Троянская лошадка

Глава 16 Дырка в черепе

Лес менялся прямо на глазах. Он становился все более редким, и все чаще нам попадались открытые прогалины с высокой сочной травой и редкими пальмами с короткими и пузатыми, похожими на ананас стволами. Я впервые после приземления увидел небо и солнце и услышал щебет птиц.

Марго, развивая свою теорию о предопределенности высоких чувств между мужчиной и женщиной, помещенных в экстремальные условия, бодро шагала рядом со мной, заставляя меня всякий раз убирать с ее пути усаженные шипами ветви пальм, словно раскрывать перед ней многочисленные двери. Но делал я это вовсе не ради этических норм. Марго, что мне очень нравилось, не играла со мной в поддавки, любыми способами вынуждая меня ухаживать за ней. Мне казалось, что она вообще не видела эти колючие пальмовые ветви, способные оставить глубокие шрамы на лице, как, собственно, не замечала ни змей, ни пауков. Она была настолько поглощена разговором, настолько увлеклась процессом вовлечения меня в свою веру, что перестала воспринимать окружающий ее мир. Если бы не я, шипованные ветки безжалостно хлестали бы Марго по лицу, царапая щеки и лоб.

– … я вообще предпочитаю никогда не доверять первому чувству, какое вызывает у меня незнакомый человек, – говорила она, глядя на меня и стремительно сближаясь со стволом дерева-гиганта сала. Я едва успел притянуть ее к себе за руку, иначе было не миновать столкновения. – Бывает, увидишь какого-нибудь красавца – улыбка, губы, глаза. Ах! За сердце хватаешься. А проходит время, и крутишь носом: выпендрежник, любит только себя, жадный, мелочный… И становится стыдно. А я не люблю, когда мне стыдно. Я терпеть не могу угрызений совести! И потому я взяла себе за правило: не делать поспешных выводов о человеке, какое бы сильное впечатление он на меня ни произвел.

– А как же Лобский? По-моему, ты уже сделала о нем поспешный вывод.

– А я давно его знаю! – неожиданно заявила Марго, хотя, как мне показалось, она тотчас пожалела об этом. – Точнее, не я, а мой папик.

– Твой отец знает Лобского? Надо же, как мир тесен!

– Не то чтобы знает, – принялась корректировать свои же слова Марго. – Но была у них одна неприятная встреча… Как-то папик вел в США переговоры о совместном строительстве на Алтае бумажно-целлюлозного комбината, и американцы пригласили для консультации по экологическим вопросам Лобского…

– А с какой стати американцев консультировал Лобский? – удивился я.

Марго уже откровенно сожалела о том, что проболталась.

– Я не хотела бы… Понимаешь, папик просил меня не распространяться об этом… – мучительно подыскивала она слова. – В общем, когда-то давно Лобский руководил секретным институтом ядерных технологий. Он находился где-то там, на Алтае, его давно закрыли… И американцы почему-то решили, что никто лучше Лобского не знает, насколько Алтай загрязнен радиоактивными отходами. Вот и пригласили его в качестве консультанта. А тот – рад стараться! – наговорил американцам про запредельную радиоактивность алтайской древесины. Переговоры, разумеется, сорвались, хотя продукция моего папика идет на экспорт во все страны Европы, а там ее проверяют по десять раз. Папик очень переживал, он говорил, что Лобский гадит соотечественникам от зависти, потому как ничем другим заработать не может…

– Неужели только в роли консультанта он заработал на роскошный «Мерседес»?

Марго пожала плечами:

– Не знаю, откуда он взял деньги. Папик пытался разнюхать об этом типе побольше, но в биографии Лобского оказалось столько белых пятен! А вообще, он хоть и сволочь, но несчастная сволочь. От него ведь сбежала жена. И не с кем-нибудь, а со студентом Университета дружбы народов. И умотала с ним в какую-то далекую страну. А студент за несколько лет сделал себе головокружительную карьеру и стал премьер-министром. Так что бывшая супруженция Лобского теперь вторая леди государства. Представляешь, какой это удар по самолюбию Лобского? Вот он и бесится от злости и гадит всем подряд.

