Том 1. Лирика Эдгара По в переводах русских поэтов

В час, когда, клонясь все ниже к тайным свиткам

чернокнижья,

Понял я, что их не вижу и все ближе сонный мор, —

Вдруг почудилось, что кто-то отворил во тьме ворота,

Притворил во тьме ворота и прошел ко мне во двор.

«Гость, — решил я сквозь дремоту, — запоздалый визитер,

Неуместный разговор!»

Помню: дни тогда скользили на декабрьском льду к могиле,

Тени тления чертили в спальне призрачный узор.

Избавленья от печали чаял я в рассветной дали,

Книги только растравляли тризну грусти о Линор.

Ангелы ее прозвали — деву дивную — Линор:

Слово словно уговор.

Шелест шелковый глубинный охватил в окне гардины —

И открылась мне картина бездн, безвестных до сих пор, —

И само сердцебиенье подсказало объясненье

Бесконечного смятенья — запоздалый визитер.

Однозначно извиненье — запоздалый визитер.

Гость — и кончен разговор!

Я воскликнул: «Я не знаю, кто такой иль кто такая,

О себе не объявляя, в тишине вошли во двор.

Я расслышал сквозь дремоту; то ли скрипнули ворота,

То ли, вправду, в гости кто-то — дама или визитер!»

Дверь во двор открыл я: кто ты, запоздалый визитер?

Тьма — и кончен разговор!

Самому себе не веря, замер я у темной двери,

Словно все мои потери возвратил во мраке взор. —

Но ни путника, ни чуда: только ночь одна повсюду —

И молчание, покуда не шепнул я вдаль: «Линор?»

И ответило оттуда эхо тихое: Линор…

И окончен разговор.

Вновь зарывшись в книжный ворох, хоть душа была

как порох,

Я расслышал шорох в шторах — тяжелей, чем до сих пор.

И сказал я: «Не иначе кто-то есть во тьме незрячей —

И стучится наудачу со двора в оконный створ».

Я взглянул, волненье пряча: кто стучит в оконный створ?

Вихрь — и кончен разговор.

Пустота в раскрытых ставнях; только тьма, сплошная

тьма в них;

Но — ровесник стародавних (пресвятых!) небес и гор —

Ворон, черен и безвремен, как сама ночная темень,

Вдруг восстал в дверях — надменен, как державный визитер,

На плечо к Палладе, в тень, он, у дверей в полночный двор,

Сел — и кончен разговор.

Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,

Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.

«Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,

Словно в сече окаянной над водой ночных озер.

Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?»

Каркнул Ворон: «Приговор!»

Человеческое слово прозвучало бестолково,

Но загадочно и ново… Ведь никто до этих пор

Не рассказывал о птице, что в окно к тебе стучится, —

И на статую садится у дверей в полночный двор,

Величаво громоздится, как державный визитер,

И грозится: приговор!

Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, —

Красноречье — как в оковах… Всю угрозу, весь напор

Ворон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;

И сказал я, как в тумане: «Пусть безжизненный простор.

Отлетят и упованья — безнадежно пуст простор».

Каркнул Ворон: «Приговор!»

Прямо в точку било это повторение ответа —

И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,

А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешной

И твердил все безнадежней, все отчаянней укор, —

Повторял он все прилежней, словно вызов и укор,

Это слово — приговор.

Все же гость был тем смешнее, чем ответ его точнее, —

И возвел я на злодея безмятежно ясный взор,

Поневоле размышляя, что за присказка такая,

Что за тайна роковая, что за притча, что за вздор,

Что за истина седая, или сказка, или вздор

В злобном карке: приговор!

Как во храме, — в фимиаме тайна реяла над нами,

И горящими очами он разжег во мне костер. —

И в огне воспоминаний я метался на диване:

Там, где каждый лоскут ткани, каждый выцветший узор

Помнит прошлые свиданья, каждый выцветший узор

Подкрепляет приговор.

Воздух в комнате все гуще, тьма безмолвья — все гнетущей,

Словно кто-то всемогущий длань тяжелую простер.

«Тварь, — вскричал я, — неужели нет предела на пределе

Мук, неслыханных доселе, нет забвения Линор?

Нет ни срока, ни похмелья тризне грусти о Линор?»

Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Видно, Дьявол —

твой создатель!

Но, безжалостный Каратель, мне понятен твой укор.

Укрепи мое прозренье — или просто подозренье, —

Подтверди, что нет спасенья в царстве мертвенных озер, —

Ни на небе, ни в геенне, ни среди ночных озер!»

Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Волхв! — я крикнул. — Прорицатель! Хоть сам Дьявол

твой создатель,

Но слыхал и ты, приятель, про божественный шатер.

Там, в раю, моя святая, там, в цветущих кущах рая. —

Неужели никогда я не увижу вновь Линор?

Никогда не повстречаю деву дивную — Линор?»

Каркнул Ворон: «Приговор!»

«Нечисть! — выдохнул я. — Нежить! Хватит душу мне

корежить!

За окошком стало брезжить — и проваливай во двор!

С беломраморного трона — прочь, в пучину Флегетона!

Одиночеством клейменный, не желаю слышать вздор!

Или в сердце мне вонзенный клюв не вынешь с этих пор?»

Каркнул Ворон: «Приговор!»

Там, где сел, где дверь во двор, — он все сидит,

державный Ворон,

Все сидит он, зол и черен, и горит зловещий взор.

И печальные виденья чертят в доме тени тленья,

Как сгоревшие поленья, выткав призрачный узор, —

Как бессильные моленья, выткав призрачный узор.

Нет спасенья — приговор!