Тритогенея Демокрита

⠀⠀ ⠀⠀ Глава одиннадцатая ⠀⠀ ⠀⠀

Никомах сидел на пороге и вздыхал.

— Что случилось, Никомах? — спрашивал Демокрит, отрываясь от дела — он писал. — О чем вздыхаешь?

Никомах качал горестно головой, тер ладонью лоб, маялся, будто его донимал внутренний зуд, но ничего не говорил.

— Ты пойди выпей воды, — посоветовал Никомаху Демокрит. — Станет легче, поверь мне.

Никомах сходил к колодцу, попил воды и снова уселся на пороге, вздыхая.

— Ты мешаешь мне работать, — сказал Демокрит, когда ему надоели вздохи Никомаха. — Или открой мне причину твоей печали, или уходи. Кстати, не присылай сегодня ко мне Никия: мне нужно побывать в городе, в книжной лавке, договориться с хозяином лавки о продаже книги.

— Какой книги? — спросил Никомах.

— Какой? Я, видишь ли, закончил книгу против Протагора. Хочу, чтобы переписчики размножили ее…

— Против Протагора? — удивился Никомах.

— Да, против Протагора.

— Протагор — всеми уважаемый мудрец, у него много учеников, он лучший оратор, архонты всегда обращаются к нему за советами… Я был бы рад, когда бы мой Никий учился у него, но обучение у Протагора дорого стоит, мне не по средствам. Он друг Перикла…

— Он враг истины, — остановил Никомаха Демокрит. — Но мы поговорим об этом в другой раз. Теперь же мне некогда. Ступай домой и скажи Никию, чтобы он не приходил…

— Он не придет, — сказал со вздохом Никомах. — Он больше к тебе не придет, Демокрит…

— Что случилось с Никнем? — встревожился Демокрит. Он успел привязаться к мальчику, хотя занятия с ним требовали большого терпения. Никий был не очень прилежным учеником и отвлекался по любому поводу. Защебечет ли птица, прилетит ли бабочка, зашуршат ли листья на деревьях, появится ли телега на дороге — все отрывало его от занятий.

— С Никием ничего не случилось, — ответил Никомах.

— Что же тогда?

— Ты давно не был в городе, Демокрит. А весь город говорит о тебе…

— Обо мне? — усмехнулся Демокрит. — Интересно. И что же говорит обо мне город?

— Не знаю, как и ответить.

— Да уж как-нибудь постарайся, а то я умру от нетерпения, Никомах. Ну, не мучай меня, говори.

— Я был вчера на рынке, продавал баранов, — вздыхая, начал рассказывать Никомах. — Покупатели были разные. С одним из них у меня зашел разговор о Никии. Никий был со мной, помогал мне…

— И что же?

— Не торопи меня.

— Ладно, ладно. А ты постарайся покороче, Никомах. Да и времени у меня мало — пора идти.

— Вот и хорошо. — Никомах вдруг поднялся: — Ты иди. И я пойду. В городе все сам узнаешь. Я же не хочу обижать тебя. Не я придумал о тебе такое. А сына я не стану больше присылать к тебе, иначе надо мной все смеяться станут. Да и сыну еще долго жить, не хочется, чтоб о нем говорили, будто он ученик… твой ученик… Пойду я. — Никомах заторопился к воротам, но Демокрит догнал его, остановил.

— Нет, Никомах, — сказал он, — так ты не уйдешь. — В голосе Демокрита прозвучала угроза. — Так почему не придет ко мне Никий?

— Надо мной смеялся весь рынок, Демокрит, когда я сказал, что ты обучаешь Никия.

— Почему?

Никомах промолчал.

— Почему? — Демокрит схватил Никомаха за плечи и тряхнул — Ну? Почему?

— Все стали смеяться и говорить… — Никомах опустил голову. — Все стали говорить, что моего сына обучает сумасшедший.

— А… — Демокрит отпустил Никомаха. — Сумасшедший — это я…

Никомах кивнул:

— Ты, Демокрит. Я этому не верю, но весь город говорит.

— Весь?

— Думаю, что весь. Об этом объявил на агоре Сокл. Многие его поддержали.

— Кто?

— Не знаю. Так мне сказали. Сокл отправил в Совет требование, чтобы тебя объявили сумасшедшим всенародно…

— Зачем?

