Танцы во льдах

14.

Эти дни я провела, как во сне. Поглощенная своими мыслями, почти не видела мест, через которые доводилось проходить. Не обращала внимания на изумительной красоты первозданные рощи, роскошные кущи, соловьиные трели, яркое солнце и тихие ночи, в которых так умиротворенно пели крохотные сверчки. Я не замечала глубоких ущелий, которые Ширра огибал заранее и по большой дуге. Машинально перепрыгивала горные речушки, которых вокруг оказалось на удивление много. Бездумно перешагивала через редкие поваленные бревна, огибала овраги, буреломы, разбросанные тут и там гигантские валуны, что, словно молчаливые стражи, сопровождали нас весь неблизкий путь. Я едва обратила внимание на то, как постепенно мягкая трава уступила место многочисленным каменистым насыпям, как вновь поредели деревья, опустели крутые склоны. Почти не видела горных круч, вздымавших свои пустынные склоны на недосягаемую высоту. Совершенно не запомнила звериных троп, которыми Ширра с подозрительной легкостью и потрясающей сноровкой провожал нас к цели, и совсем не утруждала себя цепкими взглядами по сторонам. Красоты здешней природы казались чем-то далеким и откровенно неважным.

Меня словно подменили в эти три бесконечно долгих дня. Я почти не разговаривала со спутниками, напряженно вспоминая последние месяцы своей жизни, что-то сравнивая, споря сама с собой. Выискивала несоответствия, выуживала из глубин памяти крохотные странности и все то, что так долго не давало мне покоя. Готовя аргументы, факты, предположения и все, о чем намеревалась говорить вскоре со своими провожатыми. Но пока, сжимая покрепче зубы и стискивая кулаки, упорно молчала. Потому что понимала: еще не время. Пока рано требовать ответы на те вопросы, что в великом множестве крутились в моей голове.

Да, я не видела местность вокруг, но зато с поразительной ясностью замечала все, что творилось с моими спутниками. Четко знала, что эльфы с каждым часом начинали все беспокойнее поглядывать по сторонам. Видела, как Лех время от времени останавливается, старательно тянет ноздрями сухой воздух и отчего-то хмурится, незаметно поглядывая на чистое небо. Мне было отчетливо видно, как Рес постоянно о чем-то напряженно размышляет, а Крот завел странную привычку каждый вечер ненадолго возвращаться по своим же следам и только после этого устраиваться на ночлег... напряжение буквально повисло в воздухе. Пронизывало нас насквозь, делало взгляды подозрительными, дыхание - тяжелым, а слова - колючими и едкими. Оно было во всем - в многозначительных взглядах, молчаливых диалогах эльфов, в моем необъяснимом самоотстранении и стремлении к уединению, которое в эти дни стало особенно заметным. В глухом ропоте Рума, который теперь ни на миг не оставлял меня одну. В его полных бессильной ярости взглядах, бросаемых на неутомимо идущего впереди Ширру, в коротких перебранках Патрульных, без которых с некоторых пор не обходился ни один привал, угрюмом молчании Леха...

Казалось, сейчас, когда цель этого долгого путешествия, наконец, определилась, напряжение между нами стало больше, чем когда бы то ни было. Как будто мы шли по бесконечной лестнице, не особо надеясь на какой-то определенный исход, до смерти устали, измучились, уже начали с сомнением посматривать вниз и все чаще задумываться о том, а не зря ли вообще сюда сунулись, как вдруг - вот она, долгожданная площадка, на которой будет сон и отдых, вопросы и ответы, откровения и блистательная истина. Короткий миг перерыва, после которого неясно - придется ли делать новый рывок, если ли впереди еще какой выходи или мы напрасно потратили время и теперь будем вынуждены совершить такой же утомительный спуск.

Даже Ширра поддался всеобщему настроению - он неожиданно стал раздражительным, подавленным и мрачным. И все чаще уходил далеко вперед, скрываясь за деревьями и каменистыми склонами, а возвращался лишь под самый привал или тогда, когда мы начинали отклоняться от выбранного направления. Но и потом, обойдя по привычке место ночевки, укладывался далеко в стороне. Там, где я не могла разглядеть его мерцающих янтарем глаз. Хотя сама постоянно ощущала на себе его внимательный изучающий взгляд.

