Несчастный, прямо-таки, нынче у Сашка день! И братья и сёстры — все на луг ушли, свежую траву косить, подсохшее сено в копёшки смётывать. Только он, Сашок, в избе сиди да люльку качай. Подходящее ли дело для Великого Брата!
Дед Терентий ковыряет шилом в старом ботинке, взглядывает на внучка из-под мохнатых бровей, улыбается в бороду: «Терпи, Сашок! Мужику всё в жизни уметь надо!».
Качает Великий Брат люльку, на деда Терентия косится: «Тоже ещё дедушка — ребетёнка понянчить не может!».
Вчера Сашок ушёл до света со всеми на луг, косой махал не хуже других. И сегодня б пошёл, да беда давешняя помешала. Наступил босой ногой на ржавый гвоздь. Продырявил себе пятку мальчишка, даже отец испугался.
Вот теперь и сиди дома, бабью работу выполняй. Сначала, пока Наташка в люльке молчала, Сашок по двору из угла в угол попрыгивал. Корову больную напоил, сена ей свежего в кормушку сунул, навоз в уголочек сгрёб, картошки чуть не ведро начистил, печку растопил.
Скакал-скакал на одной ноге, совсем умаялся.
Жалко стало внучка деду Терентию. Потыкал он шилом в ботинок для вида, будто невзначай, спросил:
— А что ж к тебе Братья не наведаются? Забыли, видать?
Сашок даже рот раскрыл от удивления:
— Какие Братья, дедушка?
Дед поделку к самым глазам поднёс, вроде дратву на шве разглядывает:
— Это так, к слову пришлось.
Сашок и люльку качать перестал, на старика сбоку посматривает: «Случайно слова эти дедушка сказал или, впрямь, о Тайне Великих Братьев выведал?».
Продолжает свою работу старик, не улыбнётся. Успокоился Сашок: «Ничего, видно, толком не знает он».
— Ну, вот, слава богу, — говорит дедушка Терентий, откладывая работу, — теперь у Кири исправные ботинки будут. А мы с тобой, внучек, дело сделали — можно и потолковать о всякой всячине. Хочешь, загадки загадаю?
Обрадовался Сашок:
— Дедушка! Только побольше! Страх как люблю загадки!
— Можно и побольше, — раскуривая трубку-носогрейку, соглашается старик, — только уговор: пока первой не отгадаешь, второй не будет.
— Конечно, — торопится Сашок. — Загадывайте скорее!
— Ну, слушай. Вот тебе первая: шли столбцом сын с отцом да дед с внуком. Много ль всех?
Замолк Сашок, глаза прищурил, губами шевелит, — даже пот на лбу выступил: «Сын с отцом — двое, да дед с внуком — столько же. Два да два — четыре получается». Только хотел сказать «четыре», вскинул глаза на дедушку, видит: чуть-чуть улыбается старик в усы. «Ох, что-то тут не так! А как же правильно?».
Решил схитрить:
— Если сразу сказать, так четыре будет, дедуня. А если не сразу, так зна-ачит…
Тянет Сашок слово: «Может, подскажет дедушка?».
— А если не сразу, — выручает старик, — то вот как: сын с отцом — двое, да дед — третий. А отцов сын деду внуком приходится. Значит, считали мы его уже. Вот и получается: шли по столбовой дороге не четверо, а всего трое.
— Я так было и подумал, только сказать не осмелился!
— Первую загадку мы, выходит, решили. Слушай вторую:
— Мать — черна, дочь — красна, сын — голенаст, выгибаться горазд. Не знаешь? Эх ты, мужик-хозяин! Это — печка, огонь да дым. А вот это что: сто один брат, все в один ряд, вместе связаны стоят. Веник? Какой же это веник! Там все братцы пучком связаны. А это — частокол, вот это что!
Разошёлся дед Терентий: самому приятно баловаться загадками. Очень полезная штука, эти загадки. Только успевай — мозгами пошевеливай!
— А ну, ещё одну, — шепчет старик. — Хожу на голове, хотя и на ногах, хожу босиком, хотя и в сапогах. Нипочем тебе, голова твоя садовая, не решить такую хитрую загадку!
