Танец ангела

39

Они сидели в комнате Макдональда, впервые за день оставшись вдвоем. Глаза Макдональда чернели как угли, лицо осунулось, казалось, что кожа натянута прямо на кости. Волосы все еще были распущены. Кожаная куртка лежала на стуле.

Винтер был в пиджаке, серой рубашке и черных джинсах. Подбородок и щеки покрывала щетина.

«Вот и кончилась скандинавская элегантность», — промелькнула мысль у Макдональда.

— Как ты сам понимаешь, ты теперь больше чем наблюдатель, — сказал он.

— Когда соберется вся команда?

Макдональд посмотрел на часы на руке:

— Через час.

Смеркалось. Лицо Макдональда снова было разрезано полосками света сквозь жалюзи.

— Мы никогда еще не были так близко к нему, — сказал Винтер.

— Если это тот же самый.

Под бумагами затарахтело. Винтер успел увидеть, что это распечатки из досье Макдональда, где были расписаны процедуры и общая политика работы. «Я очень держусь за эту папку, — сказал он как-то Винтеру. — Здесь оправдания моим решениям. Я хочу иметь развязанные руки и возможность мотивировать любое мое действие, когда меня вызывают раз в месяц на ковер к самому большому начальству».

Макдональд сгреб документы в сторону и схватил телефон.

— Да?

Макдональд сосредоточенно слушал, на лбу появились морщины. Он что-то записал в блокнот и задал несколько коротких вопросов.

Все шло по кругу, Винтеру все было знакомо в этой бесконечной борьбе со злом, которую вели сыщики всего мира. Он сам мог бы сидеть сейчас, прижимая трубку к натертому уху, или Макдональд мог сидеть на его месте, или они оба могли сидеть в тесной комнатке где-нибудь в Сингапуре, или Лос-Анджелесе, или Стокгольме. Все детали мозаики были заменяемы. Зло больше, чем жизнь. Оно уже есть, когда мы приходим, и оно остается, когда мы уходим.

— Звонили из Кеннингтона. Лаборатории Скотленд-Ярда.

— Я помню.

— Тот же метод и способ действий.

— Точно?

— Насколько они уже могут сказать.

— Следы на полу учли?

— Да.

— Боже мой.

— Он спешил.

Сумерки сгустились, и черты лица Макдональда теряли четкость.

— Наш несчастный свидетель барабанил в дверь и голосил, так что тому пришлось прекратить. Паники не было, он просто остановился.

— Может, он все-таки допустил какую-нибудь неосторожность? — спросил Винтер.

— Да-а…

— Какую же?

— Мы нашли забытый наконечник от ножки штатива.

Винтера бросило в холодный пот, как будто его засунули в морозилку, пальцы стали резиновыми, а волосы, наоборот, казалось, зашевелились.

— Бог все-таки с нами… — сказал он.

— Думаешь, Господь над нами сжалился?

— Да.

— Тогда, может, он за нами сейчас наблюдает.

— А этот колпачок, это не просто железка, которая всегда валялась в комнате?

— Ты недооцениваешь лучших техников в мире.

— Прошу прощения.

— Но я засомневался, небрежность ли виной. Слишком вызывающе это выглядело.

— Я тоже об этом подумал.

— О нахальстве?

— Да. И что это мог быть знак или сообщение. Или просто передал привет?

— Или крик о помощи, — сказал Макдональд. — Но с этим будут разбираться судебные психиатры.

— Нет, не о помощи. Но что-то близкое. Не могу подобрать подходящего слова.

— Достаточно, если ты знаешь это сам, по-шведски.

— Я и по-шведски слова не нашел, ни на каком языке.

Ветер переменился, и Бергенхем в первый раз ощутил, как лодка раскачивается из стороны в сторону. Вентиляция слегка посвистывала, как флейта.

— Не плотно прилегает, — показал он.

— Я привыкла к звуку.

— Я могу поправить.

— Мне будет чего-то не хватать.

Он немного подумал и начал:

— А когда ты Ангел…

— И что?

— Когда ты… работаешь…

— Да?

— Когда ты после танца уходишь от стола с кем-нибудь в комнатку за барной стойкой…

— Что ты хочешь узнать?

— Я хочу узнать… что происходит…

— Трахаюсь ли я с ними?

— Не… Я только думал, может, они говорят…

— То есть ты хочешь узнать, настоящая ли я проститутка.

— Нет!

— Ты думаешь, что я проститутка.

— Нет, черт возьми.

— Я не проститутка. Я никогда не делала этого за деньги — то, что ты сейчас имеешь в виду.