Рум не давал ему ни единой возможности ко мне прикоснуться - ни днем, ни ночью, ни вообще никогда. Стоило тигру слегка приблизиться, как маленький призрак внезапно вырастал в знакомое крылатое чудовище с оскаленной пастью и свистящим шепотом требовал убрать свои грязные руки от той, что ему не принадлежит. Ширра закономерно злился, его глаза в такие моменты отчетливо чернели и начинали угрожающе светиться безумием, но Рум больше не намеревался отступать. И был в своем решении настолько тверд, что даже мне не удавалось его переубедить. Более того, едва я начинала сердиться, он рычал и на меня тоже, проклиная тот день и час, когда на моем пути встретился этот двуличный Шиир.

Я знала, почему он так переживает - кажется, Ширра нарушил их негласное соглашение и сделал предложение отправиться в Иир в отсутствии моего негласного опекуна. Я, в свою очередь, бездумно согласилась и, по мнению Рума, за всю свою жизнь не совершила большей глупости.

Пришлось сдаться и держаться от Ширры на расстоянии, чтобы разгневанный не на шутку дух не вздумал повторять попытку достать огрызающегося тигра своими призрачными когтями. Потому что, чуяло мое сердце, тот незаконченный бой, если я только сделаю лишнее движение, может в любой момент возобновиться. И теперь, зная о них обоих достаточно, я откровенно затруднюсь предсказать его исход. А терять кого-то из них мне совсем не хотелось.

Нам только однажды за все время удалось поговорить с Ширрой один на один, и этот разговор, что неприятно удивило, его весьма насторожил. Нет, не подумайте, я не стала выпытывать никаких тайн. И не требовала невыполнимого: отлично понимая, что здешние места - безоговорочные владения вспыльчивых и быстрых на расправу скорров, я лишь попросила его дать слово, что никто из моих друзей не пострадает, если вдруг нам доведется встретиться с его родичами. И если те, не дай Двуединый, пожелают вдруг избавиться от нежелательных свидетелей, он сделает все, чтобы уберечь их от гнева своих собратьев.

Конечно, я верю Ширре, но учитывать такую возможность тоже надо, потому что я слишком хорошо помню, каким он был при нашей первой встрече. А также и то, что до сих пор никто из людей не знал об их существовании, и это, к слову сказать, скорров весьма устраивало. Много-много лет. Но если судить по тогдашнему поведении одного моего знакомого тигра и исходить из предположения, что большинство его сородичей относятся к чужакам с подобным пренебрежением и заносчивостью... м-да, не хотела бы я столкнуться с целой стаей таких вот, взбешенных и совершенно неуправляемых Шииров, готовых на все ради сохранения тайны своего существования. Мне и одного Ширры вполне хватило - следы на плечах еще долго будут напоминать о себе в дурную погоду.

Ширра, кстати, мою просьбу выполнил, но отчего-то старался больше не встречаться глазами и излишне поспешно ушел, что тоже не развеяло моих сомнений. Я пыталась уверять себя, что вблизи родных мест его подобные вещи тоже беспокоят, но все равно не могла отделаться от мысли, что тут кроется нечто другое. Да еще Рум добавлял масла в огонь, наотрез отказываясь со мной разговаривать после того, как узнал, что я все-таки нашла способ побеседовать с тигром с глазу на глаз. Точнее, первые полчаса он вообще не мог сказать ничего вразумительного. Только метался от одного дерева к другому, бешено светился и потрясал призрачными кулачками так яростно, что я боялась - врежется на полном ходу. Потом завис у меня перед лицом, прорычал что-то непереводимое, где я с трудом смогла различить лишь "дура", "овца на заклание" и "предатель". А потом со стуком сомкнул челюсти, где успел отрастить внушительного размера клыки, горестно застонал, всплеснул руками и, зло сверкнув глазищами, умчался куда-то вверх. И теперь поглядывал оттуда, ни на мгновение не отлетая дальше, чем на двести шагов и неизменно преследуя мохнатого проводника везде, куда бы он не отправился.

В общем, полагаю, теперь вы понимаете, почему я с таким облегчением вздохнула, завидев за одним из каменных выступов первый намек на легендарный город демонов - огромную, иссиня черную скалу, надвое разделенную узким проходом, который, казалось, был сделан великанским мечом поистине немыслимого размера. Такое впечатление, что некий неведомый колосс вдруг задумал разрубить древнюю гору на два острых пика. Бестрепетно рассек ее на ровные половины, а внизу оставил крохотную щелочку, на фоне которой даже заманчиво поблескивала белоснежная (или серебристая?) искорка.