– Лобский, наверное, узнал тебя?

– Как он может меня узнать? Он меня ни разу не видел, и фамилию мою не знает. Если, конечно, ты не скажешь ему, кто мой папик…

Я хотел ответить, что скорее лангуры растрезвонят о папике Марго, нежели я хоть словом обмолвлюсь о нем, как вдруг увидел то, что заставило меня замереть на месте. В каких-нибудь десяти шагах от нас верхом на стволе поваленного дерева сидел Крот. Он сидел к нам спиной, ссутулившись, как дремлющий на дрожках извозчик. Рюкзак за его плечами напоминал горб. Крот не шевелился. У меня на мгновение появилась надежда, что мы сможем незаметно скрыться, но Марго, по-прежнему не замечая ничего вокруг, продолжала громко щебетать и идти вперед. Я с опозданием схватил ее за руку, когда Крот уже повернулся к нам вполоборота.

– Хорошо, что вы не стали ждать и пошли за мной, – сказал он каким-то странным голосом. – Идите сюда, я покажу вам нечто любопытное.

Марго скривилась так, как если бы разжевала горькую пилюлю, и посмотрела на меня с укором, словно хотела сказать: что ж ты, старый воробей, на мякине попался? Мне хотелось выть от досады. Откуда он здесь взялся? Ведь Крот пошел к месту приземления Марго, а это совсем в другой стороне. Судьба-злодейка столкнула нас нос к носу в огромном лесу, где шансы на встречу были ничтожны.

Словно пленные, мы с Марго приблизились к Кроту.

– Не нравится мне эта штука, – произнес он, подняв голову и взглянув на нас.

Я не сразу понял, о чем он говорит, пока не посмотрел ему под ноги. На земле лежало помятое колесо с широкой шиной, покрытой полосами продольных протекторов. Втулка была выбита, и на ее месте зияла рваная дыра. Я хотел бы ошибиться, но это явно было колесо от самолета.

– Что это? – спросила Марго, постукивая кончиком кроссовки по тугой шине.

– А вы, Кирилл, знаете, что это такое? – спросил Крот. Вид у него был очень серьезный.

Я посмотрел по сторонам и сразу же увидел покореженный кусок дюраля, лежащий недалеко от нас. От недоброго предчувствия мне стало не по себе.

– Мало ли… – неуверенно произнес я. – Мало ли откуда оно могло свалиться.

Я присел перед колесом на корточки и стал внимательно его рассматривать. Крот встал с дерева, на котором сидел, и подошел к его основанию.

– Обратите внимание, – сказал он. – Это свежая крона, листья на ней еще не успели завянуть. И ее срезало от основного ствола, как ножом. Вопрос: чем ее срезало?

Вывод, к которому подводил нас Лобский, был слишком страшным, и я стал крутить колесо, изучая его со всех сторон, выискивая какие-нибудь детали, царапины, следы, лишь бы возразить: нет, ты ошибаешься, у тебя слишком богатая фантазия.

– А в чем, собственно, дело? – спросила Марго, опускаясь на корточки рядом со мной.

Крот не преминул ее поддеть:

– Если у вас, девушка, не хватает ума понять, в чем дело, то хотя бы не демонстрируйте свой недостаток.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал я и зачем-то посмотрел наверх, словно там могла находиться некая механика, от которой бы отвалилось это колесо.

– А вам птичка на плечо накакала, – сказала Марго Кроту, тыча пальчиком в его куртку.

– Вот вам и ответ на вопрос, куда подевался водитель, – сказал мне Крот, делая вид, что не услышал слов Марго, хотя и заметно покраснел. – Он не успел выпрыгнуть…

– Вы отдаете отчет своим словам? Колесо само по себе еще ничего не доказывает.

– Боюсь, что мы скоро найдем другие, более веские доказательства, – мрачным голосом ответил Крот.

Мы говорили с ним недомолвками, старательно избегая слова «катастрофа», словно боялись, что неправильно поняли друг друга. Марго же в этом отношении не испытывала никаких затруднений.

– Вы думаете, что наш самолет грохнулся? – весело воскликнула она, и от этих слов Крота даже передернуло. – Не смешите меня! Что ж вы, мужики, такие доверчивые?

