Торговцы мечтами

ПЯТНИЦА. 1938

В такой день я бы с удовольствием вообще не встав с кровати. В такие дни все валилось из рук, и я ничего не мог с собой поделать. Пятница не мой день.

Несчастья начались с самого утра, когда я приехал к Петеру. Меня не пустили к нему. У Петера поднялась температура, и доктор запретил прием посетителей.

Я поговорил с Дорис и Эстер и попытался поднять их настроение. Не знаю, удалось ли мне это, но чувствовал я одно — чем больше я говорил, тем больше оно портилось у меня.

Это было какое-то неуловимое ощущение, начавшееся с маленького дурного предчувствия. Оно стало расти, как черная туча в дождливый день. Сначала я пытался от него отмахнуться, не обращать внимание. Туча ничего не сделает, внушал себе, она пройдет мимо. И вдруг полился дождь. Так случилось и со мной.

Когда я вышел из дома Кесслера и отправился на студию, я не почувствовал дождя, обрушившегося на меня. Но войдя к себе в кабинет, я уже знал, что попал в самый эпицентр ливня и поблизости нет укрытия.

Я провел в доме Петера больше времени, чем ожидал, и на студию попал лишь после обеда. Около двух часов я вошел к себе и увидел на столе записку от Ларри.

У меня появилось необъяснимое желание уехать домой и зайти к нему только в понедельник, но я не мог просто уехать. Вместо этого я позвонил ему.

— Мы со Стэном хотели бы поговорить с тобой, — сказал он противным металлическим голосом.

— Ну что же, заходите, — после небольшой паузы предложил я.

— Сейчас придем.

Я сел и спросил себя, что ему нужно. Ждать ответа пришлось недолго. Открылась дверь, и Ронсен ввел в кабинет Фарбера.

— Присаживайтесь, ребята, — с фальшивой веселостью пригласил я, закуривая. — Что вы там придумали?

Ронсен сразу перешел к делу. Говорил он, но придумал все, несомненно, Фарбер.

— Я решил созвать в следующую среду в Нью-Йорке внеочередное заседание совета директоров. По-моему, мы обязаны без проволочек определиться с положением Стэна.

— Ну что же, разумная мысль, — с готовностью согласился я, продолжая улыбаться. — Что ты собираешься определять?

— Во-первых, — смущенно начал Ларри, — мы должны дать Дейву надежное место. Он на студии уже несколько месяцев, и до сих пор никто не знает, что он должен делать. Необходимо четко очертить круг его обязанностей.

— У меня хорошая идея, что с ним сделать, — тихо произнес я. — Но думаю, она не совпадет с вашей.

Стэнли слегка покраснел, а Ронсен просто угрюмо проигнорировал мои слова.

— Что у нас… я имею в виду… что у меня на уме, — он запнулся. — Я хочу избрать его вице-президентом и поставить во главе производства.

— Вице-президент звучит просто замечательно, — кивнул я. — Вице-президент, который отвечает за производство. Тальберг когда-то занимал этот пост в «Метро», а Занук — в «XX веке Фокс». — Я дал им несколько секунд переварить мои слова, затем продолжил: — Но те парни знали свое дело. А что, черт побери, знает этот мальчишка? Он не отличит объектива кинокамеры от своего зада. — Я печально покачал головой. — К тому же, джентльмены, у нас уже есть человек, отвечающий за производство. Он знает свое дело. Если вы хотите убрать его, не стану возражать, но я не могу себе представить, как Дейв будет снимать картины. Он же ничего не знает.

Ронсен смущенно взглянул на Фарбера, который невозмутимо смотрел на него. Затем Ларри повернулся ко мне и принялся меня успокаивать.

— Не волнуйся, Джонни. Это будет просто название. Рот не будет на самом деле руководить производством, им будет продолжать руководить Гордон. Но мы должны дать Дейву важный пост.

Я пристально посмотрел на него, и он заерзал на стуле.

— Почему? — мягко поинтересовался я.

В первый раз заговорил Стэн Фарбер.

— Это часть цены, которую вы должны заплатить за мой миллион, — объяснил он, не сводя глаз с моего лица.

Я повернулся к нему на стуле. Наконец-то они решили раскрыть карты. Нужно поскорее кончать с этим.

— А что мы еще будем тебе должны, Стэн? — негромко спросил я.

Опять ответил Ларри, но я продолжал смотреть на Стэнли.

— Вместе с Дейвом в совет нужно выбрать Стэнли. Он будет иметь право на проведение перестройки отдела торговли. У него уже есть кое-какие идеи по этому поводу.