Когда мы сумели приблизиться настолько, что глаза стали различать детали, оказалось, что посреди ущелья, прямо на горной тропе, ведущей в тот темный проход, возвышались массивные, разрушенные ветрами и временем ворота, некогда отделявшие царство Иира от остальных гор и надежно перегораживающие единственную дорогу туда от края до края. Много веков назад это был красивый рубеж, черно-белая граница, гордая память, говорящая знающему путнику, что дальше начинаются владения мудрых и величественных созданий Двуединого. Благословенная земля. Ухоженная долина. Чудесный край, славящийся плодородными землями и красотой живущих в нем жителей. Божественный знак, мимо которого ни один смертный не проходил без благоговейного трепета. Когда-то очень и очень давно.

Тогда как сейчас... рассмотрев, наконец, детали, я почувствовала, как болезненно сжалось сердце: высокие колонны, в большинстве своем валяющиеся на земле; изящные руны, вписанные в крохотные каменные ниши; безупречно гладкие обводы двух гигантских столбов, поражающие грубыми щербинами и забившейся в щели пылью; обилие битого щебня и груды мусора, скопившиеся за века в этом мертвом проходе. Крах и запустение царят на древней дороге королей. Мертвые надписи на забытом языке. Скорбный шорох сухих листьев под ногами. Холодный ветер на склонах. И тишина... неприятная тишина заброшенного склепа, в которой по коже сами по себе начинают вырастать огромные мурашки.

Сама дорога, начинающаяся от разрушенных ворот, была почти так же стара, как этот мир. Когда-то оживленная и переполненная, со временем она стала безжизненна и угнетающе пуста. Прекрасные барельефы по краям плит давно раскололись, старые надписи стерлись или были старательно вымараны. Безупречная чистота камня сменилась грязными земляными разводами и потеками ржавчины, а золотистые прожилки между ними вовсе оказались грубо выдранными чьими-то жадными пальцами. Но проход на ту сторону до сих пор существовал. Как прятался за массивными скалами древний, затерянный город.

- Врата Иира... выходит, он действительно существует? - шепотом спросил Рес, настороженно разглядывая пустые ворота.

Ширра, не ответив, бестрепетно прошел мимо, не удостоив древний памятник даже взглядом, и устремился вперед, будто и не было в этой ветхой древности никакой загадки, не было жутких тайн. Будто не веяло от развалин неведомой мощью и не замирало сердце при виде наглядного свидетельства бурного прошлого нашего немолодого, в сущности, мира. Хотя, возможно, он просто привык?

Вздохнув и окинув упавшие колонны долгим взглядом, я вошла за скорром в узкий проход, откуда-то зная, что не стоит задерживаться на пороге чужого дома слишком долго. Как не стоит здороваться, стоя в открытых дверях, или отказываться от предложенного радушной хозяйкой горячего хлеба. Коли не веришь в добрые намерения хозяев, разворачивайся и постарайся не отставлять открытой спину. Но никогда не терзайся сомнениями посередине - говорят, сквозь порог порой проступает другая сущность, изнанка, обратная сторона. Мир Теней, куда уходят свободные души. А порог - этакая крохотная щелочка в потустороннее, способная в определенное время дня и ночи превращаться в самую настоящую дверь. Но горе тому, что рискнет соприкоснуться с ней дольше положенного - спящие духи-охранники не любят, когда их тревожат, и нередко забирают к себе мятущегося разумом, не спрашивая на то его согласия. Поэтому не стой на пороге. Не тревожь спящие души. И не стремись прикоснуться к тому, чего никогда не сумеешь познать.

Тряхнув головой, я поспешила отогнать гнетущие мысли и торопливо нагнала Ширру.

Мы в гнетущем молчании миновали узкий коридор, тесно зажатый между двух отвесных стен. Стараясь не шуметь, ступали след в след, будто подозревали поблизости дремлющие ловушки. Опасливо косились на далекие темные вершины, недоброжелательно стиснувшие проход до узкой тропки, и страстно надеялись, что оттуда не свалится вдруг какой-нибудь особо непрочный валун. Окружающая тишина ощутимо давила на голову, заставляла пугливо вздрагивать от вкрадчивого шороха шагов и ощущения чужого недоброго взгляда. Густая, как кисель, вязкая, недобрая, тишина была тягостной, почти невыносимой. Но разговаривать никто не осмеливался - мрачное величие этого места словно само по себе требовало соблюдения некоего ритуала, и мне отчего-то казалось, что нарушать многовековое молчание спящих гор будет, по меньшей мере, кощунственно.

