Татаро-монголы в Азии и Европе

Л. В. Черепнин Монголо-татары на Руси (XIII в.)

В 20–40-х годах XIII в. на Русь обрушилась страшная лавина монголо-татарского нашествия. В кровавой борьбе с врагом отстаивал русский народ вместе с другими народами Руси свою независимость. На полях сражений геройски пало много воинов. Разорение и гибель несли завоеватели мирным жителям городов и сел. Подавив мужественное и упорное сопротивление народов, монголо-татарские захватчики установили над Русской землей свое господство, пагубно сказавшееся на ее дальнейших судьбах.

Вопрос о монголо-татарских походах на Русь, их тяжелых последствиях для страны, народной борьбе с завоеванием и игом принадлежит к числу важнейших исторических проблем. Для разработки этого вопроса много было сделано в дореволюционной историографии; ему посвятили свои исследования ряд советских историков[843].

Вторжению в Русь предшествовали завоевательные походы монгольских феодалов в Сибирь, Северный Китай, Среднюю Азию, Иран, на Кавказ. Повсюду монгольское нашествие сопровождалось страшным разорением местных жителей, разрушением городов, уводом населения в рабство. Захватчики стремились подорвать производительные силы в покоренных странах и тем самым лишить их жителей возможности сопротивления. Арабский историк Ибн ал-Асир (ум. в 1233 г.) говорит о монгольских завоеваниях как об «огромном несчастий, которому-подобного не производили дни и ночи и которое охватило все создания… если бы кто сказал, что с тех пор, как аллах всемогущий и всевышний создал человека, по настоящее время мир не испытывал [ничего] подобного, то он был бы прав: действительно, летописи не содержат ничего [сколько-нибудь] сходного и подходящего… [Татары] ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши»[844].

Монгольские войска, под предводительством полководцев Чингис-хана Джэбэ и Субэдэя, повоевав в 1222 г. в Грузии и Азербайджане, обманом и угрозами выведали дорогу через горное ущелье у Дербентской крепости и вышли на Северокавказскую равнину. Местные жители аланы (осетины) договорились с кочевавшими здесь половцами (кыпчаками) о совместном выступлении против врага, но монголы внесли рознь в их среду, подкупив половецких вождей. Персидский автор Рашид ад-Дин (ум. в 1318 г.) рассказывает, что монголы дали знать кыпчакам: «Мы и вы — один народ и из одного племени, аланы же нам чужие; мы заключим с вами договор, что не будем нападать друг на друга и дадим вам столько золота и платья, сколько душа ваша пожелает, [только] предоставьте их [аланов] нам»[845].

Половцы поверили обещаниям и перестали поддерживать аланов. Но монголы, разбив последних, изменили своему слову и бросились на половцев, в погоне за которыми овладели г. Судаком на Крымском п-ове. По словам Рашид ад-Дина, «некоторые из кыпчаков, оставшиеся в живых, убежали в страну русских»[846], т. е. за Днепр.

Южнорусские степи, где были половецкие кочевья, привлекали внимание монгольских феодалов. Персидский писатель ал-Джузджани в своем сочинении «Насировы разряды» (1259–1260) приписывает Джучи — сыну Чингис-хана такие слова о Кыпчакской земле (Дешт-и-Кыпчак): «Во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих»[847]. О Дешт-и-Кыпчаке как стране «обильной пастбищами зимою и летом» говорит и Ибн ал-Асир[848].

Погоня монголов за половцами привела их к первому столкновению с русскими. Об этом сохранились сведения как в восточных, так и в русских источниках. Согласно данным, приводимым Ибн ал-Асиром, монголо-татары, пробыв «некоторое; время в земле Кыпчацкой», в 1223 г. «двинулись в страну русских». Те вместе с половцами вышли навстречу врагу, и монголо-татары «обратились вспять». Русские решили, что это сделано «со страху перед ними и по бессилию сразиться с ними», и пошли вслед за противником. Но то была лишь уловка. Монголо-татары в течение 12 дней продолжали отступать, а потом вдруг неожиданно «обратились на русских и кыпчаков». Начался бой, продолжавшийся несколько дней, «обе стороны бились с неслыханным упорством, но монголо-татары, обладая значительно большей силой, одержали победу. Половцы и русские «обратились в сильнейшее бегство». Противник преследовал их, «убивая, грабя и опустошая страну». Спастись удалось лишь немногим[849]. Аналогичное, только более короткое повествование о первой встрече монголо-татар и русских, приведшей к «обезлюдению» части половецких и русских земель, имеется у Рашид ад-Дина[850].

В русских летописных сводах (в Новгородской первой[851], Лаврентьевской[852], Ипатьевской[853] и других летописях) рассказ о сражении на Калке монголо-татар с русскими в 1223 г. насыщен подробностями конкретного характера. Отдельные летописи имеют между собой ряд различий, и потому картину происшедшего приходится восстанавливать путем их взаимного сопоставления[854]. Нашествие монголо-татар летописцы рисуют как событие неожиданное, а самих их как народ неведомый («незнаемый»), хотя слух об их завоеваниях уже дошел до Руси («слышахом бо, яко многы страны поплениша»)[855].

Когда монголо-татары напали на половцев, их хан Котян (вместе с другими половецкими вождями) попросил военной помощи у своего зятя — галицкого князя Мстислава Мстиславича Удалого, указав ему, что над русскими тоже нависла угроза монгольского нашествия: «Нашю землю суть днесь отняли, а вашу заутра, пришедше, возмут»[856]. Свое обращение к Мстиславу половцы подкрепили большими дарами. Галицкий князь проявил инициативу в созыве княжеского съезда для обсуждения вопроса о походе против монголо-татар. Он говорил, что если не помочь половцам, то они могут соединиться с татарами и вместе с ними напасть на русские земли.

Съезд, состоявшийся в Киеве, решил, что лучше встретиться с противником на чужой земле, чем на своей. Стали готовиться в поход. Собрали свои полки князья «старейшие» Мстислав Романович киевский, Мстислав Мстиславич галицкий, Мстислав Святославич черниговский, «молодые» князья Даниил Романович волынский и другие. Но царившая в стране раздробленность мешала единству действия. Не принял участия в походе князь владимиро-суздальский Юрий Всеволодович. Он обещал прислать отряд ростовцев во главе со своим племянником Васильком Константиновичем, но тот не явился.