— И какие же идеи у него имеются, могу я поинтересоваться? — саркастически спросил я. — Может, у него еще есть родственники, о которых я не знаю?

— Подожди минуту, Джонни, — прервал меня Ронсен. — Ты ведь еще не знаешь его планы. У тебя против него предубеждение, но правление в принципе их уже одобрило.

Я повернулся и удивленно уставился на него.

— Почему же я тогда о них не знаю? Я ведь тоже вхожу в правление.

Его глаза за стеклами очков забегали.

— Нам пришлось срочно этим заняться в тот день, когда ты улетел. Мы постарались связаться с тобой, но не смогли.

Черта с два, они пытались! Я откинулся на спинку стула и посмотрел на них.

— Как президент компании, я отвечаю за ее деятельность. Иными словами, все, что касается съемок картин, касается и меня. Твое дело, Ларри, — финансы, ты отвечаешь за финансовое благополучие «Магнума». А когда ты вмешиваешься в производство, что не входит в твои обязанности, ты подвергаешь опасности и наши финансы. Я ценю, конечно, твою заботу и заботу совета директоров о деньгах, которые вы вложили в «Магнум Пикчерс», но нельзя забывать об одной важной вещи. Вы, ребята, не обладаете ни опытом, ни знаниями и не можете производить в компании большие изменения.

Сигарета потухла, и я закурил новую. Я смотрел на них, как учитель смотрит на своих учеников.

— Давайте выясним, что вы знаете, сначала ты, Ларри. Твой опыт предыдущей деятельности в кинобизнесе ограничивается связями с банками, которые сейчас контролируют компанию Бордена. Эти банкиры, получив контроль, попытались взять руководство в свои руки. В результате они потеряли миллионы долларов и были вынуждены передать управление опытному человеку. Они нашли Джорджа Паппаса, и с того момента вся ответственность легла на его плечи. Их теперешнее финансовое положение подтверждает правильность того решения.

А что знают о кино наши достопочтенные члены совета директоров? Еще меньше тебя. Один входит в правление банковского концерна, другой — в маклерскую контору на Уолл-стрит. — Я принялся загибать пальцы. — Третий работает в пищевой компании, а четвертый связан с отелями. И наконец последний, прекрасный старый джентльмен, который отошел от дел, но чье большое состояние позволяет ему сохранять нужные связи в обществе. Он пользуется ими как член правлений ряда компаний, в которые вложены его деньги. Он привносит в эти правления ту же бестолковость и некомпетентность, какие он проявляет и у нас.

Они, как зачарованные, смотрели на мои пальцы.

— Продолжать, джентльмены, — мягко поинтересовался я, — или достаточно? Я не позволю посадить мне на шею такого же дилетанта, какие сидят в правлении, — холодно добавил я. — Наша кинокомпания сейчас столкнулась с трудностями, наше будущее неясно. «Магнуму» требуются опытные специалисты, а не любители. Если вы намерены сберечь свои деньги, мой совет прост — будьте очень осторожны и хорошенько подумайте, прежде чем призывать на помощь ваш опыт и знания. Кино — специфический бизнес, ничего подобного вы раньше не видели. — Я мягко улыбнулся Ларри, который сидел с бледным и напряженным лицом. — Единственное, что вы пока принесли стоящего в «Магнум», — это капитал. Говорю вам, занимайтесь финансами и позвольте мне заниматься своим делом. И можете мне поверить — я вовсе не недооцениваю деньги.

Голос Ларри задрожал от ярости. Наверное, с самого детства с ним никто еще так не разговаривал. С него мгновенно слетел лоск джентльмена.

— В отличие от твоего мнения, Джонни, правление имеет свое. Оно практически одобрило предложение Стэна, и нам остается лишь документально оформить это решение. Компанией руководит совет директоров, а не ты. «Магнум» перестал быть фирмой одного человека, как во времена Кесслера. И если ты надеешься, что сможешь работать по старинке, у тебя ничего не выйдет. — Он гневно вскочил на ноги.

Я равнодушно смотрел на него. Этот простой язык угроз я хорошо понимал. К черту все притворство и уловки! Я медленно улыбнулся и безразлично ответил:

— Ты со своими ребятами уже потерял три миллиона баков, прежде чем позвал меня таскать тебе каштаны из огня. Если уж я должен их для тебя таскать, я собираюсь делать это по-своему. Я не намерен везти на себе дополнительный груз дилетантов, которые будут ставить мне палки в колеса.

