Ad memory

Значение торпедного оружия понимали давно, не случайно первая реальная «самодвижущаяся мина» Уайтхеда столь стремительно распространилась по всем странам, имеющим военно-морской флот. В двадцатом веке «агитировать» не приходилось даже самые консервативные законодательные и распорядительные органы. Разве что американский Конгресс и морское ведомство США «экономили» до последнего, так что во Вторую мировую войну ВМФ США вступил с наихудшими торпедами (средняя статистика — 1 подрыв на 12 пусков). Только в 1942 году, когда пролито было уже немало матросской крови, сбито «без побед» множество торпедоносцев США и прошли убийственные в неопровержимости демонстрации (стреляли по отвесным скалам — результат: едва четверть срабатываний), янки бросились догонять и догнали. Как минимум, японцев.

Английские, советские, итальянские, немецкие и французские торпеды, примерно в этой последовательности, были в числе лучших в предвоенные годы. Тогда же, в тридцатых, определили главные проблемы торпедного оружия: «следность», т. е. бурный выброс парогазовой смеси у «тепловых», самых быстроходных на то время торпед; ограниченная дальность и скорость; невозможность корректировки курса торпеды после пуска и, главное, недостаточная эффективность контактного взрывателя.

Прочие же недостатки почитались не столь существенными.

Например, то, что выталкивали торпеду на ряде типов подлодок сжатым воздухом — и на поверхности, в точности над лодкой, вспухал хорошо заметный сноп пузырей. Или то, например, что юстировка аппарата Обри сбивалась и не учитывала широтную разность температуры и плотности воды, — и больше половины американских торпед довоенного выпуска пролетали в паре метров под днищем японских эсминцев и даже крейсеров. Повышенное (а это неизбежно) давление воздуха внутри подлодок тоже сбивало юстировку механизма регулировки заглубления торпед, и они со свистом и грохотом проносились под килями кораблей. Были проблемы и с гироскопами, — а сравнительно небольшие отклонения на дистанции в несколько миль оборачивались изрядными промахами. Или же, например, относительная слабость боезаряда (260–300 кг тротила), — а тот же знаменитый немецкий линкор «Бисмарк» в последнем своём бою выдержал попадания более полусотни английских торпед и затонул, что бы там ни говорили баснописцы от Адмиралтейства Её Величества, только когда его собственная команда открыла кингстоны.

Все «не столь существенные» недостатки в ходе войны преодолевались в новых типах и модификациях лодок и торпед или же в ходе специальной модернизации. На подлодках установили «беспузырьковые» аппараты, если со сжатым воздухом — то они толкали только поршень, тот выталкивал торпеду, затем воздух откачивался обратно в резервуар. Работали и электрические системы, и пиропатроны. Заглубление торпед выставляли намного точнее, за счёт правильной юстировки, доработки и дублирования гидростатов; дорабатывали и дублировали также гироскопы. Взрывчатки загоняли в БЧ всё больше, чуть не до полтонны, меняли её тип и, следовательно, разрушительные возможности. Что же касается главных проблем…

«Бесследные» электрические торпеды разрабатывались, а потом изготавливались для нужд всех перечисленных флотов уже во второй половине тридцатых. У СССР это была модель ЭТ-80, но окончательно она была «доведена» Н. Шамариным только в 1942 году. По-настоящему массовое производство торпед на эвакуированных и частично разукомплектованных заводах СССР наладили только к окончанию войны: удалось выпустить всего чуть больше 3 тысяч, в большинстве — упрощенные модификации парогазовых; а ВМФ израсходовал за годы войны более 5,3 тысячи. «Выручил» довоенный запас. Электроторпед флот получил до конца войны всего 165 штук.

Конечно, торпеда — сложнейшая машина ручной сборки и доводки, чрезвычайно трудоёмких и требующих высшей квалификации рабочих и техников, так что удивляться трудностям выпуска не приходится. И надо учесть, что главные сражения СССР вел на суше и в небесах.

Немцы выпускали достаточно удачную электроторпеду GТ-7е; правда, поначалу у них были серьёзные проблемы с доводкой ряда систем и механизмов, так что «ломать хребты английским линкорам» и громить конвои какое-то время пришлось торпедами итальянскими, типа «W». Но парогазовые торпеды GТ-7а «работали» достаточно исправно, хотя их «следность» с каждой неделей боевых действий приносила всё больше огорчений ведомству Дёница. Ценой немалых усилий GТ-7е довели до вполне пристойного уровня надёжности и качества (модификация Т3а обеспечивала дальность хода 7800 м при 30‑узловой скорости), и во второй фазе войны «электрические угри» уже составляли 60 и больше процентов стандартного боезапаса подводных лодок.

У американцев удачная разработка 43–44 годов электроторпеды фирмы «Вестингауз» позволила их подводникам внести существенную лепту в завоевание США господства в Тихом океане.

Разрабатывались и в этих странах, и в Англии «бесследные» торпеды с двигателями (турбинными и поршневыми) на перекиси водорода и водородно-кислородные. В СССР это были АСТ — торпеда с азотно-скипидарным двигателем, и бесследная 450‑мм торпеда «Вода», двигателем которой служила кислородно-водородная турбина. Их ТТХ заметно превосходили ТТХ тогдашних электрических торпед, но массовое их производство так и не было налажено. Помимо технологических, финансовых и эксплуатационных причин это произошло и потому, что ходовые качества отступали уже на второй план по сравнению с проблемами наведения и взрывателей торпед.

Управлять торпедами после пуска до второй половины сороковых годов так и не научились. Опыт ВВС, особенно люфтваффе, освоили не сразу, да и то сказать: авиационные и зенитные управляемые ракеты реально встали на вооружение только в последнюю военную зиму.