Монголо-татары, узнав о выступлении русского войска, послали к князьям на Днепр (к г. Зарубу) послов с предложением о мире, заявив: «Мы слышим, что вы идете против нас, послушав половцев; а мы ни вашей земли не заняли, ни городов ваших, ни сел ваших, не на вас мы пришли, но на холопов и на конюхов своих на поганых половцев. А вы возьмите с нами мир; если они выбегут к вам, и вы бейте их оттуда, а товар их берите себе, потому что мы слышали, что они и вам много зла делают, того ради мы и бьем их»[857]. Это была попытка вбить клин в отношения между русскими и кыпчаками, побудив первых воевать с последними, и тем самым ослабить обе стороны. Аналогичная тактика была ранее применена монголо-татарами к половцам и аланам. Русские, по-видимому разгадав умысел противника, перебили монгольских послов и пошли навстречу неприятелю. Не имело успеха и второе татарское посольство.

Перейдя на левую сторону Днепра у о-ва Хортицы, русские военные силы, прибывшие из разных княжеств, направились в восточном направлении в Половецкую степь. Первая схватка с неприятелем была удачной. Передовые монголо-татарские отряды были частью перебиты, частью обратились в бегство. Продвигаясь на юго-восток, русские через восемь-девять дней достигли р. Калки (у Азовского моря), где 31 мая 1223 г. произошла знаменитая в истории битва.

Здесь проявился сепаратизм отдельных военачальников, пагубно для Руси сказавшийся на исходе сражения. Не было ни общего плана военных действий, ни единого руководства. Между князьями отсутствовало согласие, каждый поступал на свой страх и риск. Мстислав галицкий и Даниил волынский двинули свои рати в бой, а Мстислав киевский к ним не присоединился и отсиживался со своим войском в укрепленном лагере на горе над Калкой. Это не только гибельно повлияло на общее дело, но и трагически окончилось для него самого. Одержав победу над русскими воинами (чему в немалой степени способствовало отступление половцев), монголо-татары окружили лагерь киевского князя Мстислава. Будучи не в силах взять эту крепость, они пошли на обман: предложили русским мир и свободный выход, а когда те согласились, то перебили их. Пленным князьям была уготована страшная казнь: их задавили досками, на которых восседали во время пиршества торжествовавшие победители.

Короткий рассказ о событиях на Калке сохранился в китайской летописи «Юань ши»: Субэдэй привел свои войска к р. A-лиги, «где встретился с старшим и младшим Ми-чи-сылао [Мстиславами] и одним боем заставил их сдаться»[858].

Потери в битве на Калке были для Руси очень тяжелы. Было убито шесть князей; по летописным данным, из простых воинов вернулся лишь каждый десятый; число одних убитых киевлян достигало 10 тыс.[859] «И погыбе множество бещисла люди; и бысть вопль и плачь и печаль по градом по всем, и по селом»[860], — так заканчивает рассказ о калкской трагедии Новгородская летопись. Преследуя отступавших, монголо-татары дошли по Днепру до Новгорода Святополчского.

Повернув в пределы волжской Булгарин, монголо-татары натолкнулись на сопротивление. По словам Ибн ал-Асира, булгары «в нескольких местах устроили им засады» и, заманив, «напали на них с тыла» и перебили множество воинов[861]. Уцелевшие через степи Казахстана вернулись в Монголию.

Поход Джэбэ и Субэдэя в пределы Руси в 1222–1223 гг. явился началом осуществления завоевательных планов монголов в отношении Восточной Европы. Судя по исторической хронике «Алтан-Тобчи» Лубсан Данзана (XVII в.), Чингис-хан после битвы на Калке передал в управление своему сыну Джучи «страну кыпчаков», а Хуину-нойону поручил ведать «странами оросов (т. е. русских) и черкесов» и заботиться о «расширении земли»[862]. По словам арабского историка Эннувейри (ум. в 1333 г.), Чингис-хан назначил в улус Джучи «летовья и зимовья от границ Каялык и земель Хорезмских до окраин Саксинских и Булгарских, крайних пределов, куда доходили кони их полчищ при их набегах»[863]. После смерти в 1227 г. Джучи значительная часть его удела перешла к его сыну Батыю.

Через несколько месяцев после кончины Джучи, в том же 1227 г., умер и Чингис-хан. Великим ханом стал Угэдэй. На курилтаях 1227 и 1229 гг. монгольская знать разработала проекты новых завоеваний и приступила к их осуществлению[864]. Завоеватели стали действовать в разных направлениях. Был завершен захват Закавказья. Началось наступление на Восточную Европу. Рашид ад-Дин пишет, что Угэдэй «во исполнение указа, данного Чингис-ханом на имя Джучи, поручил завоевание Северных стран членам его дома»[865].

Как свидетельствует тот же автор, Угэдэй отправил военачальников Кукдая и Субэдэя с 30-тысячным конным войском в Прикаспийские степи («в сторону… Кыпчака, Саксина и Булгара»)[866]. Русские летописи датируют этот поход 1229 г. и сообщают, что под натиском монголов бежали в пределы Волжской Булгарин половцы, саксины и сторожевые военные отряды булгар («и сторожеве Болгарьскыи прибегоша бьени от татар близ рекы, ей же имя Яик»)[867].

В 1232 г. последовал новый поход монголов на Булгарию. В русской летописи имеется краткая запись: «Приидоша татарове и зимоваша не дошедше Великаго града Болгарьского»[868].

Значительным толчком к расширению завоевательной политики монголов стал курилтай 1235 г., на котором, как повествует персидский автор Джувейни (ум. в 1283 г.), «состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью». «В помощь и подкрепление» Батыю (Бату) были выделены отряды из ряда улусов во главе с военачальниками из членов правящего дома. В конце 1236 г. огромная военная сила вторглась в Булгарию, которая была подвергнута разгрому. По словам Джувейни, «в пределах Булгара царевичи соединились; от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные». «Силою и штурмом, — рассказывает далее Джувейни, — был взят город Булгар, известный «неприступностью местности и большою населенностью»; жителей его частью перебили, частью пленили[869]. Приведенные сведения подтверждаются данными Рашид ад-Дина о том, что в Булгарии были произведены «избиение и грабеж», монголы «разбили тамошнее войско» и заставили его покориться. Рашид ад-Дин называет также имена «тамошних вождей» Бояна и Джику, которые сначала «изъявили царевичам покорность» и были ими «[щедро] одарены», но потом «опять возмутились»[870].

В русских летописях тоже запечатлена картина бесчинств, учиненных монгольскими полчищами в Волжской Булгарии. «Безбожнии татари» взяли «славный великыи город Болгарьскыи», сожгли его, предали смерти многих жителей «от старца и до унаго и до сущаго младенца», захватили «товара множество» и «всю землю их плениша»[871].

Археологические материалы, исследованные А. П. Смирновым, подтверждают сведения письменных источников о разрушениях, произведенных монгольскими завоевателями в Булгарии: сохранились следы разгромленных зданий, сожженных деревянных домов и укреплений. Были сметены города Биляр, Кернек, Жукотин, Сувар[872].