Теперь мы с Кротом могли говорить открытым текстом.

– А как, по-вашему, попало в дремучий лес колесо от самолета? – не без сарказма произнес Крот, глядя на Марго с высокомерием ученого, который вынужден вести унизительный для него спор с тупым, малограмотным человеком. – Его сюда приволокли туристы? Или, может быть, прикатилось само?

Марго, мило улыбаясь, смотрела на Крота как на роскошное пирожное, которое ей было позволено съесть.

– Нет, – ответила она, склоняя голову то на одну сторону, то на другую. – Конечно, оно не прикатилось сюда само.

– Вы осмотрели вокруг? – спросил я Крота.

– Мне стало нехорошо, и я решил дождаться вас.

– Хотите, я дам вам маленькую таблеточку, от которой вам станет хорошо-хорошо? – предложила Марго.

– Кирилл, пожалуйста, – сквозь зубы процедил Крот, – повлияйте как-нибудь на вашу… на вашу, так сказать, подопечную.

Я не хотел думать о том, что это колесо именно от нашего самолета, что он упал спустя всего несколько минут после того, как я из него выпрыгнул. Мало того, что это событие само по себе было ужасным. Оно ломало все наши планы и низводило до пустоты мои чувства, симпатии и антипатии. Что мне теперь Крот с его занудством? Что мне Ирэн с ее победой? Что Марго со своим подростковым максимализмом? Игра закончена, она потеряла смысл. Теперь надо совершать другие поступки…

Марго села на колесо, посмотрела на Крота, потом на меня, потом снова на Крота.

– Что ж вы, мужики, такие запуганные и легковерные? Вас же предупреждали, что в Игре будет много неожиданных сюрпризов и розыгрышей. И эта штука (она похлопала ладонью по шине) и есть тот самый розыгрыш. Давайте пошарим по кустам! И мы найдем оператора с камерой, который снимает ваши испуганные физиономии крупным планом.

И я, и Крот невольно посмотрели по сторонам. Если в кустах действительно сидел оператор, то замаскировался он очень хорошо.

– Возможно, она права, – сказал я.

Лицо Крота перекосилось.

– Кирилл, не слишком ли могущественным должен быть продюсер, чтобы ради нашего короткого испуга и смятения угробить целый воздушный лайнер?

– А где вы видите лайнер? Пока мы имеем только колесо.

– Что ж, – произнес Крот с таким видом, словно угрожал мне скорой расправой. – Давайте поищем. Я очень, очень хочу, чтобы ваша… э-э-э… чтобы наша молодая леди оказалась права.

Мы быстро нашли дерево, точнее, его ствол, с которого была срезана крона. Место среза находилось достаточно высоко от земли, и все же можно было увидеть, что оно свежее, и на нем отсутствуют следы топора или пилы. Крот заострил на этом мое внимание:

– Край неровный. Это говорит о том, что дерево было именно сломано. Если исключить версию с самолетом, то я затрудняюсь сказать, каким инструментом можно сломать такой мощный ствол. – Он перевел взгляд на Марго. – Может быть, вы знаете?

Марго не ответила, посчитав это унижением своего достоинства. Она лишь фыркнула и решительно направилась к срезанной кроне. Она правильно выбрала вектор поиска. Если самолет в самом деле падал, то падал именно в этом направлении. Я последовал за Марго. Крот на всякий случай отстал. Наверное, он щадил свои нервы, предоставляя Марго возможность первой увидеть жуткое зрелище.

Я не стал гадать, кто был ближе к истине – Крот или Марго. Конечно, Игры подобного масштаба и размаха еще не было в нашей стране, и нам в самом деле надо быть готовым к самым неожиданным поворотам, ловушкам, западням и розыгрышам. Но дело в том, что самолет, к сожалению, мог упасть вопреки сценарию продюсера.

