Тайна Ольги Чеховой

Оленька

Оленька наслаждалась коротким перерывом в работе. Следующий фильм был уже запланирован, но еще не вполне готов к съемкам, а осень наступила теплая и солнечная, и даже листопад, который обычно действовал на нее угнетающе, был светлым и прозрачным. Настроение омрачил неожиданный и непонятный звонок из управления штандартенфюрера СС Вальтера Шелленберга. Интеллигентный голос в телефонной трубке вежливо поинтересовался, готова ли уважаемая фрау Чехова принять представителя штандартенфюрера на своей вилле в Глинеке. Оленька не сочла возможным отказаться от столь любезно предложенного визита, и в назначенное время черный автомобиль припарковался у ворот дачи. Нельзя сказать, что приезд гостя обрадовал Оленьку, но все же просьба о визите звучала не угрожающе, а скорей почтительно, так что она смирила участившееся было сердцебиение и встретила гостя улыбкой.

Он представился ей с не менее лучезарной улыбкой и спросил, не согласится ли госпожа Ольга — ведь можно называть ее этим славным именем? — поехать с ним в канцелярию штандартенфюрера?

— Как, прямо сейчас? — удивилась Оленька.

— Да-да, именно сейчас! Ведь вы собирались уделить мне какое-то время, так уделите его господину Шелленбергу, который жаждет вас видеть. Много времени это не займет.

Оленька минутку подумала и согласилась: к приезду гостя она, как всегда, была красиво одета и причесана, как и подобает кинозвезде.

Черный автомобиль мчался как ветер, и не успела Оленька привыкнуть к мысли о том, куда ее везут, как машина остановилась у подъезда элегантного дома на Принц-Альбрехт-штрассе.

Охранник у входа приветствовал ее спутника привычным гитлеровским жестом и пропустил их в просторный вестибюль, заполненный стремительно двигавшимися фигурами в черных, туго подпоясанных униформах. На арке над лифтом было написано: «Моя честь — моя лояльность». Поднявшись на несколько этажей, они попали в другой вестибюль, на этот раз пустынный, и оказались у двустворчатой двери. Хорошенькая секретарша отворила дверь и ввела Оленьку в большую комнату, пол которой был накрыт роскошным ковром.

Шелленберг сидел за огромным письменным столом у окна, затянутого мелкой металлической сеткой (Оленька вспомнила, что эта сетка, говорят, реагирует электроимпульсами, когда кто-либо приближается к канцелярии штандартенфюрера), и что-то писал. Секретарша подвела актрису к столу и усадила в глубокое кожаное кресло.

Заметив Оленьку, хозяин кабинета приподнялся, и лицо его озарилось широкой улыбкой, которая заставила гостью улыбнуться в ответ.

— Спасибо, что согласились приехать ко мне, прекрасная госпожа Чехова.

— Не могла же я отказать вам, господин штандартенфюрер, когда вы так очаровательно улыбаетесь.

— Я надеюсь, что вы не откажете мне в просьбе, с которой я собираюсь к вам обратиться. Это касается дела государственной важности.

— Только не пугайте меня, я не имею никакого отношения к делам государственной важности.

— Это дело особое, деликатное, и именно вы к нему причастны. Но никому, кроме нас двоих, о нем знать не следует. Это касается нашего дорогого фюрера.

— О боже, я-то тут при чем? — вырвалось у Оленьки.

— Именно вы и при чем, вы же знаете, как он к вам относится. А в последнее время фюрер сам не свой из-за битвы под Сталинградом. Вы что-нибудь об этом слышали?

— Я как-то не очень прислушиваюсь к военным новостям.

— И напрасно — наши доблестные войска увязли под варварским Сталинградом. Это очень далеко от наших границ, и поэтому трудно обеспечить снабжение боеприпасами и всем необходимым.

Оленька не стала напоминать, как предупредила когда-то Геббельса, что Россия слишком большая страна, чтобы ее покорить даже внезапным нападением, а просто спросила, чем она может помочь.

