Тайная сторона Игры

8

Трошин далеко ушел в искусстве извозчиков — спать при первой возможности. Он и спал, сидя в возке. Тепло, никто не видит. Захочет кто пошалить — нарвется на неприятность изрядную.

При виде Арехина кучер быстренько снял попонку, которой укрывал лошадей, свернул, положил в возок и только потом спросил:

— Куда ехать?

Арехин назвал.

Довольный тем, что место знакомое, не придется в темноте кружить, Трошин тронул вожжи, и сытые вороные охотно побежали вдоль улицы. Отчего б и не пробежаться здоровому, сытому и резвому животному, когда знаешь, что в конце пути тебя почистят, напоят, накормят и оставят спать в тепле сухой конюшни. Правда, бегали они, считай, почти сутки, но достало времени и поесть, и подремать. У многих двуногих того нет.

Редкие прохожие смотрели вслед лошадям более со злобой — жируют, черти, одной конской колбасы вон на сколько. Но улыбались опасливо и жались к домам: слух о том, эти, которые на вороных, средь бела дня с поезда взяли не то отряд чекистов, не то анархистов, увезли за город да всех в чистом поле и порешили, набирал силу. Многие сомневались — ну, одного-двух куда ни шло, а больше не поместится, сани не безразмерные же. И потом, зачем же непременно в чистое поле вести, если и в Чека места хватает, а если наоборот, чекистов почекистить, то на улице, в подворотне, во дворе, например, тут медлить нельзя, вдруг отобьют. Сомневаться сомневались, а слухи передавали: после закрытия газет брать новости было больше неоткуда. Услышал сам — передай другому. А поскольку нерастраченная сила народного творчества упрямо искала выхода, то и находила — в анекдотах ли, в частушках или вот в слухах.

У здания управления железных дорог Трошин остановился и отъехал в привычный уже уголок.

Арехин с тезкой взбежали по ступеням. Взбежали — оттого, что нервический зуд напал. Лошади бегут, вот и они побежали. Орехин поскользнулся на ступени, и немудрено — обледенела, да ещё и темно. Хорошо, тезка Аз успел поддержать, а то ведь на лестнице как упадешь. Бывает — переносицей о ступень и — «вы жертвою пали в борьбе роковой…»

В коридорах тоже темно — присутственные часы кончились, или дежурные на другом этаже устроились, однако тезка Аз шел столь же стремительно, будто каждая сорокасвечевая лампа горела в полную силу. Орехин почитывал учебник электротехники и знал, для каких светильников какие лампы надобны. Он бы и на курсы записался, будь в сутках семьдесят два часа. Очень нужны длинные сутки. Сорок восемь для работы, восемь для сна, а остальное — для учебы. Ну, и личной жизни бы не помешали, хотя какая личная жизнь, когда всей площади — закуток в общежитии имени Чернышевского. Убого, некрасиво. Поэтому нужно сначала выучиться, на старшего следователя, или на мастера-электротехника. Однако ж пока Советская власть декретов о длинных сутках не издавала. А жаль.

Под дверью карлы виднелась полоска желто-зеленого света.

Арехин постучал и с облегчением услышал Кляйнмихелевское «войдите».

Они вошли.

Максимилиан Леонардович сидел на прежнем месте. Новой была собака довольно противного вида — шерсти чуть, морда узкая, хвост голый. Помесь поросенка и крысы. Хорошо, невелика, на полпуда.

Собака на вошедших посмотрела внимательно и решила не рвать.

— Это что за цербер, Максимилиан Леонардович? — спросил Арехин.

— Вернейший в наше время друг. Доносов не напишет, в спину не выстрелит, уклонистом не назовет. Я как узнал, что ты эшелонами пропавшими занялся, так сразу братцу и позвонил — вези, говорю, Демона. Братец мой, как известно, человек праздный, портреты вождей рисует, тем и сыт, и пьян, и нос по ветру. Везти не привез, не на чем, извозчики ныне втридорога дерут, если вдруг и найдешь, потому он сам привел, благо и вести-то всего пять минут — мы прежнюю квартиру занимаем.

