Я оделся и, зевая, вышел в прихожую, недоумевая, кто же может ломиться в такую рань?
— Кто там? — спросил я.
— Это я, — донёсся женский голос, подразумевая, что все должны быть в курсе, кто такая «я».
Я открыл. Вошла, а точнее, ворвалась бойкая светловолосая девушка с широким лицом и глазами навыкате, так напоминающие отцовские. Маша, сестра — сразу понял я. В руках она держала тряпичный мешок с продуктами.
— А ты чего это не позвонил даже, не сообщил? — набросилась она на меня с порога. — Хорошо, что вчера сама позвонила узнать насчёт оплаты. А тебя, оказывается, выписали.
— Да я… — начать я оправдываться, но Маша не стала меня слушать.
— Новость знаешь? Отец в тюрьме. А где младший-то? Что, Лёха дрыхнет ещё? В школу пора скоро.
— Я слышал про отца. Вчера полицейский приходил, — едва успел сказать я.
— Говорят, там что-то серьёзное, — снова затараторила Маша. — Вроде убийство. Так и знала, что чем-то подобным закончится. Сегодня поеду навестить. Так, вы чем тут питаетесь? — сестра разулась и проследовала на кухню. Найдя кастрюлю с перловкой, она поморщилась. — Сколько оно тут стоит? Неделю? Ладно, сейчас что-нибудь сообразим, — она начала извлекать из мешка продукты. — Как себя чувствуешь, кстати?
— Да нормально, — ответил я, протирая глаза.
— Ну и замечательно. Рада, что всё в порядке. Я беспокоилась. Отец обещал оплатить счета, а тут такое. Ну и ладно. Нечего в этих больницах делать. Не лечат, а только деньги дерут. Лучше дома посиди чуток.
Говоря это, она достала кастрюлю, доску и куриную грудинку. На кухню выполз заспанный Лёха.
— О, здорово, ты чего здесь? — спросил он.
— Чего-чего. Проследить пришла, чтоб с голодухи не опухли. Иди давай, умывайся и собирайся в школу, — сказала Маша. — А я пока завтрак приготовлю. А ты когда пойдёшь учиться? — спросила она меня.
— В понедельник.
— Ясно. А ты, Лёш, тоже знаешь про отца?
Брат кивнул:
— Ага.
— Плохо дело, в общем. Самое паршивое знаете, что? Что вас могут в приют отправить.
Мысль эта мне прежде не приходила в голову, а сейчас новость грянула как гром среди ясного неба. А я-то думал, что самая большая проблема (разумеется, после моего контракта) — это найти средства на дальнейшее существование. Не хватало ещё, чтобы меня в какой-то приют упекли. Тогда миссию точно можно считать проваленной.
— Но не переживайте, — успокоила нас Маша. — Если там всё так плохо, я на себя оформлю опеку. Не думаю, что проблемы будут.
— А Малик согласится? — спросил Лёха.
— А куда он денется?
— Да, надо бы оформить, — почесал я затылок. — Если что, я сам могу зарабатывать, так что обузой не буду.
— Какой зарабатывать? — с упрёком поглядела на меня сестра. — Тебе надо экзамены сдать и поступить на специальность. Хочешь на мусорный пойти работать? Или грузчиком, как наш отец?
— Я понимаю. Просто, чтоб вас с Маликом не напрягать. У меня же больничные счета ещё.
— За это не переживай, — Маша поставила воду и принялась разделывать курицу.
И всё-таки я переживал. Стать нахлебником у родни не очень-то хотелось. Мне нужна была полная независимость и свобода действий, иначе можно забыть о договоре и моей новой жизни.
— Послушай, — вдруг осенила меня мысль. — Мне надо с Маликом перетереть кое о чём.
— Зачем?
— Да это по поводу боёв.
— Какие бои? Из больницы только вышел.
— Не в том смысле. Я не собираюсь участвовать. Хочу узнать, что там вообще происходило без меня. Просто… В общем, надо.
— Ладно после завтрака съездим. Он на рынке уже. Он, когда узнал, что ты из комы вышел, тоже хотел с тобой потрындеть. Не знаю, какие у вас там дела, но чтоб больше никаких боёв, понял?
С Маликом потолковать я хотел не просто так. Внезапно вспомнилось, что именно через него я познакомился с Магометом Гамзатовым. Малик и Маша встречались уже давно, Дениса он знал хорошо, как знал и о его занятиях боевыми искусствами. Однажды, когда Денис нуждался в работе, Малик предложил свести его с людьми, которые организуют подпольные бои, сказал, что на драках можно хорошо поднять, и Денис, не долго думая, согласился, хоть сестра была категорически против. Но деньги зарабатывать надо, отца тогда в очередной раз выгнали с работы, и у Дениса просто не оставалось выбора. Или за копейки бегать разносчиком еды, или попробовать себя в боях. Ну а потом, когда прибыть попёрла, Денис даже слышать не хотел ни о чём другом.
