Глава 8

— Я уже говорил, — первым начал Abuelo, — надо, чтобы пакистанцы исчезли. Они, в принципе, уже поняли, что другого выхода для них просто нет. Я пообщаюсь с Хади и Мирзой, потом решим.

— Дедушка, а давайте сделаем по-другому, — мне в голову пришла интересная мысль и я решил ее озвучить своим старшим товарищам, — что если мы им отдадим смартфон майора и пусть идут с ним к «Одноглазому».

— Не понял, — Липский аж горячим кофе поперхнулся, — ты юморист однако.

— А что нам мешает убрать всю информацию из папок, — я посмотрел на Михалыча, потом на дедушку, — зато так нам спокойнее, «Одноглазый» должен повестись на эту вещь. А папки я «запаролю», да и сам айфон можно заблокировать на чей-нибудь Face ID, пусть ищет хакеров, или ждет пока майор в себя придет. А если на чужое лицо заблокировать, тогда и майор ему не поможет.

— Можно не так быстро? — меня тронул за руку дедушка, — мне надо уловить твою мысль, а ты слишком частишь. Пока я понял только, что можно удалить информацию и отдать телефон «Одноглазому».

— В принципе, правильно, — кивнул я, — всю информацию удалять не надо, я могу только поменять некоторые файлы в папках и пару фотографий, остальное можно оставить так как есть. «Одноглазый» сам не сможет открыть айфон, нужен спец. С Хади я поговорю, чтобы он не «подписывался» на это, если хочет жить. Он вообще может сказать, что нашел айфон в номере майора, но вскрыть не смог, так как у него нет таких аппаратных возможностей. В папках я поменяю часть файлов и уберу за собой «хвосты», чтобы не было видно, что в них сегодня копались. У нас еще есть пара часов до встречи «паков» с заказчиком.

— Я думаю, Марк дело говорит, — поддержал меня Михалыч, — надо только с «паками» пообщаться, чтобы уловили свою пользу и не брякнули лишнего. Да к тому же, при разговоре с заказчиком они будут в своем праве и могут потребовать расчета за смартфон.

— Согласен, — дедушка кивнул мне, — занимайся файлами, а мы побеседуем с пленниками.

— Я могу посмотреть файлы со смартфона? — Иванчук глянул на меня, потом на дедушку и пояснил: — которые вы удалять собрались.

Дедушка кивнул, и они с нашими сыщиками спустились в подвал, а мы с Иванчуком, пошли ко мне в комнату «чистить» смартфон. Минут через пятнадцать к нам присоединилась Аня, которая прибежала ко мне в комнату, обнаружив, что на веранде никого нет.

— Маркуша, — хитро глядя мне в глаза, начала Анечка, а нас с девчонками Марина в гости к себе позвала в Дмитров. У них с дедушкой на Волге дача есть, там так классно летом.

— А при чем тут Волга и Дмитров? — я удивился, так как виртуально уже был знаком с окрестностями города, где живут папины родители, — они в Подмосковье живут. А Волга — это где Волгоград, Астрахань, я точно знаю.

— Смешной ты «Марко Поло», — рассмеялась Аня, — от Дмитрова до Волги пятьдесят километров. Моя Дубна на этой реке стоит. Тебе, что отец никогда не рассказывал? Он ведь там жил и работал.

Отец мне действительно не приводил таких подробностей, он вообще не очень часто говорил про Россию, наверное не хотел бередить себе душу. Но зато, если начинал рассказывать, то слушать его можно было бесконечно. Про ту же Москву я, с его слов, знал очень много интересного. Сам город ему нравился, а вот о жителях столицы он всегда отзывался слегка скривив лицо. Отец говорил, что на Дальнем Востоке, где он родился и вырос, люди намного проще, душевнее и отзывчивее, чем в Москве. Про свой родной Благовещенск, папа мог рассказывать часами, особенно в январские вечера, когда океан бушевал от северных ветров, на улице хлестал косой дождь, и все живое кучковалось ближе к теплому камину. А вот про Дубну, где отец работал в какой-то научной лаборатории, он вообще говорил буквально пару раз, да и то вскользь.

— Тебе легко рассуждать, ты выросла в России, — огрызнулся я, — вот и и знаешь там все. А скажи мне, грамотная такая, на какой реке стоит Эль Пуэрто?