Кроме булгар, монголы подчинили себе другие народы Поволжья и Прикамья: башкир, мордву, буртасов, саксинов и пр. О монгольском походе против «башкирдов» говорит Рашид ад-Дин[873]. Он же описывает «войну» монголов с двумя политическими объединениями мордвы — мокшей и арджанами (т. е. эрзянами или эрзей) и буртасами[874]. Венгерский монах Юлиан рассказывает, что к 1237 г. монгольские полчища. «завладели пятью величайшими языческими царствами: Сасцией, Фулгарией… напали на Ведин, Меровию, Пойдовию, царство Морданов»[875]. По-видимому, имеются в виду Саксин, Булгария, черемисы (мари), мордва[876].

Население боролось с захватчиками, отстаивая свою независимость. Юлиан называет одного мордовского князя, который «с немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил». В то же время другой князь мордвы «со всем народом и семьей покорился владыке татар». Длительное время (по рассказу Юлиана — 14 лет) не подчинялись завоевателям башкиры[877]. Упорно сопротивлялись саксины (саксы). По словам францисканского монаха Плано Карпини, монголо-татары «осадили один город вышеназванных саксов и пытались завоевать их, но те сделали машины против их машин и сломали все машины татар», так что последние «из-за машин и балист не могли приблизиться к городу для сражения». Тогда татары устроили дорогу под землей «и вскочили в город… одни пытались зажечь город, а другие сражались». Со своей стороны, жители города «назначили одну часть населения для тушения огня», другая же часть приняла бой. Татары, «видя, что не могут ничего сделать», удалились[878].

Особой ареной военных действий монголов были степи между Каспием и Азовским морем, где им сопротивлялись половцы и аланы. По данным арабского писателя Ибн-Васыля (ум. в 1297–1298 гг.), в 1229–1230 гг. «вспыхнуло пламя войны между татарами и кыпчаками»[879]. Оно особенно разгорелось в 1237 г., когда монгольские войска двинулись «облавой» с берегов Каспия к Дону[880]. И здесь захватчики встречали отпор со стороны местного (кыпчакского и аланского) населения. Особенно проявил себя в борьбе с нашествием отряд «кыпчакских удальцов» во главе с Бачманом. Джувейни говорит про него, что он был бесстрашен и неуловим. «Где бы войска [монгольские] ни искали следов [его], нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым». Узнав, что Бачман скрывается где-то у р. Итиля, против него двинули большое войско на 200 судах. Отряд Бачмана был обнаружен на одном из островов и уничтожен, а сам предводитель захвачен в плен и умерщвлен[881].

В конце 1237 г. началось наступление монголо-татарских войск под предводительством Батыя на русские княжества[882].

Рашид ад-Дин пишет, что осенью этого года находившиеся в Дешт-и-Кыпчаке «царевичи сообща устроили курилтай и, по общему соглашению, пошли войною на русских»[883]. Анализируя материал восточных источников, В. В. Каргалов приходит к выводу, что численность войск Батыя составляла 120–140 тыс. человек[884].

Неоднократно упоминавшийся выше монах Юлиан, пребывавший в 1237 г. в русских пределах, передает дошедшие до него слухи о сосредоточении на рубежах русских земель неприятельских военных сил. «Ныне же, — записал он, — находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж (Oveheruch), также княжество русских». Юлиан получил сведения и о дальнейших планах монголо-татар: «Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских»[885].

Основным источником для изучения завоеваний, осуществленных на Руси полчищами Батыя, являются русские летописные своды. Содержащаяся в отдельных сводах «Повесть о нашествии Батыя», как и «Сказание о битве на Калке», имеет несколько вариантов[886]. Особым литературным произведением (из цикла военных повестей), в ряде мест отличающимся от летописных текстов, является «Повесть о разорении Рязани Батыем»[887]. Текстологическое сопоставление всего этого материала позволяет восстановить ход событий.

По летописным данным, первой приняла удар монголо-та-тар Рязанская земля. На подступах к ней неприятель устроил стан, место которого в текстах определяется по-разному (на р. Воронеже; на р. Воронеже на Онузе; на Онузе; у Нузле). Есть мнение, что речь идет о р. Нузле — Узе, притоке Суры. А. Н. Насонов считает, что имеется в виду г. Онузе[888].

В Рязань из Батыева стана явились монголо-татарские послы, потребовавшие «десятины во всем: и в людях, и во князех, и в конех». На совете местных князей (рязанских, муромского, пронского) было решено десятину врагу не давать, и послы получили решительный ответ: «Аще нас не будет всех, то все то ваше будет»[889]. В то же время есть сведения о том, что рязанские князья пытались приостановить наступление монголо-татар дарами. Это им не удалось. Судя по «Повести о разорении Рязани», сын великого князя рязанского Юрия Игоревича, отправленный в татарский стан для переговоров, погиб там, так как отказался выдать Батыю на поругание свою жену.

Безуспешно великий рязанский князь Юрий Игоревич обращался за помощью во Владимир и Чернигов. Лишь в Коломну пришло из Владимира небольшое подкрепление. А рязанцам пришлось рассчитывать на самих себя. Их вооруженная рать выступила к Воронежу, и здесь в битве с монголо-татарами пали «многия князи месныя, и воеводы крепкыя, и воинство: удалцы и резвецы резанския». Татарские войска стали «воевати Резанскую землю, и веля бити, и сечи, и жещи без милости»[890]. Были разорены рязанские города: Пронск, Белгород, Ижеславец и др. 16 декабря 1237 г. неприятельские войска осадили Рязань. 21 декабря город был взят штурмом. Захватчики сожгли его, перебили жителей, разграбили «все узорочье и богатство» (т. е. драгоценности)[891]. Об осаде и взятии монголо-татарами Рязани (Арпана) сообщает и Рашид ад-Дин[892]. О большом разорении, причиненном Рязанской земле нашествием монголов, свидетельствует археологический материал, собранный А. Л. Монгайтом[893]. Им найдены и захоронения жертв татарского погрома.

О борьбе рязанцев с завоевателями образно рассказывает предание о богатыре Евпатии Коловрате. «Некий от велмож резанских», он после разгрома Рязани собрал дружину в 1700 человек, погнался за татарскими полками и, настигнув их в Суздальской земле, стал их «бить нещадно». Евпатий Коловрат погиб, но и после его смерти изумленные и перепуганные татарские военачальники отдавали дань мужеству и ловкости как pro самого, так и его соратников. По преданию, они говорили: «Мы со многими цари, во многих землях, на многих бранех бывали, а таких удалцов и резвецов не видали… Сии бо люди крылатый, и не имеюще смерти, тако крепко и. мужественно ездя бьяшеся: един с тысящею, а два с тмою. Ни един от них может съехати жив с побоища»[894].