Не прошли мы и сотни метров, как снова увидели срезанные кроны исполинских деревьев. На сей раз их было не меньше десятка. Свежие, полные сочной зелени, они либо лежали на земле, представляя собой труднопроходимое препятствие, либо висели над нашими головами, застряв в ветках деревьев. Сделав еще несколько шагов, Марго остановилась, задрала голову и, как мне показалось, потянулась к нависающей над землей мощной ветке. Тут на нее, словно нож гигантской гильотины, поехал какой-то тяжелый серый предмет. Он с треском ломал ветки и срывал листву, и птицы, населявшие дерево, вдруг хором и на все лады закричали и вспорхнули со своих веток. Я был рядом с Марго и успел притянуть ее к себе. «Гильотина» с тяжелым грохотом вонзилась в землю. Некоторое время сверху еще сыпались ветки и листья.

– Гениально! – произнесла Марго, быстро оправившись от испуга, и стряхнула с головы мусор.

Я подошел к предмету, который едва не проломил голову Марго, очистил его от веток и провел по нему рукой. Это была крайняя часть, конец самолетного крыла с обломком элерона.

Крот подбежал к нам. Он тяжело и часто дышал, будто его мучила лихорадка. Глаза его горели.

– Ну? – дрожащим голосом спросил он и ударил ладонью по крылу. Оно загудело, словно барабан. – Что вы скажете по этому поводу?

– Когда я была в Чехии, в Замке Страха, – сказала Марго, продолжая улыбаться, – то мне на голову падали окровавленные челюсти, отрезанные уши и пальцы. Но – вы представляете? – я так и не поверила, что там расчленяли людей. И правильно сделала, что не поверила… Кстати, я могу достать вам очень эффективное чешское средство от облысения. Причем, совершенно бесплатно. Запишите номер моего телефона…

И она назвала несколько цифр. Крот яростно сплюнул, повернулся ко мне, и я почувствовал на себе его пытливый взгляд. Он ждал, когда я выскажу свое мнение.

– Что вы от меня хотите? – с раздражением сказал я. – Пойдемте дальше! – И добавил для Марго: – Только не надо ничего трогать руками!

Заросли становились все более густыми. Тонкие, усеянные шипами лианы опутывали деревья подобно колючей проволоке. Мне пришлось взяться за мачете и прорубать проход. Крот теперь следовал за мной, а Марго плелась в конце. Повсюду, куда ни кинь взгляд, лежали на земле, висели, запутавшись в лианах и на ветвях большие и маленькие куски покореженного металла. Я уже безоговорочно верил в то, что здесь потерпел катастрофу самолет. Не знаю, тот ли, на котором мы летели, или какой-нибудь другой, но это был именно самолет, и произошло это недавно. «Какое счастье, что Ирэн успела выпрыгнуть, – думал я, ужасаясь этим мыслям. – Какое счастье…»

– Наверное, пилоты сбились с курса из-за непогоды! – громко и возбужденно говорил Крот. – Или в самолет ударила молния… Нам надо немедленно сообщить об этом спасателям! Как вы думаете, Кирилл, есть шансы, что кто-нибудь остался жив?

Я молчал, отчаянно размахивая мачете. Время от времени лезвие со звоном ударяло в металл. Все вокруг нас было засыпано обломками.

– Ну? Что вы, голубушка, теперь скажете про Замок Страха? – горланил Крот. Он в душе ликовал, что оказался прав. – Тонкая работа, правда? Ничего подобного не снилось даже Дэвиду Копперфилду! На площади в добрый гектар раскидать обломки самолета. Это вам не елку игрушками украсить. Здесь без сна и отдыха трудилось никак не меньше сотни рабочих… А посмотрите, как правдоподобно они нарезали и скрутили в трубочки куски самолетной обшивки! Ювелирная работа, не правда ли?..

– Лобский, перестаньте! – прорычал я. – И без вас на душе тошно!

– Мне уже давно тошно, – все же отозвался Крот. – А вашей кукле все нипочем. Для нее жизнь – сплошная игра, нескончаемое шоу…

– А за куклу можно и по физиономии схлопотать! – предупредила Марго.

Я широко замахнулся, полоснул по зарослям остро отточенным лезвием и едва не свалился с обрыва. Сделал шаг назад и на всякий случай ухватился за бамбуковый ствол. Лес вплотную подступал к крутому обрыву, из глубин которого доносился рев реки. Марго и Крот осторожно приблизились к краю.