Ронсен начал медленно садиться. Я едва не рассмеялся, когда он завис над стулом. По его лицу промелькнул страх. Ларри не думал, что я зайду так далеко. Он считал, что место президента «Магнума» мне нужно больше всего на свете. Хорошо, что он не знал, как был прав. Ронсен отчаянно пытался отыскать нужные слова. Взяв себя в руки, он заговорил нормальным голосом.

— Из-за чего мы ссоримся? — примирительно спросил он. — Наши взгляды просто не совпадают. Уверен, что мы сумеем прийти к компромиссу. — Я видел, что три миллиона долларов не выходили у него из головы. Он повернулся к Фарберу. — Правда, Стэн?

Фарбер посмотрел на мое бесстрастное лицо, затем перевел взгляд на Ларри. В его голосе послышалось знакомое хныкание, от которого я отвык за пятнадцать лет.

— Тогда что я получу взамен своего миллиона?

Ронсен уставился на меня и заговорил, стараясь убедить. Я знал, что первый раунд остался за мной, но победа была временная. Когда они окопаются, убеждать их станет намного труднее. Я знал, что будет дальше. Рано или поздно они уберут меня из «Магнума». Спасение заключалось в том, чтобы убрать их раньше, но сделать этого я не мог. Я уже согласился на миллион долларов. Теперь оставалось только пытаться выпросить более выгодные условия.

Я наклонился к ним.

— Я разумный человек. Я занимаюсь своим делом и прошу от остальных того же. Я за то, чтобы ввести Стэна в правление, но только как обычного директора, безо всяких особых полномочий. Я за то, чтобы дать Дейву шанс испытать себя здесь на студии. Когда он наберется опыта, я буду даже за то, чтобы дать ему шанс руководить студией, но не сейчас. Сейчас слишком многое поставлено на карту, чтобы так рисковать.

— По-моему, справедливо, Стэн, — Ронсен заискивающе посмотрел на Фарбера. — Что ты на это скажешь? — Он говорил вкрадчивым голосом, словно успокаивал ребенка.

Фарбер смотрел на меня. В его глазах отчетливо виднелось желание послать меня подальше, но губы были твердо сжаты. Он уже выложил свой миллион и сжег за собой мосты. За это он получил двадцать пять тысяч акций, максимальное количество акций, которое можно получить по письменному соглашению. Новые правила КТС[25] не позволяли заключать письменные договоры на большую сумму. Я видел, что он почти согласился на мои условия, но я знал, что битва еще только начинается. Еще я понял, что он решил от меня избавиться. Стэнли, конечно, будет ждать подходящего момента, но он не сомневался, что этот момент придет.

Фарбер встал. По его лицу я понял, что он что-то придумал.

— Я подумаю, — объявил он и направился к двери.

Ронсен вскочил на ноги. Он быстро посмотрел на меня, затем на идущего к двери Фарбера. Ларри попал между двух огней, ему следовало сделать выбор. Стэнли вышел, закрыв за собой дверь.

Я улыбнулся Ларри. Впервые я мог ему приказывать.

— Тебе лучше догнать своего дружка, Ларри, — по-отечески посоветовал я, — и постараться убедить его в том, что я прав.

Он не ответил. На долю секунды с его глаз слетела пелена, они яростно сверкнули, и он выбежал из кабинета.

Глядя ему вслед, я знал, что нажил себе второго врага, такого же, как Фарбер. С такими лучше встречаться при свете дня, а не в темноте. Эти парни не очень надежные партнеры — все, о чем мы договорились днем, они легко могли расторгнуть ночью. Что делать? Это тоже кино.

Светящиеся часы на приборном щитке машины Дорис показывали одиннадцатый час. Тихо играло радио. Ночь была теплой, и на темно-синем небе мигали крошечные звезды.

Мы свернули с шоссе и начали подниматься к дому. Я посмотрел на Дорис, которая не проронила ни слова с тех пор, как мы вышли из ресторана.

Она остановила машину и выключила мотор. Мы закурили и продолжали молча слушать радио. Затем одновременно заговорили и рассмеялись. Напряжение, вызванное встречей с Далси в ресторане, исчезло.

— Что ты хотела сказать? — улыбаясь, поинтересовался я.

— Ничего. — Дорис серьезно смотрела на меня.

— Но ты же что-то хотела сказать. Что?

Дорис затянулась, и огонек сигареты слабо осветил ее лицо.

— Когда-то ты очень сильно любил ее.