От Рязани татаро-монгольские полки двинулись вверх по Оке и подошли к Коломне. Здесь они выдержали бой с войском, присланным из Владимира великим князем Юрием Всеволодовичем, под предводительством его сына Всеволода, и с рязанской ратью, во главе с князем Романом Игоревичем. В сражении были убиты князь Роман, воевода Юрия Бремен Глебович и много простых бойцов. Всеволод с «малой дружиной» бежал во Владимир. Рашид ад-Дин так описывает коломенскую битву: монголы «овладели также городом Ике» (т. е. городом на Оке). Военачальнику Кулькану «была нанесена там рана, и он умер. Один из эмиров русских, по имени Урман [Роман], выступил с ратью [против монголов], но его разбили и умертвили»[895].

От Коломны монголо-татары поспешили к Москве, где правил юный князь Владимир Юрьевич. Оборону возглавил его воевода Филипп Нянко. Москвичи не могли удержать города; он попал в руки неприятеля и был сожжен, так же как и окрестные села; население «от старца и до сущаго младенца» предано смерти; князь пленен. По словам Рашид ад-Дина, на овладение Москвой захватчикам потребовалось пять дней[896]. Джувейни среди городов, разгромленных монголо-татарами, называет «Микес» или «Машку». Завоеватели выставили против его стен метательные орудия и «через несколько дней оставили от этого города только имя его»[897]. Возможно, имеется в виду Москва, но уверенности в этом нет.

От Москвы путь монгольских захватчиков лежал во Владимир. Узнав о их продвижении, великий князь Юрий Всеволодович стал принимать меры. Он выехал с небольшой дружиной навстречу войскам, которые должны были привести его братья Ярослав и Святослав. Встреча была назначена на р. Сити — притоке Мологи. Руководить обороной Владимира остались сыновья Юрия — Всеволод и Мстислав.

В начале февраля 1238 г. монголо-татарская рать подошла к Владимиру и устроила стан перед Золотыми воротами. Показав владимирским князьям их пленного брата, привезенного из Москвы, монголо-татары думали тем самым заставить их сдаться. Но это не удалось, и неприятель приступил к осаде города. Тогда же враги послали войско к Суздалю; он был захвачен и выжжен. 6 февраля началась подготовка к штурму Владимира: монголо-татары «начата лесы и порокы ставити от утра и, до утра, и на ночь оградиша тыном около всего города»[898]. На следующий день, 7 февраля, через проломы в крепостной стене захватчики пробились в город и подожгли его. В пламени пожара погибло множество людей, скрывшихся в соборной церкви (в том числе члены княжеской семьи): «и тако огнем без милости запалени быша»[899]. Взломав церковные двери, монголо-татары добили тех, кто еще оставался в живых, и учинили грабеж. Уцелевших от вражеского меча завоеватели вели босыми и «беспокровными» в плен, и по дороге многие гибли от мороза.

Краткая заметка о взятии Владимира имеется у Рашид ад-Дина: монголо-татары, «осадив город Юрия Великого, взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Мэнгукаан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их [русских]»[900].

После падения Владимира под власть монголо-татар к началу марта 1238 г. попали и другие города Владимиро-Суздальской земли: Ростов, Углич, Ярославль, Юрьев Польский, Переяславль, Кснятин, Кашин, Тверь, Торжок, Дмитров, Волоколамск, Городец, Кострома, Галич Мерьский[901]. Всего летописец насчитывает 14 городов, разрушенных захватчиками или сдавшихся им. Он оговаривается при этом, что в его счет не входят слободы и погосты[902]. Таким образом, неприятельские отряды захватили большую территорию Северо-Восточной Руси.

4 марта значительное монголо-татарское войско обошло стан князя Юрия Всеволодовича на р. Сити. Окруженная вражескими вооруженными силами, русская рать была разбита в «злой сече». Много русских воинов было уничтожено. Погиб и князь Юрий. Рашид ад-Дин так описывает его конец: «Эмир этой области Вике — Юрку бежал и ушел в лес; его поймали и убили»[903]. Племянник Юрия князь Василько Константинович был взят в плен. Татары принуждали его «быти» в их воли и воевати с ними», а когда он отказался, убили его[904].

Еще до битвы на Сити монголо-татары осадили Торжок и в течение двух недель били по городским стенам из «пороков». «И изнемогошася людие в городе, а из Новагорода не бысть им помощи», — рассказывает летописец[905]. 5 марта город пал. Его жители подверглись массовому избиению. В числе убитых летопись называет новоторжского посадника Якима Влунковича.

Дальнейшие намерения и действия монголо-татарских завоевателей из источников не очень ясны. Летописи говорят, что от Торжка ими был предпринят «селигерским путем» поход к Новгороду, но, не дойдя 100 верст до города, они вернулись обратно. В литературе по-разному объясняются причины такого поворота: и боязнью распутицы, и истощением неприятельских сил. Недавно В. В. Каргаловым высказано мнение, что монголы и не собирались нападать на Новгород: в летописях речь идет просто о преследовании одним из вражеских отрядов тех, кто отступал от Торжка[906].

Рашид ад-Дин указывает, что после битвы на Сити монголо-татары решили «в совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся [на пути], брать и разорять»[907]. В верховьях Оки монголо-татарские завоеватели встретили сильное сопротивление жителей Козельска. Их нельзя было убедить «словесы лестьными» сдать город. Несмотря на молодость местного князя Василия, очевидно неспособного возглавить оборону, козельцы твердо решили защищаться. Это упорство летописец расценивает как проявление «крепкодушного ума». В течение семи недель горожане выдерживали осаду. Наконец татары проломили крепостную стену и взошли на вал. Тогда жители с ножами в руках бросились на неприятеля. Враги потеряли до 4 тыс. воинов (среди них — три «сыны темничи»). Взяв Козельск, Батый распорядился предать смерти всех жителей, вплоть до грудных младенцев. Князь Василий, по преданию, утонул в крови. Город татары прозвали «злым», памятуя о тех потерях, которые им причинило мужественное сопротивление местного населения.

По сведениям Рашид ад-Дина, войско Батыя осаждало Козельск два месяца и не могло овладеть им. Только когда к городу подошли новые военные силы во главе с Каданом и Бури, Козельск удалось захватить в течение трех дней[908].

Сохранилось предание о том, что какой-то отряд Батыя подошел к Смоленску («твердо вооружашеся на град той») и стал от него за 30 поприщ. Согласно легенде, город спас юноша, который выехал верхом на коне из Смоленска и «прехрабро скакаше по полком, яко орел по воздуху летая», «побивая враги, собирая хрестьян и пленных, и отпущая во град свой»[909]. В этом легендарном рассказе, вероятно, отразился реальный факт: народная освободительная война помешала татарскому войску овладеть Смоленском.

