Тайна Ольги Чеховой

Михаил Чехов

Власть в СССР закручивала гайки. А Миша плохо вписывался в страну, закрученную гайками по всем углам. В последние годы он добился небывалых успехов: сыграл несколько блистательных ролей и получил первое в стране звание народного артиста. Его успехи вызывают восхищение публики и острую зависть собратьев. А он летит по сцене в лучах славы, не подозревая о коварстве и предательстве людей, с которыми его связывают дружеские отношения. Возбужденный, он вылетает после спектакля за кулисы и беззаботно выбалтывает все, что приходит на ум. А на ум ему приходят разные непочтительные мысли — и насчет гаек, и насчет линии партии, и насчет убогого репертуара, навязанного сверху. Имеющий уши да слышит!

А если кто-то чего-то не дослышал, то можно и присочинить, беды не будет. И вокруг Миши постепенно сжимается кольцо недоброжелательства. Он начинает замечать, что ему уже больше года не предлагают ни одной новой роли, а количество спектаклей со старыми все уменьшается. Похоже, он скоро совсем перестанет выходить на сцену.

Первой начинает бить тревогу его жена Ксения. Он сам, опьяненный собственным талантом, смутно видит окружающее, но она, остро настроенная на безопасность обожаемого мужа, полна тревоги и беспокойства, а потому решается на отчаянный шаг — умудряется отправить письмо Оленьке из заколоченной наглухо страны, в котором умоляет бывшую жену своего мужа срочно вызвать его к себе в Берлин и обеспечить возможность его безопасного выезда из СССР.

Получив это письмо, Оленька с огорчением поняла, что ей никогда не вырваться из цепких рук Полины Карловны. Только-только добилась она выезда мамы, дочки и сестры, как свалилась забота о Мише. Она могла бы решить, что благополучие столь тяжко обидевшего мужа не ее проблема, но это было не в ее характере. И она отправилась на поклон к своей неизменной благодетельнице — благодетельнице или надзирательнице? Наверное, и то и другое. А за помощью Оленька могла обратиться только к ней.

— Ну что тебе этот Мишка? — спросила Полина Карловна. — Мало он тебе в Москве крови попортил, так ты еще сюда его вытащить хочешь?

— Он больше не сможет мне навредить. Я начисто вычеркнула память о прошлом с ним.

— Так зачем ты просишь за него?

— Он очень талантливый, но там погибнет!

— Талантливых много!

— Таких, как он, нет. Ты ведь не видела его на сцене!

— Убедила. Я подумаю, что можно сделать.

— Нечего думать. Ты точно ему поможешь, потому что обяжешь этим меня быть твоим агентом навечно.

— Молодец! Ты правильно все просчитала, ты навечно будешь моим агентом.

И Мишу, как ни странно, хоть и неблагонадежного, действительно через какое-то время выпустили из СССР на два месяца, причем все понимали, что навсегда. В Берлине он попал под крыло Оленьки, простившей ему прошлое зло. Она сняла ему с Ксенией квартиру недалеко от ее дома, чтобы он мог без проблем встречаться с Адочкой. А главное, пригласила его на главную роль в фильме «Влюбленный дурак», режиссером и продюсером которого была сама. Вслед за этим он сыграл деревенского дурачка в фильме «Тройка» с Оленькой в главной роли.

Но, очевидно, Миша не чувствовал себя достаточно комфортно в Берлине, может быть, в значительной степени его угнетало сознание, что он преуспевает под покровительством Оленьки. Как ни парадоксально это звучит, он-то небось не забыл, как издевался и унижал ее. И очень скоро он отказался от предложенных ему ролей в Берлине, уехал в Париж, где успешно сыграл в театре на Монмартре несколько замечательных ролей: Гамлета, Мальволио в «Двенадцатой ночи» Шекспира и Эрика Четвертого в одноименной пьесе Стриндберга. Его театральные успехи привлекли внимание швейцарской благотворительницы Жоржетт Боннер, которая способствовала созданию его собственной театральной компании «Уличный театр».

Там, в Париже, он сумел вернуть Оленьке моральный долг за ее берлинскую помощь: он взял в свой театр ее сестру Аду, перебивавшуюся до тех пор с хлеба на квас. Хотя она не сумела достичь той головокружительной вершины успеха, на которую поднялась ее сестра, все же в Мишином театре нашла свое место. Ада написала тете Ольге, что Миша ею доволен и считает хорошей актрисой. Нигде в другом театре она не могла себя найти и так и осталась на Западе чужой.