Танец ангела

10

Убирая в подвал стулья после информационного собрания для тех, кому предстоит конфирмация, Ханне Эстергорд невольно улыбалась. К концу подростки заскучали: давайте закругляться, хватит уже. Но они сами подняли этот вопрос — обязательно ли креститься перед прохождением конфирмации. Ханне без нажима, но уверенно отмела сомнения: креститься — классно, пару капель воды на макушку, и Господь на небе будет удовлетворен. Примерно так.

Она поставила на стол рамку с фотографией и надела плащ. Рамка с дребезжанием съехала и упала на пол. «Если бы я не служила Богу, я бы грязно выругалась», — подумала Ханне. Рамка осталась цела, но стекло потрескалось. Ханне выбрала кусочки стекла, положила фотографию дочери в карман плаща, посмотрела на часы. Представила, как Мария сейчас вносится после танцев в дом, швыряет куртку в сторону вешалки — и та, может даже, ее поймает. Четырнадцать неустойчивых порывистых лет; ботинки посреди холла, сумка валяется рядом, заруливаем в кухню — если Ханне повезет, то кекс отправится в духовку. В кухне, кстати, давно нужно сделать ремонт.

Ханне быстро вышла на улицу. У церкви стояли клены неожиданно крикливых тонов — напротив зажглись неоновые вывески. Прозрачным зимним вечером цвета рекламы подавляли все, клены не имели ни малейшего шанса.

Ханне перешла дорогу, свет из окна гостиной нарисовал на тротуаре кеглю.

Бесплатная столовая, которую они первыми в городе открыли для нуждающихся, стала очень популярна. Это приятно, но в то же время пугало. То, что столовая была единственной, очень чувствовалось: сюда ехали или приходили пешком даже из отдаленных районов.

Ханне дрожала от холода, дул ветер. Идея раздавать пакеты тоже оказалась удачной. Они все хорошо продумали. Унижение? Кто сейчас об этом думает? Крупа, молоко, маргарин, яйца и пять бананов в фирменном пакете ближайшего магазина. Никак не догадаться, что продукты не куплены на свои деньги.

«Мы живем в руинах, — думала Ханне, — или в том, что скоро станет руинами. Странно это все. Мы жили в стране, где было нечто цельное и своими руками стали его разносить на мелкие кусочки. Наступает война. Она только ждет удобного момента. А мы пытаемся облегчить муки. Безумные иллюзии. Снова появились нищие, они стараются скрывать свои имена». Ханне вспомнила утренние часы на улице Сконегатан, в полиции.

— Никогда ведь не знаешь заранее, что увидишь, когда поднимешься по лестнице, — сказал неправдоподобно молодой полицейский. — Конечно, мы натренированы и готовимся заранее, но к такому нельзя подготовиться. И как после этого работать дальше?

— У вас есть с кем поговорить об этом дома?

— С подругой…

— Вы это обсуждали?

— Да, черт… В общем, да.

— Можете ругаться, если вам надо.

Парень посмотрел на нее. Длинный, лицо худое, волосы прямые.

— Спасибо.

Ханне ждала продолжения.

— Было бы хотя бы не так много крови, — сказал он. — Если бы можно было войти, а он там лежит на кровати лицом к стене, как будто спит, и потом едешь по следующему вызову искать угнанную машину. Машины я люблю больше всего, когда стоит такая под мостом Гетаэльвсбрун и чувствуется, что она там уже давно, и тогда мы проверяем номер — а она в угоне!..

— Их обычно там кидают?

— Угнанные тачки? Да, очень часто. Гопники гоняют на них из Нордстана на север и обратно, пока бензин не кончится, и если тачка еще цела, ее бросают под мостом, или у площади Римдторгет, или по пути в Агнесберг. А наркотики они покупают в галерее Фемман.

— А воруют они машины тоже в Нордстане?

— В основном в Хедене и у вокзала, а еще в парке, в Лизеберге, когда сезон. Сам я оставлю машину в Хедене, только если позарез будет надо.

— Неужели и полицейские машины угоняют?

Он ухмыльнулся и, повеселев, перестал напоминать комара-долгоножку.

— А как же!

— То есть, если я соберусь в кино, в Хедене не парковаться?

— Лучше не надо. Понимаете, они всегда работают в парах. Когда ты приезжаешь, они смотрят на тачку, и если она им подходит, один остается у машины, а второй идет за тобой и проверяет, куда ты пошел. Если они видят, что ты купил билет и идешь в кино, значит, им ничего не грозит.

— И они взламывают машину и уезжают?

— Конечно.

— Как хорошо, что вы меня предупредили, спасибо.

— Не за что. — Парень ввинтился от смущения в стул.

В окно постучали. Первый дождь в этом году.

— Скоро уже весна, — сказала Ханне.

— Вы думаете?

— Я всегда думаю.

Парень опять улыбнулся. Когда он двигался, раздавался скрип кожаного обмундирования.

