Травоядный. Том I

Глава 15. Чародей

У меня, скажем так, успело сложиться определенное представление о чародеях. Эдакие мудрецы, ну или на худой конец — не самые глупые представители звериного мира. Но все они мигом разбились, стоило мне увидеть Кнута.

Первое, что он сказал своим мерзким голосом, когда вошел:

— Здорова, морды!

И, стоит признать, описание «скользкий тип», данное ему Варитом, подходило как нельзя кстати: невысокий и худой крыс с золотым зубом и маленькими хитрыми глазками под густыми клокастыми бровями; в одном ухе серебряное кольцо, на каждом пальце по перстню; одетый в пеструю рубаху с кожаной жилеткой и коричневые штаны при стоптанных, но натёртых сапогах, и в широкобортной шляпе с белым пером. На кожаном поясе с блестящей бляхой висела рапира, почти упирающаяся в землю при ходьбе, и вряд ли когда-либо пускаемая в ход.

— О! Так это тот самый зайчишка? — спросил он, но, не дожидаясь ответа, пошёл к Дексу, придерживая шляпу, чтобы та не слетела.

— Ты лучше к делу приступай! — бросил Хавир, едва оторвавшись от фляги, — А то тебя в круг поставлю против какого-нибудь кота из подворотни! И уверен, ставить будут на кота!

— Ой, ты и сам как тот кот! Не бухти! — сказал он, едва перелезая через ступени ему по пояс, — Я тут, главное, по доброте душевной… хух… сука, для кого такую дрянь сделали! Помочь ему решил! А он шипит! — задыхаясь, бурчал Кнут.

— По доброте? Ты ничего не перепутал?

— Ха! — усмехнулся Кнут, — Те гроши… что я тебе задолжал… ничто по сравнению с такой услугой! Всё равно… что по доброте помогаю! — задыхаясь, спорил он, всего в пяти ступенях от Декса, — А ты… длинноухий… фух, подожди минуту… зачем же так высоко-то забираться…

— Эм… Он и вправду чародей? — спросил Декс, и, похоже, его ожидания тоже сильно отличались от реальности.

— Ха-ха-ха! Слышал, крыс? Даже невольник считает, что ты больше похож на радужного петуха, чем на чародея! — заржал Хавир.

— Ты! Заяц! На внешность не смотри! — он выпрямился, обтекая потом, и изысканно (насколько это было возможно) пригладил брови. — Смотри и восхищайся!

Он выставил перед собой руки, вытянув указательный пальцы, и, закрыв глаза, начал водить ими по воздуху. Пространство между руками начало покрываться полупрозрачной рябью, а затем за его пальцами показалось зеленоватое свечение, и чем больше он двигал руками, тем чётче становились символы, пока не стали светиться ярко, будто звёзды. Кнут раскрыл резко глаза и хлопнул в ладошки, словно раздавив светящиеся символы. Он расцепил ладони и дунул между ними. Зеленоватым свет проник в тело Декса, он ощутил лёгкость, напряжение исчезало, а внутренности, казалось, перемешались внутри, а затем он оторвался от камня.

Воспарил!

— Эй! Спусти меня, что за херня?! — кричал Декс.

— А вот нечего насмехаться над великим Кнутом! — высокомерно бросил он.

«Мне кажется, или это не самое великое чародейство?..» — подумал я, отчего-то на меня его умения впечатления не произвели.

— Ха-ха! Крыс, ты хоть чему-то новому бы научился! — усмехнулся Хавир. — Малыш, воздух выпусти из лёгких и подожди!

Декс тут же последовал совету: выдохнул воздух и заткнул рот. Постепенно тело словно начало вытаскивать из себя символы и свет, а сам он начал снижаться, пока не оказался на своём месте.

— Я ухожу! — бросил Кнут и развернулся спиной к приземлившемуся Дексу.

— Ой, крыска обиделась! — крикнул Хавир. Его уже вело, он щурился, стараясь сконцентрироваться.

«Хм, даже если он сейчас уйдёт, дело сделано. Вик с Хортом уже точно ждут на улице и не упустят горе-чародея», — подумал я.

