Торговцы мечтами

1

Джонни Эдж растерянно озирался по сторонам в поисках Далси. Только что она стояла рядом и вдруг совершенно неожиданно исчезла.

— Джонни, дорогой, — довольно приятным голосом позвала его женщина невысокого роста с тонким лицом. — Поговори со мной минутку. Мы так редко болтаем, что я начинаю забывать, какой ты славный.

Джонни медленно улыбнулся и подошел к ней. Ни один человек в Голливуде не мог игнорировать Мэриан Эндрю, маленькую нервную брюнетку, которая писала чуть ли не во всех газетах страны и всего мира. Ее излюбленной темой являлся Голливуд. Перо Эндрю обладало такой властью, что она могла делать или ломать карьеры. Мэриан знала свою силу и не останавливалась перед ее применением и случае необходимости. Однако эта сила искусно и умело пряталась под дружеской любознательностью, которая позволяла ее читателям думать, что они слышат новости от своих соседей.

— Мэриан, — радостно проговорил Джонни, беря ее за руку. — Я тебя и не заметил.

Брови женщины поднялись.

— А мне показалось, что ты не хочешь меня замечать.

— Как ты могла такое подумать? — весело рассмеялся Джонни Эдж. — Просто у меня сейчас голова забита другим.

— Например, твоей очаровательной женой? — проницательно посмотрела на него журналистка.

— Да, и ей тоже, — удивленно признался он.

Мэриан Эндрю довольно рассмеялась, увидев, что не ошиблась.

— Можешь о ней не беспокоиться, дорогой. Она просто вышла подышать свежим воздухом с кузеном Уорреном. Присаживайся, поболтаем. — Она похлопала по стулу рядом с собой.

— Ты все замечаешь, Мэриан, — улыбнулся Эдж.

— Это моя работа, — с гордостью ответила репортер. — Не забывай, кто я. Давай присаживайся.

Джонни Эдж опустился на соседний стул. Сейчас начнется допрос, уныло подумал он.

— Правда, Петер устроил очаровательный вечер в честь брата твоей жены? Кесслер очень доволен, что в своей первой картине Уоррен снимется у него. А ты, наверное, очень рад, что он играет с Далси?

— Да, — протянул Джонни, — мы все очень счастливы. Уоррен Крейг один из самых больших актеров театра, согласие сняться в «Магнуме» многое для нас значит. — Джонни посмотрел ей прямо в глаза. — Это очень важно не только для нас, но и для всего кино. Мы долго охотились за ним.

— Я где-то слышала, что ты познакомился с Далси в его уборной, — весело рассмеялась Мэриан Эндрю. — Наверное, тебе это показалось чудом. Идешь в уборную одного из самых лучших актеров Америки, чтобы уговорить его подписать контракт, встречаешь его кузину, влюбляешься и в результате получаешь жену, а не актера, за которым шел. И наконец через два года да соглашается сняться в картине, а твоя очаровательная жена, уже ставшая кинозвездой, снимается с ним. — Мэриан, улыбаясь, смотрела на Эджа. — Все, как в сказке. Можно я напишу об этом? По-моему, все с удовольствием прочитают о вашем романтическом знакомстве.

— Напиши, — легко согласился Джонни Эдж, тоже улыбаясь. «Ты бы написала, даже если бы я сказал „нет“», — подумал Джонни. Он достал сигарету и закурил.

— Ты должен гордиться Далси, — продолжала репортер. — Не каждая актриса становится звездой после первой же картины, а затем доказывает, что это не случайность двумя другими, даже лучшими, чем первая. Я слышала, что ее картины приносят вам самые большие сборы.

Лучше бы она не говорила одновременно на две темы, подумал Джонни, а то трудно переключать внимание.

— Я горжусь ей. Далси всегда мечтала стать великой актрисой, и я знал, что у нее есть талант, но думаю, никто из нас не предполагал, каким огромным окажется успех. Знаешь, в своей первой картине она снялась, потому что ей было скучно — я тогда днями пропадал на студии.

— А потом выяснилось, что она слишком хорошая актриса, и ты не мог больше запрещать ей сниматься?

— Примерно так, — криво улыбнулся Джонни. — Слишком хорошая.

— Значит, после первой картины ты хотел, чтобы она больше не снималась? — Мэриан Эндрю проницательно взглянула на него.

— Не для прессы?

— Конечно, не для прессы.

— Если честно, то да. Но увидев картину, я понял, что у меня нет ни одного шанса, — ответил Эдж, надеясь, что она сдержит слово.

— Так я и думала, — кивнула женщина, удовлетворенная своей догадливостью. — Наверное, очень трудно быть женатым на одной из самых популярных и красивых женщин в стране и жить в трех тысячах миль от нее?

— Не так уж трудно, как кажется, — быстро возразил Джонни. — Мы оба понимаем, что это работа, и стараемся встречаться как можно чаще. Я приезжаю в Голливуд четыре раза в год, и она столько же раз в Нью-Йорк.

Мэриан Эндрю наклонилась и потрепала его по щеке.

— Джонни, ты такой милый и так хорошо все понимаешь. Иногда мне становится тебя жалко.

Он вопросительно посмотрел на собеседницу. Что она хочет этим сказать? Порой во время приездов в Калифорнию ему казалось, что его жалеют. Интересно, почему она это сказала?

— Можешь меня не жалеть, — сухо сказал Эдж. — Мы очень счастливы и, несмотря на разделяющее нас расстояние, очень близки.

— Конечно, Джонни, конечно, — быстро согласилась Мэриан, пожалуй, чересчур быстро, и отвела взгляд в сторону. — А вон Дуг и Мэри. Я должна поговорить с ними. Извини.

Джонни улыбнулся. Истощив один источник информации, Мэриан Эндрю принялась искать другой.

— Конечно, — сказал он, тоже вставая. — Иди.

Мэриан задержалась на несколько секунд и серьезно посмотрела на Джонни Эджа.

— Ты мне нравишься, Джонни, — неожиданно призналась она. — Ты очень порядочный человек.

Джонни удивили эти слова и серьезный тон, с каким они были сказаны.

— Спасибо, Мэриан, — просто поблагодарил он. — Но почему?..

— Кино очень забавная штука, Джонни, — прервала она его, беря за руку. — Мы здесь живем, как золотые рыбки и аквариуме. Я знаю, потому что сама делала этот аквариум. И еще я знаю, что многие сплетни неправда, и иногда они причиняют большие неприятности.

— Я знаю, Мэриан, — мягко ответил Джонни, удивленно глядя на репортера.

На ее лице появилось выражение облегчения, и отпустила его руку.

— Я рада, что ты понимаешь это, Джонни. Я не хочу, чтобы ты обижался без причины. Воспринимай все, что читаешь и слышишь, с большой долей скептицизма. Не верь ничему, пока не увидишь это собственными глазами. Столько злобных маленьких людишек завидуют твоему счастью и без колебаний попытаются разрушить его… — И затем с типичной быстротой Мэриан Эндрю исчезла.

Джонни наблюдал, как она пересекает зал быстрыми шажками. Странный оборот принял разговор. Интересно, что она имела в виду. Он не знал никого, кто хотел бы разрушить его счастье. Оглядевшись по сторонам, Джонни заметил только что вошедших с веранды Далси и Уоррена.

Неожиданно он понял, о чем пыталась предупредить его Мэриан Эндрю. Далси счастливо смеялась. Она так быстро стала знаменитостью, что многие завидуют успеху. Мэриан рассказывала, что они без колебаний причинят им с Далси боль. Эдж уверенно улыбнулся и направился к Далси и Уоррену. Пусть только попробуют. Он никому не будет верить, что бы ни говорили. Он не будет верить даже Мэриан Эндрю.

2

Петер открыл дверь и пропустил в комнату Бордена и Шарпа. Затем вошел сам и закрыл дверь. В маленьком кабинете царила тишина, особенно заметная после шумной гостиной. В камине горел небольшой огонь, отбрасывая веселые красноватые блики на лица.

Кесслер запер дверь.

— Для того, чтобы нас не беспокоили, — улыбнулся он. — Меня эти вечеринки очень нервируют. Сегодня с самого утра болел живот.

— Я тебя понимаю, — согласился Борден. — Поэтому я рад, что вернулся в Нью-Йорк. Голливудская жизнь мне не по душе. Я люблю снимать картины, но мне не нравятся вещи, которые приходится делать, чтобы не выделяться из толпы. Порой кажется, что нашими компаниями управляем не мы, а наши советники.

— Да, вам, ребята, приходится несладко, — заметил Сэм Шарп. — Но по-моему, без этого в вашем деле не обойтись… Там, в гостиной, находятся человек двадцать, которые завтра растрезвонят по всему свету о том, что здесь произошло. От Мэриан Эндрю завтра утром десять миллионов человек узнают, что весь Голливуд был на вечере у Петера Кесслера, который он дал в честь Уоррена Крейга, собирающегося сниматься в «Магнуме» с Далси Уоррен. И это только одна гостья, а я сказал, что их там человек двадцать. Они делают вам деньги, ребята, а вы еще и жалуетесь.

— Конечно, тебе не о чем беспокоиться, — возразил Петер. — Получаешь свои десять процентов и больше тебя ничего не волнует. А нам приходится тревожиться о том, отработают они свои деньги или нет, чтобы на вечеринку пришли все нужные люди и так далее.

— И все равно, я считаю, что игра стоит свеч, — стоял на своем Сэм. — С помощью всего этого вы заманиваете зрителей.

Петер покачал головой и подошел к бару. Достал бутылку, три стакана, наполнил их виски и раздал друзьям.

— Настоящее виски, — гордо сказал он и поднял стакан. — Лехаим!

— Лехаим! — ответил Борден.

— На счастье, — поддержал Сэм Шарп.

Они опустошили стаканы.

Кесслер сел на стул перед камином, нагнулся и снял лакированные черные туфли. Он тяжело вздохнул и положил ноги на скамеечку.

— Садитесь, садитесь, — пригласил он. — Ах, как замечательно! Эти ноги когда-нибудь меня доконают. Эстер заставила меня сегодня надеть новые туфли.

Борден сел напротив, а Шарп — рядом. Какое-то время они молчали, каждый занятый своими мыслями.

— Еще выпьем? — наконец поинтересовался Петер Кесслер и, не дожидаясь ответа, разлил виски.

— Что-то у тебя усталый вид, — заметил Борден.

— Да, я устал, — согласился Петер.

— Много работы?

— Да нет, просто настроение неважное. Уже второй день беспокоюсь — с тех пор, как приехал Джонни.

И Борден, и Шарп знали, что он имеет в виду.

— Жена? — поинтересовался Сэм.

Петер устало кивнул.

