Тайная сторона Игры

9

Ждать пришлось сорок три минуты. Вот что значит — хлеб. На мятеж ждать пришлось бы дольше. Хотя… Мятеж порой вкуснее хлеба, особенно если кровавой подливки вдоволь.

Два грузовика встали перед телеграфом. Командир, Линь Сао, выбежал навстречу Арехину.

— Гражданин Арехин, рад снова видеть вас! — говорил китаец безо всякого акцента, чище иных русаков. Да что иных, большинства. Окончил Московский университет, потом начал учиться в Сорбонне, хотел стать большим историком, но в семнадцатом году вернулся в Россию. Зачем изучать то, что можно творить, сказал он Арехину при прошлой встрече.

— Во всяком случае и вы, и я до сих пор живы, что уже достижение, — ответил Арехин. Сам он радости особой не чувствовал, какая уж радость, ведь не в театре встречались, а на операции. А операция получилась кровавой.

А сегодня? Сколько Арехин не думал, лучших исполнителей, нежели китайцы, не находились. Значит, китайцы и будут.

— Сколько у вас бойцов?

— Двадцать восемь человек, я — двадцать девятый. У всех карабины, патронов по две дюжины. Пулеметы брать не приказали.

— Пулеметы не понадобятся. Сейчас мы поедем на склады, где, согласно сведениям, находится зерно трех хлебных эшелонов. Возможно, там же есть и бандиты — до четырнадцати человек максимум, реально же, думаю, меньше.

— Намного меньше? — спросил китаец.

— На очень много. Наша задача: стремительно проникнуть на территорию складов, при малейшем сопротивлении противника — уничтожать. Затем охранять зерно до прибытия транспорта. Ваш отряд в качестве поощрения сможет взять зерна столько, сколько сможет унести.

— Жаль, мы третий грузовик не взяли, — то ли пошутил, то ли всерьез сказал китаец.

Грузовики шли не быстрее лошадей. Потому что Арехин с тезкой на вороных ехали впереди, а за ними, в ста шагах — грузовики. Трошин ворчал, мол, они не гордые, могли бы и вслед моторам идти, но Арехин успокоил:

— Ты ж, Трошин, знаешь, китайцев Москва не любит. Вдруг дурная голова выскочит и вслед грузовику выпалит всю обойму. Хорошо ли нам быть между стрелком и целью? А в дело все пешие пойдем, лошадей и автомобили оставим за квартал.

Сделали все, как и намечали. У автомобилей с конями оставили кучера и шоферов — втроем они сила, вооруженная, и очень опасная.

Взвод колонной по четыре пошел вслед Арехину с тезкой и Линь Сао. На плечах — кавалерийские карабины. Мосинки для китайцев великоваты, а карабины — аккурат по ним.

Снег, как ему и положено, скрипел, ветер подвывал, тучи летели. Обыкновенная нат-пинкертоновская погода.

В домах — ни огонька. И керосин неукупен, и свечи. А главное — к чему светиться-то? Неровен час, и налетит какой светлячок. Какая с того польза? А вот вред случается. Тем более, Фомка-Череп давеча поблизости шатался.

Никем не потревоженные, они дошли до складов Хутченко. Склады эти были маленьким городком — обнесенные каменным забором, они век снабжали московские лавки, магазины и фабрики с заводами разным припасом. Держали и зерно — до революции. Потом зерна на все склады хватать не стало, чтобы сократить воровство выделили одни, Филипповские, назвали Ревхлебскладом и стали жить-поживать, пайки выдавать. Ну, не штучные, а подводами.

А склады Хутченко пограбили в вольные дни, потом подзабыли, а теперь взрослых людей пугают этими складами.

Ну, ну. Взвод взрослых вооруженных людей напугать не просто.

Китайцы шагали дисциплинированно — никто не разговаривал, не курил, из строя не выбивался. Ладно взвод, а если дивизия таких в Москву придет?

Они прошли вдоль ограды, остановились у ворот — дубовых, с кованными полосами для крепости и величия. И ведь не украли на дрова, а ведь, если полосы снять да распилить, иному домику на всю зиму тепло.

