Мы уже несколько часов шли молча. Я впереди, за мной Марго. Крот болтался сзади, словно разбитый, ржавый автомобиль на буксире: его вело то в одну сторону, то в другую, он часто останавливался, и тогда его ботинки погружались в болотную жижу. Но Крот этого уже не замечал. У него не было сил даже на то, чтобы смахнуть с лица назойливое комарье. Когда я оборачивался, я видел измученного, глубоко страдающего человека, и мое сердце наполнялось жалостью к нему. Он погрузился в Игру, чтобы стать немного счастливее, чем был раньше. Он страдал ради того, чтобы теплый душ и сухая постель доставили ему такое головокружительное наслаждение, какое в обычной, пресыщенной жизни уже не познаешь. А я? Я становился счастливее?
Стемнело. Усилился ветер, теплый, пахнущий прелой листвой и горькими приправами. По кронам деревьев застучал дождь. Мы шли под уклон, и почва все более становилась податливой. Ноги погружались в вязкую глину, и каждый шаг отбирал уйму сил.
– Когда же? Когда же? – устало говорила Марго, глядя на дисплей мобильника, и делала плачущее лицо. – Должна быть связь! Я чувствую, что должна быть.
Через некоторое время, когда мы проталкивали ноги в жидкой грязи, она, взявшись за мою руку, тихо мечтала:
– Когда появится связь, я закажу номер в лучшей гостинице с широкой двуспальной кроватью. Только чтобы окно не выходило на лес. Я ненавижу лес! Я его всегда ненавидела… Я люблю море и белый песочек. Или горы. Там чистый снег и никогда не бывает грязи… И вот мы с тобой отмоемся, ты меня будешь тереть мочалкой изо всех сил, до боли, чтоб кожа стала красная, потом намылишь меня гелем для душа – только смывать его не надо! – завернешь в махровое полотенце и отнесешь на кровать… Скажи, что может быть лучше ощущения чистоты? Ты только на секундочку закрой глаза и представь себя чистым, голым, лежащим под белоснежной шелковой простыней, и балконная дверь раскрыта нараспашку, и теплый ветер играет с тюлем, и солнечные блики на потолке…
Ненавистные ветки хлестали меня по щекам. Ненавистный дождь плевал в лицо. Я хватался руками за воздух, крепко сжимал зубы, пробивал головой завесу дождя.
– Давайте передохнем, Кирилл!
Крот хрипел от напряжения. Его качало из стороны в сторону, он машинально опускал руки, как бы желая опереться о поверхность болота, они проваливались по локоть, Крот немедленно выдергивал их, словно жижа обжигала и, глядя на склизкие черные комки, налипшие к коже, выл дурным голосом от отвращения и боли.
– Меня заживо жрут пиявки! – скулил он. – Вы не ошиблись направлением? Почему это болото не обозначено на карте? Почему нам не выдали резиновый комбинезон для химической защиты? Почему нет операторов, врачей, горячего чая?
Я выбрался на относительно сухую кочку и повалился навзничь. Мне казалось, что я стал частью болота, растворился в нем, и комок черной грязи, которым я сейчас был, потихоньку осядет и тягучей струей сольется с кочки. Хватаясь руками за траву, ко мне подползла Марго. Она выглядела ужасно. Я не мог различить, где ее лицо, где волосы, плечи и шея. Кажется, она тихо всхлипывала и, может быть, даже плакала, и из ее залепленных глиной глаз пытались пробиться наружу горькие и чистые слезы. Крот с громким чавканьем выдергивал из болота ноги, стонал, махал руками, и комки глины со шлепками приставали к нашим с Марго физиономиям.
– Не могу, – стонал Крот. – Не могу выбраться… Дайте же мне руку…
Я с трудом ухватился за черную, скользкую субстанцию, которая была рукой Крота, и потянул. Крот выл дурным голосом, вырывая из тягучего клейкого плена свое тело вместе с рюкзаком.
– Как вы нас затрахали своим рюкзаком! – с ненавистью процедила Марго, пытаясь выдоить из косичек грязь и выбрать запутавшихся там пиявок. – Как вы нас достали… Если все это скоро не закончится, то я ударю вас по голове вашей железной чушкой.
– Пронюхала, – пробормотал Крот. – Я знал, что вы копались в моих вещах… О-о! Ну, тяните же вы сильнее!.. Придет время, вы все узнаете… А пока я не могу… Боже, как я устал…
Я схватил Крота за воротник и дернул на себя.
– О-о! Я хлебнул этой гадости… Если было бы чем, меня бы вырвало… Сколько еще надо пройти кругов ада, кто мне скажет?..
Он встал одним коленом на кочку и придавил руку Марго. Девушка чертыхнулась и пнула Крота ногой.
– Вы как бегемот, обожравшийся лягушками! Смотреть надо!