– Осторожнее! – крикнул я. – Может обвалиться.

Несколько минут в полном молчании мы смотрели вниз. В узкой расщелине, сдавленной каменными стенами, застрял самолет. Точнее, от него осталась всего лишь задняя часть фюзеляжа с килем и стабилизатором. Ни крыльев, ни шасси не было. Этот ужасный обломок напоминал гигантскую обезглавленную рыбину, выброшенную на камни и наполовину склеванную птицами. Рампа была немного опущена, и между ней и корпусом зияла жуткая черная щель, похожая на смертельную рану, и казалось странным, что оттуда не вывалились внутренности. Почти во всех иллюминаторах были выбиты стекла, из рваного края фюзеляжа, словно реберные кости, торчали погнутые, изуродованные шпангоуты, трубы и обрывки проводов.

Первым нарушил молчание Крот. Он повернулся к Марго, долго сверлил ее взглядом и наконец едко спросил:

– Что вы теперь скажете?

– Бутафория, – спокойно ответила Марго. – Фанерный макет фюзеляжа. Грубая подделка.

Крот, хлопая глазами от возмущения, повернулся ко мне. Я не знал, что сказать, но версия Марго показалась мне уж слишком оптимистичной.

– Сомневаюсь, что это бутафория, – произнес я.

– Больше всего я боялся этого, – пробормотал Крот и перекрестился. – Мои худшие опасения оправдались… Но что же мы стоим? Надо что-то делать! Надо куда-то бежать!

Я скинул с плеч рюкзак, раскрыл его и вынул оттуда веревку.

– Для начала надо выяснить, не остался ли там кто-то в живых, – сказал я.

– Правильно! – поддержала Марго. – А заодно выяснить, есть ли там мертвые. И тогда мы узнаем наверняка, Игра это или нет.

Крот встрепенулся и суровым взглядом одарил Марго.

– Как вам не стыдно! Вы же кощунствуете!

– Да что вы меня все время совестите?! – крикнула Марго. – Что вы одергиваете меня каждую секунду?! Уж не вам говорить о совести! Забыли, как хотели бросить меня одну в этом лесу?

– Марго! – прикрикнул я. – Прекрати!

– Нет-нет! – взмахнув рукой, ответил Крот. Он стремительно покрывался пунцовыми пятнами. – Пусть девушка выговорится! Она упрекает меня в том, что я хотел ее бросить. Да! Я и сейчас хочу держаться от вас подальше. И знаете почему? Потому что меня настораживает ваше неудержимое стремление убедить нас в том, что это все розыгрыш. С чего бы это, а? Может быть, вам что-то известно о катастрофе? Может быть, вы каким-то боком причастны к ней? Отвечайте!

Он надвигался на Марго, как бык на тореадора. Я, не желая вмешиваться в эту перепалку, поскорее привязал конец веревки к дереву, натянул на себя страховочную обвязку и пристегнул к коушу «восьмерку». Сбросил веревку вниз. Ее конец немного не достал до самолета.

– Да! – подбоченившись и выставив ногу вперед, заявила Марго. – Я к этому причастна! Я его подбила переносным зенитным комплексом. Он у меня до сих пор в штанах спрятан. Хотите посмотреть?

И Марго плавным движением, словно исполняла стриптиз, расстегнула верхнюю пуговичку на брюках.

– Кирилл, обратите внимание, как она издевается над нами! – попытался найти у меня защиту Крот.

– Честно говоря, вы мне оба немного надоели, – признался я, пропуская виток веревки через «восьмерку».

– Может, вы возьмете с собой аптечку? – заволновался Крот, когда я подошел к краю обрыва и встал к нему спиной. – Вдруг понадобится оказать кому-нибудь медицинскую помощь?

– По-моему, это вам давно надо оказать медицинскую помощь! – отозвалась с другой стороны Марго.

