстроилась я. - Ну вот, опять пугалом прослыву. Что за дурацкий день...

- Нет-нет, - поспешил вмещаться Шиалл. - Все было удивительно. Невероятно. И очень красиво. Просто ты еще не умеешь сбрасывать маски до конца, вот и вышло, что старый образ наложилась сверху, не успев исчезнуть до конца, а потому твой внешний вид оказался... несколько... ну... слегка, так сказать...

- Да брось. Не надо меня утешать. Я и так отлично знаю, как это выглядело. Зря, что ли, в зеркала не смотрюсь? Рес, извини, если напугала. Крот, не думай, что я это специально. Лех... ну, ты и так уже знаешь. Ширра, слава Двуединому тоже. Руму вообще все равно, какая я снаружи, а остальные... Беллри, мне очень жаль, что я тебя так разочаровала.

По губам эльфа скользнула загадочная улыбка.

- Напротив, Трис. Ты сама не знаешь, насколько дивно ты смотришься. А скоро станешь смотреться еще лучше. Возможно, даже ближайшим полнолунием или следующим.

Я только отмахнулась: говорю же, у нелюдей и вкусы нечеловеческие. Объяснять им каноны нашей красоты - все равно, что пытаться слепому описать радугу. Раз понравилось ему - пускай, разубеждать не стану. А сама тем временем буду утешаться невеселой мыслью, что есть в этом мире, по крайней мере, два живых существа, для кого я не кажусь кошмарным чудовищем.

- Все, хватит об этом. Куда дальше-то двинемся? - решительно прервала я обсуждение своей скромной персоны. - Насколько я поняла, через болота вы бежали бегом и теперь осталось найти подходящую горную тропу, чтобы взобраться наверх и спрятать меня в какой-нибудь темной пещере. Так что это будет за пещера? Куда мне идти-то?

- Шр-р, - негромко подал голос Ширра, слегка приподнявшись.

- Он предлагает тебе убежище в старом Иире, - привычно перевел Беллри. - До туда три дня пути, если воспользоваться тайной тропой скорров. Зверья тут немало, оставаться на виду неразумно. А там, насколько я понял, под прикрытием городских стен тебе уже не будет грозить опасность. Правда, в тех местах уже никто не живет, но зато и бросаться в глаза мы тоже не будем. А еще... он обещает нам свою защиту.

Я внимательно глянула на напрягшегося тигра.

Странно, мне показалось, или он действительно нервничает, ожидая моего ответа? Но почему? Чем безопасны древние развалины? Тем, что там до сих пор, со слов Рума, тлеют остатки былого могущества Крылатых? Тем, что оберон меня никогда среди них не найдет? Или где-то поблизости я смогу найти следы своего загадочного народа? Быть может, они тоже где-то там, наверху? Ждут меня и старательно ищут? Но почему Ширра вдруг вспомнил про это место, которое, согласно легенде, давно разрушено и погребено под многочисленными лавинами? Значит, не совсем разрушено и не до конца погребено? Выходит, легенды врут? Может, и о Крылатых тоже они многое утаивают? Но все-таки - почему туда? Сейчас? Разве нет другого безопасного места? Я не привередливая, нет. Я не претендую на роскошные хоромы. Мне просто нужно приличное убежище на время, чтобы я смогла спокойно все обдумать и решить, что делать дальше. Однако Иир... хоть и пустой, хоть и развалившийся... настораживает меня это название. Но, с другой стороны, лучше Ширры эти горы не знает никто. Дорога не слишком долгая, тропа звериная, но люди пройдут. Среди каменных стен со временем можно будет с удобством обосноваться. Никаких демонов там, конечно, давно уже нет. Дикие звери нам тоже не страшны, об обвалах он загодя предупредит. Явно ведь бывал тут раньше...

- Что ты решила, Трис? - тихо спросил эльф, настороженно поглядывая на застывшего в волнении скорра.

Я заглянула в теплые желтые глаза и неожиданно улыбнулась.

- Пусть ведет. Я ему верю.

Ширра прерывисто вздохнул и опустил морду обратно на мои ноги, по дороге успев незаметно лизнуть ладонь. Лех странно переглянулся с побратимами и медленно кивнул.

- Хорошо, как скажешь.

- Дойдем до руин, а там решим, как быть дальше, - повторила я. - Может, мой хранитель что подскажет? Вдруг, оказавшись там, он тоже вспомнит дорогу? Все-таки его родные места.

Заслышав о Руме, Ширра слегка напрягся, но тут же успокоено распустил сильные мышцы. Кажется, его вполне устроила моя позиция. Не совсем, конечно, потому что он явно предпочел бы избавиться от утомительного присутствия моего призрачного друга. Но другого пути не было - Рум привязан ко мне настолько тесно, что пока я жива, он никогда меня не оставит. Заклятие моей матери просто не позволит ему уйти. Даже если бы он захотел. А он, как ни странно, и дальше желал оставаться со мной. Поэтому или я иду на развалины Иира с ним, или не иду вообще.

И Ширра это прекрасно усвоил.

Что ж, - решила я. - Раз все так складывается, то именно по прибытии в легендарный Иир я и припру этого скрытного типа к стенке. Поставлю вопрос ребром и выясню у него... вернее, у них обоих!.. что за кутерьма творится вокруг меня столько времени. Узнаю все про своих предков, родителей, братьев и сестер, если таковые имеются. Выпотрошу все, чем мой народ (надеюсь, он все еще живет на этих склонах) промышляет, чем торгует, как сумел так долго остаться неведомым для большинства людей. Выясню, по какой именно причине меня предпочли на время спрятать подальше от родных Мглистых Гор, почему забросили магией (наверняка магией!) к черту на рога и не оставили никакой связи с прошлым, кроме потрепанного, обиженного на весь свет и потерявшего память призрака. Все выясню. Досконально. Про магию, про себя, свои способности и умения. Про когти, маски, всю мою короткую жизнь, сложившуюся так странно и нелепо. Про этот поход, оберонов и их связь с прежними обитателями Летящих Пиков. Про Крылатых, конечно. Чем Двуединый не шутит? Вдруг они тоже все еще живут в своих Небесных Чертогах и время от времени спускаются вниз, маскируясь под обычных людей? Но это потом. А сначала я непременно выясню, почему Ширра так упорно преследует меня аж от самого Тирилона. Почему он так нелепо порвал свою цепь, зачем доверил ее мне и каким, наконец, образом он собирается разъединить потом наши риаллы. Не говоря уж о том, чтобы понять, что же эти самые риаллы из себя представляют.

Вот так. Такая вот программа-минимум, которую мне надо одолеть всего за три жалких дня. Но тут главное - правильно подобраться слова и сложить их в нерушимые конструкции жесткой логики, за один раз выложить все свои аргументы, давние наблюдения, сомнения и предположения. После чего красиво припереть этих молчунов к стенке, но проделать все в высшей степени изящно, чтобы ни один из них до последнего не понял, с какой именно целью я их так дерзко выпотрошила.