Хотя в то же время знал, бой состоится, Хавир сделал слишком много, чтобы он состоялся. И, скорее всего, уже поставил кругленькую сумму… на одного из нас.

Кнут начал спускаться по ступеням, останавливаясь на каждой и окидывая взглядом тигрида. Он явно ожидал, что тот его остановит, и тогда крыс поставит ему условия. Только что-то мне подсказывало, что Хавир на такое не поведётся, даже пьяный. Он только следил за чародеем хмельным взглядом с лёгкой улыбкой на морде. А Кнут продолжал спускаться по ступеням, каждый раз останавливаясь и поправляя шляпу. Спустившись вниз он задержал взгляд на тигриде, но тот продолжал с улыбкой за ним наблюдать.

«Нет, ты не уйдёшь. У тебя слишком маленькие яйца», — подумал я.

Кнут пошёл к выходу, косясь на Хавира, а тот молчал. Крыс даже несколько раз прокашлялся, поправил ремень и проверил, на месте ли перо. И только перед самым выходом развернулся, взгляд сделался оскорблённым, и он сказал:

— Ладно! Моё сердце слишком добро, и я уже пришёл, помогу! — сказал он, и Хавир одобряюще кивнул, — Но я хочу единолично принимать ставки во время боя! Абсолютное букмекерское право!

— Можно. — согласился Хавир, отхлебнув из фляги, — А теперь за дело!

— Только пусть он спустится! Ещё раз я такого восхождения не вынесу!

Декс лихо слетел вниз по ступеням и спросил подходившего Кнута:

— Что от меня требуется?

— Капли крови достаточно, — сказал Кнут, вытаскивая тонкую иглу из рукава, — Протяни руку.

Декс послушался, и чародей кольнул указательный палец, выступила крохотная капля крови. Он смахнул её пальцем и отошёл на пару шагов. Вновь начал повторять ритуал начертания по воздуху. Символы светились, но уже иначе, каким-то туманным светом, мутным. Но кандалы начали трястись и постепенно расширяться. Капли пота выступили на тёмном крысином лбу, руки тряслись, словно от невероятной потуги. И в конце концов кандалы опали на каменный пол.

«Великолепно… теперь мне всё ясно. Хорошо, что кандалы может снять любой чародей, а не только тот, что эти чары наложил. Хотя мне кажется и такое возможно, но было бы не слишком практично», — подумал я.

Я почувствовал, как сила наполняет тело, будто освобождённые ноги таили в себе истинные силы зайца, сдерживаемые оковами. Он тоже чувствовал, как энергия пронизывает всё тело, горячая и быстрая… вихрастая, словно ветер… энергия…

Я чувствовал её? Крохотное биение, импульсивное и порывистое движение где-то в глубине. А что если? Я попытался закрыть глаза, но ощущалось это не так, как когда у тебя есть тело. Свет мерк, и я проваливался в темноту. Глубже… в самый мрак… Я падал и падал, звуки становились всё тише, последний свет померк вдалеке. Прислушаться… почувствовать…

Сознание словно полоснуло огнём, опалило, яркая вспышка боли! Нет! Нужно вернуться!

Я мечусь, истязаемый мукой во мраке подсознания, ищу выход, молю свет явиться…, но тьма обволакивает меня сильнее. Проникает в меня, а я растворяюсь в ней, словно меня некогда и не существовало.

— ААА-АА!!!

Я резко вскакиваю! Сердце мечется, словно обезумевшее, в глазах мерцает, голова раскалывается! Обхватываю себя руками, ощущая ледяной пот и холод, жуткий холод!

— Малыш, ты в порядке? — слышу я взволнованный голос.

Всё на миг замирает. Этот голос… я знаю его… я знаю! На глазах наворачиваются слёзы, я не могу их контролировать! Руки закрывают лицо! Нет! Я боюсь посмотреть!

Нежные пальцы касаются моей руки. Я дрожу, я не верю. Нельзя смотреть, нельзя! Нет, нет, нет!

— Марк, всё хорошо, — нежно говорит она.