Я подумал, что было бы неплохо связаться с Магометом и через него попробовать выйти на Вениамина Куракина, но соваться к Маге после нашей с ним ссоры было рискованно, и потому, первым делом я намеревался немного прощупать почву. Зайти, так сказать, издалека.
Малик с Машей жили в недалеко от больницы, а работал Малик на вещевом рынке возле станции «Измайлово». Туда-то мы с сестрой и отправились после завтрака. На автобусе добраться было быстрее всего, но когда подъезжали, попали на проспекте в пробку. Дошли пешком — оставалось недалеко.
Дядя Малика держал несколько точек на рынке, торговал палёным шмотьём и хозтоварами, и Малик сидел на одной из этих точек. Работал он много, всю неделю с утра и до вечера торчал за прилавком. Маша тоже работала — на текстильной фабрике. График был плавающий, три через один, и сегодня у неё как раз выдался выходной.
— О, приветствую, брат! — воскликнул молодой круглолицый джигит с узкими бакенбардами, переходящими в тонкую бородку, и полез обниматься. — Как жизнь? Как здоровье?
Это и был Малик. Мы стояли у его контейнера с одеждой посреди огромного базара, который в девять утра уже кишел людьми.
— Ладно, не буду вам мешать, — сказала Маша и отправилась по своим делам.
— Слышал, ты выздоровел. Хорошие новости. Рад за тебя, брат, — Малик говорил почти без акцента, что не мудрено: в Москве он жил с детства.
— Всё хорошо, — ответил я. — Сам-то как?
— Дела идут. Видишь — торгуем. Всё у нас хорошо.
— Поговорить с тобой хотел по поводу боёв, — перешёл я сразу к делу. — Только давай не здесь, где-нибудь, где потише.
— Как скажешь, брат, как скажешь. Я тоже поговорить хотел. Произошло кое-что, пока ты в больнице лежал. Пойдём ко мне в машину, там никто не подслушает.
Малик кликнул соседа, чтоб тот присмотрел за точкой, и мы отправились на стоянку, где среди малолитражек и ушатанных пикапов, стоял среднеразмерный универсал Малика — старая колымага, купленная им с рук два года назад. На хромированной, изрядно потёртой решётке радиатора красовалась эмблема «Нева», написанная курсивом — марка, выпускаемая одним из Петроградских автомобильных заводов. Универсал этот уже много повидал на своём веку, и теперь он равнодушно таращился четырьмя «глазами» на прохожих, кривясь им вслед помятым бампером.
Мы устроились на заднем сиденье, в машине пахло бензином и обивкой из кожзама.
— Так что ты хотел мне сказать? — начал я первым.
— Предупредить тебя хочу, — ответил Малик, — чтобы ты на базу к Маге не совался больше. Ты, говорят, его подставил. Мага зол на тебя. Лучше не ходи. Худо будет. Там другие теперь заправляют.
— И кто же?
— Один малый из этих… ну, из дворян, из «гадюшника», в долю вошёл. Вот он и заправляет. Я-то мало знаю — люди так рассказывают. Но людям тем у меня нет причины не верить. Мага сам двух пальцев лишился на руке. Говорит, из-за тебя. Очень зол. Так что у вас вышло такое, а? Что за проблемы? И кто в тебя стрелял? Расскажи, будь другом.
— Я отказался ложиться под соперника. А больше не помню ничего.
— Э, брат, зачем? Зря ты это. Там серьёзные люди, серьёзные дела делают. Не шутки это тебе. Нехорошо получилось. Вот и доигрался.
— И не говори, — вздохнул я. — Доигрался.
— Ты пойми, брат: им, — Малик поднял в верх указательный палец, — плевать и на тебя, и на меня, и на Магу им плевать. Убьют и не почешутся. Это им, как комара прихлопнуть. А дворянин тот, говорят, вообще отбитый. И люди его — из казаков все. Не связывайся с такими никогда. Себе дороже. И на базу не ходи больше. А если деньги нужны, дядя Карим одолжит — я попрошу за тебя. А на бои не ходи.
«Ну уж нет, спасибо, — подумал я. — Одолжит мне дядя Карим, под двадцать процентов годовых, ага».