— Я встречал раньше таких баб, — сказал Борден. — В нашем деле без них не обойтись, но такой, как эта, я еще не видел. Если бы вы только знали, что о ней болтают! — Он покачал головой. — Даже не верится.

— Если она будет продолжать в таком же темпе, — прямо заявил Шарп, — скоро в Голливуде не останется мужика, с которым бы она не спала.

— Вы, ребята, не знаете и половины, — заявил Кесслер. — Если бы она спала с ними в своей постели, это еще полбеды, но она занимается этим где угодно и когда угодно. Мне уже пришлось уволить трех человек за то, что они спали о ней. Однажды пришел парень и показал фотографии. Она занималась этим с осветителем в углу павильон. Платье было задрано до пояса, и она опиралась о стену. Негативы и снимки обошлись мне в тысячу долларов, и я до сих пор не знаю, все ли мне удалось достать. — Кесслер посмотрел на стакан, затем поднял глаза. — Я вызвал ее к себе и молча протянул снимки. Мне было очень стыдно что-нибудь говорить. И что, вы думаете, она ответила? Не поверите. Она уставилась на меня и расхохоталась. «Эти фотографии, наверное, делал любитель, — сказала она. — Если бы он подождал минутку, он бы снял меня в лучшем ракурсе». — Петер ждал ответа, но они молчали. Тогда он продолжил: — «Далси, как тебе не стыдно? — упрекнул я ее. — Начнутся разговоры». «Болтать будут в любом случае», — ответила она. «Но почему, Далси? У тебя отличный муж. А если он узнает? Что он подумает?»! Она весело посмотрела на меня и спросила: «Кто ему расскажет? Ты?» Я промолчал. Она отлично знает, что я ничего не скажу Джонни. Как я могу сказать ему такое? Она улыбнулась и нагло заявила: «Уверена, что не скажешь». Она уже собралась уходить, затем опять повернулась ко мне и задумалась. Так она простояла почти минуту. В ее глазах медленно появились слезы, губы задрожали. «Ты не понимаешь, Петер, — заплакала она. — Я очень эмоциональный человек, и когда выходила замуж за Джонни, думала, что буду счастлива, но ошиблась. Беда Джонни не только в ноге, он не может ничем заниматься. А я актриса, и мне иногда очень важно понять и ощутить чувства, которые я должна разбудить у зрителей». Мне почти стало жаль ее. Затем я подумал, что это не объяснение для того, чтобы вести себя как проститутка. Если для нее это так важно, можно делать это скрытно, чтобы никто не знал. Я попросил ее вести себя осмотрительнее и пригрозил выгнать со студии. Она пообещала. Я очень обрадовался, что все наладилось.

— Бедняга Джонни, — вздохнул Борден, глядя на огонь. — Неужели он действительно не может это делать?

— Она солгала, — покраснел Петер.

— Откуда ты знаешь? — спросил Сэм Шарп.

— В тот же день я задумался над ее словами и позвонил в Нью-Йорк доктору Джонни. Он сказал, что в отношении секса Джонни абсолютно здоров. — Кесслер смущенно откашлялся.

— Интересно, что случится, если Джонни узнает? — высказал вслух свои мысли Сэм.

— Даже боюсь подумать, — быстро ответил Петер. — Далси отличная актриса, она полностью одурачила его.

— В этом-то вся беда, — кивнул Борден. — Почему таким талантом не может обладать нормальная женщина? Разве справедливо, что эта сука такая потрясающая актриса?

— Несправедливо, но что делать? — согласился Петер Кесслер. — Хорошим людям все дается с трудом, а плохим стоит только протянуть руки, и все идет к ним.

Шарп вновь наполнил стаканы и повернулся к Бордену.

— Когда возвращаешься в Нью-Йорк?

— Через неделю-две, как только управлюсь с делами. Я купил на Лонг Айленде дом, и жена ждет не дождется переезда.

— Неужели ты согласен на их предложение? — спросил Петер, с любопытством глядя на Бордена.

— Конечно. А что?

Петер ответил не сразу. Борден собирался продать часть своего капитала, оставив себе только контроль над компанией. Он договорился с банкирами с Уолл-стрит и полностью выполнял их указания. Финансовая деятельность сейчас велась полностью по их рекомендациям. С помощью продажи акций Билл рассчитывал уменьшить свои долги.

— Мне оно не нравится, — наконец ответил Кесслер.

— Ты слишком старомоден, Петер, — рассмеялся Борден. — Тебе необходимо научиться современному ведению дел. Сейчас уже один человек не в состоянии руководить всем. Это безумие. Время дилетантов, неспециалистов прошло. Зачем мне одновременно быть банкиром, режиссером, управляющим своими синематографами, продавцом? Лучше я возьму дельных специалистов, буду присматривать за ними и осуществлять общее руководство. Кино продолжает расти, и никто не знает, до каких размеров оно вырастет. Для больших дел существуют специально подготовленные люди, которые всю жизнь посвятили большому бизнесу.

— Я им не верю, — не согласился Петер. — Они молодцы сейчас, когда все хорошо, но как они себя поведут, когда что-нибудь случится? Я помню, что нам ответили, когда мы обратились за помощью в нью-йоркские банки. Они смотрели на нас свысока и обзывали про себя «еврейскими выскочками». Они ничем нам не помогли. Сейчас, увидев, что мы делаем неплохие деньги, они вдруг захотели помогать нам. Я им не верю. Где они были, когда мы нуждались в их помощи? Они смотрели на нас, как на недоносков. А Сантос нам поверил и рискнул…

— А двенадцать процентов? — прервал его Борден.

— Это еще маленький процент, когда некуда идти, — ответил Петер и проницательно посмотрел на друга. — Сколько акций они оставляют себе?

— Только пять процентов.

— Этих пяти процентов вполне хватит, чтобы создать неприятности, когда что-нибудь случится, — покачал головой Кесслер.

— Что может случиться? — удивленно спросил Борден и сам же ответил: — Ничего. Посмотри на рынок ценных бумаг. Он никогда еще не был таким твердым, и цены продолжают расти. Страна кипит, кипит и бурлит, говорю тебе. К тому же ты их не знаешь. Это настоящие джентльмены. Они действуют честно и открыто, чем отличаются от наших коллег. У них столько денег, что им просто нет нужды обманывать. Эти ребята только хотят облегчить нам жизнь.

Петер хитро посмотрел на собеседника.

— С каких это пор ты так хорошо их узнал? Что ты вообще о них знаешь?

— Я хорошо их знаю, — уверенно ответил Борден и рассмеялся. — В прошлом году я купил дом на Лонг Айленде в центре их района. Я первый еврей, который купил дом в этом месте. Сначала меня тревожило, как они меня примут, но беспокоился я напрасно. Они приглашали меня в свои клубы, в гости и заставили чувствовать себя как дома. Они ни разу не напомнили мне, что я еврей. — На его лице показалась гордость.

— Только поэтому ты и считаешь их хорошими? — угрюмо поинтересовался Петер Кесслер и заерзал на стуле. — Может, было бы лучше, если бы они напомнили тебе, что ты еврей. Неужели ты забыл, что рос в грязной квартире без горячей воды на Ривингтон-стрит с туалетом в коридоре, а по двору бегали крысы?

— Я ничего не забыл, — сердито ответил Борден. — Но я не такой дурак, чтобы винить их в этом. Для меня важно то, что есть сейчас — как они меня принимают.

Петер заметил, что Борден начинает злиться, но не смог удержаться от шутки.

— Может, в следующем году я найду твое имя в «Синей книге»[26]? — улыбнулся он.

Борден встал и раздраженно посмотрел на Петера Кесслера.

— А что в этом плохого? Мы живем в Америке, здесь все возможно. Я не сноб. Если они захотят внести мое имя в «Синюю книгу», я не буду возражать!

Петер изумленно смотрел на друга. Борден хотел попасть в «Синюю книгу». Он удивленно покачал головой. Надо же, маленький Вилли Борданов с Ривингтон-стрит со своей тележкой — в «Синей книге»! Он примирительно поднял руку.

— Не будь дураком, Вилли, — сказал Петер на идиш. — Я затеял этот разговор для твоего же блага. Будь осторожнее, я тебя предупреждаю.

— Не беспокойся, Петер, — улыбнулся Борден, постепенно успокаиваясь. — Я осторожен. Никто не сумеет обмануть Вилли Бордена!

Кесслер надел туфли и встал.

— Пожалуй, нам лучше вернуться, пока Эстер не начала искать меня.

Сэм Шарп задумчиво смотрел на друзей. Они очень похожи, думал он. Ни у одного не сложилась спокойная жизнь — им приходилось бороться за все. Шарп ощущал в них большую неуверенность, независимо от того, сколько они зарабатывали. Они постоянно тревожились из-за того, что их отвергнут, что они евреи. Может, поэтому они и воспитали в себе такие бойцовские качества.

Они направились к двери. Когда дверь открылась, Шарп увидел, что и Кесслер, и Борден уже надели маски для внешнего мира, маски, за которыми невозможно было ничего разглядеть — странный блеск в глазах, плотно сжатые губы, легкий наклон головы. Ему даже стало их жалко. «Трудно быть евреем, — подумал Сэм Шарп. — Хорошо, что я не еврей».

3

Уоррен Крейг стоял со стаканом в руке, когда к нему подошла незнакомая женщина. Он рассеянно посмотрел на нее, продолжая думать над словами Далси.

Они вышли на веранду, и Уоррен попытался обнять ее, Далси легко увернулась и рассмеялась.

— Уоррен, — начала дразнить она. — Неужели так быстро?

Он опять попытался обнять ее, но и на этот раз у него ничего не получилось. Далси Уоррен насмешливо посмотрела на брата.

— Далси, ты же знаешь, как мне было трудно без тебя. Я ничего не мог делать, не мог ни есть, ни спать. Почему, по-твоему, я в конце концов позвонил Джонни и сказал, что согласен сниматься в его картине?

Девушка опять уверенно рассмеялась. Она подошла к Крейгу и позволила обнять себя за талию. Через тонкую ткань вечернего платья Уоррен чувствовал теплоту ев тела. В полной уверенности, что Далси сейчас поцелует его, он нагнулся и закрыл глаза.

Она молчала до тех пор, пока их губы почти не коснулись.

— Помнишь, что я сказала в ту последнюю ночь перед отъездом? — едва слышно прошептала она ему на ухо.

— Ты была прекрасна, — улыбнулся Уоррен. — Я никогда не видел тебя такой красивой и сердитой. Конечно помню.