Бергенхем молчал, и в голове у него вертелась только одна мысль — что в нем внезапно проснулся другой человек. Кулаки почему-то были сжаты.

— Эй! Кто-нибудь дома? — спросила она и подошла поближе.

— Не подходи, — сказал он.

— Что?!

— Не подходи так близко.

— Ты все-таки думаешь, что я проститутка.

— Неправда.

Он снова выпил. Они открыли уже вторую бутылку. У него сегодня был выходной, но Мартине он сказал, что идет на работу. «Я бы хотела, чтобы ты сегодня остался дома, — сказала она ему. — Я чувствую, что воды могут отойти в любой момент».

— Я танцую для этих мерзавцев, — сказала Марианна. — Только танцую.

Но Бергенхем уже потерял интерес к своему вопросу. Он прикрыл глаза и увидел ребенка и Мартину, стоящих рядом. Для них на столе танцевала Марианна, улыбаясь чему-то, что она зажимала в руке…

Лодку стало раскачивать сильнее, словно ураган унес ее в открытое море. Ему вдруг стало нехорошо. Руки отяжелели и не слушались его, кровь пульсировала в пальцах, голова казалась чужой.

— Как когда я была маленькой… — продолжала Марианна. — Я рассказывала, как тогда было весело?

Он и остался в основном из-за того, что она стала рассказывать, какой она была в детстве. Он думал о богатых и бедных. О том, как это несправедливо. И лучше не становится, наоборот, путь в двухтысячные освещался красными, раскаленными сигналами, такого же цвета, как лампы в порноклубах, — фальшивый свет, помогающий найти дорогу в преисподнюю.

— Я была звездой на вечеринках, которые устраивали мой родители, — продолжала она, а Бергенхем вскочил с постели, взбежал наверх на палубу, перегнулся через поручень и освободил желудок. Глаза наполнились слезами, он ничего не видел.

Она положила руку ему на спину и что-то сказала, он не сразу разобрал что.

— Не наклоняйся ниже. Иначе тебя утянет в воду.

Стало легче дышать. Зрение вернулось. Река была черная-черная. Лодка уткнулась в камень у причала. Нет, там, внизу, выхода не было, это он знал.

Она вытерла ему лоб влажным полотенцем. Только сейчас он заметил, что они стоят под ливнем. Рубашка прилипала к телу, как будто он лежал в воде. Она помогла ему спуститься обратно. Ноги разъезжались на мокрых досках в разные стороны.

Винтер налил из чайника кипяток. Утро в Лондоне было в полном разгаре, восемь часов. Неизвестная птица на заднем дворе уже успела охрипнуть.

Через несколько часов они с Макдональдом должны сидеть перед телекамерами и разговаривать с незнакомыми журналистами. Как только программа «Следим за расследованием» позвонила, Макдональд тут же согласился на съемки.

Вчера все собирались вместе в одном из залов на Парчмор-роуд — четырнадцать сыщиков, считая Винтера. На столе стояла бутылка виски. Все делились идеями. Макдональд пытался выхватить наиболее толковые.

Смогут ли они донести до телезрителей то, что нужно? Винтер не боялся камер и надеялся на прорыв в расследовании после выхода передачи.

— Сейчас подходящий момент, — сказал Макдональд Винтеру, — очень вероятно, что мы получим сведения от анонимных свидетелей.

— Согласен.

— ТВ — фантастический посредник.

— Да, совмещает гласность и анонимность.

Анета Джанали была в черной кожаной куртке с белым шарфом. «Я знаю, почему у меня так хорошо подвешен язык, — размышляла она. — Тот, кто видит свет, может черпать из него уверенность в себе. Я знаю, что справлюсь лучше, чем мужики».

Она сидела в машине и листала протоколы опросов свидетелей. «Мне нечего терять. Я не белая, как они. Фредрик белый, но это единственное, что у него есть. Хотя он, как многие глупые люди, добродушный. То есть как те, кто глупые в наиболее безобидном смысле этого слова. А в некоторых ситуациях даже умнее быть глупым».

Большую часть времени полицейский работает в команде. В этом большое преимущество его работы, в этом же и самый большой недостаток — если судьба или начальник сводит с тем, кто тебя раздражает. Анета и Фредрик смогли приспособиться друг к другу, и от их действий можно ожидать отдачи. Он был ограничен и недалек умом, она — интеллигентка, и Хальдерс это чувствовал.