Я медленно убираю от лица ладони, словно боясь спугнуть видение. И вижу её. Матушка. Она сидит рядом с моей кроватью и смотрит с лёгкой улыбкой. Длинные тёмные волосы спадают с плеч, лицо бледное, немного печальное.

«Этого не может быть… это наваждение, она умерла, да и я тоже», — судорожно размышляю я.

— Это ведь сон? Ты ведь умерла? — спрашиваю я у ведения.

Она немного удивляется, тонкие брови приподнимаются. Матушка протягивает руку к моему лицу и хватает двумя пальцами за щёку! Ай! Больно!

— Разве можно такое матушки говорить? — ребячески усмехается она, — Провалялся, значит, целую неделю в горячке, а проснувшись, вместо того чтобы обнять мать, что от тебя ни на шаг не отходила, выдаешь такое?

Боль, я чувствую боль! Это не сон!

— Мама… — дрожащими губами говорю я. Она отпускает щёку, — Мама, мама…

Она протягивает руки ко мне и обнимает, нежно, с любовью. Я чувствую её тепло и такой знакомый запах, ради которого готов был убить кого угодно. Мне становится спокойно, всё, что было, превращается в ничто. Всё, что я пережил до этого, теперь кажется таким нереальным.

— Мама, я скучал, очень сильно скучал, — голос звучит хрипло, в горле першит.

— Малыш, ну что ты? Всё хорошо, всё в порядке, — растроганно говорит она и нежно отстраняется меня, — Подожди немного, я принесу воды.

— Нет, не уходи! — прошу я.

— Я совсем скоро вернусь.

Она встаёт и выходит из комнаты. А я смотрю на её тонкую фигуру, такую родную. Я думал, что в моей жизни не было любви. Но я ошибался, она всегда была — только её у меня отобрали.

«Что же это такое? Я слишком чётко помню всё, что происходило до этого: о зверлингах и моей смерти, о предстоящем бое и побеге, — раздумываю я, — Неужели всё это было следствием горячки, болезненной иллюзией? Нет, не думаю, слишком красиво. А всё красивое слишком быстро умирает».

Я оглядываюсь, вокруг моя комната, в этом я уверен. Обычная комната — обычного мальчишки. Не считая стойки с клинками и кинжалами, да нескольких деревянных тренировочных мечей. Но разве это странно для рождённого в клане убийц? Наверное, нет.

«В клане убийц? Вот оно что…»

Я встаю и прохожусь по комнате, ощущая стопами грубый ворс ковра, ослабленные ноги подкашиваются, и я падаю. Встаю, и мир мутнеет, вращается, и свет озаряет комнату.

И вот я уже посреди широкой мощеной площади. Идёт дождь, крупные капли ударяют об обнажённый торс. Дышать тяжело, руки наливаются железом. Глаза вперены в мощенку, и странный страх не даёт их поднять, не позволяет двинуться. Сковывающий, непреодолимый ужас, какой ощущается при встрече с неизбежностью.

Рарх! Гремит яростный гром, а за ним приходит яркая лиловая вспышка молнии, отражающееся во влажном камне! Изо рта вырываются пар, и сквозь шум дождя я слышу:

— Ты мой позор! Мерзкий выродок, не имеющий права называться сыном! — кричит яростный, нечеловеческий голос, — Утроба твоей матери, видно, сгнила, раз изрыгнула такое убожество! — кричит он, а я, ощущая горячий гнев и горькую обиду, но не смею поднять глаз, хоть как-то возразить ему.

«Что со мной?! Этот ублюдок поносит мою мать, а я дрожу, словно дворняга на холоде!» — подумал я и сжал челюсти до боли.

— О мёртвые боги, за что мне… такой сын… — с отвращением проговаривает он.

Что?

Дыхание перехватывает, глаза наливаются кровью! Шейные позвонки трещат! Тело! Слушайся меня, твою мать!!! С хрустом я дёрнул головой и встретился с ним взглядом! Серые глаза с зрачками-точками, они удивлённо уставились на меня, а я с искажённым лицом на него! Дыхание срывается, горло сдавливает неведомая сила… Я выворачиваюсь, пытаюсь расцепить невидимые руки!

— ААААААРХ!!! — взрываюсь я звериным, неистовым рёвом загнанного хищника!