Далси закрыла глаза и прижалась к Уоррену. У него заколотилось сердце, кровь прилила к вискам. Он почти дотронулся своими губами до губ девушки, когда ее глаза неожиданно открылись и какую-то долю секунды смотрели на него со злобой, которая напугала его. Затем с ее губ слетели гневные, но тихие слова:

— Я тогда говорила серьезно, и я не шучу сейчас. Все, кто угодно, могут получить это, но только не ты!

Руки Уоррена Крейга отпустили ее талию, и внезапно ему стало холодно. Он пристально посмотрел на сестру. Далси неожиданно нежно улыбнулась и взяла его за руку.

— Вернемся в гостиную, Уоррен? — поинтересовалась она, будто ничего не произошло.

Как в тумане, Крейг вернулся с Далси Уоррен в гостиную, но он был слишком хороший актер, чтобы показать растерянность. Как только Уоррен переступил порог гостиной и почувствовал на себе взгляды присутствующих, на его лице появилась ослепительная улыбка.

— Мистер Крейг, — обратилась к нему незнакомая дама. — Я чуть не умерла от желания поболтать с вами, но я хотела, чтобы вокруг не было толпы поклонников и никто не мешал нам.

Уоррен Крейг вежливо улыбнулся и поклонился.

— Я польщен, мадам. — Ему удалось напустить на себя довольный вид.

— Я влюблена в ваш голос, мистер Крейг, — широко улыбнулась незнакомка. — Он такой… — она запнулась, подыскивая нужные слова, — он у вас так здорово поставлен. Большинство здешних актеров вообще не умеют говорить, — радостно закончила женщина.

— Еще раз спасибо, мисс… мисс… — Он сделал выжидательную паузу.

Она машинально поправила прическу. На некоторых дам голос Уоррена Крейга действовал возбуждающе.

— Какая я глупая! — воскликнула женщина, весело рассмеявшись. — Я забыла, что вы впервые в Голливуде и не знаете меня. — Незнакомка сделала небольшую паузу и протянула руку. — Я Мэриан Эндрю.

Он поднял брови, и его лицо мгновенно приняло выражение вежливого изумления.

— Неужели та самая Мэриан Эндрю? — спросил Уоррен, склоняясь над ее рукой. — Я польщен не меньше, чем удивлен.

— Чему удивлены, мистер Крейг? — рассмеялась Мэриан.

— Вы намного моложе, чем я думал.

— Вы очень любезны. Я восприимчива к лести и готова принять ваши слова за чистую монету, Уоррен. Можно мне называть вас Уорреном? Мы здесь на Западе не так чопорны, как вы на Востоке. Называйте меня Мэриан.

— Чопорность порой необходима, Мэриан, но не между близкими друзьями, — опять улыбнулся Крейг.

— Я только что разговаривала с Джонни Эджем, — сообщила Мэриан Эндрю. — Он очень доволен, что вы наконец согласились сниматься в «Рандеву на рассвете». Наверное, вам тоже очень приятно сниматься вместе с вашей очаровательной сестрой?

— Вы правы, Мэриан, — рассмеялся Уоррен Крейг. — Вы даже не догадываетесь, как приятно. Я долго думал о кино, но окончательно принял решение лишь несколько недель назад. С тех пор я с нетерпением ждал поездки в Голливуд. Джонни уговаривал меня много лет.

— Знаю. По-моему, он встретился с Далси очень романтично. Правда, что это произошло в вашей уборной?

— Да, — кивнул актер.

— А что думает ваша очаровательная жена? — слегка сощурившись, поинтересовалась мисс Эндрю. — Она не снимается с вами?

— К сожалению, Синтия должна вернуться в Нью-Йорк для репетиций новой пьесы. — Уоррен увидел приближающуюся жену и посмотрел на репортера. — Подождите-на, вот и сама Синтия. Спросите ее сами. Синтия, — улыбнулся Крейг. — Я хочу познакомить тебя с Мэриан Эндрю. Она хочет знать, как ты относишься к кино?

— К кино, Уоррен? — удивленно переспросила Син Крейг.

— Правда романтично, что ваш муж снимается в своей первой картине с сестрой? — затараторила Мэриан.

Синтия с улыбкой посмотрела на мужа и повернулась к мисс Эндрю.

— Очень романтично, — с легкой иронией ответила она. — Настолько романтично, что даже трудно передать словами.

Синтия сразу понравилась Мэриан Эндрю. Мэриан уважала честность, и редко кто не начинал сразу лебезить перед ней. Репортер тепло улыбнулась.

— Синтия, я знаю, что вы имеете в виду. — Она протянула руку. — Надеюсь, мы станем с вами подругами.

Лоуренс Д. Ронсен уходил со своей первой голливудской вечеринки со странным разочарованием. Он ожидал, что вечер окажется буйным празднеством с танцовщицами. В холле Лоуренс увидел взволнованно говорящего Бордена и подумал, что будет рад побыстрее закончить дела и вернуться домой.

4

Петер со вздохом сел и посмотрел на Эстер.

— Как я рад, что все наконец закончилось!

— Ты рад? — улыбнулась жена. — Уж кто должен радоваться, так это я. Ты строишь из себя большую шишку и закатываешь вечеринки, а все делать приходится мне.

— Конечно, конечно, — быстро согласился Кесслер, и его глаза весело заблестели. Он нагнулся и принялся расшнуровывать туфли. — Если бы ты только знала, как у меня болят ноги. — Он снял туфли и надел домашние тапочки. Затем встал и начал развязывать галстук. — Знаешь, мне кажется, нам пора строить новый дом. Этот уже слишком мал для нас.

Эстер начала снимать платье, но, услышав слова мужа, остановилась.

— Чем тебе не нравится этот дом, хотела бы я знать?

— Все в порядке. Он просто мал и старомоден и только! Не забывай, что мы построили его еще до войны. — Он показал рукой вокруг. — Я приглядел в Беверли Хиллз отличный участок. Мы сможем построить бассейн, теннисный корт и еще останется место.

— Расшнуруй мне корсет, — попросила Эстер. Петер подошел сзади и начал возиться со шнурками. — Зачем нам плавательный бассейн? Может, ты умеешь плавать? А теннисный корт? Ты что, на старости лет решил сделаться спортсменом?

— Это все не для меня, Эстер, а для детей, — негромко ответил Петер Кесслер. — Думаешь, они не переживают, что у всех вокруг есть бассейны, а у них нет?

— Я что-то не слышала, чтобы они жаловались, — ответила Эстер, поворачиваясь к мужу. — Может, это тебе нужен новый дом, а не им?

Петер робко посмотрел на жену, улыбнулся и обнял ее.

— Тебя не проведешь, мама.

— Не забывай о своем возрасте, — улыбнулась Эстер и шутливо оттолкнула мужа.

— Я еще не так уж стар, — глупо ухмыльнулся Петер Кесслер.

— Что-то не очень видно, раз ты хочешь построить бассейн, не умея плавать.

— Но мама! — запротестовал Петер. — Я президент большой кинокомпании, а живу в доме, который меньше, чем у половины моих служащих. — Он начал ходить по комнате, расстегивая рубашку. — Это просто смешно. Люди будут меня считать скрягой.

Она отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Иногда он вел себя как самый обычный мальчишка.

— Ладно, строй свой большой дом. Разве я сказала «нет»?

— Правда, мама? — Он бросился к жене, которая кивнула.

Через открытое окно донесся шум подъезжающего автомобиля. Петер выглянул из окна и удивился.

— Кто бы это мог быть?

— Наверное, Марк, — ответила Эстер. — Дорис снизала, что он уехал к Джорджу Полаку.

Петер вытащил часы, посмотрел на них и объявил:

— Уже четвертый час! Надо обязательно поговорить с ним завтра утром. Мне не нравится, что он возвращается так поздно.

— Не беспокойся, — в голосе Эстер слышалась материнская гордость за сына. — Марк хороший мальчик.

— Все равно мне это не нравится, — покачал головой Кесслер, стоя у окна.

— Отойди от открытого окна, пока не простудился, — приказала Эстер мужу.

Дорис лежала на кровати и смотрела в окно. На небе сверкали яркие звезды, на подоконник падала тень от луны. В тишине ночи с полей доносился треск сверчков. Дорис глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Ее охватил ленивый покой. Давно она уже не чувствовала себя так хорошо.

— Пойди и поговори с Джонни, — твердила мать. — Он тебя не укусит.

Дорис в конце концов подошла к Джонни. Сначала она чувствовала себя неловко. Понимал ли он, что она избегала его всякий раз, когда он приезжал в Калифорнию? Увидев, что Эдж ни о чем не догадывается, Дорис повеселела и почувствовала уверенность.

Мать оказалась права — бояться нечего. Она боялась теней.

Неожиданно на ее ресницах задрожали теплые слезы, и Дорис удивленно дотронулась до мокрых глаз. Она несколько раз быстро сморгнула. Хорошо, что больше можно не бояться и скрываться от Джонни. Какая все-таки мама умница! Когда-нибудь, может, и она станет такой же умной, подумала Дорис. Хотя сейчас уже это не имело значения. Впервые за долгое время Дорис Кесслер заснула глубоким и крепким сном.

Марк устало поднимался к себе. Интересно, подумал он, родители спят? Отец не любит, когда он возвращается так поздно. Но черт возьми, молодость дается человеку только один раз. Он почувствовал, как в жилах забурлила кровь при воспоминаниях о прошедшей ночи. Внезапно Марка Кесслера охватил страх. А что если девчонка больна чем-нибудь? Он слышал, что немало ребят таким образом ловили триппер. Однако страх так же быстро исчез. Не может быть, эта малышка выглядит слишком порядочной, чтобы быть больной. Она сказала, что он у нее первый.

Марк вошел в свою комнату и быстро разделся, не включая свет. Надел пижаму и достал из кармана пиджака маленькую трубку. Зажав ее в руке, Марк на ощупь пробрался в ванную. Все равно лучше не рисковать!

Джонни посмотрел на голову Далси, лежащую у него на плече. От нее исходил аромат духов, и он потерся о светлый шелк ее волос.

— Далси, ты спишь? — лениво поинтересовался он.

Она пошевелилась в его объятиях, как кошка, и прошептала:

— Угу…

— Мэриан Эндрю пыталась предупредить меня о тебе, — улыбнулся он в темноте.

Девушка резко села, мгновенно проснувшись, и попыталась разглядеть лицо мужа.

— Да? — в ее голосе внезапно послышался страх. — Что она сказала?

— Ничего, из-за чего стоило бы волноваться, — ответил Джонни, кладя ее голову обратно к себе на плечо. — Она сказала, что у тебя много завистников и что я не должен верить ничьим сплетням.

Далси облегченно вздохнула и спокойно легла.

— Но я не знаю никого, кто стал бы распускать обо мне сплетни.