Была и еще одна важная деталь: она умела отдыхать во время работы. Не спать в машине, а расслабляться, отстраняться от зла, чтобы весь мир не становился черным насквозь. Это важное качество. Все кошмары, с которыми мы сталкиваемся, не должны затмевать свет и надежду. Рано или поздно наступает развязка, и эпилог должен вселять веру в будущее.

Они ехали по нужному адресу.

— В чем смысл жизни? — будничным тоном спросила Анета.

— Чего?

Фредрик Хальдерс рулил по круговому перекрестку в промышленном районе Хёгсбо. Он сделал потише радио, чтобы расслышать, чем там на этот раз черная королева решила поделиться.

— Я о смысле жизни. Для чего ты, Фредрик, существуешь?

— Как удачно ты задала этот вопрос.

— Ты можешь подумать.

— Не требуется.

— Ты знаешь ответ?

— Конечно, — сказал Хальдерс и притормозил на пешеходном переходе, пропуская женщину с коляской.

Вдоль дороги нанятые коммуной работники обрезали ветки у деревьев.

— Так какой ответ? — спросила Анета.

— Я тебе вечером расскажу.

— Ты просто не знаешь!

— Я сказал — вечером.

— Даю тебе два часа.

— О’кей.

Они проехали мимо павильона.

— Не хочешь сосиску? — спросил Хальдерс.

— Они вредные.

— Я об этом не спрашивал.

— Я не хочу есть.

— А я хочу.

Хальдерс затормозил, развернулся и подъехал к киоску.

— Смотри-ка, они его перестроили.

— Хорошо, пойдем вместе. Я хочу пить и устала сидеть в одной позе. Сиденье очень неудобное.

Они запарковались и вошли в палатку, которая стала теперь рестораном. От дороги его заслоняла стена. Пахло жиром и… непонятно чем. Фредрик наверняка из тех, кто покупает на улице нечто неопознанное под псевдонимом «котлета из говядины», думала Анета.

Хальдерс читал меню. Названия блюд были начертаны легко стираемым маркером, чтобы заменять их в течение дня.

— Я, пожалуй, возьму котлету из говядины, — сказал Хальдерс.

— Правильно.

— Почему?

— Она полезнее, чем сосиска.

— Но для тебя она недостаточно хороша?

— Я так не сказала.

— Это настоящая еда для серьезных людей.

— Не забудь майонез.

— Что?

— Майонез. Тогда говядина будет еще более настоящей.

Хальдерс хмыкнул и взял к котлете молочно-шоколадный напиток «Нуко». Тут уже Анета не выдержала и рассмеялась.

Они вышли на улицу и увидели, что их машины нет.

— Что за черт…

Хальдерс выронил котлету.

Анета плакала от смеха.

— Какого черта ты ржешь…

Анета пыталась что-то сказать, но смех душил ее. Хальдерс смотрел на нее безумным взглядом. Анета вытерла слезы.

— Теперь верю тебе, Фредрик. Тебя действительно преследуют.

— Чего?

— Это заговор. Тебя преследуют и угоняют все твои машины.

— Иди к черту, — сказал Хальдерс и набрал номер полиции.

Пока они ждали, Хальдерс сказал:

— Смысл жизни — поймать угонщиков, вернуть машину.

— И все?

— Все.

— Вон наши коллеги едут.

— Жизнь продолжается.

Винтер пожарил два тоста и намазал их маслом и апельсиновым джемом, горьким от мелко изрубленных корочек. До этого он успел сходить к газетному киоску и купить «Гардиан», «Индепендент», «Таймс» и «Дейли телеграф».

Зазвонил телефон. Это был Бертиль Рингмар.

— Я помню, что у вас на час раньше, но я предполагал, что ты уже не спишь, — сказал он.

— У нас разгар дня.

— Мы получили еще одно письмо от того квартирного вора.

У Винтера несколько секунд заняло прокрутить события назад и вспомнить, о чем речь. Окровавленная одежда. Время совпадало. Черт побери…

— Эрик?

— Я здесь.

Он запил чаем тост, который уже успел откусить.

— В этот раз он был более настойчив. Как будто хотел возместить то, что не сразу сообщил о находке, очистить свою совесть.

— И что?

— Мы присмотрелись повнимательнее к тому типу, на которого он указал. У Фредрика и Анеты это заняло больше времени, чем мы думали, когда их машина…

— Бертиль, к чертям хронологию, говори, что случилось.

Винтер затаил дыхание. Произошло что-то важное. Рингмар приготовил шефу какой-то подарок.

— Мы вызвали его на допрос.

— Что???

— Сначала никто не ответил, потом мы получили известие.

— Бертиль!