Тонкая отцовская бровь дрогнула, а уголок губ слегка приподнялся. Что это?! Ебучее одобрение?! УБЛЮДОК!!!

Коленные чашечки, кажется, взорвутся, ноги дрожат, но я пытаюсь встать! Во что бы то ни стало! Воздух кончился, я держусь из последних сил!

Делаю шаг навстречу!

Он улыбается.

Я протягиваю руку, тянусь к нему!

Он делает шаг навстречу, словно помогая.

— Я… знай, помни… я убью тебя, убью, УБЬЮ-ЮЮЮ!!! — реву я, словно отголосок грома.

БА-БАМ!!! Гремит гром, словно узаконивая моё обещание. Свет меркнет… Вспышка молнии разрезает небо, и последнее, что я вижу, — это озаренное лиловым светом удовлетворённое лицо отца.

— Убью… даже если сам… умру.

Мир вокруг вновь меняется, а вместе с ним, словно и не было, исчез гнев и ярость. Теперь я был спокоен, а вокруг раскинулось огромное пшеничное поле. Молодая зелёная пшеница колышется на лёгком ветерке. Вдали высятся горы с ледяными пиками, и необъятное небо раскинулось бескрайним океаном.

В руках у меня длинный лоскут плотной ткани. А сбоку слышаться шорох шагов. Я поворачиваюсь и вижу мужчину. Невысокий, но хорошо сложенный, с громадными мускулистыми руками, покрытыми замысловатыми татуировками, и в монашеской мантии с оторванными рукавами. Губы скрыты за седыми кустистыми усами, а лысина блестит, словно полированный нефрит. Прищуренные глаза за не менее усов кустистыми бровями внимательно следят за мной.

«Я… помню его… Авелий Фари, он обучал меня контролю тела, алхимии, морали. Его приставил ко мне тот ублюдок. И это он написал мне письмо о матери», — всплывают воспоминания, словно они и не исчезали. А исчезали ли?

— Нечего не хочешь мне сказать? — спрашивает он высокомерно.

— Да вроде нечего…

«И что я должен сказать, черт возьми?» — возмущаюсь я.

— Марк… Марк, Марк и Марк… — проговаривает он, сцепив руки за спиной и прохаживаясь вокруг меня, — Марк, Марк, Марк…

— Да что?

— Хм… Ты не Марк…

Моё сердце замирает! Что! Он это понял? Это не может быть простым воспоминанием!

— Я Марк, присмотрись, чёртов старик! — бросаю я, и он с невероятной скоростью достаёт из складок мантии деревянный тренировочный меч.

Сумасшедший удар бросается в меня, я отклоняюсь назад, едва успев уклониться, и вскакиваю на ноги! Он бьёт сверху, я бросаюсь в сторону и чувствую потоки ветра, отталкиваемые неистовым ударом.

— Грёбаный старик, ты что творишь! — кричу я, ничего не понимая.

— Факт первый: Марк всегда был вежлив со мной, — говорит Авелий и бросается вперёд.

Я принимаю стойку и глазами ищу, чем можно обороняться. Вижу за его спиной такой же тренировочный меч. Нужно добраться туда!

Старик рассекает воздух по диагонали, деревяшка летит с сумасшедшей скоростью! Я понимаю, что блокировать не смогу, такой удар сломает мне руки, так что делаю несколько шагов, словно в танце, а корпусом делаю нырок. Меч касается волос на затылке, но я уклонился…! Авелий, не закончив удар, отталкивается ногами вперед и врезается в меня выставленным плечом.

— Аа-ах! — вскрикиваю я одновременно с выбитым из лёгких воздухом.

Я падаю наземь, но Авелий не медлит, глаза горят решительностью, тонкие губы сурово сжаты. Он бьёт сверху вниз по прямой, резким рывком! Не уйти! Я скидываю ногу, пальцы прижаты, они встречаются с крепким запястьем левой руки! Удар дрогает, становится слабее, правую руку откидывает влево, и я тут же отправляю деревяшку по касательной!