Они вяло переругивались, а я стал спускаться, упираясь ногами в стену. Вскоре рев реки заглушил голоса Марго и Крота. Мои подошвы расшатывали мелкие камешки, они падали вниз и с глухим стуком ударялись об обшивку самолета. Я быстрыми движениями травил веревку, пропуская ее через «восьмерку», и с нетерпением поглядывал на страшный обломок самолета, который с каждым мгновением становился все ближе. Наконец вся веревка вышла. Я висел в каких-нибудь двух метрах над фюзеляжем, который, словно гигантский клин, застрял между стен расщелины. До меня донесся звонкий голос Марго. Она что-то кричала сверху, но громогласная река заглушала ее слова.

То, что находилось подо мной, не было бутафорией. У меня не осталось сомнений в том, что это был именно наш самолет. По-видимому, он начал разрушаться еще над лесом, задевая крыльями и шасси макушки деревьев. Потом он рухнул в ущелье, его передняя часть, скорее всего, обломилась и упала в реку. Оставшийся фрагмент фюзеляжа вместе со стабилизатором и килем застрял в расщелине. Я не видел каких-либо следов пожара. В некоторых иллюминаторах даже уцелели стекла. У меня появилась слабая надежда найти уцелевших пассажиров внутри фюзеляжа. Но как туда забраться? Как назло, длина веревки оказалась недостаточной.

Оттолкнувшись ногами, я качнулся маятником, пролетел над фюзеляжем из конца в конец, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни, и вдруг мой взгляд наткнулся на тело человека. Я видел его всего мгновение, и мне показалось, что человек прячется от меня, забившись в узкое пространство между фюзеляжем и стеной. Меня понесло в другую сторону, я сделал несколько прыжков по стене, разгоняя себя, и снова оттолкнулся обеими ногами. Это было похоже на тарзанку; я летел рядом со стеной, и ветер свистел в моих ушах. Вот я снова увидел совсем близко стабилизатор с планкой триммера, сорванной с одного шарнира, а под ней – человека. На этот раз я рассмотрел его получше. Он лежал в какой-то странной позе, уткнувшись лицом в щель между обшивкой самолета и стеной, причем его ноги были выше головы, а руки раскинуты в стороны. Одна его рука от локтя и ниже была перебинтована и, как мне показалось, к ней не очень умело была прилажена шина – так делают при переломах. Я узнал человека по лысине: это был один из спасателей, тренер по спортивному ориентированию.

Веревка пошла в обратную сторону. Я остановил раскачивание. А что, если отстегнуть карабин и прыгнуть на фюзеляж? Два метра – не бог весть какая большая высота. Когда мне надо будет выбраться из ущелья, я доберусь к нижнему концу веревки по стене – на ней полно трещин и «полочек», за которые можно зацепиться пальцами.

Не думая о последствиях, я отстегнулся и прыгнул вниз. От удара тяжелых ботинок фюзеляж загудел, словно барабан. Мне показалось, что он дрогнул подо мной и даже чуть просел. Я побежал к стабилизатору. Каждый мой шаг отзывался гулом, идущим из недр фюзеляжа. Серебристая обшивка была гладкой и мокрой, и я старался бежать строго посредине, чтобы не скатиться с покатых боков. Ухватившись рукой за край киля, похожий на огромный акулий плавник, я осторожно ступил на треснутый стабилизатор. Маленькое крыло прогнулось под моей тяжестью. Я сделал еще шаг. Раздался негромкий треск. Казалось, что это какое-то животное предупреждает меня об опасности. Я опустился на колени, на четвереньках добрался до края и, свесив голову, посмотрел вниз. Лысый лежал совсем рядом. Еще немного, и я бы смог дотянуться до него рукой.

– Эй! – крикнул я. – Ты живой? Тренер! Ты меня слышишь?

Стабилизатор со страшным скрипом раскачивался подо мной. Ухватившись за его края, я свесился еще сильнее, пытаясь увидеть лицо несчастного… О господи! Что я вижу! На загорелой лысине, между темечком и лбом, чернело пулевое отверстие. Под ним загустела капля крови. Эту страшную отметину я не мог спутать ни с чем другим.