— Хорошо, хорошо. Теперь слушай внимательно. Сначала его просто не было в Гетеборге. Потому что он был в Лондоне.

Винтера бросило в холодный пот. Он смахнул все газеты со стола на пол, схватил блокнот и сел снова с ручкой наготове.

— Он, собственно, курсирует между Гетеборгом и Лондоном, поскольку работает старшим бортпроводником на «Скандинавских авиалиниях».

— Боже мой…

— Это еще не все. У него есть квартира в Лондоне. Он жил на два города.

— Он англичанин?

— Кажется, швед. По крайней мере зовут его Карл Викингсон.

— Викингсон?

— Да. И к тому же он работает на самолете, который называется «викин»-что-то-там.

— Он есть в наших базах?

— Нет. Совершенно чист.

— Где он сейчас?

— Сейчас он здесь, у нас, — сказал Рингмар.

У Винтера пересохло в горле. Он глотнул чуть теплого чая, не чувствуя вкуса. С таким же успехом он мог сейчас выпить керосин.

— Но мы еще не успели его допросить.

— У него есть алиби?

— Я же сказал, мы пока ничего не знаем.

— Скажи мне его адрес. Здесь, в Лондоне.

— Он живет в каком-то месте под названием Стенли-Гарденс, номер 32.

— Подожди, — сказал Винтер, положил телефон на стол, отошел в комнату и взял телефонный справочник.

— В Лондоне есть шесть Стенли-Гарденсов.

— О черт.

— Мне нужен индекс.

— Подожди, — сказал теперь Рингмар.

Винтер отпил еще глоток «керосина». Теперь он чувствовал азарт погони.

— У нас есть его визитка… Погоди… Стенли-Гарденс, В 11.

Винтер лихорадочно пролистал справочник. Ноттинг-Хилл, Стенли-Кресент…

— Ясно. Улочка, перпендикулярная Кенсингтон-парк, — сказал он.

— Тебе виднее, — ответил Рингмар.

— Задержи его на шесть плюс шесть.

— Мы еще даже не допрашивали.

Но Винтер уже решил. Если на допросе выяснялось, что полиция хотела бы продолжить разговор, они имели право задержать человека на шесть и еще шесть дополнительных часов, предоставляя «еду и необходимый отдых».

— Шесть плюс шесть, наплевав на все алиби, — повторил Винтер.

— Я-то не против. Габриэль тоже рвется в бой.

Габриэль Коэн, обычно проводивший допросы, уже давно ждал, читал материалы и вздыхал от нетерпения.

— Подожди с Габриэлем.

— Почему?

— Начни сам.

— Но он должен хотя бы присутствовать.

— Но только как наблюдатель. В начале мы должны быть крайне осторожны и внимательны.

— Мягко и спокойно, — пообещал Рингмар.

— Нам нельзя ошибаться.

— Обижаешь. К тому времени как ты вернешься, мы будем все еще обсуждать причуды погоды.

— Прекрасно.

— Кстати, когда ты прилетаешь?

— Не знаю. Запись программы, о которой я тебе вчера говорил, проведут сегодня после обеда. Сейчас я должен срочно проверить его квартиру. Созвонимся через несколько часов или как получится.

— Эрик…

— Да?

— Я не сказал еще-одну вещь… Викингсон был в Лондоне во время последнего убийства. Кристиана Ягерберга. Он был в Лондоне. Викингсон.

— Не в воздухе, не на борту?

— Черт, этого я не знаю. Но он был за пределами Швеции.

Закончив говорить с Рингмаром, Винтер тут же позвонил на службу Макдональду.

— Комиссар Эрик Винтер. Мне нужен Стив Макдональд.

— Секундочку.

Через мгновение Винтер услышал голос коллеги.

— Это Эрик. Мне позвонили из Гетеборга. Они привезли мужика для допроса, и у него есть квартира в Лондоне. Может, это ложный след, но мы должны его проверить.

— А где квартира?

— В Ноттинг-Хилле.

— Ага-а… Хорошее место…

— Я ничего не знаю о клиенте, но квартиру надо проверить сейчас.

— Снаружи?

— Почему?

— Я знаком с парой приличных судей, но никто не даст нам разрешения на обыск в Лондоне без убедительных оснований.

— Я по-любому уже выезжаю. Увидимся на перекрестке с Кенсингтон-парк-роуд.

— Каком перекрестке?

— Извини. Квартира на Стенли-Гарденс.

— Понял.

— Тогда встречаемся через час.

— Я выдвигаюсь, — сказал Макдональд.