— Авелий! Успокойся, это я — Марк! — кричу я и бросаюсь в сторону, срываюсь, не оглядываясь, лечу к деревянному тренировочному мечу. Подхватываю тот и выставляю перед собой, ноги широко расставлены, плечи опущены, и корпус немного скруглен. Напротив, старик стоит в абсолютно такой же стойке.

— Второй факт: я ещё не учил Марка этой стойке, — говорит он, не меняясь в лице, и посильнее схватывается за рукоять.

— Третий факт, — говорю я, — Ты полоумный старик! Факт четвёртый: иди на хер!

Только сейчас я обращаю внимание на свои бледные жилистые руки, не слишком длинные, ещё не обрётшие мужскую силу, но уже способные дать отпор. Вспоминаю, когда же всё это происходило… Мне было не больше одиннадцати. Хотя сейчас мне всё равно, я тут не умру! У меня ещё есть дела!

— Ну что, Авелий, поигрался с мальчиком? Что о тебе жена подумает! — бросаю я.

— Ты не мальчишка, так что ей не стоит волноваться. В тебе засело нечто совсем не детское…

— Старик, не продолжай, — с улыбкой ухмыляюсь я, — Мы вроде дрались, продолжим?

Он легонько улыбается и отвечает:

— Ну тогда всё на один удар.

— Давай! Только инфаркт не схвати!

Мы сжимаем посильнее рукояти, подготавливая остальное тело к удару. Нужно направить всю силу каждого сухожилия и мышцы в этот меч, прогнать энергию от пяток до кончиков пальцев.

Фууу-ф! Глубоко вдыхаю, и тут же резко выдыхаю! Вновь вдыхаю и выдыхаю. Чувствую, как кровь обогащается кислородом, ритмично пульсирует и ускоряет своё движение, напитывает мышцы. Расправляю плечи и слежу за стариком.

Я не тороплюсь. Жду. Одно движение. Один шанс. Все мысли исчезли, только он и я. И каждый ждёт друг друга.

Мышцы начинают ныть от предвкушения, связки торопят, сердце отбивает сумасшедший ритм, подталкивая ударить первым. Но я продолжаю стоять. И он стоит.

Неожиданно уголки его губ дрожат! Сейчас! Я делаю рывок, он навстречу! Метр! Руки отправляют меч наискосок, рассекая воздух! Мышцы, кости, нервы и связки, каждый орган сейчас вложил энергию в один удар!

«Ему не увернуться!» — ехидно понимаю я.

Но он лишь выставляет руку… и ловит мой меч…

— Это был отличный удар, только тело у тебя слабое, мало силенок, — спокойно говорит он.

Я опускаю деревяшку и отпрыгиваю, мысли мечутся в поисках выхода.

Бежать! Нужно бежать!

— Факт третий: Марк не способен нанести такой удар. Но ты ведь целился в левую часть черепа, спроста ли?

А? Я туда бил? Да, верно. Но почему?

— Мне голову после одной битвы по частям собирали, и там самое слабое место. Ты ведь знал об этом, не так ли?

Точно. Я помню об этом. Старик мне рассказывал, когда… я был совсем мальчишкой.

«Я всё помню… всё, что было со мной до этого момента. Помню, как валялся с горячкой, и как отец поносил мать. Как он назначил Афелия моим наставником», — осознал неожиданно я.

— Ты однажды заставил меня всю ночь следить за стаей волков…, а затем незаметно убить одного из них. — сказал я, — И постоянно ставил биться с девчонками, говоря, что на большее я не способен.

— Ха-ха-ха! Похоже, ты и вправду Марк, — глаза его немного расслабились, — Или тварь, что похитила его тело и воспоминания, — он вновь поднял деревянный меч.

А я сел на землю, скрестив ноги. Он постоял, посмотрел, и медленно подошёл, и сел напротив.

— Афелий, — начал я, собравшись мыслями, — Я неспроста оказался здесь. Я и вправду Марк, только не тот, которого ты знаешь. Я не понимаю, как всё произошло, но знаю точно, что каждое воспоминание, что является мне — очень важное, — серьёзно проговорил я, а он всмотрелся мне в глаза.