Торпеды (неуправляемые) двигались или строго прямо, или описывали большой круг в надежде, что на каком-то отрезке наткнутся на вражеский корабль. Изрядным достижением было «поведение» поздней модификации немецкой GТ-7, снабжённой своеобразным автопилотом (аппарат FAT, позже FAT II): после прямолинейного марша, на расстоянии расчётного выхода внутрь каравана транспортников, дальше она двигалась «змейкой», что, конечно же, повышало шансы встретить цель. Или пройти от неё достаточно близко, чтобы сработал бесконтактный взрыватель и удар «гидромолота» проломил днище или борт.

Но только «повышало шансы». Реальным выходом было создание механизмов самонаведения; и в сороковые годы во всех «торпедных» странах они были созданы — механизмы пассивного акустического самонаведения.


Успехи конкурирующих разведок в том, что работы велись почти одновремённо и в одном направлении, не стоит переоценивать. Элементарными знаниями по физике моря владели все разработчики.

Лучшей считается немецкая система F5 «Цаункёнинге». Кригсмарине, несмотря на жестокие бомбардировки союзной авиации, сумели в последние годы войны наладить её массовое производство, с удержанием устойчиво высокого качества. «Угри» «мальчиков Дёница» мчались на шум винтов и рокот двигателей, неукоснительно повторяя все манёвры корабля-цели… Вот только выяснилось, что стрельба вдогон (когда противник «шумит» сильнее всего, таково уж свойство гидроакустики) эффективна только по медлительным транспортам, да и то часть торпед сбивает в последний момент с курса мощный выброс воды винтами корабля. И «мчались» торпеды не так чтобы уж очень стремительно — быстроходные эсминцы или крейсера они попросту могли не догнать. И союзники вдобавок очень скоро оснастили свои суда буксируемыми шумоизлучателями, так называемыми акустическими ловушками «фоксер», которые оказывались для торпед куда как более соблазнительной мишенью.

Несколько позже (не только у немцев, но и у американцев, и у англичан) появились торпеды с улучшенными ходовыми качествами и наведением по кавитационному следу, но «несколько позже» в условиях войны оказалось «слишком поздно», — то же самое произошло со многими другими выдающимися техническими новинками. Реального перелома в ходе боевых действий они не оказали.

Со взрывателями дело обстояло ещё сложнее. Ударные или контактные взрыватели, при всей их кажущейся простоте, подводили во множестве случаев (бывало, что торпеда проламывала борт и вползала внутрь корабля и не взрывалась). То угол удара не тот, то на ходу на какое-то препятствие, ладно бы если противоторпедная сеть, а то просто какой-то плавник, наткнётся и сработает, то вообще «заест», а то шарахнет прямо в торпедном аппарате.

Но бесконтактные, магнитные, прежде всего, взрыватели предвоенной разработки были такого качества (кстати, именно в США более всего), что в первые годы войны капитаны подлодок волевым решением, вопреки инструкциям, приказывали отключить их, и применяли ударные взрыватели, — при всех прелестях последних. Надёжность магнитных взрывателей немецких торпед в 1939–1941 годах оценивалась в 50 процентов; реально, пожалуй, дело обстояло ещё хуже. Они, конечно, совершенствовались, к середине войны магнитные взрыватели уже срабатывали больше чем в половине случаев, с учётом повсеместной практики размагничивания кораблей, но сохраняли «врождённые» слабости: неразборчивость в целях, зависимость от гидрологической и геомагнитной обстановки, да и просто чувствительность к механическим воздействиям.

Вот и получалось: причиняли торпеды смертельный ущерб сваям и буям, мелким, но не размагниченным плавсредствам и, конечно, специальным буксируемым ловушкам, которыми тоже, вскорости, не преминули оснастить надводные корабли. Топили и своих, собственные «родные» лодки, если промах, случайная помеха или сбой системы самонаведения заставлял торпеду пойти на циркуляцию, — а уж обилие металла на субмаринах было для них самым лакомым. Подрывали бесконтактные взрыватели БЧ торпед и в гуще разрывов заградительного огня, и в тихом бурлении магнитной аномалии, и просто в кавитационном потоке кильватерной струи. Не выдерживали они (не все, конечно) и удара об воду при сбросе с самолётов-торпедоносцев, как бы самоубийственно низко и медленно те не удерживались на боевом курсе.

А много, затем опасно много и, наконец, непростительно много, — по мере совершенствования противолодочной обороны, усиления зенитного прикрытия и организации конвоев, — неудачных торпедных атак оборачивались гибелью подводных лодок, или же напрасными жертвами отчаянных пилотов торпедоносной авиации, или, в лучшем случае, бессильной яростью командиров торпедных катеров…


…— Как вы понимаете, любое серьёзное усовершенствование торпедного оружия нам жизненно важно. — Мартин Нойман сказал это с чуть уловимой ноткой печали. — И не менее важно, чтобы противник нас не опередил. Плюс в этом деле — русские без вашего Бреннера в документации (а они вывезли всё) вряд ли разберутся. За два года они ещё и прежние модификации торпед не пустили на поток, по нашим сведениям: довоенными запасами пользуются.

— А вы уверены, что Пауль-Генрих жив? И кстати, что-то мне подсказывает, что наши инженеры смогли бы по натурному образцу установить, какие там фокусы придуманы.

— Вот вы и сформулировали двуединую задачу, — кивнул Нойман, поднимаясь. — Разыскать «геноссе» Бреннера живым или молчаливым и найти утерянную торпеду. Детонации не было, однозначно, — следовательно, шанс сохраняется. И вы должны возглавить поиск по двум направлениям…

Загрузка...