Внезапно опора стала уходить из-под меня. Мне показалось, что в животе у меня сделалось пусто. Раздался жуткий скрип. Фюзеляж, словно подводная лодка при погружении, пошел вниз. Край стабилизатора начал со скрежетом царапать стену. Казалось, умирающий самолет, агонизируя, пытался остановить падение в пропасть. Корежась, металл крошил и стирал в пыль камень. Не раздумывая, я прыгнул на стену и схватился руками за колючий куст, вросший в камни. Фюзеляж, будто только и ждал, когда я уйду с его спины, сразу ухнул вниз, обдирая свое израненное тело о камни, высекая искры с белым дымом, упал в реку, подняв тучу брызг; мощное течение тотчас поставило его вертикально, но фюзеляж – расчлененный, изуродованный – столбом повалился в воду, сверкая в солнечных лучах белым брюшком, и его потащило куда-то по узкой скальной расщелине.

Я висел на руках над ревущей рекой. Чахлый куст, за который я держался, хоть и сопротивлялся отчаянно, но все же не мог совладать с моим весом. Он трещал, словно молил о пощаде, его корни, которые несколько лет с великим трудом пробивали себе путь в камне, рвались как веревки, и я чувствовал, что мне отпущено совсем мало времени. Я подтянул ноги, стараясь найти опору, какую-нибудь крохотную «полочку», но, как назло, стена в этом месте была почти идеально гладкой, и мои ноги соскальзывали с ее поверхности. Я подтянулся. Мне на лицо посыпались мелкие камешки и влажные комки земли. Вот перед самыми глазами узкая горизонтальная расщелина. Я только успел вставить в нее пальцы, как куст с корнями вырвался. Я повис на одной руке, и жизнь моя сосредоточилась на кончиках пальцев. Отшвырнув растение, которое спасло мне жизнь, я стал пристраивать вторую руку. Ладонь скользила по скале, ощупывая ее поверхность так, как слепой ищет брошенную ему монету, которая звякнула о пол где-то рядом. Мои пальцы зацепились за выступ. Очень маленький выступ, едва ощутимая неровность. Река ревела подо мной, будто свора голодных хищников, которые, задрав оскаленные пасти, смотрели на меня и ждали, когда я сорвусь. Высота и близость смерти пытались парализовать мою волю. Я касался мокрым лбом шероховатой поверхности стены и молил о спасении. Если я упаду, то не выживу. Течение протащит меня по своим каменным внутренностям, как через вращающиеся жернова. Если мое тело и всплывет на поверхность, то оно уже будет мертвым. Глупая, нелепая смерть! Я прикусил губу, болью заставляя себя собраться с силами. В метре над головой – карниз. Очень удобный, на него можно встать ногами и выпрямиться в полный рост. Но дотянуться рукой невозможно. Подпрыгнуть?

Я несколько раз глубоко вздохнул, резким движением подтянулся и на мгновение разжал пальцы, чтобы перенести руки выше. Ухватиться за карниз удалось только одной рукой, и то пальцы едва не сорвались. Меня прошиб холодный пот. Мать честная, как же страшно! Ладони вспотели, стали скользкими. Не делая резких движений, я подтянулся, закинул на карниз колено. Руки и ноги дрожали, словно сквозь меня пропускали ток. Но главное, что я живой, я слышу грохот реки под собой, я ощущаю лицом прохладную водяную пыль, я чувствую, как молотом колотится в груди сердце. Расставив руки в стороны, я приставными шагами пошел по карнизу к веревке. Поднял лицо. Где-то высоко среди лохматых кустов торчали две головы. Крот и Марго следили за мной.

Я добрался до веревки, немедленно пристегнул к ней жумар, потуже затянул предохранительное кольцо карабина и лишь после этого расслабился. Несколько минут, закрыв глаза, я висел на веревке, упираясь в стену ногами. Что я видел? Перебинтованного тренера с дыркой во лбу. Странное сочетание ранений – сломанная рука и пробитая пулей голова. Надо полагать, несчастный тренер получил ранения в разное время и при разных обстоятельствах. Руку он мог сломать во время крушения самолета. Кто-то наложил шину и перебинтовал ее. А потом кто-то выстрелил ему в голову… Труп спасателя стоял перед моими глазами. Странная поза – голова внизу, ноги вверху. Он не мог принять такую позу, будучи живым. В такой уродливой и неестественной позе может застыть лишь мертвое тело, подобное тряпичной кукле. Его перетащили по фюзеляжу к килю и затолкали под стабилизатор? Вряд ли. Я бы увидел следы крови на обшивке. Как же он туда попал?