— Гвателупа? Гудалахата? Гуаду… — замялась девушка, — да ну тебя, такое название трудное.

— Вот-вот, — хмыкнул я, — Гвадалахара еще скажи. Наша река называется Гуадалете — понятно тебе Христофор ты наш, можно даже сказать, Колумб.

— Ой, да ладно, ты что обиделся? — прижалась ко мне Анютка, — ну не будь букой таким, я все время забываю, что ты в России не был никогда. А вообще, я тебе совсем не про это говорила. Ты хоть понял про что?

И тут до меня наконец дошло, что сеньора Марина приглашает девчонок в гости к себе в Россию. Я осознал, что оказывается в нашей жизни это реально и наши родственники, вот так, запросто, могут пригласить к себе иностранцев. Ладно Аня, она — русская и гражданка России, а ведь мама и Мария — испанки. Я никогда раньше об этом даже не задумывался.

— А что, такое возможно? — мне стало интересно, — как это делается?

— Марк, ты вообще, что ли никогда об этом не думал? — в разговор, неожиданно, встрял Иванчук, — это же нормальная практика, родственники могут без проблем ездить друг к другу, надо только визу оформить. Да и сейчас, это намного реальней, чем во времена моей молодости. Тогда с визами было сложнее. Кстати, как ты себе представляешь мое появление в Эль Пуэрто? Я ведь из России. А твои бабушка и дедушка? Они же тоже приехали без проблем.

Конечно, я определенно «затупил» с таким вопросом. Видимо сказалось, что мы раньше никогда не собирались в папины родные края. Да и сейчас мои мысли больше были заняты «Золотом окраины». Я замолчал и продолжил «ковыряться» в смартфоне Полтавского. Мне пришло в голову, что нет смысла устанавливать на смартфон пароль, отличающийся от прежнего. Без майора никто в айфон не сможет попасть, а если «Одноглазый» доберется до Полтавского, то пароль должен быть прежним, иначе сразу станет понятно, что мы в нем «копались». Значит надо информацию повреждать так, чтобы это было непонятно его владельцу. Для эти целей у меня нашелся один «подарок» от китайцев. Проще говоря, у меня была очень интересная вирусная программа, которая могла исказить все файлы до неузнаваемости, но папки при этом сохранятся. Фотографии я решил не трогать совсем, никакой «опасной» информации в них не было, за исключением, может быть фото с суммами в разных валютах и в золоте. Но, посоветовавшись со своими компаньонами, я и эту фотографию оставил. Ведь она давала подтверждение похитителю, что он «на верном пути». Закончив с телефоном, я передал его старшим товарищам. Дедушка к этому времени уже переговорил с пакистанцами и принял решение, что к заказчику пойдет один Хади, а его брат и напарник будут пока у нас в качестве заложников. Так и нам спокойнее, и «хакер» лишний раз подумает прежде принимать какое-либо опрометчивое решение. Например, смыться с полученными от «Одноглазого» деньгами, не рассчитавшись за разгром, причиненный стрельбой.

Михалыч предложил «своими силами» проконтролировать встречу нашего пакистанского друга с заказчиком. Для этих целей у него в Кадисе есть «малозаметные человечки», которые смогут «присмотреть» за пакистанцем и проследить «Одноглазого». Мы согласились, что нам не стоит «светиться» перед противником, надо делать вид, что мы полностью «не в теме».

К шести часам пополудни, получивший полный инструктаж, Хади был уже в кафе, где у него назначалась встреча с заказчиком. А мы занимались своими делами, ожидая результатов этого рандеву. Анечка вытащила меня на пляж, где прилагала нечеловеческие усилия, пытаясь обучить азам плавания кролем. А я, до такой степени «валял дурака», что схлопотал полновесный подзатыльник от своего очаровательного тренера. На этом наша тренировка прекратилась сама собой и мы поковыляли домой. Как оказалось — совсем не зря. Дедушка уже связался с пакистанцем, позвонившим после завершения встречи. Рандеву с заказчиком прошло более-менее благополучно. «Одноглазый» забрал смартфон и выплатил «хакеру» гонорар, даже не пытаясь уменьшить сумму. С пакистанцем мы договорились встретиться через пару часов, когда совсем стемнеет, чтобы не привлекать внимание возможных соглядатаев.