Крот вдруг резко вскрикнул. Я подумал, что Марго сделала ему в отместку какую-нибудь пакость – ущипнула или в свою очередь наступила ему на руку, но Крот – и откуда у него силы взялись? – проворно выбрался на сухое место, повалился на спину и, согнув ногу в колене, заохал.
– Что с вами? – спросил я.
– Мне показалось… – испуганным голосом произнес Крот. – Дайте фонарик! Скорее!
Я скинул с плеч рюкзак, расстегнул «молнию», стал искать на ощупь. Крот стонал и раскачивал ногой, которую по-прежнему держал на весу. Вот фонарик! Стекло заляпано грязью. Крот выхватил его у меня, дрожащим пальцем нажал на кнопку включения. Тусклый свет упал на поверхность болота. Блеснули скудные отблески.
– Вот она!! Вот она!! – не своим голосом заорал Крот. – Она меня укусила! У-у-у, гадина, гадина…
Марго истошно запищала и вскочила на ноги. Я последним увидел жирное черное тело змеи, которая беззвучно скользила по поверхности болота прочь от нас, приподняв крупную стреловидную голову. Ужас и отвращение омерзительным холодком наполнили мою грудь и провалились вниз, к ногам.
– Куда она вас укусила? – спросил я, опускаясь на колени перед Кротом. – Может, вам показалось?
– Да какое показалось!! Боль страшная!!
– Не орите, снимайте ботинок! Где болит?
– Вот здесь, повыше лодыжки… Ай, что вы так дергаете, мучитель?!
Ботинок с ноги Крота – долой! Я закатал штанину, но толку от этого никакого, под ней нога столь же черная, как руки и лицо.
– Спирт достань, – сказал я Марго.
Марго нравилось, что я не кричу, не психую. Я давно заметил: просьбы, произнесенные спокойным и почти безразличным голосом, всегда охотнее выполняются, чем приказы, отданные криком. Она встала за спиной Крота и стала искать в потемках «молнию» на его рюкзаке.
– Ох, подохну я! – сдавленным голосом произнес Крот, скрипя зубами. – Сделайте же что-нибудь, спасатель вы хренов! Что вы стоите как пень! Меня кобра укусила, понимаете!
– Закройте рот, больной! – голосом бывалой медсестры прикрикнула на него Марго и расстегнула «молнию».
– Я сам! – запротестовал Крот и попытался встать. – Не сметь копаться в моих вещах!
– Да успокойтесь же вы! Видела я вашу бомбу!
– Что? Что вы такое говорите? – залепетал Крот, и голос его становился все слабее. – Что вы бочку на меня… вы еще чего-нибудь придумайте… придумать такое… я тут подыхаю, а вы…
Он разрыдался, закрыв грязными руками лицо. Марго вынула бутылку со спиртом и протянула ее мне. Я полил на ногу Кроту. Тонкая струя спирта смывала грязь. Кожа казалась неестественно белой. Крот опять заохал и стал жаловаться, что жжет. Я увидел ранку, два глубоких кровоточащих прокола. Хорошо, что темнота и грязь скрывали мое лицо, иначе бы Крот понял, насколько его положение серьезно.
– Дай веревку или резинку… – сказал я Марго. На этот раз спокойный голос дался мне с большим трудом. – Ну, что-нибудь, чтобы перетянуть вены…
– Я умру? – всхлипывая, бормотал Крот. – Кирилл, скажите правду, я умру?
Марго нащупала у себя на шее кожаный шнурок, сняла его через голову и сполоснула спиртом. Я туго намотал его выше ранки, под коленом, выхватил бутылку из рук Марго и прополоскал спиртом рот.
– Кирилл, не надо! – приглушенно произнесла Марго, догадавшись, что я собираюсь делать. – У тебя разбита губа…
Она еще не договорила, а я уже прильнул ртом к ноге Крота и стал отсасывать и сплевывать кровь. Крот замолчал, только часто, лихорадочно дышал и мял руками траву. Я делал эту страшную процедуру отчаянно, не думая о последствиях. В нашей ситуации это был единственный шанс спасти жизнь Кроту. Не знаю, сколько времени я припадал к ранке губами и сплевывал, припадал и сплевывал. Обессилев, откинулся, взял бутылку со спиртом, но она оказалась пуста. Марго, торопясь, развязывала горловину резиновой фляжки. Теплая вода хлынула мне на лицо широкой сильной струей и тотчас пропала, вода кончилась. Я не успел даже набрать в рот воды.
– Впрочем, это уже не имеет значения, – махнул я рукой, и у меня тотчас острой болью скрутило желудок. Я едва успел отойти в сторону и опуститься на четвереньки. Меня вырвало. Я кашлял и обливался слезами. Спазмы медленно утихали. Наверное, я внушил себе, что наглотался яда.