Джонни смотрел в темноту поверх ее головы. На его губах играла мудрая, понимающая улыбка. Она еще слишком молода и не знает, какие люди живут в этом городе. Для них обоих хорошо, что Джонни знает Голливуд.

— Ты же знаешь, как люди любят сплетничать, — мягко объяснил он.

— Угу… — сонно пробормотала Далси. — Люди любят сплетничать.

Когда солнце начало всходить над горизонтом, в комнате Мэриан Эндрю продолжал гореть свет. Она сидела за пишущей машинкой, рядом в пепельнице лежала зажженная сигарета. На губах Мэриан играла легкая улыбка.

Она думала о молодом докторе, с которым познакомилась несколько недель назад. Мэриан порезала палец, ранка начала гноиться, и она пошла к доктору Ганнету. Однако порез ей обработал молодой доктор, который объяснил, что доктор Ганнет в отпуске и что он замещает его. Молодой человек представился.

— У вас уже есть практика? — поинтересовалась Мэриан.

Он покачал головой. Молодой врач еще искал место, чтобы осесть окончательно. Почему не здесь, полюбопытствовала она. Он опять покачал головой.

— Мне не нравятся здесь люди. Слишком много ипохондриков и слишком мало настоящих бальных.

После этой встречи она приходила к нему еще несколько раз, безо всякой причины. Он вел себя очень вежливо и ни разу не намекнул, что ей не за чем ходить к врачу.

Однажды Мэриан шутливо сказала, что она мало чем отличается от ипохондрика. Он посмотрел на нее неожиданно засмеявшимися, серыми глазами. Нет, возразил парень, он так не думает.

— Тогда в чем дело? — спросила она, понимая глупость разговора. Его серые глаза потемнели и посерьезнели.

— Наверное, мы любим друг друга.

— Но это же смешно, — возразила мисс Эндрю.

— Вы так думаете? — Он взял ее за руку. — Вы очень сильная женщина, Мэриан. Может, вы считаете, что не можете полюбить?

— Нет, это не любовь, — стояла на своем Мэриан Эндрю.

Он рассмеялся и отпустил ее руку.

— Ладно, тогда скажите мне, что это. Вы не хотите признаться, потому что на меня не распространяется ваша власть.

Она ушла, задумавшись над его словами.

Мэриан взяла сигарету и затянулась. Может, он прав, может, они на самом деле любят друг друга. Но он ошибается в одном. Когда они поженятся, он узнает, распространяется на него ее власть или нет.

Она улыбнулась, посмотрела на лист бумаги в машинке и быстро начала печатать, не глядя на клавиатуру.

5

Кэррол Рейджин нахмурился и осторожно вошел в кабинет Джонни Эджа, держа в руках пачку бумаг. Он остановился перед столом и бросил на него бумаги.

— Вот они, Джонни, — устало произнес он. — С утренней почтой принесли еще сто двадцать.

— Опять отказы? — поинтересовался Эдж, поднимая глаза.

— Сам посмотри, — предложил Рейджин. — Здесь встречаются наши лучшие клиенты.

— Садись, Кэри. Что-то у тебя усталый вид.

— Я устал, — согласился Рейджин, опускаясь на стул. — Все утро уговаривал этих парней, но все твердят одно и то же. «Вы живете не в средние века. Когда вы перейдете на звуковое кино? Нам нужен звук».

Джонни промолчал. Он взял контракт, на котором по диагонали красным карандашом было написано: «Расторгнут. 10 сентября 1929 г.», а внизу стояла фамилия прокатчика, одного из самых давних клиентов «Магнума».

— С ним тоже говорил? — спросил Эдж, постучав пальцами по контракту.

— Говорил, — фыркнул Кэррол Рейджин. — Ответил то же самое, что и остальные. Ему очень жаль, но… — Он замолчал и печально покачал головой.

Джонни бегло просмотрел несколько других контрактов, находя знакомые имена.

— А Моррис что сказал? — спросил он, увидев очередное знакомое имя.

— Этот разговаривал приветливее остальных, но ответ тот же самый. — Рейджин устало закрыл глаза.

— Моррис первый купил у нас «Бандита» еще в двенадцатом, — с горечью произнес Джонни.

— Знаю, — ответил Кэррол, открывая глаза и глядя на Эджа. — Когда я напомнил ему о «Бандите», он сказал: «Что вы от меня хотите? Публика требует озвученные фильмы, и всякий раз, когда я показываю немой, зал пустой, словно на двери висит объявление о чуме». — Рейджин сердито рассмеялся. — Все хотят озвученные фильмы, кроме Петера. — Кэррол Рейджин наклонился вперед и горько произнес: — Джонни, уговори Петера. Если мы будем продолжать снимать немые картины, я и двух центов не поставлю на «Магнум».

Джонни Эдж сочувственно смотрел на него. Рейджин руководил отделом сбыта и имел право злиться. До последнего года он мог похвастаться завидными цифрами доходов, а сейчас, несмотря на все старания, не мог ничего продать.

Если бы только Петер послушал его на той вечеринке два года назад. Тогда обсуждали звуковое кино, и Петер рассмеялся. «У него нет будущего», — безапелляционно заявил он. А когда Уорнер в том же году выпустил своего «Певца джаза» с Джолсоном, Петер не менее категорично заявил: «Это новшество долго не протянет». Но Кесслер ошибся. «Мэмми» перевернуло вверх дном весь мир кино.

Затем звуковые картины посыпались одна за другой. Сняли несколько полностью озвученных фильмов, но Петер продолжал стоять на своем. А чуть больше месяца назад сам Фокс объявил на весь мир, что отныне все его картины будут озвученными. Чуть ли не на следующий день такое же заявление сделал Борден, за которым последовали остальные крупные продюсеры. После этого «Магнум» стал нести большие убытки.

К концу первой же недели они получили сорок уведомлений о расторжении контрактов, на следующей неделе — уже более ста, а сейчас отказы приносили почти по сто штук в день. Джонни быстро подсчитал в уме, что при таких темпах скоро «Магнум» потеряет все девять тысяч своих контрактов с прокатчиками.

— Ладно, Кэри, — наконец ответил Джонни. — Я еще раз поговорю с ним, но не знаю, что из этого выйдет. Ты же знаешь Петера. Когда он что-нибудь вобьет себе в голову… — Эдж многозначительно замолчал.

— Я его тоже знаю, — угрюмо сказал Рейджин, вставая и глядя на Джонни сверху вниз. — Можешь передать ему, что, если он не передумает, я ухожу, потому что через несколько месяцев мне здесь нечего будет делать.

— Ты на самом деле думаешь, что все так плохо?

— Да. Я не хочу, в отличие от Петера, закрывать глаза и затыкать уши. — Он подошел к двери и оглянулся. — Пойду посмотрю, что в дневной почте. Я буду у себя.

Джонни кивнул. Когда Рейджин вышел, он опять принялся листать контракты. Отложив их наконец в сторону, Эдж понял, в какое ужасное положение попал «Магнум».

Сейчас главное заключалось не в том, сумеет ли он уговорить Петера, а в том, сумеют ли они перестроиться на звуковое кино. Период времени между началом съемки картины и ее выходом на экраны составлял полгода, а иногда и больше. Причин для этого существовало немало. После съемок, например, приходилось делать монтаж, писать титры. Затем начиналась рекламная кампания, картина тиражировалась и рассылалась по всей стране и за границу. В дополнение к этому нередко возникали проблемы с цензурными комитетами на местах, каждый из которых думал по-своему, требовал внести изменения, а порой и переснять целые эпизоды. Так что картина проделывала к экрану долгий и извилистый путь, изобилующий многими неожиданными поворотами.

Поэтому все кинокомпании, включая и «Магнум», имели запас уже готовых картин. Так, сейчас они снимали пять картин, а шестнадцать уже законченных лежали и ждали покупателей.

Губы Джонни сжались при мысли об этих фильмах. Обычно любой продюсер хотел иметь побольше картин про запас, но в данном случае имелась одна загвоздка — все их картины были немыми.

Джонни написал в блокноте несколько цифр. Четыре картины стоили почти по миллиону, шесть — в среднем по полмиллиона, одиннадцать — около четырехсот тысяч. Он посмотрел на сумму, которая составила семь миллионов девятьсот тысяч долларов, не считая вестернов, короткометражных картин и сериалов. Все их деньги были вложены в немые картины, на которые зрители уже перестали ходить.

Восемь миллионов вложены в картины, которые никто не купит, думал Джонни. Если переходить к звуковому кино, все их придется переделывать.

Джонни Эдж снял трубку телефона.

— Найди мне Фреда Коллинза, — попросил он Джейн. Ожидая, Джонни что-то рассеянно рисовал в блокноте. Коллинз работал главным бухгалтером «Магнума».

— Привет, Джонни! — поздоровался Фред Коллинз.

Эдж чуть отодвинул трубку от уха. Коллинз был большим мужчиной и обладал таким громким голосом, что, даже когда он разговаривал спокойно, его легко можно было услышать за полмили. Лишь с Петером Кесслер он почему-то разговаривал тихо и робко.

— Фред, сколько у нас на счету?

— 900 142 доллара и тридцать шесть центов, — быстро ответил бухгалтер.

— Что-то не густо.

— Да, — прогрохотал Коллинз. — Но сегодня нам должны перевести полтора миллиона из Независимого Банка.

— Значит, теперь мы должны шесть миллионов?

— Угу. По соглашению больше они нам ничего не дадут, пока мы не снизим долг до трех миллионов.

— О’кей, Фред, — поблагодарил Джонни и положил трубку. Несмотря на предосторожности, в ушах продолжал греметь голос Коллинза. Почему Петер держит на месте бухгалтера туманный горн, подумал Джонни? Затем быстро улыбнулся, вспомнив, что Фред Коллинз отличный бухгалтер. Но как только Эдж подумал о делах, с его лица мгновенно исчезла улыбка.

— Соедини меня с Эдом Келли, — попросил он, вновь снимая трубку.

— Да, мистер Эдж? — раздался в трубке через несколько секунд тихий голос Келли.

— Сколько контрактов у нас заключено на вчерашний день, Эд?

— Одну минуту, мистер Эдж, — ответил Келли. — Мне нужно проверить. Я перезвоню.

— Нет, лучше я подожду. — Он услышал, как Эд положил на стол трубку и отошел. Келли возглавлял отдел контрактов.

— Алло? — Келли вернулся к телефону.

— Да, Эд.

— По состоянию на вчерашний день у нас заключено восемь тысяч сто двенадцать контрактов, — сухо сообщил Келли. — Правда, я слышал, что мистер Рейджин получил утром новые отказы, которые, естественно, еще входят в это число.

— Ясно, Эд. Благодарю.

— Не за что, мистер Эдж, — вежливо ответил Эд Келли.