— Чтобы отправить тебя в храм Асклепия и содержать тебя там до тех пор, пока ты не излечишься от безумия, или до конца жизни…

— Сон в храме Асклепия! — захохотал вдруг Демокрит, чем не на шутку испугал Никомаха. — Лучшее из лекарств! О боги, как глупы ваши создания! Что еще, Никомах? Что еще? — продолжая смеяться, спросил Демокрит.

— Они отнимут у тебя усадьбу.

— Что еще?

— Они сожгут твои сочинения, чтобы твои мысли не стали причиной безумия других…

— Что еще?! Ну! Что еще?!

— Все, Демокрит, — ответил Никомах, пятясь к воротам. — Это все. Больше я ничего не слышал.

— Ладно, — махнул рукой Демокрит и перестал смеяться. — Иди, Никомах. И не присылай больше Никия. Я не стану на тебя сердиться. Спасибо тебе: ты спас меня от голодной смерти и холода зимой. Теперь весна — я не пропаду. Будь здоров, Никомах!

— Я пришлю тебе вина, — сказал тот, остановившись за воротами. — С вином душа не страдает…

— Ты прав, Никомах, — поблагодарил его Демокрит. — Еще раз спасибо. С вином душа не страдает. Хотя следует знать, что говорил Гераклит из Эфеса. Сухая душа, говорил он, мудрейшая и наилучшая. Стать влажной — для души наслаждение. Но и смерть души — влага.

— У тебя сухая и сияющая душа, Демокрит, — сказал Никомах. — Я не верю Соклу.

Дурная весть, которую принес ему Никомах, не изменила его намерения побывать в городе и продать владельцу книжной лавки свитки с сочинением против Протагора. Он отправился в город сразу же, как только ушел Никомах.

Был полдень, когда он поднялся на рыночную площадь. Шумная толпа текла вдоль лавок, набитых всякой всячиной. Горшечники зазывали покупателей, постукивая звонкими палочками по пустым кувшинам и чашкам. Белые, пурпурные и голубые ткани раскачивал ветер у лавок ткачей. Зазывалы на разные голоса расхваливали товары своих хозяев. Скрипели и грохотали на площади телеги, блеяли овцы, мычали быки. Рыночные запахи дурманили, опьяняли. Вызревшее вино, разогревшийся под теплым солнцем чеснок, мясной и рыбный дым, запах горячего оливкового масла — праздник для всякого, кто не лишен обоняния. Для имеющих уши — веселый многоголосый гомон. Для глаз — пестрое кружево толпы.

Демокрит всегда с некоторой завистью взирал на людей, беззаботно предающихся рыночной суете. Какое отдохновение для души, какая радость бытия!

С тех пор как умерла Клита, он не бывал здесь. Да и не сравнить зимний рынок с весенним. Обилие зелени на прилавках торговцев, обилие солнца, неосознанное чувство всеобщего обновления, сквозящее в улыбках, в звонких голосах, в блеске глаз, в живости — это приносит только весна.

— Эй, Демокрит! — окликнул его голос из толпы. — Остановись.

Демокрит остановился и стал искать глазами человека, окликнувшего его.

— Ты еще не бросаешься на людей? — спросил его огромного роста детина, стоявший за прилавком, на котором были разложены орехи и сушеные фрукты. — Ты еще не кусаешься?

Демокрит с трудом подавил в себе желание разбить детине посохом голову, лишь качнулся в его сторону и пошел прочь. Вслед ему грянул смех, послышались крики.

— Это тот самый Демокрит, который отравил своего брата!

— Не больные платят ему за лечение, а он платит больным, чтобы те скрывали от людей, как он лечит. Поэта Диагора отослал с девицей в Афины, старуху Клиту скрывал от всех, а она померла…

— Говорят, что по ночам он ходит на кладбище и там хохочет! Многие слышали!

— Да! — остановился Демокрит. — Хохочу! Я хохочу над вами, валяющимися, подобно свиньям, в грязи! Вы все боитесь смерти, пожираете предметы роскоши, хотите забыть о своей смерти! Вам страшно умирать, потому что после вас останется только грязь — ни доброго дела, ни высокого поступка, ни умной мысли! Я хохочу над вами! — крикнул в ответ Демокрит и захохотал.