На наш городок опустились сумерки, небо на западе потемнело, проводив последние всполохи заката, и на улицах загорелись фонари. Ничего в округе не напоминало о вчерашней бурной ночи во дворе нашего отеля. Также гуляли отпускники, в небо снова полетели фейерверки, на «всю катушку» заработали вечерние кафе. Только в «Большом Слоне» стояла тишина, все обитатели разбрелись по своим углам. Мы с Анютой плотно «оккупировали» веранду. Я продолжал изучать файлы, скачанные из смартфона Полтавского, Аня, свернувшись в кресле калачиком, читала какой-то боевик. Дедушка спрятался за стойкой ресепшн лишь изредка переключая каналы телевизора. Наши «сыщики» и Иванчук, присев за столик с бокалами vino blanco, [1] что-то тихонько обсуждали в дальнем углу бара. Девушки, то есть сеньора Марина, мама и Мария уединились на втором этаже в нашем доме. Судя по их голосам, доносившимся из открытого окна, они обсуждали папино состояние здоровья и возможности его лечения в московских клиниках.

[1] Белое вино (исп).

— Анюта, ты пить будешь, что-нибудь, — мне захотелось промочить горло.

— Si señor, бокальчик мартини со льдом, и не забудь оливку, — девушка говорила это все с таким милым и вдумчивым выражением на своем ангельском личике, что я чуть было не поверил.

— Иди ты, — отмахнулся я, — с тобой серьезно, а тебе бы все хиханьки хихикать, да хаханьки хахакать.

— Маркуша, не будь букой, — Аня мягко и грациозно потянулась в кресле как черная пантера из мультфильма «Маугли», — принеси бокальчик сока апельсинового, — и добавила с улыбкой, — Por favor, mi amigo. [2]

[2] Пожалуйста, мой друг (исп).

Апельсиновый сок был только в холодильнике бара, это я помнил точно. Зайдя туда, увидел, что дедушка с кем-то разговаривает по телефону. Оказывается ему позвонил Хади и сказал, что ждет нас на заброшенной стройке напротив заправки яхтенной марины.

— Марк, где эта заправка? Ты знаешь, о чем он говорит? — дедушка посмотрел в мою сторону.

— Да, это совсем рядом, скажи ему, чтобы зашел в кирпичное здание, там вход сразу за кустами, — я сразу понял про какую стройку говорит пакистанец, — только пусть подходит со двора, а то улица хорошо освещена, его могут заметить.

На встречу с пакистанцем я пошел с Михалычем и его помощником. Пробрались дворами на пустырь, где днем оставляют свои автомобили посетители марины. Вечером там обычно пустынно и никого не бывает. Подойдя к стройке с тыла, начали осматривать черные провалы дверей, чтобы понять, где именно спрятался пакистанец, но он сам мигнул экраном телефона, и мы его заметили. Из разговора с Хади стало понятно, что «Одноглазый» был близко знаком с майором, так как сразу опознал смартфон. Как сказал пакистанец: «Он снял чехол и посмотрел телефон сзади, увидел какой-то знаки и кивнул головой».

— На крышке смартфона был нацарапан рисунок, буква Z, только на боку и перечеркнутая вертикальной линией, — я вспомнил, что видел этот символ, но не понял, что он значит, — у него и татуировка такая была на руке.

— Вольфсангель, — Михалыч понимающе кивнул головой, потом пояснил, — руна «Волчий крюк», нацисты всех мастей его рисуют где угодно.

— Там еще его инициалы были, — добавил я.

Хади продолжил свой рассказ и мы узнали, что «Одноглазый» просил его разблокировать айфон, но когда пакистанец сказал, что не может этого сделать без аппаратуры, заказчик от него отстал, выплатил оставшиеся деньги и они разошлись. Взяв у пакистанца деньги за причиненный отелю ущерб и договорившись, что они завтра рано утром «испарятся» из нашего городка, мы разошлись. Точнее, Хади остался на стройке ждать своих земляков а мы пошли освобождать наших пленников.