Шелленберг немного помолчал и наконец признался, что очень просит Оленьку поехать с ним в «Вольфшанце» — «Волчье логово», лесное убежище фюрера:

— Из-за этого треклятого Сталинграда наш фюрер потерял интерес к жизни и даже к своему любимому кино. Он отказывается смотреть фильмы, и только вы можете вернуть его в норму.

Оленька была профессиональной актрисой и в ответ на предложение Шелленберга убедительно изобразила искреннее удивление. Правду говоря, она краем уха слышала смутные разговоры о каком-то таинственном убежище, построенном для фюрера в глубине прусских лесов, но не то чтобы в это не верила, скорее, ее это никак не касалось. Но теперь об этом сказал один из самых приближенных фюреру офицеров, значит, такое убежище не только действительно существует, но у него даже есть имя — «Волчье логово». Так почему бы не поехать туда вместе с этим симпатичным штандартенфюрером (она и представить себе не могла, что он такой молодой!)? Ольга для приличия ответила, что должна проверить свое расписание, но собеседник в ответ рассмеялся: он, выяснилось, ее расписание уже проверил и знает, что на этой неделе съемок нет.

И она согласилась — это было любопытно и лестно. А оказалось, что дорога в «Вольфшанце» долгая и утомительная. Сначала три часа тряски в самолете, разок атакованном английским «Москитом», а потом попавшем в зону турбулентности над каким-то озером. Далее предстояла довольно дальняя дорога в бронированном «мерседесе» через густой хвойный лес. Верхушки деревьев над головой сплетались в густой шатер, так что волшебную дорогу из сказок братьев Гримм, по которой они ехали, скорей всего невозможно было рассмотреть с неба.

Примерно через час они подъехали к шлагбауму, охраняемому четырьмя эсэсовцами. Хотя те и узнали Шелленберга, но тщательно проверили документы всех пассажиров «мерседеса», внимательно сверяя их лица с фотографиями. Это не помешало дежурным следующего поста опять провести полную проверку документов. Затем офицер позвонил по телефону и доложил Шелленбергу, что адъютант фюрера будет ждать их у Чайного домика, после чего предупредил:

— Если ваша машина вдруг забуксует, сигнальте, пока не явится ремонтная бригада. Только не вздумайте выходить из машины: все пространство вокруг дороги заминировано и простреливается снайперами.

После третьего шлагбаума открылся затянутый колючей проволокой лесной участок, застроенный небольшими домиками с плоскими крышами, на которых росла густая трава. «Это чтобы с неба их нельзя было опознать», — поняла Оленька.

Чайный домик оказался настоящей столовой, где обедали офицеры генерального штаба, не получившие приглашения к столу фюреру. У порога гостей поджидал личный секретарь Гитлера Мартин Борман, ответственный за хозяйство в «Вольфшанце».

— Как дела в Берлине? — поинтересовался он.

— Прошлой ночью была страшная бомбежка, восемь налетов. Но в конце концов обошлось.

— Мы стараемся не упоминать о бомбежках при фюрере, и вам не советую. Если, конечно, он сам не спросит. Но это вряд ли.

— У меня есть новость получше. Вчера мы сбили над Аахеном пятитысячный бомбардировщик. Здорово, да? Пятитысячный! Я обязательно расскажу об этом фюреру, его это обрадует.

Оленька нерешительно топталась за спиной Шелленбер-га, ожидая, когда он представит ее Борману. Очевидно, ритуал требовал, чтобы тот сам обратил на нее внимание, и он наконец ее заметил.

— А вы, оказывается, решили порадовать фюрера не только сбитым бомбардировщиком, а еще привезли ему сюрприз. Представьте же меня знаменитой кинозвезде.