Все шарахнулись от него. А он долго не мог уняться, видя, как все расходятся, глядят на него с суеверным страхом. Только корова, брошенная кем-то, осталась рядом. Жуя свою жвачку, она спокойно смотрела на него и даже тянула к нему голову, словно он был ее хозяином. Демокрит перестал смеяться, подошел к ней и почесал ей лоб.

— Он сглазит ее! — завопил кто-то. — Он напустит на нее бешенство! Эй ты, отойди от коровы!

Демокрит плюнул и зашагал прочь, стуча по мостовой посохом — толстой орешиной, которая заменила ему прежний посох.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Хозяин книжной лавки Ферид встретил Демокрита приветливо, хотя некоторая настороженность во взгляде Ферида не ускользнула от Демокрита. Ферид предложил ему вместе пообедать, был предупредителен.

После обеда, коснувшись рукой свитков, которые принес Демокрит, спросил, улыбаясь:

— Что-нибудь новенькое?

— Да. Называется: «В защиту истины или против Протагора», — ответил Демокрит.

— Против Протагора? — На лице Ферида появилось уже знакомое Демокриту выражение удивления — точно так был удивлен Никомах. — Против Протагора… — Ферид тихо засмеялся. — Против своего ученика, Демокрит… Впрочем, я понимаю: Протагор отрицает всякие догмы…

— Истины.

— Да, истины, — согласился Ферид. — Должно быть, — он снова коснулся свитков, — это очень-очень интересно. Сочинение, несомненно, будет пользоваться спросом. Протагора все знают. Да и тебя, Демокрит, теперь все знают. Особенно после заявления Сокла на агоре… Ты слышал об этом, Демокрит?

— Да, Ферид. Сегодня на рыночной площади меня осыпали черной ложью.

— Поразительно! Поразительно! — всплеснул руками Ферид. — Только боги святы для толпы…

— Благодарю тебя, Ферид. Ты купишь мое сочинение?

— Нет, Демокрит, — печально ответил Ферид. — Мне очень хочется купить это твое сочинение, но я не сделаю этого ради тебя, Демокрит.

— Если ради меня, то следует как раз купить. Я сижу без денег, ученик убежал от меня — родители его опасаются насмешек: ведь я сумасшедший…

— Я куплю любое другое твое сочинение, Демокрит, но не это.

— Объясни, почему.

— Если вот это сочинение, — Ферид похлопал по свиткам ладонью, — попадет теперь к Протагору, он составит обвинительную речь для Сокла. Протагор — самый лучший логограф в Абдерах. Те, кому он писал речи, всегда добивались своих целей, Демокрит. Кстати, не только Сокл говорил о тебе на агоре, но и некоторые другие. Среди других были ученики Протагора. Еще не сам Протагор, Демокрит, но уже его ученики. Ты, кажется, обозвал Протагора болтуном. В защиту Протагора поднялись многие — почти все, кто чем-либо обязан ему. Для тебя это плохо, Демокрит. Бойся Протагора. Кто выступает против него — проигрывает. Протагор — твой посев, Демокрит.

— Увы, Ферид, Оказывая благодеяние, берегись, чтобы тот, кому оказываешь благодеяние, предательски не воздал тебе злом за благо.

— Прекрасные слова, Демокрит. Они украсили твою книгу о наставлениях Пифагора. Теперь Сокл гордится, что эту книгу сожгут как плод сумасшедшего.

— И все-таки я хочу, чтобы это мое сочинение прочли абдеритяне. Их кумир стоит на глиняном постаменте. Я хочу сразиться с ним, Ферид. Ради истины.

— И лишиться всякой возможности защищать ее когда-либо. Будь же благоразумен, Демокрит. Продай мне другое свое сочинение.

— Другого нет.

— Жаль. А это я не куплю.

— В таком случае я прочту его на агоре, Ферид, — сказал Демокрит, беря свитки. — Я прочту его от первого слова до последнего. Потом ты захочешь купить его, но я тебе не продам.

— Ах, Демокрит, Демокрит… — вздохнул Ферид. — Ты живешь совсем в ином мире, чем все мы. Тебя вырвут из него, оплюют и отправят в храм Асклепия. Я не хочу принимать участия в этом постыдном деле. Сам руби себе голову, Демокрит. Сам.

— Что ж, прощай, Ферид.

— Прощай. Напомню тебе твои же слова: когда враждуют два мудреца, выигрывает глупость.

— Или истина, — сказал Демокрит. — Пусть твои переписчики добавят эти два слова: «или истина».