Джонни положил трубку, еще что-то записал в блокноте. Затем откинулся на спинку стула и угрюмо посмотрел на свои расчеты.

За прошлый месяц «Магнум» потерял почти тысячу контрактов, каждый из которых означал в среднем потерю пятидесяти долларов в неделю. В следующем году они, следовательно, понесут убытки в два с половиной миллиона долларов.

Джонни повернулся на стуле и посмотрел в окно. Он не замечал прекрасной погоды, его мозг продолжал заниматься подсчетами. Если поток отказов не уменьшится, через три месяца можно будет закрывать лавочку, так как они не смогут даже закончить съемки уже начатых картин.

Эдж достал платеж и вытер лоб. Никто, конечно, не мог сказать, что произойдет в следующие несколько месяцев, но в одном он не сомневался. Нравилось Петеру или нет, но «Магнуму» все равно придется переходить на звуковое кино. Где же взять деньги на перестройку? Банки больше ничего не дадут. Картины, лежащие на полке, тоже ничего не дадут. Интересно, подумал Джонни, а сколько денег у Петера? Нет, решил он, у него тоже не хватит. Потребуется около шести миллионов. Откуда у Кесслера такие деньги?

Неужели выхода нет? Как бы то ни было «Магнуму» придется переходить на звуковое кино, и Джонни обязан найти деньги.

6

Эдж взял из шкафа пальто и шляпу, вышел в приемную и остановился перед столом Джейн.

— Я иду обедать.

Джейн удивленно посмотрела на босса. Эдж выходил что-то слишком рано. Обычно он уходил около часа, а сейчас еще не было и половины первого. Она посмотрела на свой блокнот-календарь.

— Не забудь, тебя в два ждет Рокко.

— Как я могу об этом забыть, если ты напоминаешь мне об этом каждые пять минут, — улыбнулся Эдж.

— Надо же искать своему мужу клиентов.

Джонни завидовал им. Джейни всегда гордо говорила о своих отношениях с Рокко. У них с Далси не было такой теплоты, наверное, потому что они слишком много времени проводили вдали друг от друга. Если бы они чаще бывали вместе, может, все было бы иначе. Джонни едва заметно вздохнул. Оставалось лишь надеяться, что когда-нибудь у них будет так же, как у Джейн с Рокко.

— Что у нас сегодня? — продолжая улыбаться, поинтересовался он. — Обычная стрижка?

— Если ты только подстрижешься, я уволюсь, — пошутила Джейн и рассмеялась. — Нет, нет, по полному разряду. Не забывай, что мой муженек работает сдельно.

— О’кей, по полному разряду. — Эдж поднял руки, как бы сдаваясь. — У меня нет времени вводить в курс новую секретаршу. По-моему, это называется шантажом.

Джейн помогла надеть пальто.

— Это часть моей зарплаты, — ответила она.

— Сдаюсь, — расхохотался Джонни. Он закашлялся, и на глазах выступили слезы.

— Будь осторожнее, — озабоченно предупредила Джейн. — Застегнись на все пуговицы. Ты еще не оправился от простуды.

Джонни почувствовал боль в груди, затем стало жарко, и он начал потеть.

— Все эти чертовы сигареты, — улыбнулся он.

— Все равно, надо быть осторожнее, Джонни.

Он кивнул и вышел из приемной. Наступила осень. Воздух стал прохладным, но солнце еще продолжало приятно греть лицо. Джонни расстегнул пальто и закурил, но затянувшись, опять закашлялся.

— Черт побери! — пробормотал он и направился в отель.

В холле Джонни Эдж купил газету и вошел в ресторан. К нему быстро подскочил старший официант.

— Одни сегодня, мистер Эдж? — спросил он, кланяясь.

Джонни кивнул.

— Посади меня за прекрасный тихий столик. — Он пошел вслед за официантом в угол огромного зала. Заказал Эдж немного, есть не хотелось. Он огляделся по сторонам. Здесь ему никто не помешает думать. Народ собирается к часу. Поэтому Джонни и вышел пораньше, он хотел в спокойной обстановке обдумать ситуацию, в которой оказался «Магнум».

В газете он нашел страницу кино, и его взгляд сразу отыскал колонку Мэриан Эндрю. Первый же абзац привлек внимание.

«Развод Уоррена Крейга. Я спросила у Синтии Крейг, правда ли это. «Да, — ответила она, — правда. Мы с Уорреном договорились расстаться друзьями. Его работа держит в Голливуде, меня — в Нью-Йорке, и нам показалось, что развод явится лучшим выходом для нас обоих». Я очень расстроилась, так как знаю Крейгов несколько лет, с тех пор, как они приехали в Голливуд. Они были очаровательной парой. Хочется надеяться, что Синтия и Уоррен все же передумают, хотя в это верится с трудом. Дело зашло слишком далеко. К тому же я слышала, что Уоррена Крейга сильно интересует одна молодая леди, знаменитая кинозвезда, чья репутация разрушительницы сердец уже стала притчей во языцех в Голливуде. Жаль, очень жаль».

Джонни дочитал статью до конца, но не нашел ничего интересного. Он перевернул страницу, думая, что у них с Далси, по крайней мере, все не так плохо. Они хоть понимали друг друга, и тот факт, что они редко бывали вместе, не влияет на их отношения. Пусть они пока не так близки, как Джейн и Рок, но со временем это придет.

На следующей странице находились фотографии голливудской вечеринки. Внимание Джонни привлек большой центральный снимок, на котором Далси и Уоррен сидели за столом, держась за руки, и улыбались. Подпись гласила: «Далси Уоррен и Уоррен Крейг, звезды последней картины «Магнума», во время отдыха на вечере у Джона Джильберта. Мисс Уоррен замужем за исполнительным директором «Магнума» Джонни Эджем, а мистер Крейг только что объявил о предстоящем разводе с Синтией Крейг, выдающейся театральной актрисой. Мисс Уоррен и мистер Крейг двоюродные сестра и брат».

Джонни улыбнулся, глядя на фотографию. Далси написала, что отдел связей с прессой посоветовал им с Уорреном чаще бывать вместе, так как это послужит отличной рекламой для их картин. Эдж кивнул. Все правильно. Он не раз уже видел в газетах фотографии Далси и Уоррена.

Джонни не сомневался, что сумеет уговорить Петера перейти на звуковое кино. Но где взять деньги? Существует, конечно, шанс, что их можно найти на Уолл-стрит, но он знал, что Кесслер никогда не согласится обратиться к ним за помощью. Джонни отложил в сторону вилку и нож, позвал официанта и попросил чек. Аппетит совсем пропал.

— Месье недоволен едой? — встревоженно поинтересовался быстро подошедший старший официант, глядя на почти нетронутую тарелку.

— Нет, просто аппетита нет.

Он оплатил чек и вышел в холл. Часы показывали полвторого. Может, Рок свободен и примет его раньше условленного времени.

Рок Саволд оказался свободен. Джонни отдал пальто и направился к его креслу.

— Ты что-то сегодня рано, — улыбнулся Рокко.

— Надеялся, что ты свободен, — кивнул Джонни, усаживаясь. — У меня есть время только на бритье.

Саволд поменял угол наклона кресла и начал намыливать лицо Эджа.

— Как дела, Джонни?

— В порядке.

— Джейн сказала, что ты сильно простудился.

— Все уже прошло, — кратко ответил Эдж.

Они замолчали. После бритья Джонни встал и начал завязывать перед зеркалом галстук. Рокко молча наблюдал за другом.

— Что-то вид у тебя не очень.

— Много работы, — объяснил Эдж, поворачиваясь к Саволду. — А ты выглядишь отлично.

— Почему мне не выглядеть отлично? — улыбнулся Рок. — У меня есть все, что я хочу.

Джонни несколько секунд молча смотрел на него.

— Пожалуй, ты прав, — согласился он с легкой завистью.

Затем Джонни отвернулся к зеркалу и продолжал завязывать галстук.

— Жаль, что я не могу о себе сказать того же самого, — добавил он.

По лицу Рокко промелькнуло сочувствие.

— Знаешь, кого я сегодня видел? — он попытался изменить тему разговора.

— Кого? — равнодушно спросил Джонни Эдж. Он похлопал по наконец завязанному узлу галстука.

— Бордена, — улыбнулся Саволд. — Господи, как он удивился, увидев меня.

— Готов поспорить, — улыбнулся Джонни. — Он что-нибудь рассказал?

— Почти ничего, но он неплохо выглядит. Сказал только, что собирается расширить свою киносеть.

Джонни, открыв рот, уставился на друга. Затем он внезапно начал улыбаться. Какой же он дурак, что забыл этом! Еще в прошлом году Борден хотел купить у них кинотеатры, но Петер отказался продавать их. Вот он выход! Джонни Эдж обнял Рока.

— Рок! — воскликнул он. — Ты самый лучший парикмахер в мире. Я люблю тебя!

Эдж бросился к выходу, схватил пальто и шляпу и выскочил из парикмахерской, не оплатив чека.

— Что стряслось с этим парнем? — спросил у Рокко управляющий. — Он что, с ума сошел?

— Точно, совсем с катушек слетел! — нежно улыбнулся Саволд.

— Совершенно верно, — подтвердила кассирша, услышав слова Рокко. — Он не заплатил.

Рокко покачал головой и направился к кассе платить за Джонни. Парень совсем не изменился. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.

Покрасневший Джонни вбежал в приемную.

— Соедини меня с Борденом, — попросил он Джейн и вошел к себе в пальто и шляпе.

— Привет, Борден.

— Привет, Джонни, — раздался в трубке знакомый голос. — Как ты там?

— О’кей. Я позвонил узнать, интересуют ли тебя еще наши кинотеатры?

— Конечно, — быстро ответил Борден. — А что? Петер передумал?

— Нет, Петер не передумал, но мне кажется, он может передумать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я еду в Калифорнию и думаю, что смог бы уговорить его.

— Надеешься, что тебе это удастся? — полюбопытствовал Билл. Ему были нужны кинотеатры, но он прекрасно знал упрямство Кесслера.

— Надеюсь. — После небольшой паузы Джонни добавил: — Особенно если я помашу у него перед носам твоим чеком.

— Но так же никто не делает, — откашлялся Борден. — Дать чек на шесть миллионов и не знать, согласится он или нет. Если акционеры узнают об этом, мне не поздоровится. Я не имею права забывать о них. Сейчас я не могу позволить себе делать все, что угодно.

— Никто ничего не узнает, — принялся уговаривать его Эдж. — Если Петер откажется, я верну чек, и все останется в тайне. Если он согласится, на что я очень надеюсь, ты окажешься героем в глазах своих акционеров. Не забывай, что сейчас наши кинотеатры стоят почти восемь миллионов.