— Твои глаза. Они не детские. Ожесточенные, смерившиеся со скорбью и болью, непримиримые. Наполненные гневом, — мягко проговорил он, и морщины на лице немного разгладились, — Что же с тобой случилось, Марк?

— Ха-ха, да тут в двух словах не расскажешь. Правда не расскажешь, да и не хочу я, если честно, — признался я.

— Что же тогда тебе нужно?

— Я помню всё, что было, но не помню, зачем ты меня сюда привёл. Что за урок ты собирался мне дать?

— Знаешь, ты говоришь в прошедшем времени… будто очень давно пережил этот момент.

— Просто ответь, Афелий, прошу.

Он вздохнул и отложил тренировочный меч, что до этого не отпускал.

— Ты и не можешь знать, я тебе ещё не говорил. Сегодня я хотел научить тебя чувствовать потоки энергии — эфира.

«Вот оно как. Теперь я понимаю, к чему это всё, — осознал я, — Так странно. Будто… всё переплетено».

— Тогда научи меня, старик, — сказал я, и он кивнул, — И ещё, можешь пообещать мне кое-что? — спросил я, сам не зная зачем.

— Значит, с возрастом ты стал куда наглее.

— Оу, это самое малое, что во мне изменилось, хе-хе! Но ты и вправду должен мне пообещать.

— Что?

— Ты… ах…

Я запнулся, сознание боролось с желанием. В моей голове не могло сложиться, зачем я прошу о таком своё ведение, иллюзию, созданную кашей подсознания.

— Да говори ты, мелкий! — рявкнул Авелий.

— Если моей матери будет угрожать смерть — защити её, старик.

— Нет уж, Марк! С этим не помогу, у меня так есть две женщины, моя дочь и жена, которых я обязан защитить. Твою мать должны защищать её мужчины — ты и твой отец.

Сердце подпрыгнуло, комок поступил к горлу. Спокойно. Дыши, Марк, дыши. Ты ведь всё понимаешь, парень. Матушка умерла — это предопределённое решение судьбы. А эта твоя просьба не более чем фарс, глупая прихоть изможденного болью мозга. Прекрати.

— Тогда… если с моей матерью что-то случится, сообщи мне об этом.

— Хорошо, парень. — ответил Афелий.

«Спасибо, старик», — подумал я, но говорить не стал.

— А теперь научи меня, чему планировал.

— Тогда начнём!

Глаза заслезились, мир помутнел и закружился, покрываясь рябью зелёного пшеничного поля и чистого голубого неба.

Я знал, что меня ожидает следующий эпизод моей жизни, и чувствовал металлический запах крови.

Где-то вдалеке завыл одинокий отбившийся волк. Я стоял, тяжело дыша и прислонившись спиной к широкой кроне кедра, сжимая в руке окровавленный кинжал. По левой руке стекали речки крови из широкой раны на плече, в ноге торчал кусок заточенной деревяшки.

— Ну что, Марк? Ха-ха… — заговорил стоявший напротив парень лет двенадцати, вся его рубаха пропиталась кровью от широкой от плеча до рёбер раны. Он тяжело дышал, но не отпускал обагренного моей кровью кинжала, — Вот так… ха… получается, и закончится наша дружба?

О чём он? И тут же в меня хлынули воспоминания, отделяющие встречу с Афелием до этого момента.

«Обряд Чести, значит, так его у нас называли. Благословленная Мёртвыми богами и патриархом традиция, Посвящение в воинов клана. На деле же — бойня детишек, только оторвавшихся от мамкиной сиськи!» — подумал я с неприязнью.

— А разве нам обязательно драться? — спросил я.

Рана на руке не глубокая, нога тоже с трудом двигается, усталость берёт своё. Стойте… я вспомнил… нужно время! Немного времени!

Он дёрнул кинжалом, словно приманивая, но я не двигался. Тогда он решил-таки ответить:

— Нас осталось всего одиннадцать, и кто-то один должен умереть! А я не горю желанием стать Восставшим и вступить в Чёрные отряды.

«А придётся! Ох, не это».

Я медленно потянулся к энергетическим потокам Эфира, начав протягивать от канала тонкие нити, словно энергетические паутинки.