Оленька обменялась вежливым рукопожатием с Борманом, и по особому взгляду того через ее плечо догадалась, что оттуда приближается Гитлер. Чрезмерным усилием воли она заставила себя не оборачиваться, а дождаться, когда фюрер обойдет ее и предстанет перед ней лицом к лицу.

Он вошел в поле ее зрения, одетый в черные брюки и в серый военно-полевой френч с черным железным крестом первой степени на левом нагрудном кармане. Перехватив его вопросительный взгляд, штурмбаннфюрер торопливо воскликнул:

— Я привез вам сюрприз, дорогой фюрер!

— Это прекрасную Ольгу Чехову, что ли?

— Не только Ольгу, но и один из ее любимых фильмов, который она жаждет вам показать.

— Разве вам неизвестно, что я отказался от просмотра фильмов?

— Конечно, известно. Но я был уверен, что вы не сможете отказать своей любимой актрисе. Она считает этот фильм своей актерской вершиной и в отчаянии, что вы его не увидите!

— А что за фильм?

Шелленберг чуть не подпрыгнул от восторга — фюрер проявил интерес!

— Расскажите о фильме, фрау Чехова.

— Это невозможно! Весь фильм построен на смене кадров, перепадах настроения, на игре актеров, — это нельзя передать словами. Это нужно видеть.

Гитлер задумался, это обнадежило Оленьку.

— Фрау Чехова решилась приехать в такую даль только для того, чтобы вы увидели ее на экране!

— Я подумаю, — неуверенно пообещал фюрер. — Но вы, наверно, проголодались? А ведь пора обедать! Пойдемте в Чайный домик, нас там чем-нибудь угостят.

Они вошли в Чайный домик и расселись во главе овального стола, за которым уже сидело несколько генералов. Оленька так заинтересованно следила за обедающим фюрером, что даже не заметила, какие разносолы принесли ей. Он сначала съел вареный кукурузный кочан, залитый столовой ложкой растопленного сливочного масла, от бульона отказался и принялся уничтожать высокую стопку особого австрийского блюда — кайзерсшмаррн. Это тонкий омлет, нарезанный на кусочки и вновь поджаренный, с вареньем и обильно посыпанный изюмом. Ел фюрер быстро, не поднося вилку ко рту, а опуская рот к вилке. Не очень различая, что она ест, Оленька наспех проглотила венский шницель, запила стаканом яблочного сока и поднялась из-за стола одновременно с фюрером.

— Так где же ваш фильм? — спросил он.

Оленька возликовала и подала знак Шелленбергу. Тот вытащил из-под стола коробку с фильмом «Бургтеатр» и поспешил в бункер, который служил клубом. Пока они усаживались, прибежал кинотехник и без проблем запустил привезенный Оленькой фильм. Поскольку ей доставили коробку с бобиной из какого-то кинотеатра, там оказалась пятиминутная кинохроника о вступлении немецких войск в Крым. Перед Оленькой замелькали знакомые кадры Ялты, и на миг появилась Белая дача Антона Чехова, в распахнутые ворота которой входила группа немецких солдат. Она чуть было не вскрикнула от неожиданности, но заставила себя замолчать, не желая испортить впечатление от своей игры в «Бург-театре».

Ей самой было интересно увидеть себя на экране через столько лет, и Ольга осталась собой довольна — и игрой, и красотой. Прекрасно исполненная роль затмила воспоминания о начавшемся на съемках злополучном романе с Марселем, но и эта мимолетная грусть не испортила ей настроение.

Оказалось, что снятый в Вене фильм вызвал воспоминания не только у нее, но и у фюрера. После просмотра ленты он подхватил Оленьку за локоть и предложил прогуляться по лесной поляне и поговорить о прошлом. Естественно, отказать ему она не могла, хотя ноги у нее подкашивались после долгого путешествия, нервы в присутствии Гитлера были напряжены до предела, да и просто давно хотелось в туалет.