Я посмотрел через поле на дом. Я любил Далси? Сейчас в это верилось с трудом. Неужели я когда-то на самом деле любил ее? Очень сомневаюсь. Сейчас я стал взрослее и мудрее. Можно сказать, конечно, что я не любил Далси или что я не знаю, но она не поверит. Поэтому я честно ответил:

— Любил… когда-то.

Она опять замолчала. Я смотрел, как Дорис курит. Я знал, что продолжение последует, и не ошибся.

— Джонни, какая она на самом деле? — поинтересовалась Дорис Кесслер. — Я столько о ней всего слышала, но никогда не знала ее по-настоящему.

Какая она? Интересно. Вспоминая прошлое, я понял, что не знаю, и пожал плечами.

— Ты слышала о ней сплетни?

Дорис кивнула.

— Ну… это все правда.

Дорис опять замолчала. Сигарета догорела, и она выбросила ее из окна. Мы наблюдали, как она полетела по светящейся дуге и упала на землю. Я почувствовал ее движение и посмотрел вниз. Ее рука накрыла мою.

— Очень больно? — тихо спросила она.

Больно, но не так сильно, как тогда. Я вспомнил, что чувствовал в ту ночь, когда нашел ее в постели с Уорреном Крейгом, и закрыл глаза. Не хотелось вспоминать, но в ушах по-прежнему стоял ее крик, слова, которые я никогда не ожидал услышать из уст женщины. Затем после того, как я ее ударил, последовало неожиданное молчание. Я помнил, как Далси лежала голая на полу и смотрела на меня с дикой радостью в глазах, холодно улыбаясь. Она тогда сказала: «Что еще можно ожидать от… калеки?»

Дорис Кесслер продолжала сочувственно смотреть на меня.

— Нет, — медленно ответил я, — не думаю, что тогда было по-настоящему больно. Боль пришла позже, значительно позже, когда я понял, сколько потерял за эти годы.

— О чем ты? — Она внимательно смотрела мне в лицо.

— О тебе, — мягко ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Больно стало тогда, когда я узнал, чего лишился за эти годы, которые уже никогда не вернуть. Я боялся попробовать и не знал, как это сделать.

Она долго вопросительно смотрела на меня, затем положила голову мне на плечо и посмотрела на небо. Мы долго сидели и слушали музыку.

Наконец после продолжительного молчания Дорис призналась:

— Я тоже боялась.

— Чего? — улыбнулся я.

Она удобнее положила голову и посмотрела на меня мягкими доверчивыми глазами.

— Боялась, что ты никогда не забудешь ее, что никогда не вернешься, боялась даже, что ты и сейчас думаешь о ней. — Я поцеловал ее. Дорис продолжила детским голоском: — Ты не знаешь, что значит бояться этого, сомневаться в человеке, которого любишь.

Я опять поцеловал ее мягкие губы.

— Ты больше не должна бояться, милая.

Она нежно улыбнулась, и я почувствовал на щеке ее теплое дыхание.

— Я знаю это… сейчас, — довольно вздохнула Дорис.

В кустах трещали сверчки, в темноте вспыхивали огоньки светлячков. Под нами в долине светились длинные линии домов, уличных фонарей, неоновых вывесок, а вверху, над головами, сверкали звезды. Дорис внезапно села и посмотрела на меня.

— Что происходит на студии, Джонни? Что-то случилось?

Перед тем, как ответить, я закурил.

— Ничего серьезного.

Дорис Кесслер скептически посмотрела на меня. Она слишком хорошо знала этот город, чтобы поверить мне.

— Не рассказывай мне ерунду, Джонни, — спокойно сказала Дорис. — Я тоже читаю газеты. Я видела вчерашнюю статью в «Репортере». Все так, как там написано?

— Частично, — признался я, — но я надеюсь отбиться.

— У тебя неприятности из-за того, что ты прилетел к папе. Почему я не подумала о последствиях, прежде чем звонить тебе?

Я взглянул на Дорис, которая вопросительно смотрела на меня. Она беспокоилась обо мне и, как ни странно, мне это нравилось. Несмотря на все ее теперешние, более крупные, неприятности, она тревожилась обо мне. Я взял ее руку и поцеловал ладонь.

— Я все равно прилетел бы, милая, даже если бы это означало уход из «Магнума». Быть опять рядом с тобой, видеть Петера более важно для меня, чем работа в компании.

Ее глаза затуманились.

— Надеюсь, у тебя не будет из-за нас неприятностей.

— Не беспокойся о своем старом дяде Джонни, — сказал я с притворной уверенностью и успокаивающе пожал ее руку. — Он держит ситуацию под контролем.