— Неужели справиться со мной легче, чем с кем-то другим? Я оскорблён, дружище! — наигранно сказал я.

Точно! Я его помню. Цирис, мой… друг… и моя первая жертва.

— Ну нет, ты не слабак, уж я-то знаю. А ещё я знаю каждую твою слабость, — его голос звучал ровнее, значит, он уже начал черпать Эфир и восстанавливать тело! — Оставшиеся объединились в группы, с ними совсем не совладать. Так что не держи зла после смерти, просто у меня нет другого выбора. Либо я — либо ты.

Тонкие нити Эфира принялись заживлять рану, затягивать порез, запекать кровь. Контроль тела и управление Эфиром — вот чему меня обучал Афелий, и он был в этом лучшим.

Но нужно было ещё немного времени.

— Что же скажет мой отец? А? Думаешь, глава простит убийство наследника? — спросил я, но не надеялся, что это подействует.

Так и вышло:

— Ха-ха! Твоему отцу плевать на своих детей, четверо твоих братьев и трое сестёр пропали, а он и пальцем не пошевелил! И обряд Чести священен, благословлен им самим. И если уж ты тут сдохнешь, то это только твоя вина и весьма неприятный удар по репутации главы, — без толики сожаления или сомнений сказал он.

Я начал чувствовать, как энергия Эфира медленно вытаскивала деревяшки из тела, а вместе с тем и любые инородные вещества и элементы, оберегая от заражения. Параллельно я направил Эфир на разогрев мышц и обогащение кислородом. К моменту, как я закончу с раной на ноге, можно будет заканчивать этот фарс.

— А ты и рад, не так ли? Твой отец, мой дядя, следующий на посту главы, если не будет наследника. Значит, всё из-за него?

— К сожалению, всё не совсем так. Мой отец идиот и слишком предан главе, — он начал медленно приближаться, — Но все эти слухи о том, что глава увлекся Тёмными искусствами и… В общем, чести ему не делают, и это лишь вопрос времени, когда его сместят.

С раной на ноге почти покончено, я сжал кинжал и сконцентрировался, обостряя все чувства. Ноги чувствовали каждую вибрацию, любое его движение, я слышал стук его сердца и движение крови по венам.

— Знаешь, я и сам был бы рад, что бы вы зарезали моего отца, как свинью. Только вам это не под силу, — ответил я и напряг мышцы ног, а корпус сместил вперёд.

— О чём… — закончить он не успел.

Весь свободный Эфир я отправил в ноги, пропитал им каждое мышечное волокно, обволок связки, оберегая от разрыва, и пропитал кости, не способные выдержать такой нагрузки. И на мгновение словно исчез из этого мира… Всё растворилось, обрело растянутые очертания, и только усиленные рефлексы помогли мне сориентироваться в мире сверхчеловеческой скорости. Всего доля секунды, и мой единственный друг стоит с ошарашенными глазами, а из его горла вытекает кровь.

— Вы слишком слабы. Только я способен убить этого ублюдка…

Я слышу, как он падает на колени, и тело ложиться на землю. Слышу бульканье, словно в котелке с похлебкой, и хрипы, скребущие по душе. Но мне всё равно, уже очень давно. Наверное, тогда, в детстве, когда это произошло, я, может, даже плакал или хотя бы сожалел, что не смог поступить иначе. Но сейчас у меня есть ещё дела… Я не собираюсь больше быть пленником обстоятельств, рабом судьбы.

— Раз мне был дан шанс, я сделаю всё, чтобы не профукать его, — сказал я, смотря в небо, — Не ради жизни, но вопреки смерти.

Мир начал темнеть, а я слышал отдаленные звуки: крики и возгласы, топот ног и улюлюкивания. Толпа бесновалась и кричала: «Заяц! Заяц! Заяц!» Декс ждал меня, я знал, что нужен там, как бы мне не хотелось вернуться в то воспоминание к матери, она мертва. А мой отец… Я знаю, что убил его, хоть и не помню, как, но я это знаю. В этом мире у меня больше нет дел, и я отпускаю его.

Прощай, матушка, Афелий и Цирис…