Когда, наконец, долгий тоннель все-таки закончился, а впереди блеснул солнечный свет, я первая прибавила шаг и заторопилась на волю. Потому что гнетущее чувство неясной угрозы в этой мрачноватой кишке неожиданно стало таким острым, что у меня даже затылок заломило и сами собой подогнулись ноги.

Ширра не заметил - неторопливо миновав вторые ворота на выходе из ущелья, так же невозмутимо обернулся. Дождался, пока его нагонят остальные. А затем, хмуро покосившись на предельно напряженного Рума, не слетавшего с моего плеча ни на мгновение, выразительно указал вниз.

Подойдя к краю последней плиты, я послушно глянула и приглушенно ахнула:

- Иир!!

То, что открылось внизу, с трудом поддавалось описанию. Огромная долина. Плодородная равнина. Утопающий в зелени и буйстве деревьев сад, раскинувшийся впереди, насколько хватало глаз. Вековые деревья невообразимой высоты, непроницаемые кроны, закрывающие своей тенью почти половину неба. Цветущие лианы, дикий папоротник, настойчивые вьюнки, заполонившие собой все вокруг... а между ними, скрытые зеленью и корнями, посеревшие от времени и разъеденные мхом, забытые, потрескавшиеся и потемневшие на солнце, стояли совершенные статуи удивительно прекрасных созданий, чье несомненное величие и страшная гибель навсегда отпечатались в памяти живущих.

С такого расстояния я не смогла различить лиц, время многое стерло, а разросшиеся леса почти поглотили большую часть некогда чистого и прекрасного города. Разрушились здания, обвалились причудливо изукрашенные купола, истлели храмы и потрескались каменные плиты, вымостившие широкие и удобные дороги. Почти неотделимы от корней стали белоснежные стены, но статуи... статуи все еще стояли нетронутыми. И их неповторимое очарование, несомненную красоту, непередаваемую грацию не смогли стереть ни ветра, ни дожди, ни многочисленные трещины от въевшихся в камень грибков. Я видела высоких мужчин, чья нескрываемая мощь буквально рвалась наружу из каменных тел. Видела массивные торсы, гармоничные лица, тщательно прорисованные жилки, говорящие о том, что хозяева этой земли были способны на равных противостоять даже богам. Видела женщин, чья утонченная красота и изящество ни в чем уступали наипрекраснейшим богиням. Видела крылья, спокойно сложенные за спинами или, напротив, распахнутые во всю ширь... удивительной красоты белоснежные крылья, сотканные из радости, надежд и воспоминаний. Теперь - где-то оборванные, где-то разбитые, где-то потрепанные и безжалостно выломанные, но даже сейчас - полные скрытой силы и неповторимого достоинства, по которым легко можно было представить себе истинную суть Крылатых. Мудрых, величественных, прекрасных в каждом своем проявлении... ушедших небожителей, навсегда исчезнувших созданий света, которым когда-то давно остальные расы справедливо поклонялись, как живым богам.

- Иир, - странным голосом подтвердил Рум, неотрывно глядя на потерянный город. - Ты все еще хочешь туда войти?

Я быстро посмотрела на замершего у края скалы скорра: в этот момент Ширра, неподвижно стоящий на фоне темнеющего неба, подсвеченный алыми лучами заходящего солнца, такой же величественный и молчаливый, как эти древние горы, как никогда показался мне ожившей легендой. Он был удивительно уместен среди этих черных камней и разрушенных памятников прошлого. Словно недостающий кусочек мозаики, внезапно легший на свое законное место. Или вернувшийся после долгого отсутствия хозяин, ожививший своим присутствием давно заброшенный дом.

Услышав хранителя, он медленно повернул голову и пристально посмотрел - массивный, как эти горы, мрачный, с тяжелым взглядом внезапно потемневших глаз. Черная шерсть его блестела, будто смазанная жиром, сузившиеся зрачки светились, как два антрацита, но из-за солнечных лучей казались жутковато подсеченными кроваво-красными бликами. Он не сдвинулся с места, не зарычал и не обнажил зубы, напоминая призраку об их молчаливом уговоре и о том, что Рум поклялся не вмешиваться до тех пор, пока я соглашаюсь следовать указаниям скорра. Он просто стоял и молчал, напряженно ожидая ответа. А еще - неотрывно смотрел мне в глаза, будто искал там что-то важное.