— Без уплотнения?

— Какое уплотнение, ещё две комнаты дали под мастерскую брату. Нет, умение рисовать — это просто способности, а вот умение угодить вождям — тут, действительно, талант Микель-Ангельский нужен. И как рисует, стервец. Буденный у него — орел, а конь и вовсе лучше всех коней. Свердлов — чистый страдалец, причем не просто страдалец, а именно за народ. Сколько раз взглянешь, столько раз слеза и прошибает — как Яшка о тяжкой людской доле скорбит. Недавно какого-то кавказского каторжника изобразил — ну, натурально мыслитель вышел, куда Роденовскому. У Родена только думает, а кавказец уже все знает. Глаз у братца наметанный, потому советую — приглядывайтесь к кремлевским кавказцам.

— Максимилиан Леонардович, у меня складывается впечатление, что ты нарочно тянешь время, путаешь след.

— Складывается… У тебя бы да не складывалось. Ну, хорошо, тяну, время тогда и прекрасно, когда его можно тянуть. Перехожу к делу. Итак — он подошел к стене, отодвинул шторку и показал уже знакомую карту.

— Пустые составы были найдены здесь, здесь и здесь — показывал карла не пальцем, не карандашом даже, а нарочитой указкой. — Путем ретроанализа я установил, что, если их все пустили из одного места, то таких мест может быть только одно.

— Это почему же? — встрял тезка Он. — Если бы пустили из одного места, то и оказались бы они в одном месте.

— Верно мыслите, молодой человек, но не учитываете специфики. Железная дорога — не прямая, а очень извилистая. И если с одного пункта пустить поезда по разным путям, да ещё стрелки перевести, поезда могут очутиться в местах, весьма отдаленных. Пример — из Москвы можно и в Берлин поезд отправить, и в Пекин.

— Было можно, — огрызнулся Орехин.

— Отправляем, отправляем и сейчас, вьюноша. И не хмурьтесь, отправляем по специальным кремлевским ордерам.

— На пользу мировой революции, понимаю, — тоном своим Орехин признавал — погорячился.

— Возвращаясь с дальних стран, скажу, что эшелоны пущены со складов Хутченко, — указка обозначила место на карте.

— Значит, Хутченко…

— Склады Хутченко. Самого владельца ещё в декабре семнадцатого за саботаж расстреляли: отказался выдавать зерно. Правда, зерна к тому времени у него никакого не было, но это не повод не выполнять приказы ревкома. Я посылал туда человека — осторожного и мудрого. Тот к самим складам не ходил, а поспрашивал по соседству. Плохое, говорят, место. Малолетки там собираются, а чем живут — неизвестно. Иные и местные подаются к ним, но никто больше их не видел. Пошли да пропали. Нет, в округе шалят не больше обычного, скорее, меньше — банда Кароева исчезла напрочь, тож и с другими черными революционерами. Дома никто не трогает. Но вечером на улицу в одиночку ходить не моги, а понадобится — по трое-четверо. Какие-то эшелоны люди накануне видели, но интересоваться — не интересовались. Вот только с соседнего района Фомка-Череп со своими сорвиголовами аккурат этим утром решили посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Слышна была стрельба — минуты две, не больше. И все. Назад Череп не вернулся. Ни он, никто из его чертовой дюжины.

— Наверное, на складе и сидит. Добыча хорошая, зачем уходить, — сказал Орехин.

— Не исключаю. Не совсем понятно тогда, зачем Черепу было отгонять от складов эшелоны.

— А зачем другим?

— Чтобы освободить подъезд. Завтра ожидается прибытие нового хлебного эшелона.

— Ну, спасибо вам, Максимилиан Леонардович.