Спустя минут двадцать, после того, как пакистанцев отпустили, мы собрались на веранде, чтобы обсудить дальнейшие планы. Но, только дедушка начал озвучивать свои мысли, как у меня зазвонил телефон. Это был дежурный реаниматолог из Hospital Victoria Eugenia, он сообщил, что отец пришел в себя и его собираются переводить в отделение, где разрешено посещение пациентов. Врач мне вкратце обрисовал ситуацию, сказав, что отцу еще долго будет необходимо лечение в условиях стационара, но главное уже сделано — он пришел в сознание и даже разговаривает. О том, какое будет дальнейшее лечение, нам лучше разговаривать уже с врачами отделения.

Конечно, никаких планов по «Золоту окраины» мы этим вечером строить не стали, предметом обсуждения стало лечение отца. Сеньора Марина предложила «поднять» все свои связи в клиниках Москвы и добиться транспортировки отца в Россию, где, как она считала, лучшие врачи травматологи, хирурги и нейрохирурги. Что немаловажно при таких травмах, какие получил отец. Мама и Мария включились в обсуждение, но мама считала, что отца надо везти для лечения в Израиль или Германию. Обстановка постепенно накалялась, но тут не выдержал дедушка.

— Вот раскудахтались курицы, — он хлопнул ладонью по столу, — вы сначала поговорите с лечащим врачом, узнайте о состоянии Женьки, потом стройте планы. Еще ничего толком не известно, а они уже готовы друг дружке все волосья повыдергивать, чтобы только свое доказать. Все, давайте по комнатам. Всем спать!

После такой гневной тирады «аксакала рода», нам ничего не оставалось как расползтись по комнатам в ожидании завтрашнего дня, когда можно будет поехать в больницу и все, что требуется, узнать от врачей. Однако, взбудораженный известием из больницы, я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и думал о том, что завтра увижу отца, смогу с ним поговорить. Последнее время мы с ним сильно отдалились, но этой ночью я многое понял. Отношения со своими близкими не могут строиться только по принципу: «Мне нужно от вас это и это, тогда я вам это и это». Я вспоминал наши с отцом нечастые вылазки на море, когда он мне показывал как надо забрасывать спиннинг, или рыбачить с лодки на скумбрию. С улыбкой на лице я думал о наших поездках в Порту и Галисию, когда отец, улыбаясь, показывал мне мосты через реку Дуэро или волны Бискайского залива в деревушке Финистерра, где заканчивают свой путь многие паломники, идущие в Сантьяго де Компостела. В этих, вроде бы коммерческих viajes [3] отец отдыхал душой, он становился мягче, общительней, душевней, что ли.

[3] Путешествия (исп).

А еще он мне рассказывал, как познакомился с мамой в их паломническом пути из Порту в Сантьяго де Компостела. Мне, тогда еще четырнадцатилетнему пацану, невозможно было понять, что такое путь паломника, зачем идти пешком с рюкзаками, проходя каждый день по двадцать-тридцать километров, стирая в кровь ноги, валясь от усталости в кровать, чтобы утром, едва продрав глаза, подниматься и продолжать идти вперед, отыскивая какие-то желтые стрелки. Зато душа моя радовалась, когда отец, как с равным, делился со мной воспоминаниями об этом приключении. Размышляя об этих славных деньках, я дал себе слово, что теперь буду интересоваться жизнью своего отца, просить, чтобы он мне больше рассказывал о себе, своих родителях, годах жизни, проведенных в России и обо всем, о чем он сам захочет мне рассказать. С таким мыслями я успокоился, перестал ворочаться и уснул крепким праведным сном. И снились мне не кошмары перестрелок с пакистанцами, не катакомбы с сокровищами «Золота окраины». Снились мои родители, сестра, дедушка с бабушкой, с которыми я ехал на большом автомобиле по Москве, а на Красной площади нас встречали, почему-то, Липский с Иванчуком и Мигелем.

Утром мы всем семейством поехали в Севилью, чтобы встретиться с папиным лечащим врачом. Не скажу, что эта встреча была чем-то обнадеживающим и радостным для нас. Положение моего отца было крайне тяжелым, ему требовалось еще множество операций, а гарантий, что у него все пойдет хорошо, нам никто дать не мог. Слишком уж сильно пострадал в аварии его организм, множественные внутренние повреждения, переломы конечностей и разрывы мягких тканей. Единственное, чем смог нас утешить доктор, это тем, что отец пришел в себя, а значит организм борется и даже вышел из кризиса. Еще лечащий врач категорически отверг предложение перевозить отца куда-либо, пояснив, что он просто может не выдержать транспортировки.