Ферид догнал Демокрита на улице и сунул ему в руку мешочек с деньгами.

— Это за что же? — спросил Демокрит.

— Твоя книга о Пифагоре станет теперь на два слова длиннее, — сказал Ферид. — Это стоимость двух твоих слов.

— Не скажешь ли ты, Ферид, сколько будут стоить эти два слова через три тысячи лет, когда я, согласно верованиям египтян, вновь появлюсь на земле?

— Тогда и узнаешь, Демокрит, — ответил, смеясь, книгопродавец. — Я же мечтаю появиться через три тысячи лет с твоей книгой под мышкой, Демокрит.

— Почему?

— Думаю, что за нее я смогу приобрести такую же книжную лавку, какая у меня есть сейчас, со всеми ее книгами.

— Ты мне льстишь, Ферид.

— Впереди у тебя много печали, — вздохнул Ферид. — Я хотел тебя немного развеселить.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Демокрит не рискнул вновь появиться на рыночной площади, хотя надо было купить еды. Решил, что хлеб и мясо ему продаст Никомах. Все на рынке стоит денег, кроме сплетен. Весь город живет рынком, а рынок — сплетнями. Так было и раньше, в древние времена. А значит, все поучения мудрецов на этот счет не стоят и обола. Впрочем, давно замечено, что нравы не улучшаются, а портятся, потому что нравы создаются не поучениями, а обстоятельствами жизни. Обстоятельства же таковы, что обман и злословие приносят деньги, а честность и доброта ведут к нищете. С такими печальными мыслями Демокрит вышел из города.

Кто-то побывал в доме в его отсутствие. Он почувствовал это, еще не найдя тому разумных доказательств. Потом он стал искать доказательства и вскоре нашел их: его ларь с книгами был передвинут ближе к двери, к свету — стало быть, кто-то заглядывал в него, хотел получше разглядеть содержимое ларя. Неизвестный посетитель прикасался к пустой амфоре — должно быть, хотел проверить, есть ли в ней вино, приподнял ее и снова прислонил к стене, но не в том месте, где она стояла прежде, а чуть левее: справа осталась выбоина, в которую она упиралась раньше краем горловины. Неизвестный трогал его постель; открыл, забыв закрыть, чернильницу.

Демокрит заглянул в комнату, где прежде жили Клита и Алкибия, обошел вокруг дома, проверил, не прячется ли кто в кустах и за оградой.

Никого не обнаружив, вернулся в свою комнату и прилег отдохнуть. Одно было ясно, что в доме побывал не вор — ничего не пропало ни из ларя, ни из одежды. Кто же тогда? Какой-нибудь бродяга?

Но бродяга тоже не ушел бы из дома с пустыми руками: мог бы прихватить с собой сыр, или хлеб, или орехи. Но все это осталось нетронутым.

Возвратилась Алкибия? От этой мысли Демокрит вскочил и бросился к двери. Но на пороге остановился, обозвал себя ослом, снова вернулся к постели и лег. Давно он не вспоминал об Алкибии — кажется, со времени похорон Клиты. Так почему же вспомнил теперь? Потому ли, что на рыночной площади глупцы напомнили ему о ней и Диагоре? Или голубой скарабей, лежащий в ларе среди книг, вызвал в памяти ее образ? Но разве он видел сегодня этого скарабея?

Демокрит снова поднялся, придвинул к себе ларь и принялся искать скарабея — голубого жука, которого он некогда подарил Алкибии и который она не взяла с собой, замыслив побег. Он перебрал — и не один раз — все вещи в ларе. Сначала торопился, потом стал осматривать внимательно.

Скарабея в ларе не оказалось.

— Вот что пропало! — вскрикнул Демокрит, убедившись, что жука нет. — Это она! Здесь была она! Алкибия! — закричал он во весь голос. — Алкибия! Где ты, Алкибия! — С этими словами он выбежал за порог и чуть не сбил с ног Фавбория, неожиданно оказавшегося во дворе.

— Что с тобой, Демокрит? — спросил Фавборий, удерживая Демокрита за плечи. — Ты куда так мчишься? Я слышал имя женщины. Ты мчишься за женщиной? — засмеялся Фавборий.

— Ты? — удивился Демокрит. — Ты! — он крепко обнял Фавбория. — Соперник Одиссея, великий мореплаватель, мой друг! Каким ветром тебя сюда занесло?