— Не стоит благодарности. Серьезно, не стоит. Позвольте совет дать?

— Позволю.

— Вы туда сейчас не идите — ни с помощником, ни со всем МУСом. А затребуйте войсковой отряд, лучше бы роту. Если там десять тысяч пудов — как раз роте и поработать.

— А если нет десяти тысяч?

— Тогда и подавно.

— Позвольте от вас протелефонить.

— Будьте любезны.

Арехин снял трубку аппарата, но опять услышал только тишину. Крутил ручку, опять крутил и опять, но понимал — бесполезно.

— Не работает ваш аппарат, Максимилиан Леонардович.

— В здании есть другой.

Они прошли в кабинет рядом. Пес шел у ноги карлы, как приклеенный.

Второй аппарат молчал, как и первый.

Карла побледнел.

— Если у нас повреждена связь… — он не окончил фразу, задумался.

— Если это вас утешит, могу сказать, что и в МУСе то же самое.

— В некотором смысле это утешает. Значит, они не только здесь, а везде.

— Это радует?

— В известном смысле. Прутик сломать проще, нежели целый веник.

— Тем больше причин мне спешить, — попрощался Арехин. — Вы домой? Могу подвезти.

— Подвезите. Хоть и пять минут, а все ж…

Они довезли карлу до дома. Действительно, рядом. Арехин проводил Кляйнмихеля (не иначе, тоже барон) вместе с его собакой до двери, завел в квартиру, проверил, все ли в порядке в квартире (было видно, как пламя свечи освещает то одну, то другую комнату) и лишь затем вернулся в возок.

— Все в порядке? — спросил Орехин.

— Да. Ещё и брат его, спит только.

— «Зазеркалье»?

— Бери выше — шустовский коньяк.

Никаких коньяков, ни шустовских, ни прочих, Орехин не пил, но слышал, что это питье знатное, для немалых господ. Стало быть, рисовать вождей и вправду дело выгодное.

— На телеграф, — скомандовал Арехин кучеру.

Телеграф был тоже местом известным, и, не смотря на ночь, доехали быстро. У ворот их остановил часовой — трезвый, с примкнутым штыком, и по всему видно было — начеку парень.

Мандат Арехинский он рассмотрел внимательно, потом показал рукой — проходите.

А за углом ждало уже трое, но мандатов проверять не стали. Пропустили и все. Ага. Засада. Одного часового, поди, не забоятся, тот пропустит, скажет условное слово, а за углом их в маузеры — хоть пять человек, хоть десять завалят.

Но — обошлось.

Причина волнений была проста: странные неполадки.

— Что, совершенно не работают линии? — спросил Арехин какого-то спеца.

— Работают, но не все. Одна за другой отключаются. Мы послали дежурную бригаду на один важный объект — настолько важный, что оставлять его без связи никак нельзя. Не вернулись. Теперь ждем утра.

— Попробуйте соединить меня с Сигизмундом Викентьевичем.

Спец Сигизмунда Викентьевича, верно, знал, потому что переспрашивать не стал, а сам прошел в специальный зал с длинными рядами шкафов, но каких шкафов! Мечта электротехника. Сплошь соединения, клеммы, реле.

— Здесь у нас, помимо телеграфа, ещё и одна из крупнейших в столице телефонных станций, — объяснял Орехину на ходу спец. Он немного поколдовал у волшебного шкафа и дал трубку Арехину.

— Сигизмунд Викентьевич? Да, Арехин. Докладываю: зерно найдено. Все три эшелона. Но нужны чрезвычайные меры. Неполадки со связью? Не исключено, что это взаимосвязано. Нет, армии поднимать не нужно. Дайте мне полноценный взвод латышских стрелков. Китайских. Нет, других не нужно, только китайских. Да, понимаю, что несу полную ответственность. Да, на грузовике, лучше на двух. Нет, пулеметов не нужно. Жду.