Я открыл глаза, посмотрел наверх и сразу понял: тренера сбросили сверху. С того места, где над обрывом дугой склонилась растрепанная пальма. Это чуть правее, в шагах двадцати от Марго и Крота…

Марго что-то крикнула. Слов не разобрать, но тонкий, пронзительный голос слышен отчетливо. Эхо заметалось в узком пространстве среди стен… Как же скверно на душе! Что-то болит там, саднит, мучает. Хочется разорвать грудную клетку и вырвать этот комок ноющих нервов. А почему скверно на душе? Да потому, что из головы не выходит пистолет Морфичева. Он столько раз говорил мне про него, но ни разу не объяснил, зачем он ему нужен. Теперь мне понятно. Почему я не догадался об этом сразу? С его помощью Морфичев начал устранять конкурентов. Жуть. В голове не укладывается. Узнать бы только, где в это время была Ирэн. Стояла рядом и смотрела, как Морфичев целит в голову раненому тренеру? Нет, это абсурд. Кто угодно, но только не Ирэн может по своей воле присутствовать при казни невинного человека. Морфичев мог сделать это скрытно от нее. Он мог ее связать, ударить…

Мою фантазию понесло так лихо, что я даже головой потряс, как бы желая вытряхнуть из нее эти безумные мысли. Я не должен делать поспешных выводов. Потому что я еще ничего не знаю. Я видел убитого выстрелом в голову тренера. И все. Точка. Что произошло здесь в недавнем прошлом – тайна за семью печатями. Отношения, которые сложились между Морфичевым и Ирэн, покрыты мраком… Эх, сюда бы сейчас Марго. Она бы нашла десятки доказательств того, что останки фюзеляжа – это бутафория, а труп сделан из каучука и воска, и все эти «страшилки» – всего лишь дорогостоящая декорация, и коль я поверил в катастрофу и убийство, значит, организатор Игры достиг своей цели… Наверное, моя фантазия пожалела психику и немедленно нарисовала в моем воображении веселую картину с хеппи-эндом: я поднимаюсь наверх в удрученном настроении, и тут из кустов появляется съемочная бригада, все весело похлопывают меня по плечу, смеются и удивляются, как это я мог поверить в такую чепуху, а затем к нам присоединяется лысый тренер, и мы все пьем шампанское…

Как я хотел этого чуда! Но вероятность его была ничтожна. Ничтожна, и все же… Я взялся за жумар и поднял его по веревке вверх. Клацнула лапка зажимного замка. Я перенес всю тяжесть своего тела на жумар и поднялся на метр… И все же, нельзя полностью исключать, что это розыгрыш. Я не прикасался к трупу, не чувствовал холод мертвого тела, и потому не могу с уверенностью сказать, что это не чучело. Да и фюзеляж повел себя как-то странно. Он стал падать именно в тот момент, когда я попытался приблизиться к телу как можно ближе. Будто кто-то следил за мной и в определенный момент рванул рычаг рубильника, который привел сложный механизм в действие… Но что это за Игра, если я едва не погиб?.. Вот-вот, не погиб! Не погиб же, елки-моталки!

Как только я не изворачивался, споря с самим собой, лишь бы развести подальше труп с пулей в голове и Ирэн! Я должен, должен увидеть ее как можно скорее!

– Ну что?! – в один голос крикнули Марго и Крот, как только я выбрался на край обрыва. – Почему так долго? Зачем ты сбросил самолет? Видел кого-нибудь?

– Я его не сбрасывал, он сам упал, – ответил я, сматывая веревку в бухту.

– Но хоть кто-нибудь жив остался? – выпалил Крот, хватая меня за рукав.

– Никого там не было, – ответил я. – Ни живых, ни мертвых.

– Что и требовалось доказать, – с удовлетворением подытожила Марго.