Борден уже принял решение. Джонни прав. Если Петер согласится, «Борден Пикчерс» будет обладать крупнейшей в мире киносетью.

— Когда ты уезжаешь?

— Часов в пять, не раньше, — ответил Эдж.

— Чек будет готов к пяти. Пришлешь кого-нибудь за ним?

— Сам заеду, — пообещал Джонни Эдж.

Он положил трубку и вышел в приемную. Эдж так и не разделся.

— Достань мне билет на любой поезд, только не раньше пяти часов. Я хочу выехать сегодня.

Джонни вернулся в кабинет и закрыл дверь. Джейн продолжала изумленно смотреть на закрытую дверь, когда зазвонил телефон.

— Офис мистера Эджа, — ответила она.

— Что стряслось с твоим боссом, бэби? — спросил Рокко Саволд. — Он выскочил, как ошпаренный, и даже забыл расплатиться.

— Не знаю, — удивленно ответила она. — Только что он велел немедленно достать ему билет на вечерний поезд.

В этот момент на столе Джейн вспыхнула лампочка.

— Подожди секунду, Рок. Он звонит. — Она отключила Рока и включила Эджа. — Да, Джонни?

— Позвони домой и скажи Кристоферу, чтобы он побыстрее собрал чемодан и привез его сюда.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Нет, — ответил Эдж и положил трубку. Откинувшись на спинку стула, он закурил. Сегодня пятница. Если он уедет часов в пять, около четырех утра будет в Чикаго, в Лос-Анджелесе — около одиннадцати вечера в воскресенье.

Джонни потянулся к телефону, собираясь сообщить Петеру о своем приезде, но остановился. Лучше преподнести ему сюрприз. Тогда психологический эффект окажется сильнее.

7

Когда поезд въехал на лос-анджелесский вокзал, Джонни Эдж посмотрел в окно. Сильный дождь сопровождал яростные порывы ветра. Эдж задрожал от холода и потрогал щеку, которая оказалась теплой — у него поднялась температура.

Во время поездки он опять заболел. Болели пересохшее горло, грудь, все тело. Джонни открыл пузырек с аспирином, сунул в рот две таблетки и тупо принялся жевать. Вязкая горечь лекарства немного ослабила боль в горле.

Когда Джонни поднял голову, рядом с собой он увидел носильщика.

— Готовы, миста Эдж?

Он кивнул, встал, застегнул пальто и направился по трясущемуся коридору за носильщиком, который подхватил чемодан. Когда они вышли в тамбур, поезд остановился.

Второй носильщик ждал на перроне. Первый отдал ему чемодан и обернулся к Джонни.

— Надеюсь, путешествие прошло хорошо, миста Эдж? — улыбнулся он.

— Прекрасно, Джордж, — ответил Джонни, протягивая банкноту.

— Спасибо, миста Эдж, — поблагодарил негр.

— Такси, мистер? — поинтересовался второй парень.

— Да.

Часы показывали начало одиннадцатого. Сначала он заедет к Петеру, а потом отправится к себе.

Дождь стучал по шляпе, пальто, вода затекала за воротник, пока Джонни звонил в дверь темного дома Кесслера. Он закашлялся и второй раз нажал звонок. Наконец в доме мелькнул лучик фонарика.

Дверь чуть приоткрылась, и в щелочку выглянула голова дворецкого.

— Побыстрее впусти меня, Макс, — взмолился Эдж, — а то я сейчас утону.

Дверь распахнулась, и Макс подхватил чемодан.

— Мистер Эдж! — изумленно воскликнул он. — Мы вас совсем не ждали.

Джонни, улыбаясь, вошел в прихожую и снял пальто.

— Да, это неожиданный приезд. Мистер Кесслер дома?

— Он уже спит, сэр, — ответил дворецкий.

— Разбуди его, — велел Эдж. — Мы должны поговорить. Я подожду в библиотеке.

Он оставил Макса в прихожей, вошел в библиотеку и включил свет.

В камине слабо тлели уголья. Джонни разворошил их и подложил несколько поленьев, которые быстро загорелись. На столе он увидел графин с виски и налил себе.

В библиотеку торопливо вошел испуганный Петер, которым следовала Эстер. Джонни стоял перед огнем со стаканом в руке.

— Что ты здесь делаешь? — изумился Кесслер, подбегая к Джонни Эджу. — Я не поверил Максу, когда сказал, что ты ждешь в библиотеке.

Джонни допил виски, которое приятно обожгло горло и закашлялся.

— Я приехал, чтобы кое-что вдолбить в твою непробиваемую башку, — весело ответил он.

— И это все? — облегченно вздохнул Петер, садясь в кресло. — Я думал, случилось что-то ужасное.

— Что-то ужасное может случиться, если ты меня сейчас не послушаешь.

— Дела?

— Да, — ответил Эдж.

— Дела подождут до завтра, — категорически заявил Петер, вставая. — Сначала мы тебя накормим, а ты пока переоденься. Весь промок до нитки.

— Нет, так не пойдет, — напряженным голосом возразил Джонни Эдж. Он сильно закашлялся и дотронулся до лба. В довершение ко всему разболелась голова.

— Мама, принеси ему выпить что-нибудь горячее, — обратился к жене Петер Кесслер.

Эстер молча вышла.

Джонни закончил кашлять и протестующе поднял руку.

— Ни к чему все это. Как только мы поговорим, я поеду домой.

— Далси тебя ждет? — странным голосом поинтересовался Кесслер.

— Нет, хочу преподнести ей сюрприз.

— В такую ночь тебе лучше не выходить из дома, — заметил Петер, глядя в окно. — Переночуй у нас, а завтра удивишь ее.

— Нет, ливень стихает.

Эстер принесла кофейник, поставила его на стол и налила горячего кофе Джонни.

— Вот выпей, — посоветовала она. — Сразу станет легче.

Джонни благодарно взял горячую чашку и поднес к губам.

— Спасибо.

— Ты неважно выглядишь, — озабоченно заметила Эстер.

— Немного простыл, но это все ерунда.

Кесслеры сели напротив. Эстер завернулась в плед. Несмотря на огонь в камине, в библиотеке было влажно и довольно прохладно. Она была рада, что заставила Петера надеть халат. Услышав о приезде Эджа, он хотел спуститься в одной пижаме.

— Ну что там у тебя стряслось? — спросил Кесслер.

Джонни поставил чашку на стол и спокойно ответил:

— Мы должны переходить к звуковому кино.

— Я думал, мы уже обсудили этот вопрос! — вспылил Потер, вскакивая на ноги. — Я уже сказал, что у него нет будущего, и не собираюсь менять решение.

— Только за прошлый месяц с нами расторгли контракты тысяча прокатчиков. Сейчас каждый день приходит примерно по сто отказов. И все по одной и той же причине — у нас немые картины. Рейджин сказал, что у него через три месяца совсем не останется работы, и он уйдет. Мы прогорим.

— Все пройдет! — возбужденно ответил Петер, размахивая руками. — Чего он от меня хочет? Выбросить уже снятые картины? Все наши деньги вложены в них.

— Мы никогда не вернем эти деньги, если их у нас не купят.

Впервые на лице Кесслера промелькнула неуверенность.

— Ты действительно считаешь, что мы их не продадим? — запинаясь, поинтересовался он.

— Уверен. — Джонни твердо встретил его взгляд.

Неожиданно побледневший Кесслер медленно опустился в кресло.

— Но тогда я разорен! — прошептал он дрожащим голосом. Его холодная, как лед, рука нашла руку жены.

— Если мы немедленно начнем снимать озвученные картины, все будет в порядке.

— У нас ничего не получится. — Петер беспомощно поднял руки. — Мы вложили в эти картины все наши деньги.

— Ты в любой момент можешь отправиться на Уолл-стрит, как Борден, — предложил Джонни Эдж. Он не хотел говорить это, но было необходимо подготовить Петера к его плану.

— Поздно, — покачал головой Кесслер. — Мы задолжали Сантосу шесть миллионов и по соглашению с банком не можем больше нигде занимать, пока не снизим долг до грех миллионов:

Эдж достал из кармана конверт, пару секунд смотрел на него, затем театральным жестом протянул Кесслеру.

— Может, это решит наши проблемы.

Петер вопросительно взглянул на Джонни и открыл конверт, из которого выпал чек. Кесслер подобрал его с пола, посмотрел на него, затем изумленно уставился на Эджа.

— За что Борден готов дать мне чек на шесть миллионов долларов?

— За кинотеатры «Магнума», — медленно ответил Джонни, не сводя глаз с лица друга.

Петер опять посмотрел на чек, затем на Джонни. После небольшого молчания он слабо запротестовал:

— Но они же стоят восемь миллионов.

Джонни посмотрел на чек, который Петер держал в руке. Он улыбнулся, заметив, как крепко Кесслер его держит. Если бы он хотел отвергнуть предложение, он бы не вцепился в него так.

— Знаю, — мягко согласился Эдж, — но нищие не могут торговаться. Мы или берем и отдаем им кинотеатры, или вылетаем в трубу.

Глаза Кесслера наполнились слезами, и он беспомощно посмотрел на жену.

Джонни заметил этот взгляд, и его охватила жалость. Он встал, подошел к Петеру и утешающе положил ему на плечо руку.

— Кто знает, Петер? — тихо произнес он. — Может, это даже к лучшему. Когда мы встанем на ноги, мы всегда сможем выкупить их обратно. Мы можем оказаться умнее, чем кажется. Джордж Паппас считает, что рынок перенасыщен и может лопнуть в любую минуту. Может, нам даже повезет, что мы вовремя избавимся от них.

— Возможно, — согласился Петер, похлопывая Джонни по руке. Он медленно встал. — Похоже, у нас нет выбора, — вопросительно произнес Петер.

— Нет, — ответил Джонни, глядя ему в глаза. — Это, единственное, что мы можем сделать.

— Как я не предвидел это? — спокойно проговорил Кесслер, глядя на пол. — Наверное, старею. — Он поднял глаза. — Пора уходить в отставку и оставлять «Магнум» тебе.

— Чушь! — взорвался Эдж. — С тобой все в порядке! Любой человек время от времени может ошибаться, а ты ошибался реже остальных.

Петер улыбнулся, и его настроение немного улучшилось.

— Ты правда так думаешь, Джонни? — спросил он с сияющими глазами.

— Естественно, — быстро ответил Эдж. — Если бы не думал, не сказал бы.

Эстер посмотрела на Джонни и благодарно улыбнулась. Какой славный парень, подумала она. Он умеет ценить доброту и сам добрый.