— Спасибо, что предупредил, — сказал я. — Мага мне уже сказал, что больше не хочет со мной работать — не пойду. А ты случаем не знаешь, дворянин тот на базе часто бывает?
— А кто его, шайтана, знает? Часто-нечасто… тебе-то зачем?
— Да так, чтоб на глаза не попасться.
— Вообще туда не суйся, понял? И да, у себя там, в районе, тоже осторожнее ходи. Сейчас персы власть делят с армянами и чеченами. К нам пока не идут, но… — Малик безнадёжно махнул рукой.
— Кто делит? Персы? — переспросил я. С «персами» у меня ассоциировались коты персидской породы.
— Да, заявились ни с того, ни с сего. Эти ребята вообще конченые. Осторожнее будь. Там у вас уже магазины громят.
— Да, есть такое, слышал, — вспомнился вчерашний налёт на маркет и смуглые парни на большой оранжевой машине, которых я посчитал арабами. Это они что ли — персы? — И чего они тут забыли?
— Э, брат, а мне почём знать? Ими же там рулят, наверху. А у нас своих дел хватает, правильно? Зачем нам в чужие лезть?
Поблагодарив Малика и пообещав, что на бои больше не пойду, я отправился домой.
Большего от Малика я и не ожидал. Он хоть и знал братьев Гамзатовых, от бизнеса того был далёк, да и тут он — мелкая сошка, на дядю ишачит. Но вот информация о том, что князь сам вошёл в долю и теперь там всем рулит, показалась полезной и, признаться, я даже обрадовала. Ведь это означало, что время от времени он мог бывать на базе, и у меня имелись некоторые шансы его выследить.
Но вопросов оставалось много. А что, если князь больше не приезжал больше на бои? А если он заправлял через своих подручных? А если Мага сам ничего не знает или вообще не захочет со мной разговаривать? Слишком ненадёжной была зацепка, но иного пути я просто не видел. Я и князь Куракин существовали словно в разных измерениях, что соприкасались друг с другом лишь постольку поскольку. И от мира того я был неимоверно далёк: даже демонический мир казался ближе, чем тот, в котором обитал молодой дворянин.
Идти к Магомету было рискованным предприятием, и всё же ничего иного не оставалось. И почему-то я верил, что Мага не откажется со мной поговорить, что он и сам не рад партнёрству с Куракиным, и выложит всё начистоту. Хотя, казалось бы, с какой стати? Но развязать ему язык надо, как ни крути. Выхода нет. Не получится по-хорошему, у меня есть более весомые аргументы, например, отцовский охотничий нож. Да, будет неприятно. Я видел, как допрашивали пленного — ощущения так себе, даже если со стороны наблюдать. Но тут дело жизни и смерти.
Сегодня я хотел снова заскочить гараж, попрактиковаться с призывом существ и разработать план дальнейших действий. Но первым делом я решил навестить Александра Васильевича. Я шёл по проспекту, и чтобы срезать путь, свернул на второстепенную улицу и углубился в кварталы. Подумал, так будет быстрее. Но я ошибся: вскоре оказалось, что кратчайший путь преграждает какое-то крупное предприятие, и чтобы попасть в нужный район, надо его обогнуть.
Раньше здесь Денис не бывал. Свой район знал, как свои пять пальцев, нашёл бы дорогу с закрытыми глазами, но тут места оказались незнакомыми, и я немного заплутал в тесных улочках.
И тут я обратил внимание на то, что на меня часто оглядываются прохожие. Несколько мужчин, греющихся на солнце возле кабака, проводила меня пристальными взглядами. Вывеска, кстати, была не на русском, как и все остальные. Да и на улице — ни одного славянского лица. Я понял, что случайно оказался на территории какой-то диаспоры, но вот какой? «Ах, да! Армяне же, — вспомнил я. — Они же где-то недалеко от Измайловской живут. Неужели к ним забрёл». Подвела меня память, одним словом. В здешней Москве, как оказалось, не везде можно ходить. Имелись районы, куда лучше не заглядывать, если ты не принадлежишь к определённой этнической группе.
И одним из таких мест была армянская диаспор. С армянами москвичи находились в особых отношениях. В этом мире Армения, как и всё Закавказье, вплоть до турецкой границы, входила в состав Российской Империи. В восьмидесятые годы прошлого века в Армянской губернии отменили преподавание национального языка в школах и упразднили местную церковь (у них, как оказалась, была собственная конфессия). В ответ прокатилась волна восстаний, которая дошла до Москвы и Петрограда в виде погромов, учинённых армянскими националистами. Император ввёл войска в Закавказье. В итоге более десяти лет там шли боевые действия. Сейчас всё утихло, но с тех пор за армянами закрепилась дурная слава.