- Идем, - наконец, сбросила я оцепенение, и он несильно вздрогнул. - Веди, Ширра, ведь это твой дом.

Скорр снова вздрогнул, нерешительно качнулся навстречу, словно хотел что-то сказать, но тут за моим левым плечом угрожающе сверкнуло, и он, поджав губы, быстро отвернулся. После чего тяжело вздохнул, встряхнулся и, окинув внимательным взглядом притихших Патрульных, уверенно спрыгнул со скалы.

К подножию горы мы спускались несколько утомительных часов. Идти приходилось медленно, потому что старая дорога оказалась почти полностью разрушенной, а извилистая тропа, которой повел нас Ширра, была слишком крута и узка, чтобы по ней стало возможным идти спокойным, прогулочным шагом. Я то и дело оскальзывалась, судорожно хватаясь за траву и торчащие из-под земли сухие корни. Ноги беспрестанно разъезжались в разные стороны - то ли от отсутствия опоры, то ли из-за растущего волнения. Я честно старалась не упасть, но, признаться, получалось из рук вон плохо: словно чувствуя мою неуверенность, коварная тропа в самых неожиданных местах начинала рассыпаться, кривляться и всячески вихлять, как упившийся вусмерть крестьянин за бороной. То камешек какой подкинет под сапог, то целый пласт земли съедет мне прямо под ноги, а то каменная опора, которая спокойно выдерживала немалый вес Леха и Ширри, вдруг начинала самым некрасивым образом плыть.

Если бы не внимательные эльфы, окружившие меня заботой не хуже иных нянек, этот спуск вполне мог закончиться много быстрее и, разумеется, печальнее. Беллри раза три ловил меня за руку в самый последний момент, а Шиалл однажды вовсе оказался в роли ездового осла, потому что мне очень уж неудачно "повезло" оступиться и свалиться прямо ему на шею. Ощущения, полагаю, не из приятных, поскольку мой вес все-таки довольно заметный, но эльф мужественно стерпел и даже не стал озвучивать те ласковые слова, которым наверняка наградил меня в мыслях.

- Осторожнее, Трис, - только и сказал он, с трудом балансируя на краю пропасти.

- Поста... раюсь...

С опаской выпрямившись, дальше я предпочла передвигаться на полусогнутых, чтобы никого не столкнуть, не спихнуть с обрыва, не покалечиться самой и, главное, не уподобиться гордым орлам, порхающим в поднебесье. А если уж и довелось бы свалиться, что ж - по крайней мере, тогда это получилось бы сделать в гордом одиночестве, чтобы потом, с немалой скоростью летя к заждавшейся землице, успеть хорошенько подумать о своей неуклюжести, криволапости, носорожьей грации и жутчайшем невезении, благодаря которым я, вопреки всему, оказалась демон знает где, пес ведает зачем и (Двуединый, спаси мою душу!) в такой странной компании.

Как ни удивительно, упасть мне так и не довелось - мы благополучно спустились и даже никого не потеряли по дороге. Правда, за это время солнце успело заползти уже за соседнюю гору, так что вокруг не только сразу похолодало, но и ощутимо потемнело. А под сенью гигантских деревьев (кстати, они действительно оказались поистине великанскими!), за густой листвой и могучими ветками это выглядело так, словно над уснувшим городом кто-то милосердно накинул полупрозрачную черную вуаль.

Я даже поежилась от столь резкого перехода к темноте, но потом оглядела окруживший долину горный массив и запоздало поняла, что тут иначе и не бывает - тяжелые склоны будто впитывали солнечный свет, надежно отрезали его от земли, оттягивали на себя. И только снежные вершины Летящих Пиков немного скрадывали это впечатление, поскольку даже в полнейшей тьме загадочно посверкивали крохотными кристаллами природного серебра. Возможно, когда город был жив и полнился голосами Крылатых, когда вокруг звенел смех и играла мягкая музыка, горели фонари и порхали светлячки, он выглядел таинственно и красиво. Возможно, его специально расположили так, чтобы усиливать эффект сумерек, но при этом искусно расцвечивали магическими огоньками. Если я права, то это должно было быть удивительно красиво - ночь, приглушенные голоса, загадочный свет повсюду и тени... удивительно прекрасные тени счастливых творцов...