Джонни решил ехать домой, и Петер разбудил шофера. Когда машина тронулась с места, Джонни помахал им рукой и начал кашлять. Кесслер закрыл входную дверь и задумчиво вернулся в библиотеку. Какой же он дурак — не заметил сразу, что озвученные картины являются логическим развитием кино. Он мог бы всего лишиться, если бы Джонни не приехал в Голливуд и не уговорил его. В кино мало таких людей, как Эдж, которые стали бы так беспокоиться из-за друга.

Неожиданно он замер. Джонни сказал, что Далси не ждет его, и Кесслера охватил холодный страх. Он знал Далси и знал, что Джонни может найти дома. Петер подошел к телефону и назвал телефонистке номер Далси. Он не хотел, чтобы Джонни испытал боль. Плевать он хотел на Далси Уоррен, но Джонни ему было жалко.

Почти пять минут он слушал длинные гудки, наконец положил трубку и стал медленно подниматься наверх. У Петера появилось непонятное ощущение страха. Он чувствовал, что надвигается что-то страшное.

Кесслер попытался еще раз дозвониться до Далси сверху, но она опять не сняла трубку. Он подумал, что напрасно беспокоится. Она, наверное, так спит, что даже не слышит звонков.

Петер вошел в спальню.

— Кому ты звонил? — спросила Эстер.

— Жене Джонни, — робко ответил Кесслер, чувствуя необъяснимое нежелание называть ее по имени. — Я не хотел, чтобы Джонни ее напугал.

Эстер понимающе посмотрела на мужа.

— Какой стыд! — качая головой, сказала она на идиш. — Ах, какой стыд!

8

Телефон разбудил Уоррена, и он включил лампу, стоящую на ночном столике. Далси не спала и наблюдала за ним.

— Зачем ты включил свет? — лениво спросила она.

— Телефон, — ответил он и потянулся к трубке, но Далси остановила Крейга.

— Пусть звонит, Уоррен, — мягко сказала она. — Мне никто не должен звонить.

— А вдруг что-то важное?

— Скорее всего ошиблись номером.

Телефонный звонок встревожил Уоррена Крейга. Он прозвучал в ночной тишине, как грозное предупреждение. Уоррен сел и зажег сигарету слегка дрожащими руками.

— Уоррен, по-моему, ты нервничаешь, — произнесла Далси с дразнящей улыбкой.

Он промолчал. Встал, подошел к окну и посмотрел на улицу. По-прежнему лил дождь, ужасно завывал ветер. Уоррен повернулся к Далси.

— От такой погоды любой занервничает, — раздраженно объяснил он. — Третий день льет, как из ведра.

Далси села на кровати и посмотрела на брата. Он начал нервничать с того дня, как газеты объявили о его разводе с Синтией. Она протянула руки.

— Иди сюда, бэби, — позвала Далси хриплым низким голосом. — Мама успокоит тебя.

Телефон в этот момент перестал звонить.

— Вот видишь? — Она наклонила голову набок и улыбнулась. — Я же тебе говорила, что он замолчит. — Ее белокурые волосы каскадом рассыпались по плечам.

Уоррен медленно подошел к кровати и потушил сигарету в пепельнице. Он сел рядом с Далей, и пружины заскрипели.

— Ты ничего не боишься, Далси?

Она весело рассмеялась и пожала плечами. Сорочка при этом соскользнула к талии.

— Почему я должна бояться? — Она взяла его руки и прижала к своей груди. — У меня нет ничего, чего стоило бы бояться.

Когда телефон зазвонил опять, Уоррен Крейг вздрогнул.

— Ну, ну, расслабься, — мягко успокоила его Далси. — Он сейчас замолчит.

Крейг напряженно замер, прислушиваясь. Далси оказалась права — после нескольких звонков телефон замолчал.

— Видишь, я опять оказалась права, — засмеялась она и сняла трубку. — Теперь он не будет мешать нам. — Она наклонилась и поцеловала Уоррена. — Все вы, мужчины, одинаковые — боитесь малейшего шума, — прошептала Далси. — Как дети.

Уоррен обнял горячее тело, и постепенно его охватило желание. Некоторое время в спальне раздавались лишь звуки их дыхания.

Крейг потянулся к лампе, но она опять остановила его. Грудь Далси поднималась и опускалась в такт учащенному дыханию.

— Пусть горит. — В ее глазах плясали безумные огоньки, темные зрачки расширились. — Я хочу видеть, что делаю.

Он наклонился, и их губы встретились. Далси возбужденно укусила его за нижнюю губу, ее руки сомкнулись вокруг его шеи и потянули вниз.

Крейг закрыл глаза, и время куда-то исчезло. Он раньше не знал, что у него столько нервных окончаний, и что они могут так возбуждаться. Уоррен словно падал куда-то вниз, тонул в бушующем океане страсти.

Один раз он открыл глаза и посмотрел на Далси. Из-за полузакрытых ресниц сверкали глаза, сознающие власть своего тела. Между приоткрытыми губами блестели зубы и розовел язык. Она учащенно дышала.

Крейг опять закрыл глаза и нырнул в темный бушующий океан удовольствий. Неожиданно он услышал тихий звук и замер. Он начал поднимать голову, но ручка уже медленно повернулась, и дверь медленно открылась.

Джонни откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он сильно устал, дрожал от холода, раскалывалась голова. Эдж закурил, но первая же затяжка вызвала яростные приступы кашля. Он достал платок и вытер пот со лба.

Джонни оглянулся на дом Петера. Когда машина проезжала мимо бассейна, он увидел круги на воде. Джонни улыбнулся — Петер очень гордился новым домом и особенно бассейном. Несмотря на болезнь, Эдж был рад, что приехал. Благодарное выражение на лице Петера стоило этой проклятой простуды.

Он приоткрыл окно и выбросил сигарету. Достал из кармана аспирин и положил в рот две таблетки. Затем устало закрыл глаза. Он ужасно замерз и не мог остановить дрожь.

Когда машина остановилась, Джонни Эдж открыл глаза.

— Ваш дом, мистер Эдж, — сообщил шофер, оглядываясь.

Джонни посмотрел в окно. Действительно приехали. Около входа в многоквартирный дом, в котором он жил, в этот ранний час никого не было. Джонни продолжал бить озноб.

— Хотите, я отнесу ваш чемодан, мистер Эдж?

Эдж посмотрел на усталого шофера, которого, наверное, оторвали от крепкого сна, и покачал головой.

— Нет, спасибо, я сам.

Он взял чемодан, вышел из машины и побежал ко входу. За спиной раздался шум мотора. Когда Джонни оглянулся, машина отъехала уже на полквартала.

За стойкой дремал ночной портье. Эдж улыбнулся, вошел в лифт и нажал кнопку. Лифт начал подниматься.

Он тихо вставил ключ в замок и открыл дверь. Внес чемодан и поставил на пол. Толстый ковер заглушал шаги.

Из-под закрытой двери в спальню виднелась тоненькая полоска света. Джонни улыбнулся. Далси, наверное, опять заснула, забыв выключить свет.

Он тихо подошел к двери. Как приятно все-таки иметь свой дом. Джонни подумал, что стоит ему хорошенько выспаться, и вся простуда пройдет. Всю дорогу он не мог уснуть.

Он повернул ручку и медленно открыл дверь.

Внезапно ему стало плохо, и он бросился на кухню. Наклонился над раковиной и начал рвать. Глаза наполнились слезами и их начало резать. Джонни чуть ли не выворачивало наизнанку. Наконец рвота прошла, и он тупо вернулся в гостиную.

Джонни Эдж ни о чем не думал. Он закрыл глаза, словно это могло помочь забыть то, что он увидел. Услышав пронзительный голос Далси, он с огромным трудом медленно открыл глаза. Веки будто налились свинцом.

Перед ним стояла голая Далси с искаженным от злобы лицом. Она что-то яростно кричала.

Джонни обошел жену, подошел к чемодану и нагнулся над пальто. На его лице не было никакого выражения, он не произнес ни одного слова. Далси последовала за ним, продолжая кричать.

Он тупо посмотрел на жену. Что она хочет? Джонни попытался сконцентрировать внимание. Наконец до него дошли ее слова, и его руки схватили ее за горло. Это были сильные, очень сильные руки, натренированные с помощью костылей.

Далси замолчала и в беспомощном ужасе уставилась на мужа. Она попыталась что-то сказать, но лишь жадно хватала ртом воздух. Далси вцепилась в руки мужа, пытаясь оторвать их от своего горла.

Он тряс ее, как куклу, и казалось, что у нее вот-вот отвалится голова. Из горла Джонни доносилось звериное рычание.

Голова Далси болталась из стороны в сторону. В дверях спальни показался бледный Уоррен Крейг и, как загипнотизированный, уставился на них.

Наконец Эдж удивленно посмотрел на жену, будто только что увидел ее.

— Что я делаю? — спросил он сам себя с отвращением.

Затем отпустил ее и ударил по лицу тыльной стороной ладони.

Далси упала на пол.

«Это моя жена, — снова и снова повторял про себя Джонни. — Это моя жена».

Она смотрела на него со странной улыбкой, какой-то смесью страха и радости. Рука Далси потянулась к горлу.

— Что еще ждать от калеки? — бросила она мужу. — Ты, кроме этого, больше ни на что не способен.

Несколько секунд Джонни глупо смотрел на нее, затем отвернулся и направился к выходу. Он тихо закрыл за собой дверь и вошел в лифт.

Ночной портье продолжал спать. Эдж вышел в дождливую ночь. Дождь напомнил, что он оставил пальто и шляпу наверху. Он поднял воротник пиджака и зашагал по улице.

Джонни не знал, сколько шел, но над головой начало сереть небо. Дождь не прекращался, и он промок до нитки. Голова продолжала раскалываться, и теперь тупая боль отдавалась во всем теле. Каждый шаг отдавался резкой болью в культе и передавался в бок.

В голове метались слова, которые она насмешливо швырнула в него. «Возвращайся к своей Дорис! — кричала Далси. — Эта сучонка до сих пор вся трясется, когда ты рядом». После этих слов он и схватил жену за горло.

Неожиданно его голова прояснилась, и все стало ясно и понятно. Как он раньше этого не замечал? Джонни огляделся по сторонам. Он шел по улице, которую где-то видел.

Внезапно вспомнив, что он видел ее в кошмарном сне, Эдж бросился бежать. По этой улице он много раз бежал за девушкой. Он напряг зрение. Там на углу должна стоять девушка. Ему показалось, что за углом мелькнула женская юбка. Она там, она должна быть там! Он знал, что все произойдет сейчас.

Джонни пронзительно закричал:

— Дорис! Дорис! Подожди! — Его крики эхом отозвались на пустынной улице.