Впрочем, ещё больше москвичи не любили персов. В городе действовало несколько ближневосточных банд, которые считались напрочь отбитыми. Кроме того, в Персидском царстве здесь до сих пор исповедовался зороастризм, который и христианами, и мусульманами презирался, как языческий культ. Особенно у многих вызывал отвращение древний зороастрийский обычай выставлять тела умерших на съедение животным. В Российской Империи он был под запретом, но в Персидском царстве и афганских княжествах практиковалась повсеместно.
Желая поскорее покинуть опасный район, я свернул и оказался в малолюдном месте. С одной стороны тянулась ограда, а с другой — задние фасады домов с пожарными лестницами. Впереди я заметил семафор — там находилась железная дорога, и я подумал, что за ней армянские кварталы заканчиваются. Прибавил шаг, но вдруг из-за угла ближайшего дома вышли два молодых чернявых парня. Они держали руки в карманах курток. Остановились и стали ждать.
Я перешёл на другую сторону, но они двинулись мне наперерез, и я понял, что драки не избежать.
— Слыш, шакал, заблудился что ли? — обратился ко мне носатый парень в кепке. — Чего тут забыл?
Я огляделся. Краем глаза заметил, как сзади подходят ещё двое. Меня окружали со всех сторон.
— Да ребят, заблудился, — сказал я примирительным тоном, становясь так, чтобы в поле зрения находились все четверо. — Уже ухожу, всё в порядке.
— Как, уже покидаешь нас? — ехидно поинтересовался здоровый малый, один из тех, кто подошёл сзади. — А чего заходил-то?
— Когда же до вас, шакалов, дойдёт, что нечего тут делать? — произнёс носатый.
— Да никогда, наверное, они к бабам нашим ходят. Своих мало, видать, — ответил здоровый.
Всё это они говорили, глядя на меня, словно пытаясь запугать. Двое подошли совсем близко, а двое — держались на некотором расстоянии.
— Ну так как, значит, сразу прирезать? — как бы спросил у приятелей носатый.
— Не знаю даже, — ответил здоровяк. — Слыш, шакал, тебя прирезать или как? Есть чем откупиться?
— Да-да, у меня есть день, всё отдам, мне не нужны проблемы, — сказал я. А в голове мысли: сотка в кошельке. И ведь жалко. И так денег нет, а тут ещё эти. А не пошли бы вы, ребят?
В руке носатого блеснуло лезвие раскладного ножа:
— Ага, давай, гони всё.
— Сейчас, ребят, погодите, — я поднял перед собой руки, делая успокоительный жест, и в следующий миг два моих стремительных удара прилетели в лица носатому и второму, что стоял рядом — оба даже среагировать не успели.
В руке здоровяка мелькнул нож. Лезвие оказалось перед моим носом. Я отклонился, схватил запястье, потянул на себя, ударил ногой в плечо и в голову. Громила взвыл и упал на дорогу, держась за повреждённую руку. Четвёртый оказался вооружён кастетом. Он ударил. Я поднырнул ему под руку, вонзая локоть в живот — парень согнулся и свалился с ног.
На меня налетел носатый. Он махнул ножом. Я нырнул, уходя с линии атаки, и длинный хуком засветил ему в лицо. Второго я ударил в грудь ногой, и тут же, не опуская бедра, пробил в голову. Носатый опять атаковал, я схватил запястье с ножом, ткнул кулаком в лицо, развернулся, перекинув руку противника через плечо, и резко дёрнул вниз. Парень заорал. Ударом локтя я отправил его на асфальт.
Налетел парень с кастетом. Я блокировал обеими руками его хук, вошёл в клинч и пробил коленом по рёбрам, а потом в лицо.
Хоть тело моё и провалялось месяц в коме, справиться со шпаной труда не составило. Отменная и, я бы даже сказал, невероятная реакция, скорость и наработанные за годы тренировок навыки никуда не делись. И это не могло не радовать.
Все четверо грабителей были повержены, они валялись на дороге, стонали и кряхтели, держась за повреждённые руки и разбитые лица. Я вздохнул с облегчением, намереваясь продолжить путь, но вдруг увидел, как со стороны железнодорожного переезда в моём направлении движется полицейская машина.
— Да где ж вас раньше-то носило? — с досадой подумал я и, развернувшись, пошёл в обратную сторону, дабы избежать ненужной беседы с полицейскими, которая, как мне казалось, хорошим не закончится.
Совсем близко за спиной включилась сирена, я зашагал быстрее.
— Эй, стой! — крикнул кто-то за спиной. — А ну не с места!