Торпеда для фюрера

Немецкий и русский варианты поговорки

Туапсе. Лето 1943 г.

«Мама, вы родили идиота! — в который раз, яростно выворачивая баранку, подумал Яков. — Надо было оставить Кузьмича за штурмана!»

Сам он, хоть и не страдал топографическим кретинизмом, но этот горный «термитник» — Туапсе — знал куда хуже, не то что родной Одессы, но даже так и не ставшего родным Ровно. Некогда было тут особенно променады с рандеву устраивать, не было тут ещё «заветных» ажурных балкончиков, до которых через ряд неприметных калиток добираться надо, так что, поневоле, не только каждую подворотню, а каждую канаву, лавочку, водосток выучишь.

Эмка шмыгала во дворах и подворотнях, точно крыса в родном подполье. Яков же на полуторке то и дело норовил снести фигурные литые столбики террас, наскочить на резное крылечко, влепиться лупоглазой мордой форда в чугунную оградку, — и без счёта вылетали из-под стальных крыльев грузовичка вездесущие старики в колониальных макинтошах времён НЭПа. Выручала только природная реакция и рефлексы автомобилиста. Было дело, гонял по Ровно в служебной машине, не сильно различая, что там, впереди, за бампером творится.

«Загнать бы эту крысу, как в казарме, в глухой угол, да сапогом, — отчаянно трещали синхронизаторы в коробке передач. — Да не разгонишься».

И вдруг такая перспектива образовалась.

Неистово визжа тормозными колодками и едва не черпая булыжную мостовую подножкой, эмка Задоева влетела в тесную проходную и почти сразу же врылась в клубы пыли из-под юзом замерших колес.

Кренясь набок, ввалился в синий полусумрак и реквизированный у Кузьмича форд, и тоже, — убедился Яша, — «Ahtung». Приехали. Если и не «minen», то дороги нет. Или почти нет. Сумеречная проходная выводила в каменный колодец внутреннего двора. Хрестоматийного двора — с метнувшимися из-под колёс чумазыми курами и не менее чумазыми карапузами, взвившимися по дубовым ступеням на террасы веранд. С колонкой пожарного гидранта в тени обгоревшей пальмы.

Эмка обогнула колонку с одной стороны, форд наперерез — с другой, едва не снеся чахлую пальму.

Какую-то долю секунды они, — Войткевич и Задоев, — буквально смотрели друг другу в глаза, хоть и, конечно, через ржавый налёт пыли. Но всё-таки сблизи настолько, чтобы рассмотреть злобный ужас в глазах старшего офицера радиотехнической службы флота, по крайней мере, одного из старших.

Но дворик, выложенный каменными плитами, вытертыми если не столетиями, то десятками лет неутомимой суеты сует, оказался всё-таки слишком, точнее — неожиданно просторным. Кое-что от его периметра, что уходил в тень под обычными азиатскими террасами, Яков не учёл-таки.

Эмка резко отвернула, почти вынырнула из-под бампера полуторки и метнулась под дощатую веранду, отчаянно заскрежетав лоснящимся чёрным боком по чугунному столбику.

— «Уйдёт, сука!» — успел подумать Яша, и уже увидел рубчатый протектор запаски на её заду, как раздался грохот и рефлекторный визг тормозов.

Войткевич выскочил на подножку форда. Лейтенант Новик стоял в кузове грузовика с выражением лица великого лейб-хирурга Пирогова, крайне заинтригованного исходом только что проделанной операции.

Один из бидонов, между которыми всю дорогу швыряло и катало старшего лейтенанта, провалил лобовое стекло эмки.

— Кажется, с подписанием протокола допроса Задоеву придётся теперь потерпеть, — поскрёб Яков трехдневную рыжеватую щетину.

— Не думаю, — утёр пыль и пот тыльной стороной ладони Саша. — Я на водительское место кидал.

Действительно, довоенная «М-1» была с разделённым лобовым стеклом, и бидон отсвечивал солидолом с левой стороны, а это значило…

Переглянувшись, лейтенанты мгновенно соскочили с машины — Войткевич со своей подножки на широкую подножку легковушки, Новик — прямиком на крышу. Но гулкий удар обеими его сапогами не произвёл на пассажира впечатления. Тот сидел, как говорится, ни жив ни мёртв, механически вытирая кровяные брызги с левой стороны пергаментно-бледного лица, на котором особенно отливал синевой вполне «геройский» шрам.

— Ну, чем брал, Иуда? — выволок его за локоть из машины Войткевич. — Марками, сребрениками или обещанием всех благ в загробном будущем Третьего рейха?

Замкомандующего радиотехнической службой КЧФ Задоев посмотрел на него прозрачным невменяемым взглядом. Должно быть, всё ещё не верилось Иуде…

«Nicht allen dem Kater die Fastnachtswoche», — злобно процитировал Яков старинную немецкую поговорку. — «Не всё коту “Октоберфест”».

Но оказалось, что и «не всё коту масленица». Характерная «сорочья» очередь из немецкого автомата с какой-то восточной безоглядностью, будто кто палил, не глядя, задрав над головой «шмайссер», прозвенела по чёрной крыше эмки, вскрывая её, как консервную жесть, и сметая с неё лейтенанта Новика…