Однако сейчас, когда солнца стало не видно и никто не спешил разжигать факелы, когда запущенные деревья опускали свои ветви слишком низко, а густая листва охотно поглощала всякий проблеск света, мне стало как-то не по себе. И даже тот факт, что у листьев оказались тоненькие золотистые прожилки, умеющие отражать любой проблеск света и играть радужными бликами, не вызывал особого восторга.

- Это илларэ - священное дерево эльфов, - глухо сообщил Рум в пустоту. - Вернее, его прародитель, чьи семена когда-то были перенесены в Священные Рощи низин. Если в новолуние поделиться с ним своей жизненной силой, оно будет светиться по ночам до следующей луны. А когда таких деревьев вокруг собирается достаточно, то весь город будет гореть, будто в золотом огне. Это очень красиво, Трис, когда целая долина светится, как днем. Красиво и неповторимо.

Я на миг представила и была вынуждена согласиться: да, наверное, это действительно непередаваемо. Ведь илларэ здесь много, очень и очень много, а их кроны без преувеличения были способны заменить живое солнце.

Беллри с Шиаллом благоговейно поклонились старому дереву, приложив руки к груди, но Ширра, пренебрежительно фыркнув, прошел мимо. Гордо подняв голову, бестрепетно вступил на широкую дорогу и, не дожидаясь, пока мы опомнимся, медленно двинулся вперед. Я не поняла, откуда он точно знал, куда идти, но скорр вел себя настолько уверенно и быстро, что никто даже не усомнился в его праве быть первым. Мы, к собственному удивлению, покорно пошли следом, как привязанные, и заворожено глазели на проплывающие мимо руины.

Здесь не было ни одного целого здания, ни одной высокой стены. Ни дома, ни улицы, ни даже собачьей конуры, если, конечно, у Крылатых когда-то были собаки. Такое чувство, что когда-то по городу прошелся свирепый ураган, разметавший строения на куски, а потом кто-то могучий и злой еще и ударил по каждой крыше или колонне громадным молотом, раздробив ее на мельчайшие осколки. И теперь, вместо прекрасных домов и изящных беседок вдоль гладких каменных плит, которые почему-то неведомый Разрушитель не тронул, виднелись груды битых камней, черепки, горы старого мусора и повсюду - следы распустившегося леса. Если бы не опавшая листва, не сломанные ветки, устилающие чудом уцелевший фундамент, картина разрушений была бы поистине ужасающей, но лес милосердно прикрыл свою боль мягким покрывалом забвения.

И только огромные статуи еще возвышались посреди этого хаоса. На фоне прочих вещей они казались почти нетронутыми, хотя, конечно, вблизи было хорошо видно, что и их время тоже не пощадило. К тому же, почти у каждой из гигантской скульптур было что-то разбито, испорчено и отломано. Особенно исковерканы лица. И крылья, которые чем-то не угодили неизвестному вандалу - почти все перья на кончиках оказались безжалостно вырваны, благородные профили сточены или исцарапаны чем-то острым и невероятно крепким. Длинные туники на скульптурах носили следы порезов и жестоких ударов, словно каменные одежды пытались в ярости содрать со стыдливо прикрытых тел. Женские лица вообще почти не просматривались - их почти целиком заменили безликие маски, и только по обломкам мрамора, в изобилии валяющегося рядом, по безупречным овалам и жалкими остаткам глаз можно было предположить, что они были по-настоящему прекрасными.

Я с сожалением отвернулась. Эльфы горестно прикрыли веки, отказываясь верить в утраченное чудо. И даже Лех, в обычное время чуждый излишним сантиментам, не сдержал разочарованного вздоха - было действительно жаль, что подобная красота оказалась потерянной навсегда.

Ширра по сторонам упорно не смотрел - кажется, его не интересовали развалины некогда прекрасного города. Он целеустремленно направлялся вперед, в самый центр, куда сходились все пути и где, надо полагать, у меня все-таки будет возможность узнать ответы на свои вопросы. Его сильные лапы спутали мягко, почти бесшумно, умудряясь ничем не потревожить многовековой слой пыли. Под гладкой шкурой гуляли сытые мышцы, уши настороженно шевелились, а хвост нервно подрагивал на каждый шаг. Однако он по-прежнему молчал и ни разу не обернулся, пока впереди не забрезжил свободный просвет. На краю разрушенной улицы на мгновение остановился, словно не решаясь вступить под неверный свет заходящего солнца. Глубоко вздохнул, прикрыв глаза и будто набираясь смелости для последнего шага. Наконец, тряхнул головой и одним стремительным, потрясающе грациозным прыжком оказался точно посередине огромной площади.