— Дайте ему пару недель на восстановление и тогда посмотрим. Может быть появится такая возможность, — это все, что мог сказать доктор, — ну и конечно, о каких-либо свиданиях с родственниками говорить еще рано. Вы уж меня извините, но не сегодня, это точно.

— Хорошо доктор, — Abuelo Vlad не стал настаивать, — мы будем рядом, пара месяцев у нас есть. Очень надеемся, что при первой возможности вы сообщите нам, когда мы сможем к нему зайти.

— О-о-о, даже не сомневайтесь, — доктор развел руками, — мы сами заинтересованы в этом. Общение с близкими всегда на пользу больному.

Выяснив еще ряд вопросов чисто медицинского характера: о необходимых лекарствах, о платной палате и сиделке, о клиниках в Испании, в которых может быть впоследствии оказана специализированная помощь, мы покинули больницу и поехали домой в Эль Пуэрто.

Через пару дней дедушке позвонил доктор и обрадовал, сказав, что нам разрешены посещения больного. Но ненадолго, буквально на пятнадцать-двадцать минут и то, не всем сразу, а по одному, так как отец еще слаб и долгое свидание может быть ему не под силу. С этого дня начались наши ежедневные вояжи в Севилью и семья полностью устранилась от расследования всех происшествий, связанных с «Золотом окраины», перед нами стояли совершенно другие задачи.

Но это не значит, что наши компаньоны бросили все на самотек. Липский и его «наблюдатели» занимались «Одноглазым», Иванчук проконтролировал пакистанцев, которые, кстати, серьезно отнеслись к нашему предложению «исчезнуть далеко и надолго». Одессит отследил их сначала до Малаги, куда пакистанцы укатили на рейсовом автобусе. Потом до железнодорожного вокзала, там он их «посадил» на поезд до Мадрида. Нигде по дороге наши «бандюки» ни с кем не пересекались, даже по телефону, практически не общались. Из чего следовал вывод, что ребята полностью прочувствовали серьезность своего положения и решили не «заигрывать» с судьбой.

«Большой слон» понемногу набирал клиентов в бар и постояльцев на летние месяцы, а это значит, что у меня добавилось работы. Мне очень хорошо помогал дедушка, ну или наоборот — я был ему помощником, так как Abuelo Vlad оказался неплохим отельеро. К тому же сеньора Марина тоже не осталась в стороне и проявила себя как великолепный кулинар и panadera. [4] Для начала она побаловала своими блюдами, а главное, своей выпечкой только семью, но буквально через пару дней о ее пирогах и плюшках узнали наши постояльцы. И вот тут-то, как сказал дедушка: «Нам и покатило», от клиентов мы только что не отстреливались из помповых ружей. У сеньоры Марины несомненно был талант. Ее большие, жареные на свежем оливковом масле пирожки с капустой, с луком и яйцом, с ливером и многими другими начинками, можно было назвать визитной карточкой бара Gran Elefante.

[4] Пекарь (исп).

А какой она испекла пирог на день рождения мамы. Это было просто потрясение для наших вкусовых рецепторов, хотя назывался он как-то скромно: «Тертый пирог». Да, что там говорить, все, что бабушка выпекала можно было смело назвать шедеврами. А еще она не только сама готовила кулинарные изыски, но и учила этому наших девочек. Вскоре мама и сестренка уже могли выдавать самые разнообразные салаты, блюда из картофеля с мясом по ее рецептам, овощное рагу, ну и конечно, печь бесподобные «утренние блинчики». А еще они научились готовить вполне сносный борщ. Кстати, это блюдо, оказывается, традиционно готовил дедушка. Как говорила сеньора Марина, он недавно стал его готовить, но вкуснее, чем у него, борщ ни у кого не получается.

Жизнь в нашем гостиничном хозяйстве стала не просто налаживаться, бизнес, можно так сказать, «пошел в гору». Но, к сожалению, судьба не может быть всегда благосклонна. На нашей ровной дороге «процветания и успеха» вскоре нашлись такие «ухабы», что пришлось экстренно мобилизовать всех compañeros, чтобы их преодолеть.

Загрузка...