«Не буду спрашивать, отпустило ли его», — решила Ханне. Они помолчали. Задрожали стекла в окне, вдалеке завыла сирена, пробирающаяся по улицам города.

— Пожарные, — сказал парень. — Где-то в Юханнеберге.

— Вы можете различить, где едет машина?

— После трех миллионов часов за рулем вокруг города начинаешь кожей чувствовать, где какой район и где север, а где юг.

— Так много часов накатали?

— Почти. — Помолчав, он добавил: — Кажется, полевая работа не для меня. Я уже по горло насмотрелся того, о чем должны заботиться другие… Но каждый раз первыми оказываемся мы.

— Мы с этого и начали…

— Все-таки не совсем. Мне теперь получше.

— Придете еще на часок послезавтра?

— Да, черт возьми.

«Ругань развязывает узлы напряжения», — думала Ханне, открывая калитку в сад. На кухне горел свет, Мария суетилась у плиты с полотенцем на голове. Кекс бисквитный, мраморный.

Эрик Винтер сидел на столе Рингмара, пиджак застегнут на одну пуговицу, шелк рубашки бросает отблеск на кобуру. Бертиль Рингмар знал, что сам бы он никогда не смог сидеть с такой небрежной элегантностью. Его ноги были слишком коротки, кобура почему-то никогда не блестела, и у него никогда не будет такого дорогого костюма.

— Сколько раз мы звонили в Лондон родителям Джеффа? — спросил Винтер.

— Два или три.

— А вот то письмо, что ему пришло…

— Да, и что?

— Он больше никому не писал?

— Насколько я знаю, нет.

— Я посмотрел протоколы допроса девочки, с которой он переписывался. Петра Альтхоф, что ли. Джефф написал ей, что скоро приедет, она тут же ответила, и все — он больше не отвечал.

— Да, — сказал Рингмар.

— Почему, интересно?

Рингмар пожал плечами:

— Откуда я знаю?

Винтер помолчал и сказал:

— Англичане не любят тянуть.

— Да, они стартуют резко. Посмотри хотя бы, как они играют в футбол.

— У них есть специальный человек, который регулярно звонит Мальмстрёмам, как бы психологическая поддержка.

— Хм.

— Как только начинается расследование, комиссар назначает сотрудника по связям с родственниками. По крайней мере многие так делают.

— Так и ты так же делаешь, — сказал Рингмар.

— Ты про Меллестрёма? В этот раз у меня не было другого выхода.

Рингмар не успел ответить, в его нагрудном кармане зазвонил мобильник. Он достал его и пробубнил свое имя. Потом сказал: «Я посмотрю, тут ли он», — положил телефон на стол и махнул Винтеру в дальний угол. Они отошли.

— Это твоя мать.

— Она трезвая?

— Почти.

— Что ей надо?

Рингмар пожал плечами.

Винтер вернулся к столу и взял телефон.

— Да?

— Эээрик!

— Привет, мам.

— Мы так волнуемся.

— Угу.

— Мы прочитали, что опять кого-то убили.

— Я сейчас немного занят. Ты что-то хотела?

— Звонила Лотта. Жаловалась, что ты ей совсем не звонишь.

— Ей обязательно надо передавать это мне через Испанию? — сказал Винтер и со вздохом поднял глаза к небу. — Я ей позвоню. Все, мне надо бежать.

Он нажал отбой и протянул телефон Рингмару.

— И вот так всю жизнь, — сказал Винтер.

Рингмар хмыкнул.

— А где твой телефон, кстати?

— Заряжается у меня в комнате.

— Хм.

— Я поставил на перевод звонков.

— Понятно.

— Бесовская выдумка — этот гаджет, — сказал Винтер. — Я видел людей, которые говорили в трубки, стоя на улице напротив друг друга.

— Это современный способ избегать одиночества.

— Представь, если бы ты вдруг оказался в другой эпохе, Бертиль. В двух шагах от тебя ударила молния, и неземная сила перенесла тебя на пятьсот лет назад.

— Хм.

— Нет, ты послушай. Ты стоишь на том же месте, но пятьсот лет назад. Вокруг пустынно, сыро, холодно. Все, что у тебя с собой есть, — это телефон. Ты прячешься от проезжающих всадников и окончательно понимаешь, что это другая эпоха. Представляешь?

— Представляю.

— Единственное, что ты можешь сделать, — это попытаться побороть панику. Ты достаешь телефон и звонишь себе домой. И Будиль отвечает! Жена твоя! Понимаешь?

— Понимаю.

— Ты стоишь в Средневековье, но можешь позвонить домой. Это сводит с ума. Странно, что еще не сняли такой фильм.

— Ты бы доверил мне главную роль?

— Надо подумать. Но дальше самое интересное или самое плохое. Мой мобильник сейчас, как мы знаем, заряжается у меня в комнате. Но в Средневековье розеток и электричества не было. Ты стоишь, говоришь, и понимаешь, что когда батарейка сядет, будет конец. Полный конец, обрубится последний контакт.

— Что за жуткие истории приходят тебе в голову.