Ворота оказались открыты, вернее, не все ворота, а дверь в человеческий рост в этих воротах. Ну, понятно, ежели подвода, а лучше десять — открыть ворота, если человечек с бумажкой — дверь открыть. Вот она и была открыта. Точнее — взломана. И, судя по всему — совсем недавно. У Фомки-Черепа фамилия Череп, а Фомка — прозвище. Ну, ну.

Линь Сао поднял руку. Отряд остановился. Замер, даже дышать, кажется, перестали.

Арехин слышал многое. Не слышал только людей за воротами.

Тогда он, приготовив на всякий случай браунинг-специаль, шагнул в дверь.

За ним, с маузером в революционной руке — тезка Он.

— Заходим, — скомандовал Арехин остальным.

Китайцы быстренько перестроились и по одному втянулись внутрь.

Куда дальше?

Чутье выведет. Пресловутое классовое чутье, таинственное сыщицкое чутье и обыкновенное человеческое. Зерно в морозную ночь издалека слышно.

И не только зерно.

— Вы позволите зажечь факелы? — спросил Линь Сао.

— Это вы хорошо придумали, — согласился Арехин.

Припасливые китайцы достали палки, пропитанные смолистым составом (наверное, китайский секрет) — и через минуту почти тридцать факелов осветили округу. Горели они ровно, и, несмотря на порывистый ветер, не гасли. Знать, не такой он и порывистый, ветер-то.

Они вышли на железнодорожные пути. Точно, совсем недавно здесь стоял состав, вон ещё мазута накапало. А впереди был амбар, большой, просто громадный, не три — тридцать составов вместит и не поперхнется.

— Нам туда, — сказал Арехин.

Линь Сао воткнул свой факел в сугроб, что намело у стены. Правильно, чтобы не подстрелили. А сам тихонько-тихонько пошел к амбарным воротам.

Арехину было проще — у него не было факела, и потому он опередил Линь Сао на два шага. Тот не протестовал: лучше иметь плохой щит, чем не иметь никакого.

Здесь двери были зарыты, но не на замок, а просто силою трения. Запах зерна, запах крови, запах…

Линь Сао что-то скомандовал, и китайцы подошли поближе. Раз, два — навалились на ворота и на три-четыре их раскрыли. Начали раскрывать, потому что ворота тяжелые, инерция торопиться не дает.

Наконец, они раскрылись достаточно широко, чтобы четыре китайца в ряд шагнули внутрь. Вторая четверка была без факелов, зато с карабинами наготове, готовые выстрелить и убить — где ж здесь промахиваться-то.

И действительно…

Зерно было здесь. Много зерна. Горы. Все три эшелона без малого.

Но эти горы были усеяны крысами. Они оглянулись на вошедших — все, разом, и миллионы алых огоньков вспыхнули во тьме.

В следующую секунду крысы бросились на людей.

Арехин слышал, как взвизгнул тезка Он, начал стрелять из маузера, а потом и бомбу бросил — к счастью, забыл выдернуть чеку. Сам Арехин работал ногами, досадуя, что не взял более подходящего оружия. Но Линь Сао вежливо оттеснил МУСовцев:

— Орлы мух не клюют.

В распахнутые уже полностью ворота вошли все китайцы, стали в шахматном порядке, выстрелили по разу — чтобы разрядить карабины, а потом прикладами начали уничтожать крыс. Четверо светили, двадцать убивали. От одного удара погибало два-три крысы — так плотно они бежали. От десяти — двадцать пять. Каждый китаец делал сорок ударов в минуту, значит, за минуту погибала тысяча крыс. За десять минут — десять тысяч. Хай, хой, хай, хой — задавал ритм Линь Сао.

Порой крысе удавалось вскочить на штанину, даже на грудь, но тут на помощь приходил китаец с факелом: свободной рукой он просто хватал крысу поперек тела и давил — быстро, очень быстро.

Через четверть часа ритм снизился — не китайцы устали, а крыс стало меньше. Ещё через полчаса стало ясно, что победа за людьми, победа полная и окончательная — в данном сражении.