— Рад?

— Рад! Счастлив!

— Эй! — Фавборий обернулся к слугам, стоявшим за воротами. — Входите!

Двое слуг вошли во двор, неся большую корзину, покрытую голубым холстом.

— В этом доме есть женщины? — спросил Демокрита Фавборий.

— Нет.

— Нет? — в свою очередь удивился Фавборий. — За кем же ты мчался?

— За тенью, — вздохнув, ответил Демокрит.

— За тенью? Видно, ты и впрямь тронулся умом, мой друг…. Но об этом потом. Внесите корзину в дом и сделайте все, как если бы мы были на корабле, — приказал Фавборий слугам. — В этом доме нет женщин.

— В этом доме нет также ложа, достойного гостя, — сказал Демокрит. — Пусть развернут скатерть на полу.

— Вы слышали? — Фавборий подал слугам знак рукой: — Поторопитесь.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Они пировали до захода солнца. Рабы Фавбория прислуживали им: разламывали хлебы и сыр, резали соленую свинину, разбавляли и подавали вино.

Фавборий оказался щедрым гостем: он не только принес с собой угощение, он принес с собой также веселые разговоры, которые он охотно затевал в промежутках между чарками и прерывал лишь тогда, когда у него просыхало горло. Но стоило ему выпить глоток вина, как слова снова начинали вылетать из него веселым роем. Так вспыхивает пламя, когда в него подливают масло. Фавборий вернулся из Афин, где он провел все зимние месяцы, и был набит новостями, как хороший матрац шерстью.

— У Сократа родился еще один сын, — рассказывал он очередную новость. — Его спросили: «Это который же по счету ребенок у тебя?» — «Спросите у моей жены», — ответил Сократ. «Разве ты не знаешь сам?» — удивились спрашивающие. «Я могу ошибиться, — ответил Сократ. — И тогда моя жена Ксантиппа набросится на меня с кулаками. А истина, которую вколачивают кулаками, мне не нужна».

— Ты виделся с Сократом? — спросил Демокрит, смеясь.

— Да. Мы встретились с ним на улице. Увидев, что у меня светлые волосы, он спросил: «Скажи, у твоего отца тоже такие же волосы?» — «Да», — ответил я. «И у матери?» — спросил он. «И у матери». — «Правильно, — заключил он. — Дети похожи на своих родителей… А хорошо ли твои родители были воспитаны?» — спросил он. «Хорошо», — ответил я. «Я в этом сомневаюсь, — сказал Сократ. — Иначе ты уступил бы мне дорогу, как и подобает воспитанному человеку», — он строго взглянул на меня и пошел дальше.

Демокрит захохотал. Потом выпил вина, утер лицо краем скатерти.

— И ты не догнал его, чтобы отплатить за обиду? — спросил он Фавбория.

— Нет, — ответил Фавборий. — Ты сам говорил, что с мудрецами можно сражаться только одним оружием — мудрым словом. Кто прибегает к другому оружию, тот заведомо глуп.

— Спасибо, Фавборий.

— За что благодаришь меня, Демокрит?

— За то, что помнишь мои слова.

Слуги поднесли им вино. Фавборий и Демокрит молча выпили, возвратили чаши слугам.

— Надолго ли в Абдеры? — спросил Демокрит.

— Через месяц уйду, — ответил Фавборий. — А может быть, и раньше.

— Далеко?

— Сначала в Клазомены, затем в Египет.

— В Клазоменах возьмешь оливковое масло?

— Да.

— Пусть рабы уйдут, — сказал Демокрит, помолчав. — У меня есть к тебе разговор.

— Уйдите, — приказал рабам Фавборий. — Постойте у ворот.

Рабы покорно вышли.

— Слушаю тебя, — сказал Фавборий.

— Я знаю вот что, — придвинувшись к Фавборию, заговорил вполголоса Демокрит. — За спиною лекаря Сокла, который выступил против меня на агоре, стоят более сильные враги — аристократы, жрецы. Я, Фавборий, готов сразиться с ними. Ведь должен же кто-то восстать против этих заносчивых ослов и постоять за истину? Я чувствую, я знаю, что истина избрала своим защитником меня…

— Я боюсь за тебя, — сказал Фавборий.

— Я же ощущаю радость, предчувствуя сражение… — Демокрит замялся. — Но хочу тебя попросить: если я погибну, увези мои рукописи в Афины, Фавборий.