Всего через какие-то десять минут я понял, как был неправ. Мы услышали шум поднимающейся к нам машины.

— Кто это? — удивленно посмотрела на меня Дорис.

— Кристофер, — ответил я, узнав машину. — Я велел ему заехать за мной в начале двенадцатого.

Машина остановилась рядом с нами, и из окна показалась голова Кристофера.

— Это вы, мистер Джон?

— Да, Кристофер.

— Мистер Гордон попросил вас немедленно позвонить. Он сказал, что это очень важное дело.

— Спасибо, Крис. — Я вышел из машины и повернулся к Дорис. — Я воспользуюсь твоим телефоном.

Она кивнула, и я поспешил к дому, спрашивая себя, что сейчас ему нужно.

— Привет, мисс Дорис, — радостно поздоровался Кристофер. — Как мистер Петер?

Ответ я не услышал, потому что вошел в дом. Набрал номер Боба и приготовился ждать, но телефон успел прозвонить всего один раз, прежде чем он снял трубку. Наверное, Гордон ждал моего звонка.

— Боб, это Джонни.

— Ты мне сказал, что все будет в порядке! — гневно закричал он.

Чего он злится, черт побери?

— Потише, дружище, — сухо ответил я, — а то тебя можно услышать без телефона. Естественно, я сказал, что все будет в порядке. Что стряслось?

— Все стряслось! — продолжал кричать Гордон. — Ты врал мне. Я просто хочу сообщить тебе, что с меня хватит. Я ухожу.

— Что произошло, черт возьми? — не выдержал я. — Брось вопить и скажи, что случилось. Я ничего не знаю.

— Не знаешь? — скептически переспросил Боб.

— Не знаю.

Он помолчал несколько секунд, затем сказал более нормальным голосом:

— Тогда нас надурили обоих. Мне только что позвонил Билли из «Репортера» и сказал, что вечером в Нью-Йорке состоялось внеочередное заседание совета директоров. Рота и Фарбера выбрали в правление. Рота к тому же поставили во главе производства.

Наступила моя очередь ошеломленно молчать. Сукины дети, решили не обращать внимания на мои угрозы. Наверное, Фарбер быстренько обработал Ларри, и тот согласился выкинуть этот фокус. Я мог представить, как он уговаривал Ронсена. «Рискни, Ларри. Эдж никуда не уйдет. Он слишком долго работает в «Магнуме». Это его дитя». И он был прав, он знал, что я не уйду, даже если Ларри останется.

— Не предпринимай ничего до моего приезда, Боб, — наконец сказал я. — Сиди тихо. Если я не заеду в выходные, увидимся на студии в понедельник.

Я положил трубку, через несколько секунд вновь снял ее и попросил междугороднюю службу.

— Соедините меня с Нью-Йорком, — и я назвал телефонистке номер Джейн Андерсен.

В Нью-Йорке было почти два часа ночи, но мне необходимо выяснить, что случилось.

Трубку взял сонный Рокко.

— Алло? — проворчал он.

— Рок, это Джонни, — быстро сказал я. — Извини, что я так поздно, но мне необходимо переговорить с Джейни.

— О’кей. — Он моментально проснулся. — Подожди секунду.

— Да, Джонни? — раздался в трубке голос Джейн.

— Во сколько состоялось заседание правления?

— Около девяти, — ответила она. — Телетайп отстучал экстренное требование о его созыве в шесть, но только к девяти удалось собрать кворум. Я думала, что ты знаешь, но решила на всякий случай отправить тебе ночную телеграмму.

— Понятно, — медленно произнес я. Теперь я действительно все понял. Сейчас у меня на столе в кабинете, наверное, лежат две телеграммы. Я уехал со студии слишком рано, потому что хотел заехать к Петеру.

— Что-нибудь еще, Джонни? — озабоченно поинтересовалась Джейн.

— Нет. — Я внезапно почувствовал усталость. — Большое спасибо. Извини, что разбудил.

— Ничего страшного, Джонни.

— Спокойной ночи, Джейни, — попрощался я и положил трубку.

За спиной стояла Дорис и смотрела на меня. Выражение, моего лица наверняка сказало ей, что произошла очередная неприятность.

— Неприятности, Джонни? — тяжело вздохнула она. Я медленно кивнул. Сплошные неприятности. Сейчас необходимо сделать выбор — сражаться или сдаться. В любом случае мне конец. Я медленно опустился на стул. Ну и денек. Черная пятница!

Лучше бы я весь день провалялся в постели.