— Дайте срок, дедушка, отгадаю! — уверяет Сашок. — Непременно отгадаю.
Думал-думал Сашок: трудно! Даже голову повесил, разглядывает свою босую ногу. Потом глаза на сапог перевёл. Лежит один, с больной ноги, возле лавочки.
Сорвался мальчишка с места, на здоровой ноге заплясал:
— Да это же гвоздь в сапоге, дедушка! Он это на своей шляпке-голове ходит, хоть и на ногах человечьих, он это и босой и в сапогах находится!
Тут всю радость Сашку Наташка испортила: вот заноза — не крикни при ней, не посмейся! Еле-еле утихомирили девку.
— Давай о чем другом говорить, — шепчет дедушка, — а то ты свои отгадки, внучек, на весь мир кричишь. Скажи-ка: когда дым столбом из трубы идет, тепло ли на улице?
— А зачем это мне знать, дедушка?
— Всякую примету не вредно про запас иметь, внучек. Может, когда и сгодится. Особо — в пути или на войне, скажем. Так тепло ли на улице, когда дым — столбом?
Делает вид Сашок, что раздумывает, а на самом деле ответ — вот он, на языке вертится.
— Холодно! Это всегда так бывает, если дым из трубы — палкой!
— Верно! — согласился дедушка Терентий. — А ещё какие приметы к холоду бывают, знаешь? Давай подскажу. Коли быть стуже — курица на одной ноге стоит и гусь лапу поджимает. И дрова в печи с треском горят.
Пососал дедушка свою трубочку, глаза на внучка поднял:
— Ну, ладно, Сашок, кончилась зима, ветер снег съел, прилетел кулик из заморья, вывел весну из затворья, тут нам с тобой, мужикам, дела по горло. Картошку сади, хлеб сей, да мало ли ещё чего! А в нашем хозяйстве без доброй погоды пропадёшь. Иной раз быть бы дождю в толстую вожжу, чтоб напоил он зерно в земле, а иной раз вот как вёдро[1] требуется. Тут и гляди на небо, да на птичек, да на травинки всякие. Сбежались тучки в одну кучку — быть ненастью. О том же кольцо вокруг солнца говорит. Птица, та тоже себя к дождю особо ведёт: галки стаями летают, воробьи в пыли купаются. А если в избе примету искать, так нет вернее соли: сыреет она к мокрой погоде.
Передохну́л дедушка, поглядел на внука:
— А если мошки толкутся да вороны играют, тут уж вёдро жди. Верное дело, Сашок.
До самого вечера дедушка всякую всячину внуку рассказывал. И так всё получалось интересно, что позабыли дедушка с внуком суп в казане крупой заправить, лук в него спустить.
Уже совсем стемнело, когда вернулась вся семья с покоса. Отец открыл дверь, да так и присох у входа: прыгают посреди избы Сашок на одной ноге и дедушка Терентий на одной ноге, — что за наваждение такое?
Тонким голосом выговаривает Сашок:
— Чики́-чики́-чика́лочки, один едет на палочке, другой — на тележке, щёлкает орешки!
А дедушка крутится вокруг внучка и тоже выговаривает:
— Свинка ходит по бору́, щиплет лебеду траву; она рвёт — не берёт, под берёзку кладёт.
Отец подошёл к Сашку, усмехнулся:
— Живу — не тужу, никому не служу!
Потом махнул рукой, ногой притопнул:
— А ну, сынок! Пляши, не виляй, сам на ужин добывай! Не добудешь — битый будешь, а добудешь — сытый будешь!
Раздул отец усы грозно, подхватил сына на руки:
— Вот так и расти, Сашок! Кто больше всех спит, тот меньше всех живёт.
Мать тем временем бросилась к печи, заглянула в чугун.
— Батюшки! Да тут крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой!
Братья и сестры за родительскими спинами переглядываются, посмеиваются, поглядывают на обескураженного дедушку.
Отец посмотрел на деда и сына, сказал беззаботно:
— Ладно, мать! Хлеб — на стол, и стол — престол. А хлеба ни куска, так и стол — доска. Хлеб-то у нас есть пока!