Он споткнулся и упал. С трудом поднялся, пробежал еще несколько шагов и упал опять, на этот раз в лужу. Джонни устало попытался встать, но не смог и опустил голову в воду, которая приятно холодила горящее лицо.

Словно во сне он услышал визг автомобильных шин. Откуда-то издалека донесся мужской голос:

— Кажется, на дороге кто-то лежит.

Послышались шаги, и внезапно прямо над головой раздался взволнованный голос:

— Здесь какой-то мужчина!

Чьи-то руки перевернули его. Джонни хотел, чтобы его вставили в покое — в луже лежать так приятно.

— Да это мистер Эдж! — изумленно воскликнул голос.

«Что в этом удивительного? — лениво подумал Джонни. — Неужели он думал, что я окажусь кем-то другим?»

Его подняли и отнесли в машину. Опять стало холодно, и Джонни начал бить озноб.

— Что нам с ним делать? Ты только посмотри на его вид.

— Наверное, напился, — ответил женский голос. — Знаешь, где он живет? Отвезем его домой.

Слово «домой», как гром, прогремело в голове. Джонни, и он с трудом открыл глаза.

— Только не домой, — прошептал он дрожащим хриплым голосом. — Я не поеду домой!

На него обернулись испуганные лица с переднего сиденья. Джонни узнал мужчину. Это был Боб Гордон, который снимал на студии вестерны, а женщина, вероятно, была его женой.

— Гордон, — устало пробормотал он. Гордоны едва смогли услышать Эджа. — Отвези меня к Дорис Кесслер!

Глаза Джонни закрылись.

9

Петер беспокойно заворочался в постели, открыл глаза и посмотрел в окно. Небе уже посерело, по крыше глухо стучал дождь. Будильник на ночном столике показывал шестой час. Кесслер облегченно вздохнул. Еще час, и можно вставать, он так и не смог заснуть.

Петер устало потянулся. Напрасно он глупо беспокоился. Встреча Джонни с женой, похоже, прошла нормально. К дому подъехала машина. Кесслер сел и прислушался.

На гравийной дорожке раздались шаги. Они поднялись на крыльцо и остановились. Неожиданно, словно будильник, зазвенел дверной звонок.

Петер вскочил с кровати, набросил халат и помчался вниз. Пояс он завязал у самой входной двери.

На пороге стоял Боб Гордон и растерянно смотрел на испуганного Петера Кесслера.

— Мистер Кесслер, — взволнованно произнес молодой человек. — У меня в машине лежит мистер Эдж.

Петер тупо смотрел на него.

— Я нашел его на дороге в двух кварталах от вашего дома, — торопливо объяснил Гордон. — Кажется, он болен.

— Несите его в дом! — наконец, запинаясь, вымолвил Петер. — Чего вы ждете?

Он спустился с Бобом к машине, не обращая внимания на дождь. В машине сидела женщина, но Петер даже не заметил ее.

Гордон открыл дверцу. На заднем сиденьи лежал Джонни с посиневшими губами. Боб Гордон залез в машину и начал поднимать его, но Эдж даже не пошевелился. Петер взял его за ноги, а Боб — подмышки, и они перенесли его в дом.

В дверях стояла Эстер.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Не знаю, — ответил Петер на идиш. Они положили Джонни на диван в прихожей, и на ковре сразу образовалась лужа.

Эстер подбежала к Джонни и опустилась на колени. Быстро развязала галстук и расстегнула воротник. Она прижала ладонь ко лбу Джонни. В этот момент спустился Макс. Мужчины смотрели на нее с типичной в таких ситуациях мужской беспомощностью.

— Он весь горит, — сообщила Эстер, вставая. — Папа, — уверенно обратилась она к Петеру, — позвони доктору. — Затем повернулась к Гордону и дворецкому. — Отнесите его наверх, разденьте и положите в постель.

Мужчины бросились выполнять распоряжения.

— Отнесите его в комнату Марка, — велела Эстер дворецкому. Марк сейчас находился в Европе. Эстер начала подниматься вслед за ними.

Через несколько минут в комнату вошел Петер.

— Доктор сейчас приедет, — сообщил он, глядя на кровать. — Ну как он?

— Не знаю, — ответила Эстер. — По-моему, у него ужасная температура.

Кесслер чихнул.

— Папа, немедленно переоденься во все сухое, — приказала она мужу. — Одного больного мне вполне достаточно.

Петер заколебался, затем отправился в спальню.

— Вы, наверное, тоже промокли до нитки, — сочувственно сказала Эстер Гордону. — Спуститесь вниз, и я напою вас горячим кофе.

— Со мной все в порядке, — запротестовал Боб. — Меня ждет в машине жена. Я должен ехать на студию.

— Вы оставили в машине жену? — изумленно переспросила Эстер Кесслер. — Немедленно приведите бедняжку в дом. Я вас не отпущу, пока вы с ней не отогреетесь. Студия может подождать.

Петер спустился в столовую, когда Боб Гордон рассказывал, как они нашли Джонни. Увидев Кесслера, он повторил рассказ.

— Мне нужно кое-что сделать на студии до начала работы. Поэтому мы и выехали так рано. Мистер Эдж лежал на дороге.

— Хорошо, что вы нашли его, — сказал Петер.

В дверь позвонили, и он поспешил в прихожую.

Приехал доктор. Они отвели его наверх и озабоченно ждали, пока он осматривал Джонни. Наконец доктор встал и обернулся к ним.

— Он очень болен. Его необходимо отвезти в больницу; но я боюсь перевозить его в такую погоду. У него сильная двусторонняя пневмония, осложненная каким-то непонятным шоком. Ему необходим кислород.

Петер посмотрел на Эстер, затем перевел взгляд на доктора.

— Делайте все, что считаете нужным. Не останавливайтесь ни перед какими расходами. Этот парень должен поправиться.

— Не могу ничего обещать, мистер Кесслер, — спокойно ответил доктор. — Естественно, я попробую. Где телефон?

Доктор вышел из комнаты, и из коридора донесся его приглушенный голос. Эстер посмотрела на мужа.

— Надо сообщить Далси, — прошептала она.

— Пожалуй, — заколебавшись, кивнул Петер.

Джонни пошевелился, открыл горящие глаза и безумно посмотрел на них. Он безуспешно попытался поднять голову, но она бессильно упала на подушку, глаза устало закрылись. Несмотря на то, что они едва услышали его, его голос был переполнен такой отчаянной решимостью, что слова раздались в тихой комнате, как раскаты грома.

— Не… говорите… Далси… — Его губы слабо шевелились. — Она… плохая!

Рука Петера автоматически сжала руку Эстер, глаза наполнились слезами. Теперь он знал, что произошло.

Прошло три недели. Воскресным вечером Петер и Джонни играли у бассейна в шахматы.

Кесслер сделал ход, посмотрел на противника и улыбнулся.

— Конь аш семь шах, — объявил он. — Это должно охладить твой пыл.

Еще бледный Джонни Эдж изучал положение на доске. Его позиция стала безнадежной, потому что следующим ходом Петер объявлял мат. Эдж весело посмотрел на Кесслера.

— Потребуется какой-нибудь гениальный ход, — усмехнулся он.

— Ну вперед, — уверенно улыбнулся Петер. — Спасения все равно нет.

— Я сделаю гениальный ход, — широко улыбнулся Джонни. — Сдаюсь!

— Еще партию? — поинтересовался Петер, расставляя фигуры.

— Нет уж, спасибо. Хватит с меня двух разгромов в день!

Петер откинулся на спинку стула и подставил лицо лучам солнца. Какое-то время они сидели молча. Джонни закурил и лениво выпустил дым через нос.

Петер Кесслер наблюдал за задумчивым лицом друга.

— Ну как, надумал? — поинтересовался он. — Едешь завтра?

— Хочется покончить с этим, как можно быстрее, — кивнул Эдж.

— Знаю, но хватит ли у тебя сил?

— В Рино силы восстанавливаются ничуть не хуже, чем в остальных местах, — ответил Джонни.

Через пару минут Петер заговорил вновь:

— В пятницу я высылаю им уведомления о расторжении контрактов из-за нарушений этики.

Джонни ответил после небольшой паузы хриплым и напряженным голосом:

— Напрасно ты решил сделать это. В конце концов они собирают нам зрителей.

— Думаешь, я потерплю их у себя на студии после того, что произошло? — с негодованием спросил Петер. — Я их видеть больше не могу!

— Если бы я только догадался раньше! — Джонни Эдж смотрел на сверкающую гладь бассейна. — Каким же дураком я был! Я смеялся над статьями в газетах и сплетнями, а они в это время смеялись надо мной, — горько произнес он, затем закрыл лицо руками. — Почему мне никто ничего не сказал?

Петер положил руку на плечо товарища.

— Никто не мог тебе этого сказать, Джонни, — сочувственно ответил он. — Такие вещи нужно узнавать самому.

В зале заседаний стоял затхлый воздух. Секретарь объявил певучим голосом:

— Слушается дело Джона Эджа против Далси Уоррен Эдж. Истец присутствует?

— Да. — Адвокат Джонни дал ему знак встать.

Эдж, медленно встал и посмотрел на седого судью, на лице которого виднелась скука. Для него это было обычным, неинтересным делом.

— Мистер Эдж, вы по-прежнему настаиваете на разводе? — спросил он монотонным голосом, закрывая глаза.

— Да, Ваша честь, — ответил Джонни после некоторых колебаний.

Судья открыл глаза, посмотрел на Джонни Эджа и принялся листать документы. Затем устало расписался и протянул бумаги секретарю, стоящему рядом с пресс-папье.

— Суд объявляет брак расторгнутым! — объявил судья.

Секретарь обвел взглядом зал заседаний и прочитал:

— Суд второго района штата Невада, судья Мигуэль В. Кохан, удовлетворяет иск истца о разводе по причине несовместимости характеров супругов.

— Ну вот, мистер Эдж, — улыбнулся адвокат. — Теперь вы свободный человек!

Джонни не ответил. Он молча наблюдал, как адвокат взял документы у секретаря и протянул ему. Он, не глядя, сунул их в карман пиджака и пожал адвокату руку.

— Спасибо.

Затем Эдж направился к выходу. У двери оглянулся. Коричневые, полусгнившие деревянные панели на грязно-серых стенах, исписанные и исцарапанные ножами светло-желтые скамьи — вполне подходящее место для окончания супружеской жизни.

Глаза Эджа неожиданно наполнились слезами, и он поспешно вышел на улицу. «Теперь вы свободный человек», — сказал адвокат. Он покачал головой. Джонни сомневался, что когда-нибудь станет по-настоящему свободным.

В подавленном настроении он остановился у киоска и купил газету. Лениво открыл и начал просматривать заголовки. В глаза сразу бросились красные крупные буквы в верхней части первой страницы: