Танец ангела

13

Они определились, в каких границах будут прочесывать район. Рутинная работа. Главное — четко договориться, кто какие дома и подъезды окучивает. А дальше надо всего только поговорить со всеми, кто там живет, и выслушать их, невзирая на то, на каком жаргоне они говорят, сколько чеснока они перед этим съели, соблюдают ли гигиену. То есть то, что называется гигиеной в этой стране, ухмыльнулся один из сыщиков, недавний выпускник полицейской школы. Винтеру не нравились его полурасистские шуточки. Пока он не переходил границы, но он мог стать проблемой в будущем, и Винтер запомнил имя бойца: «Я далек от политкорректности, но этого маленького дерьма мне не надо».

Джейми Робертсон был убит на пятом этаже на улице Чалмерсгатан, и у Винтера промелькнула мысль проверить связи со студенческим общежитием в километре оттуда. Подтвердить или исключить.

Дома в этом районе стояли массивные, один к одному, как вырубленные из скалы миллионы лет назад. Полицейские сновали туда и сюда, звонили в двери, лестницы заполнялись бормотанием в попытках вспомнить то, что было не важным раньше и стало значительным сейчас.

Лассе Мальмстрём надел костюм и не снимал его три дня, ходил на службу, а вечером третьего дня все, что случилось, наконец обрушилось на него в полной мере. Тело сына прибыло на самолете из Лондона.

Время казалось сделанным из камня. В голове крутились ужасные картинки. Когда самолет садился, у него мелькнула безумная мысль, что крыло сейчас отвалится и все это к чер…

И дальше пустота. Ни костюма, ни работы. Тишина вокруг и ничего, что бы он хотел помнить. Он больше ничего не хотел знать. Он существовал только внутри себя.

«Последнее, что ему надо, — это мои уверения, что я понимаю его чувства, — думал Винтер. — Но все-таки формулы соболезнования надо произносить».

Безоблачное утро освещало гостиную — Лассе Мальмстрём искал тишины, но не темноты. Небритость подчеркивала запавшие черты. Он непрерывно чесал подбородок, и звук напоминал о сгребании листьев, в остальном было тихо.

— Какие новости? — спросил он.

— Вы о чем-то конкретно? — уточнил Винтер.

Лассе долго не отвечал, опрокинувшись обратно в тишину, только рука непрерывно двигалась у подбородка.

— Последний раз я читал газеты сто лет назад, в тот день, когда… привезли Пэра, — наконец сказал он.

— Видите ли, есть несколько вероятных причин, отчего почти одновременно с Пэром в Лондоне два мальчика были убиты здесь, в Гетеборге.

— Причин?

— Я имею в виду замысел, безумный план убийцы, в таком роде.

— Уж не знаю, огорчаться ли убийствам или радоваться.

— В каком смысле?

— Раз такое случилось, вы начнете работать активнее, на улицах будет больше полицейских, и это хорошо, независимо от того, есть ли связь между убийствами или нет.

Винтер промолчал.

— Чем больше убивают, тем больше усилий прикладывается и больше шансов, что убийцу Пэра схватят, или арестуют, или как там это у вас называется.

— Возможно.

— Я тут говорю о связи между убийствами, но я понятия не имею, есть ли она, да и вы, судя по всему, тоже.

— Мы разрабатываем эту версию параллельно с другими.

— Вы будете держать меня в курсе? — спросил Лассе Мальмстрём и посмотрел Винтеру в глаза.

— Конечно.

— Это не пустые слова, чтобы меня успокоить?

— Мы в любом случае всегда информируем семьи, и я не собираюсь делать тут исключение.

— Хорошо.

— Понимаете, мы не сидим и не смотрим друг на друга в ожидании хорошей идеи. У нас много идей, планы постоянно корректируются, есть отработанная система, нам вздохнуть некогда.

— О’кей, о’кей.

За окном лаяла собака, злая на целый свет.

«Наконец-то он убрал руку от лица, — подумал Винтер. — Попробую спросить сейчас».

— У меня есть еще вопрос к вам, Лассе.

— Да?

— Вы понимаете, что нам надо знать о Пэре как можно больше… Прошлое, друзья, девочки и все такое. И все такое, — повторил Винтер. — Мы поговорили с его подругой, и она, оказывается, не была его подругой.

— Чего?

— Она не была его девочкой.

— Я не понимаю, что вы хотите.

— Вы сказали — то ли вы, то ли Карин, — что она была его девочкой, но это оказалось не так.

— Черт подери, но они же расстались.

— Скорее, они и не начинали… по-настоящему.

— Я не понял, это у меня проблемы с речью или у вас? Что вы хотите сказать — что они были просто друзья или что Пэр так и не собрался ее трахнуть?

Винтер не знал, что сказать.

— Что? Отвечайте!

— Скорее второе, — наконец сказал Винтер.

— То есть ему не удалось ее трахнуть — это вы имели в виду под «держать меня в курсе»?

Винтер хотел что-то сказать, но Лассе перебил:

— Это ваша современная техника допроса, комиссар? Новый метод?

— Лассе. Мы должны знать все, что можно, о его прошлом. Без этого мы не сможем продолжать работу.

— Что, к черту, вы конкретно хотите?

— Мы должны узнать как можно больше о его… интересах.

— Был ли мой сын гомиком?

— А он им был?

Лассе Мальмстрём отвел взгляд.

— Хватит. Уходите отсюда.

— Лассе, держите себя в руках.

— Вы спрашиваете, был ли мой сын педерастом, и считаете, что я должен держать себя в руках?

— Я ничего не знаю о сексуальной ориентации вашего сына. Поэтому я спрашиваю.

Лассе посидел, облокотившись на стол, наконец что-то неразборчиво сказал.

— Простите? Я не расслышал.

— Я понятия не имею…

Винтер ждал продолжения.

— Я говорю правду. Даже если у него было, как я понимаю, не очень много девочек в последнее время, я никогда об этом не задумывался. Я сам… поздно начал.

Собака все лаяла и лаяла, как полноправный участник их разговора, вторящий Лассе.

— Вы спрашивали у Карин?

— Нет еще.

— Спросите.

Собака замолчала — устала, наверное.

— Такие вещи очень важны для нас, очень, — сказал Винтер.

— Я не вру, даже если бы он был гомиком, я бы не стал врать.

— Тут нечего скрывать.

— Но вы думали, что я скрываю.

— Нет.

— Я не гомофоб, просто это было немного неожиданно.

— Надо попытаться узнать все, что можно.

— Поговорите с Карин и с его… друзьями. Вы опять будете копаться в его вещах?

— Нет.

Выйдя на улицу, Винтер посмотрел на дом, где жила сейчас его сестра и где вырос он сам. После развода Лотта стала слишком нервной, а ее работа врача требовала выдержки. Ситуация улучшилась, когда она купила у родителей их старый дом и переехала обратно со своим ребенком.

«Никого нет дома. Позвоню вечером», — подумал он.