То, что это - именно площадь, я поняла сразу, едва миновала последние обломки. Причем, не простая, а видимо, главная площадь города, где в незапамятные времена наверняка собирались для обсуждения каких-нибудь важных вопросов. А то и использовали в качестве этакой народной приемной. Или резиденции, если хотите, иначе не виднелись бы на противоположном конце смутно угадывающихся возвышения, подозрительно напоминающие два рядом стоящих трона.

По форме открывшееся пространство представляло собой громадный круг, отделенный от остального города невысокой каменной оградой из того же белоснежного мрамора. В низком бортике, если присмотреться, можно было различить несколько мест, перед которыми когда-то возвышались прекрасные арки, сейчас - разрушенные и тщательно сметенные прочь. Однако уступы для колонн все-таки остались, да и ведущие из города мощеные дороги упирались точнехонько в них, отчего создавалось впечатление, что ступаешь не на камень, а попираешь ногами брошенное солнце с идеально прямыми дорогами-лучами. И таких лучей здесь оказалось ровно двенадцать, как раз по числу арок и концентрически сходящихся кругов, выточенных в каменном основании площади. Тогда как последняя, тринадцатая (самая широкая и чистая, кстати) дорога, вела из центра площади к далеким постаментам. И именно на ней сейчас недвижимой статуей замер Ширра, заняв по какой-то иронии самый центр этого громадного круга и самое его почетное место.

Площадь, что неприятно, тоже оказалась погруженной во мрак, как и весь город, но при этом она отнюдь не выглядела разрушенной. Будто чудовищный смерч, прокатившийся когда-то по здешним местам, не посмел ее коснуться даже краешком и сохранил в первозданном виде то, что некогда было создано исчезнувшей цивилизацией Крылатых. Даже высокие каменные постаменты на гигантских ступенях, которые все сильнее ассоциировались у меня с троном, выглядели так, словно хозяева лишь совсем недавно удалились. Осталось только смахнуть тонкий слой пыли, и все - можно с честью принимать гостей.

Правда, поначалу мне показалось, что сидения были выточены из металла, что должно было означать жуткие муки от пребывания на подобном, с позволения сказать, троне. Но нет - все тот же мрамор, только не такой светлый, как стены виденных нами домов, а, напротив, угольно-черный. Как в противовес или в насмешку. Такой же непроницаемо черный, как шерсть у нашего Ширры. По крайней мере, у одного из них. Тогда как второй... присмотревшись внимательнее, я запоздало поняла, что черный цвет для него не родной. Думаю, когда-то давно он был серым или даже белым. А может, серебряным? Не видно в темноте. Однако понятно, что время и запустение сделали свое черное дело - теперь оба трона выглядели почти неотличимыми друг от друга, за исключением того, что левый казался чуть повыше и помассивнее, а правый - чуть изящнее и тоньше. Правда, и тот, и другой на данный момент ожидаемо пустовали. Как пустовала сама площадь, весь этот город и старые, заброшенные и нескончаемо древние горы.

Закончив с осмотром, я нерешительно шагнула под несуществующую арку. На какой-то миг даже пригнулась, словно боясь, что за дерзость меня покарают небеса, потому что мертвый город - явно не то место, где позволено быть живым. Но обошлось - ни громов, ни молний, ни строгого окрика. Только Ширра тяжело вздохнул из центра, да холод в груди стал немного сильнее.

Я хотела подойти к нему, успокоить, заверить, что не по-прежнему готова выполнить все свои обязательства и непременно разыскать хорошего мастера для его загадочной цепочки. Уже открыла было рот, чтобы попросить Рума ненадолго угомониться и дать мне возможность все объяснить, закончить, наконец, их нелепую вражду... но не успела: в этот момент Ширра вдруг поднял голову к небу, хлестко ударил хвостом по воздуху и, распахнув пасть, издал долгий, протяжный, пробирающий до самых костей рев. Страшный, свирепый, полный ярости рев, который вдруг отчетливо напомнил мне бешеный рык оберона.