— Нет! — замахал руками Фавборий. — Нет!

— Успокойся, — вздохнул Демокрит, — Я прошу тебя…

Фавборий помолчал, потом сказал, положив Демокриту руку на плечо:

— Я пришел к тебе с предложением, Демокрит. Тебе надо уехать из Абдер… Да, да! — не дал он заговорить Демокриту. — Тебе непременно надо уехать. Я слышал, что о тебе говорят в городе. И о том, что ты сошел с ума, и о том, что ты изуродовал лицо Диагору, и о том, что ты отравил няньку… Обо всем, Демокрит. Я знаю, что скоро тебя призовут к верховному жрецу, который определит, сумасшедший ли ты…

— Меня? К жрецу?

— Да. Разве ты не знаешь? И если верховный жрец заключит, что ты сумасшедший, тебя запрут в храме Асклепия в Эпидамне⁵⁴.

— А если он признает меня здоровым?

— Тогда тебя будут судить за растрату отцовского наследства. В лучшем случае тебя не похоронят после смерти…

— Меня меньше всего беспокоит то, что будет после смерти… Возможно, что я бессмертен, — засмеялся он.

— В худшем, — продолжал Фавборий, — тебя решением фесмофетов⁵⁵ изгонят из Абдер.

— Тогда-то я и уеду.

— Надо сейчас. Зачем позволять глупцам потешаться над мудростью? Я предлагаю тебе мой корабль. Сначала поплывем в Клазомены, затем в Египет, из Египта в Аттику. Ты можешь остаться в Афинах — сама богиня покровительствует в этом городе философам.

— Нет, дорогой Фавборий, — сказал Демокрит. — Обещай, что ты отвезешь мои рукописи в Афины.

— Кому? Кому я их передам?

— Об этом мы еще поговорим, — сказал Демокрит. — Мне надо подумать.

Фавборий встал, расправил складки плаща. Поднялся и Демокрит.

— Хорошо, — сказал Фавборий. — Я отвезу твои рукописи в Афины и передам их тому, кому ты захочешь. Но дай и ты мне обещание.

— Какое, Фавборий?

— Не отказываться от моих услуг, которые я захочу тебе оказать, когда придет время…

— Какое время?

— Тяжелое время, Демокрит.

— Хорошо. Прощай, Фавборий.

Во дворе послышалась возня, приглушенные крики.

— Что там? — крикнул в темноту Фавборий.

— Поймали человека, — ответил один из его рабов. — Он крался к дому…

— Ведите его сюда, — приказал Фавборий.

Слуги привели худого, испуганного человека, который был одет так плохо, как только могут быть одеты рабы у самого скупого хозяина.

— Кто ты? — спросил его Фавборий.

Человек испуганно мигал глазами.

— Кто ты? — повысил голос Фавборий.

— Мы нашли у него вот это, — сказал один из слуг Фавбория, протягивая на ладони голубого скарабея.

— Это мой скарабей, — сказал Демокрит. — Он похитил его из моего ларя.

— Кто ты? — грозно спросил Фавборий. — Или ты ответишь, или я убью тебя!

Пойманный человек оказался рабом Дамаста, брата Демокрита. Он признался, что Дамаст приказал ему следить за Демокритом и подслушивать все его разговоры с другими людьми.

— Зачем? — спросил Демокрит.

— Дамаст сказал, что ты знаешь способ быстро разбогатеть…

— Ха-ха! — засмеялся Демокрит. — Действительно знаю. Способ вот какой: надо в полнолуние посеять деньги на кладбище между могил. В следующее новолуние там вырастут деревья с золотыми листьями. Передай это Дамасту… Отпустите его, — сказал он слугам Фавбория. — Пусть идет.

Слуги повиновались.

Раб Дамаста исчез в темноте.

— Спасибо тебе за дружбу, — сказал на прощанье Фавборию Демокрит.

— Буду счастлив, если твои предчувствия не сбудутся, Демокрит. Мне легче потерять жизнь, чем тебя, — ответил Фавборий.

Демокрит проводил его до ворот.

— Слушай, Демокрит, возьми у меня немного денег. Сколько тебе нужно? Просто так. Я не стану требовать, чтобы ты их вернул.

— Нет, — ответил Демокрит и добавил, засмеявшись: — В бой лучше всего бросаться с пустым желудком…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