Летом 1238 г. монгольские рати отошли в Половецкие степи. Это было вызвано и потребностью в передышке после жарких боев, и необходимостью пополнения военных сил. К тому же в рядах завоевателей начались распри[910]. Так, Гуюк-хан враждовал с Батыем. «Сокровенное сказание» (монгольская хроника 1240 г. — «Юань чао би ши») приводит слова великого хана Угэдэя в адрес Гуюка: «По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым победителем русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата… Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении русских и кыпчаков не только не взял ни одного русского или кыпчака, но даже и козлиного копытца не добыл»[911].

Но и во время пребывания монголов в Половецких степях происходили военные столкновения с половцами, черкесами. В 1239 г. монгольские отряды снова вторглись в Мордовскую землю, сожгли Муром, Городец, прошли по Клязьме.

С весны 1239 г. началось продвижение монгольских войск и на юг. Сначала был взят «копьем» Переяславль, осенью пал Чернигов, пострадали и другие города. Наконец к исходу 1239 г. монгольские отряды дошли до Крыма.

В 1240 г. татары стали наступать на Киев. Летопись рассказывает, что один из военачальников — Мэнгу-каан, командовавший передовым отрядом, поразился «красоте… и величеству» города. Он отправил в Киев своих послов, рассчитывая путем лживых обещаний уговорить («прельстити») киевлян сдаться. Это не удалось.

В Киеве только что сменилось несколько князей. Во главе города остался воевода князя Даниила Романовича галицкого — Дмитр. Когда Киев окружили главные силы Батыя, то, по словам летописца, нельзя было услышать человеческого голоса «от гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его, и рьжания от гласа стад конь его».

Наступление началось у Лядских ворот, где были поставлены «пороки», действовавшие круглые сутки. Когда стены города были пробиты, горожане сопротивлялись врагу на их развалинах. «И тоу беаша видити лом копейны, и щет скепание, стрелы омрачища свет побеженым»[912]. Воевода Дмитр был ранен. Воспользовавшись этим, татары усилили натиск, добились перевеса, поднялись на крепость. Сутки шел бой. Киевляне укрепились у Десятинной церкви. Когда татары стали их одолевать, люди искали спасения в церкви, на ее сводах, в тайнике, сносили туда свое имущество. По словам летописца, церковные своды не выдержали и рухнули. М. К. Каргер не приемлет этого объяснения катастрофы церковного здания. Каменный храм, по его мнению, не упал бы от тяжести забравшихся на его своды людей; вероятно, захватчики били по церкви из «пороков»[913].

Киев пал, по одним данным-19 ноября, по другим — 6 декабря 1240 г. Дмитру, по летописи, Батый даровал жизнь за храбрость («мужества ради его»).

Затем монголо-татарские войска двинулись в Галицко-Волынскую землю. Рашид ад-Дин пишет, что они «туманами обходили облавой все города Владимирские и завоевали крепости и области, которые были на пути»[914]. Под стены Колодяжина завоеватели поставили 12 «пороков», но пробить их все же не смогли и добились сдачи города лишь ложными обещаниями жителям. Монголы взяли Каменец и Изяславль, вынужденно отступили от хорошо укрепленных Кременца и Данилова, захватили Владимир Волынский, Галич и «иныи грады многы, им же несть числа»[915].

Повсюду монгольское нашествие несло с собой гибель жителям. Плано Карпини, посетивший Русь вскоре после монголо-татарского разорения, писал, что враги «произвели великое избиение в земле Руссии, разрушили города и крепости и убили людей… когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле»; город Киев «сведен почти ни на что; едва существует там двести домов, а людей тех держат они в самом тяжелом рабстве»[916]. Во Владимире Волынском «церкви наполнены быша троубья и телес мертвых». В окрестностях Берестья нельзя было пройти «смрада ради и множества избьеных»[917].

Разгромив Русь, монголы двинулись на запад — в Польшу, Венгрию, Чехию, Молдавию, Валахию, Трансильванию.

После завоевания Руси полчищами Батыя она попала под власть Золотой Орды — монгольского государства со столицей Сарай-Бату на Нижней Волге (около совр. Астрахани). Впоследствии столица была перенесена в Сарай-Берке (выше Сарай-Бату по Волге).

Добиваясь покорности от Руси, Орда не могла сломать существующие там политические порядки[918]. Ордынские ханы стремились поставить эти порядки себе на службу, используя в своих интересах русских князей, которые им казались надежными, истребляя ненадежных и все время сталкивая князей между собой, чтобы не дать никому усилиться и всех держать в страхе. Из источников известно о поездках ряда русских князей в Золотую Орду и в Каракорум на поклон и для подтверждения прав на свои княжения. Не все возвращались обратно. Так, в Орде были убиты черниговские князья Михаил Всеволодович и Андрей Мстиславич, в Монголии отравили великого князя владимирского Ярослава Всеволодовича и т. д.

Сопротивление русских князей Орда подавляла военной силой. Когда князь Андрей Ярославич отказался «служити» ханам и в 1252 г. через Переяславль бежал в Швецию со своей семьей и боярами, в погоню за ним была брошена татарская рать под предводительством воеводы Неврюя, разграбившая окрестности Переяславля[919].

Население русских земель монголо-татарские ханы подвергли податному гнету. После того как жители Киева и других мест, разбежавшиеся во время нашествия монголов, вернулись обратно, завоеватели «сочтоша я в число и начаша на них дань имати»[920] (т. е. переписали их и обложили данью).

Сбор дани обычно отдавался на откуп. Сохранилось свидетельство Плано Карпини, что во время его пребывания на Руси (1246 г.) туда явился от монгольского хана Гуюка и от Батыя «один сарацин», произвел по его поручению учет населения, часть людей выделил для увода в рабство, а с остальных потребовал дань натурой (шкурами зверей)[921]. Трудно сказать, что имеет в виду Плано Карпини: чрезвычайный сбор или систематическое взыскание дани с территории всей Руси либо с какой-нибудь ее области.

В начале 50-х годов, при монгольском хане Мунке (1251–1259), фискальная политика в подчиненных монгольскому государству странах стала проводиться более организованно. В 1253 г., по данным китайской летописи «Юань ши», Мунке велел своему подчиненному Бицик-Берке[922] произвести «исчисление народу в России». В 1257 г. Мунке назначил даругой на Русь своего родственника Китата, возложив на него ответственность за сбор дани.