Что ж, она была хорошо натренирована на долгих съемках, так что собралась и постаралась сосредоточиться на речи фюрера. А тот углубился в свое печальное прошлое в прекрасной Вене, когда он страстно желал стать художником, посылал свои картины в разные галереи и везде слышал отказ: никто их не принимал. Он дважды подавал свои работы для поступления в академию художеств, и тоже неудачно. Гитлер довольно долго рассказывал, красочно расписывая, как он голодал, зарабатывая гроши на случайных работах, как вкладывал все до последней копейки в покупку красок и холстов. Со временем он понял, что сидевшие в жюри и приемной комиссии евреи не пожелали впускать его в круг избранных. И они сильно поплатились.

«А ведь теперь те люди, наверное, жалеют, что не позволили ему стать художником. Тогда бы мир мог избежать многих бед, — подумала Ольга. — Но сейчас фюрер так увлекся воспоминаниями, что, похоже, скоро не остановится».

Уходя все дальше от Чайного домика, он нанизывал на свой рассказ все новые и новые детали, и она решилась на отчаянный шаг: громко вскрикнув и ловко подвернув ногу на высоком каблуке, Оленька упала на бок под ноги фюрера (в самом начале своей кинокарьеры она брала специальные уроки по искусству вынужденного падения перед камерой).

Гитлер пришел в ужас и начал звать на помощь. Помощь не заставила себя ждать — оказалось, что почти из-за каждого куста за их прогулкой следила охрана. Два дюжих военных подняли Оленьку на руки и понесли к центру ставки, а еще один сопровождал идущего за ними испуганного фюрера. Навстречу им мчался не менее испуганный Шелленберг, проклинавший себя за то, что привез в «Вольфсшанце» знаменитую Ольгу Чехову, которая по его вине, возможно, сломала ногу.

Увидев, какой переполох она произвела, Оленька лучезарно улыбнулась несущим ее охранникам:

— Отнесите меня, пожалуйста, в туалет, я коленку с мылом помою.

Слава Богу, никто за ней в туалет не последовал, так что она смогла привести себя в порядок и выйти оттуда в целости и сохранности как ни в чем не бывало. А позже ее напоили чаем с яблочным пирогом со штрейзелем. Фюрер выглядел хорошо, гораздо лучше, чем казался по их приезде. Под конец он так развеселился, что обратился к Шелленбер-гу с предостережением:

— Будь осторожен, Вальтер, не зарывайся. И остерегайся Гиммлера, а не то кончишь, как Гейдрих!

И радостно засмеялся собственной шутке. Оленька заметила, что от этой шутки Шелленберг побледнел. Неужто и он подозревает, что Гиммлер причастен к покушению на Гейдриха? Во всяком случае, как только им позволили, он поспешил отправиться в обратный путь.

Возвращаясь в Берлин, штурмбаннфюрер был в приподнятом настроении, ведь его замысел удался: после их внезапного визита Гитлер вышел из депрессии и даже пошутил и улыбнулся Оленьке на прощанье. Шелленберг сказал:

— Я ваш должник, фрау Ольга.

Оленька тут же поймала его на слове:

— Что ж, вы можете ваш долг отдать немедленно. Вы помните документальный фильм о взятии Крыма, который мы видели сегодня перед «Бургтеатром»? Я увидела на экране фамильный дом семьи Чеховых, музей Белая Дача. У меня сердце оборвалось — в ворота входили немецкие солдаты. А ведь это музей моего великого дяди Антона Чехова. Я прошу вас — пускай ваши солдаты покинут музей Чехова и не будут обижать мою тетю, Марию Павловну Чехову.

— Я понял, — ответил Шелленберг, — и лично займусь этим, как только вернусь в Берлин.

И правда, немецкие солдаты, расквартированные в музее Чехова в Ялте, вскоре покинули его и больше не беспокоили сестру Чехова.

Я не буду приводить донесение Оленьки, посвященное ее посещению «Вольфсшанце», — оно не так подробно и не так красочно, как истинные впечатления Оленьки от этого визита.