По летописным данным, на Русь «приехаша численици» (от слова «число» — перепись) и «исщетоша всю землю Суждальскую и Рязанскую и Мюромьскую»[923]. От податного обложения освобождалось духовенство. «Численники» поставили на Руси десятников, сотников, тысячников и темников (десятитысячников) и затем вернулись в Орду. По мнению А. Н. Насонова[924], речь идет об организации особых полков с подразделением на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч, которые возглавлялись лицами командного состава из монголо-татар, приведенных «численниками». Рядовые могли набираться и из местного населения. Подобные полки были подчинены особым воеводам, или баскакам. Источники упоминают о таких баскаках в Курске, Рязани, Ростове. Среди баскаков один (по имени Амраган), находившийся в г. Владимире, называется «великим», возможно потому, что ему подчинялись другие баскаки. Задачей военной баскаческой организации, по мнению А. Н. Насонова, была служба внутренней «охраны», т. е. обеспечение покорности со стороны населения, в том числе и наблюдение за исправным поступлением налогов, сбор которых поручался специальным лицам.

Несколько иначе подходит к сообщениям источников М. Н. Тихомиров. Он не отрицает существования на Руси особых отрядов баскаков и допускает возможность участия в них русских людей. Что касается летописного указания на десятников, сотников, тысячников и темников, то М. Н. Тихомиров отказывается видеть в них командиров татарских военных единиц. По его мнению, в интересах исправного поступления податей для обеспечения контроля за этим делом налогоплательщики были подразделены на десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч[925].

Наконец, В. В. Каргалов, отрицая наличие на Руси баскаческой «военно-политической организации» и «баскаческих отрядов», видит функции баскаков в контроле за деятельностью русских князей и в информировании хана об их поступках, внушающих подозрения[926].

Как бы то ни было, бесспорно, что через баскаков Орда стремилась держать Русь в повиновении. Однако народ поднимался на борьбу против монгольского ига. В 1257 г. начались волнения в Новгороде, вызванные полученным из Суздальской Руси известием о намерении татарских завоевателей заставить новгородцев платить тамгу и десятину. Зимой в город прибыли татарские послы вместе с князем Александром Ярославичем Невским и уже официально предъявили требование относительно тамги и десятины. Новгородцы отказались удовлетворить это требование, но обошлись с послами мирно, отправив через них дары хану.

В 1259 г. новгородцы получили через боярина Михаила Пинешеница, побывавшего в Суздальской земле, предупреждение, что если они не согласятся добровольно произвести у себя перепись («не имутся по число»)[927] для обложения повинностями на Орду, то их принудят к этому военной силой, для чего в Суздальской земле уже готовы войска. Испуганное боярское правительство согласилось на перепись. Но народ, как видно из дальнейшего, был против такого решения.

Зимой 1259 г. в Новгород прибыли писцы Берка и Касачик с женами и свитой. А. Н. Насонов считает, что Берка, упомянутый летописью, это — Бицик-Берке, посланный в 1253 г. монгольским ханом Мунке произвести «исчисление народу в России». Поведение писцов вызвало возмущение населения. Особенно оно было недовольно взысканием «туски» (как выяснил М. Н. Тихомиров, «туска» — это тюркское слово «тузга» — провиант и подарки для послов и других официальных лиц)[928]. В городе и сельских местностях поднялось восстание («мятеж велик»). Оно было настолько угрожающим, что писцы стали даже бояться за свою жизнь и просили князя Александра Ярославовича дать им вооруженную стражу. Александр обеспечил писцам охрану по ночам, поручив организовать ее сыну посадника и детям боярским. Таким образом, часть новгородских феодалов поддерживала монголо-татарских представителей.

Сопротивление народных масс («черни») писцам заставило последних пойти на хитрость. Они открыто заявили, что если им не дадут возможности приступить к «числу», то они «убегут» из Новгорода. В то же время тайно при содействии новгородских феодалов они стали подготавливать нападение на город с двух сторон. Новгородское население, по красочному выражению летописи, раздвоилось («издвоишася»). Трудовой народ («чернь») не желал подчиняться писцам и предпочитал умереть, чем допустить установление нового податного гнета. Представители господствующего класса («вятшии»), напротив, принуждали «меньших людей» покориться и начать давать требуемые завоевателями поборы.

Неизвестно, как новгородскому боярству удалось добиться повиновения «черных людей» и обеспечить писцам возможность переписывать население. Из летописи видно лишь, что писцы разъезжали в сопровождении князя Александра Ярославича и, очевидно, вооруженной силы и описывали дворы. Бояре старались переложить всю тяжесть податного гнета на «черных людей» («творяхуть бо собе бояре легко, а меншим зло»)[929].

В 1262 г. вспыхнули восстания против татаро-монгольского ига в ряде городов Северо-Восточной Руси. Точно определить, какие города были охвачены народно-освободительной борьбой, трудно. Устюжский летописец говорит в очень общей форме о движении «по всем градом руским»[930]. В других летописных сводах названы Ростов, Ярославль, Суздаль, Владимир, Устюг. А. Н. Насонов высказывает предположение, что в роли организатора борьбы с иноземным игом выступал Ростов[931].

В Устюжском летописце имеется рассказ о том, что в Устюг пришла грамота за подписью князя Александра Невского с призывом «татар бити»[932]. Трудно сказать, сколь достоверно это известие о причастности названного князя к антитатарскому движению в городах Владимиро-Суздальской земли.

Восстания 1262 г. были направлены в основном против монголо-татарских откупщиков — бесермен, которые, взяв на откуп сбор дани, доводили народ до разорения. Наряду с взысканием дани они занимались ростовщичеством, раздавая нуждающимся деньги при условии уплаты процентов и обращая в рабство тех, кто был не в состоянии их выплатить («откупахуть бо тии оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людем творяхуть, роботяще резы, и многы души крестьяньскыя раздно ведоша»)[933]. Среди наиболее жестоких откупщиков летопись называет Титяма (или Титяка), присланного на Русь (по-видимому, в Ярославль) монгольским ханом Хубилаем. В Устюге действовал сборщик ясака Буга. Горожане на вечевых сходках выносили решения об изгнании откупщиков. Наиболее злостные из них были перебиты. «Бысть вечье на бесермены по всем градом руским, — читаем в летописи, — и побиша татар везде, не терпяще насилия от них, занеже умножишась татарове во всех градех руских, а ясащики живуще, не выходя»[934]. Во время восстания в Ярославле был убит монах Изосима, который перешел в мусульманство; его «поспехом» (при помощи) творил беззакония Титяк. Сборщик ясака Буга явился в Устюге на вече, вымолил прощение («доби челом устюжаном на им воле»)[935] и принял христианство.

Борьба с чужеземным игом шла и в Юго-Западной Руси. Здесь под непосредственной монголо-татарской властью находились Болоховская земля (на границе Галицкого, Волынского и Киевского княжеств) и Галицкое Понизье. Болоховские князья еще во время похода Батыя признали его власть и были им пощажены. Население Болоховской земли должно было выполнять определенные повинности («да им орють пшеницю и просо»). Летопись говорит, что князь Даниил галицкий держал «на не болшоую вражьдоу, яко от тотар болшоую надежоу имеахоу»[936]. После ухода Батыя из Галицкой земли Даниил велел сжечь их города: Деревич, Губин, Кобуд, Кодингородец, Божский, Дядьков — и раскопать основания под крепостными стенами[937]. Но затем власть монголо-татар над Болоховской землей была восстановлена.

В середине XIII в. по Днепру действовали две монгольские орды: под начальством Мауци (Могучего) и Корейцы (Куремсы). Про последнего Плано Карпини говорил: «Этот вождь является господином всех, которые поставлены на заставе против всех народов Запада, чтобы те случайно не ринулись на них неожиданно и врасплох; как мы слышали, этот вождь имеет под свою власть шестьдесят тысяч вооруженных людей»[938]. Продвигаясь в западном направлении, Куремса ставил под непосредственную угрозу земли Галицко-Волынской Руси.

В 1252 г., одновременно с походом Неврюя на Суздальскую землю, Куремса двинулся со своими силами на запад[939]. В 1254 г. он подвел свою орду к г. Бакоте в Галицком Понизье, где на его сторону предался наместник Милей, дважды изменявший князю Даниилу и сделанный татарами за это баскаком. Затем Куремса двинулся к Кременцу. Здешний наместник Андрей колебался, перейти ему на сторону завоевателей или сохранить верность галицкому князю. Он был убит татарами, несмотря на то, что ссылался на наличие у него охранной грамоты Батыя. Добиться каких-либо успехов в районе Кременца Куремсе не удалось.

Между тем Даниил Романович галицкий взял инициативу в свои руки, «воздвиже рать противу татаром» и отвоевал ряд городов, находившихся под их властью: Межибожье, Болохов, Побожье, Городок, Семоч, Городеч, Жедечев, Возвязгль[940]. Куремса ответил на это нападением на Владимир Волынский и Луцк. Владимирцы оказали неприятелю сильное сопротивление. Луцк не был готов к обороне («бе не оутвержен и не оуряжен»)[941], однако горожане уберегли его от сдачи врагу, уничтожив подвесной мост к городу. Не помогло татарам, и применение стенобитных машин («пороков»).

Наступление на Галицкую землю вел и монгольский военачальник Бурундай. В 1259 г. он предъявил Даниилу и Васильку Романовичам, требование, чтобы они в знак покорности вышли ему навстречу. Встречать его с дарами отправились Василько с племянником Львом Даниловичем и епископом, холмским Иваном. Бурундай заявил, что они должны разрушить ряд крепостей. Когда Даниилу стало известно (от прибывшего к нему; епископа Ивана) об «опале» со стороны Бурундая; он уехал через Польшу в Венгрию.

Повинуясь Бурундаю, обладавшему большими военными, силами, Василько и Лев велели «разметать» укрепления Данилова, Стожеска, Львова, Кременца, Луцка. Владимир Волынский был сначала подожжен, а затем посланец Бурундая Баймура приказал раскопать основания его крепости, как говорит летопись, — «назнаменоуя образ победы». Татары не сумели взять Холма. Это была прекрасная крепость. В ней имелись пороки, самострелы. Убедившись в «твердости»[942] города, Бурундай потребовал от Василька, чтобы тот уговорил горожан сдаться. Это не удалось.

Нашествие Бурундая наметило грань в отношениях Галицко-Волынской Руси с Ордой. Если, по словам летописи, князь Даниил Романович «держаше рать с Коуремьсою, и николи же не бояся Коуремьсе, не бе бо могл зла емоу створити»[943], то Бурундай, напротив, сумел подчинить галицко-волынских князей своей власти.

В 70–90-х годах XIII в. татарские отряды не раз опустошали земли Северо-Восточной Руси. Русские князья во время своих усобиц прибегали к ордынской помощи, нанося тем самым большой вред своей стране. В конце 60-х — начале 70-х годов в борьбе за Новгород искали военной поддержки в Орде великий князь Ярослав Ярославич и Василий Ярославич костромской. При Ярославе в Новгороде побывал «баскак великый володимерскый» Амраган. Когда в результате поднявшегося «мятежа» великий князь был вынужден покинуть город, он отправил в Орду «к цесарю татарьскому» тысяцкого Ратибора, «помоци прося»[944]. Ратибор уверил хана, что «мятеж» возник из-за нежелания новгородцев платить ордынскую дань, и тогда хан «отпустил рать на Новгород». Но другой претендент на новгородский княжеский стол, князь Василий Ярославич, также побывал в Орде и добился от хана возвращения из похода татарского войска, представив ему дело так, что «новгородци прави, а Ярослав виноват»[945]. В 1273 г. Василий Ярославич, опираясь на ордынскую поддержку, занял Новгород, причем татары пограбили новгородские волости.

В 1275 г. русские князья совершили вместе с татарским войском набег на Литву. При этом, проходя туда и обратно по русским землям, татары, как говорит летописец, причинили «велико зло и многу пакость и досаду» местному населению[946]. Они грабили дворы по селам, отнимали у жителей скот, имущество, всех встречных обирали донага. Особенно пострадал район Курска.

В 1281 г. князь Андрей Александрович городецкий использовал татарские полки во главе с Кавгадыем и Алгедаем в своей борьбе за Владимирское великое княжение с князем Дмитрием Александровичем переяславским. Татарские полчища «рассыпашася по земли» и «все пусто сотвориша» в окрестностях Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Ростова, Твери, Торжка, «испустошиша и городы, и волости, и села, и погосты»[947].

В 1282 г. князь Андрей опять вывел на Русь татарскую рать под предводительством Турайтемиря и Алтына. В свою очередь князь Дмитрий пошел в 1283 г. «с татары» в Новгород и разгромил и выжег новгородские волости[948]. Наконец, в 1285 г. Андрей сделал еще одну попытку расправиться с Дмитрием, приведя на Русь из Орды какого-то «царевича». Дмитрию удалось прогнать «царевича», войска которого, однако, успели причинить «много зла» русскому народу[949].

Особую политику проводила Золотая Орда в отношении Ростовского княжества. Это хорошо показано в исследовании А. Н. Насонова. После того как в 60-х годах Ростов выступил инициатором и организатором антитатарских восстаний в ряде городов Владимиро-Суздальской Руси, ордынским ханам очень хотелось задобрить местную боярскую верхушку, сделать ростовских феодалов своей опорой и парализовать с их помощью активную роль горожан на вечевых собраниях. Ростовские князья постепенно делались «служебниками» ордынских ханов.

Политика Орды и антинародная деятельность ростовских князей вызвали народное возмущение. Так, в 1289 г. в Ростове, где было «много татар», вспыхнуло восстание. Монголо-татарские захватчики были изгнаны из города «вечьем», т. е. в результате вечевого решения[950]. Аналогичные события (мы не знаем их точной даты) произошли в Ярославле. Местные жители отказались принять в город ордынского посла и покорного Орде князя Федора Ростиславича. Тогда последний привел из Орды воинскую «силу великую» и заставил горожан подчиниться. После этого, выполняя ханское «повеление», Федор Ростиславич стал «мстить» ярославцам «обиду свою»[951].

Волна освободительного антитатарского движения прокалилась в конце XIII в. и в Курской области. В летописи под 1283–1284 гг. содержится интересный материал об этом. Курским баскаком был Ахмат, который взял на откуп сбор дани и оставил по себе печальную память. По словам летописи, он причинял «великую досаду» и князьям и черным людям. Около городов Рыльска и Воргола, где правил князь Олег, Ахмат устроил две слободы, куда созывал людей со всего Курского княжества, становившихся в прямую от него зависимость и выходивших из подчинения русским властям. Неизвестно назначение этих слобод, но, вероятно, жившие там люди (как мусульмане, так и русские) выполняли какие-то трудовые повинности по предписанию баскака и (по мнению А. Н. Насонова) использовались как воинская сила для удержания в повиновении местного населения. Во всяком случае, слободчане чинили насилие жителям Курской области, и она была ими опустошена.

Князь Олег вместе с князем Святославом липовечским обратились с жалобой на Ахмата к ордынскому правителю Телебуге. Поскольку Ахмат пользовался покровительством темника Ногая, политического противника Телебуги, последний разрешил Олегу и Святославу «разогнать» слободы и вернуть под свою власть поселившихся там людей. Для этого князьям были даны татарские пристава, которые помогли им вывести из слобод ранее находившихся под их властью лиц.

Но, по-видимому, Ахмат принял меры, и слободы снова стали заселяться. Тогда Святослав, действуя уже независимо от ордынских правителей, ночью «ударил… на слободу разбоем». Ахмат послал на Олега и Святослава донос Ногаю, назвав их не князьями, а разбойниками и сообщив, что они якобы готовятся идти против него войною. Тогда Ногай отправил к Ворголу войско. Олег, который старался действовать в союзе с ордынскими властями, ушел к Телебуге, а Святослав побежал «в лесы воронежскыа», т. е. повел партизанскую войну с монголо-татарскими угнетателями. Двадцать дней продолжались действия монголо-татарского войска. Каратели захватили много добра, пленили 13 «старейших» бояр, гостей и черных людей. Пленники, скованные по двое, были выданы Ахмату, от воли которого зависела их участь: «Кого убьешь, кому живот даси, ты ведай». Бояре были казнены, а гостей Ахмат отпустил, дав им наказ: «Вы есте гости поломници, ходите по землям, тако молвите: кто иметь держати спор с своим баскаком, тако же ему и будеть».

Сопротивление населения Курского княжества было потоплено в крови, но сам Ахмат боялся оставаться на Руси и ушел в Орду с татарской ратью, велев двум своим братьям «блюсти и крепити свобод своих»[952].

В памяти русского народа осталось тяжелое разорение, причиненное ему татарским нашествием в 1293 г. Тогда ряд князей во главе с Андреем Александровичем Городецким, враждуя с великим князем Дмитрием Александровичем, привели из Орды от хана Тохты войско под предводительством Тудана (Дюденя). Были разорены 14 волостей Северо-Восточной Руси[953].

Всего в последней четверти XIII в. монголы совершили 15 походов на Русь[954], залив кровью русские земли.

XIII столетие — это век, полный трагических событий для русского народа, тяжело отразившихся на его дальнейшей судьбе. Накануне монголо-татарского завоевания Русь в социально-экономическом и культурном отношениях находилась на уровне других передовых европейских государств. Нашествие Батыя нанесло ей громадный урон. Многие города были разрушены до основания, села разорены и выжжены, население истреблено и уведено в плен, поля потоптаны копытами коней завоевателей. «Какие казни от бога не восприяхом? — восклицал в своем поучении владимирский епископ Серапион. — Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскоре ли падоша отци и братья наша трупиемь на землю? Не ведены ли быша жены и чада наши в плен? Не порабощены быхом оставшем горкою си работою от иноплемених?». Выступая уже в 70-х годах XIII в., проповедник с горечью отмечал, что и в его время еще ощущаются тяжелые последствия вражеского хозяйничанья в стране. «Се уже к 40 летом приближаеть томление и мука, и дани тяжькыя на ны не престануть, глади, морове живот наших, и всласть хлеба своего извести не можем; и воздыхание наше и печаль сушать кости наши»[955].

Исследователи хорошо показали, что поход на Русь Батыя был лишь одним из звеньев длинной цепи татарских нападений, протянувшейся через все XIII столетие и перешедшей в XIV век. Арабский автор Эломари (ум. в 1348–1349 гг.), характеризуя политику ордынских ханов в отношении русских, черкесов, ясов, пишет, что последние «[обходятся] с ним [ханом] как подданные его, хотя у них и есть [свои] цари. Если они обращались к нему с повиновением, подарками и приношениями, то он оставлял их в покое, в противном же случае делал на них грабительские набеги и стеснял их осадами; сколько раз он убивал их мужчин, забирал в плен их жен и детей, уводил их рабами в разные страны»[956].

Таким образом, монгольское нашествие на Русь — это не единичный акт, а непрерывный длительный процесс, приводивший страну к истощению, обусловивший ее отставание от ряда других европейских стран, развивавшихся в более благоприятных условиях.

Ослабив Русь экономически, монголо-татарское владычество было фактором, мешавшим политическому объединению отдельных земель, содействовавшим консервации феодальной раздробленности. Политика ордынских ханов, направленная к разжиганию межкняжеских усобиц, распрей, внутренних войн, мешала сосредоточению усилий правителей русских земель на борьбе с общим врагом — золотоордынским игом, распыляла их силы.

Стремясь держать Русь в повиновении, ордынские ханы действовали не только устрашением. Они пытались опереться на определенные социальные силы; дарами, льготами, привилегиями привлечь к себе часть князей, бояр, духовенства. И это удавалось и приводило к тому, что новгородский летописец назвал «раздвоением» русского общества? некоторые» представители господствующего класса переходили на службу к завоевателям, способствуя укреплению их владычества. Но так поступали далеко не все. И среди феодальной верхушки-князей, бояр, духовных лиц — было достаточно людей, сопротивлявшихся иноземному игу.

Активной силой в борьбе с монголо-татарским угнетением были народные массы. На протяжении всего XIII в. шло народно-освободительное движение, вспыхивали антитатарские восстания. Но нужно было время, чтобы создались условия, которые помогли бы этим отдельным стихийным разрозненным выступлениям перерасти в организованное вооруженное сопротивление золотоордынскому владычеству. Это произошло уже в конце XIV в. (знаменитая Куликовская битва 1380 г.). А еще через 100 лет, в 1480 г., Русь сбросила с себя ордынское ярмо.