– Как вы там, Лобский? – не оборачиваясь, спросил я.
– Кровь идет, – жалобным голосом ответил Крот.
– Пусть идет. Чем больше, тем лучше. А еще я вам советую прикормить пиявок, чтобы они покрепче присосались к ранке… Будем ждать… Минут пятнадцать…
– А что будет через пятнадцать минут? – едва не закричал Крот и схватил меня за штанину.
– Помрете, вот что! – не выдержала Марго. – Как вам не стыдно! Возьмите себя в руки! На вас же смотреть противно! Кирилл жизнью рисковал ради вас!
– Нет, мне не стыдно, не стыдно… – бормотал Крот. – Я знаю, что я слабый человек, и пережить такое испытание для меня все равно, что совершить подвиг, какой вашему Кириллу, может быть, не по силам… Вы еще глупая, вы мало что понимаете…
– Надо идти, Лобский, – произнес я, поднимаясь на ноги. – Только в движении ваше спасение. Если финиш недалеко, ваши шансы возрастают… Идите через силу… Кусайте губы, кричите, стоните, ползите, в конце концов. И пусть вас ничто не остановит…
– Кирилл… Господи, дай мне ошибиться!.. Мне кажется, что у меня отнимается нога… Кирилл, что это?! Это уже смерть?! Это агония?!
– Нет, нога просто онемела от шнурка. Но если вы хотите, я вас понесу. Я готов это сделать…
– Да, да, сделайте милость. Не бросайте меня!
– …но только без рюкзака…
Какое-то время Крот тихо всхлипывал, делая, должно быть, самый сложный и трудный выбор в своей жизни. И вдруг он завопил, по-женски тонко запищал и стал неистово шлепать ладонями по поверхности болота. Марго отвернулась – брызги попадали ей в лицо.
– Ненавижу! Ненавижу себя! Я урод! Я ничтожество! Я тварь, вошь, клоп! – голосил он, схватил свою палку, оперся на нее и со стоном умирающего бегемота поднялся на ноги. Грязный, злой, слабый, гадкий.
– Земля и небо, – произнесла Марго, горстями доставая из карманов брюк жидкую глину, в которой кишели мелкие, лунного цвета черви. – Земля и небо – путешествовать с Лобским и без него. Правда, он омерзителен?.. Кирилл, ты только не смейся, но у меня даже в трусах полно глины… Но ничего. Все в жизни надо испытать. Когда я была в США, то видела прикольное шоу, где голые тетки играли в регби в котловане с болотной жижей. Зрители в основном были мужчины, и это зрелище им почему-то очень нравилось. Так что…
Наверное, судьба под конец решила добить нас окончательно. Разразилась настоящая буря. Дождь полил с такой силой, что мы за несколько минут отмылись от черноты и стали белыми, как английские старушки из королевского дома призрения. Я чувствовал темечком виноградную упругость каждой капли. Гроза лупила меня по голове, наказывая за все мои грехи и ошибки, она обрушила на меня весь свой гнев и все свое презрение, она громогласно орала на меня и закидывала водяной икрой. Мне казалось, я сбился с пути, остался один в этом аду, только крики Марго и Крота за моей спиной убеждали, что мои обессиленные спутники все еще идут за мной, как слепые за поводырем. Уклон становился все более крутым, и болото постепенно превращалось в бурный грязевой поток. Я несколько раз падал, и меня тотчас накрывало грязной водой с головой, тащило волоком вниз, лицом по камням и корням деревьев. Марго вцепилась мне в руку. Мы могли общаться с ней только криком.
– Придурок отстал! Надо подождать! Ты как?
Мне было плохо. Везде плохо – и в теле, и в душе. Болела голова, во рту было сухо. Явные признаки отравления змеиным ядом. Значит, Кроту будет легче, коль часть его дозы досталась мне. Вспышки молнии позволяли видеть Крота. Это было похоже на слайд-шоу. Вспышка молнии, и вот первый кадр: Крот стоит по пояс в грязи, широко расставив руки для равновесия; вспышка, и Крот уже ссутулился, подал плечи вперед, проталкивая ноги сквозь поток; вспышка, и вот отчетливо видно его лицо с перекошенным ртом и безумными глазами… Вода прибывала с каждой секундой. Казалось, что мангровое болото, как гигантский ковш, медленно опрокидывается, и вся масса кисельной жидкости устремляется на нас…
– Ну что он там возится?! – У меня не выдерживали нервы.
Марго медленно двигалась по течению, хотя не переставляла ноги. Густое болотное варево, разбавленное ливнем, волокло ее словно поплавок. Она ухватилась за мою шею, попыталась рассмеяться и сравнить все происходящее с аквапарком в Анталье, но тут и я не удержался, и мы оба плюхнулись в аспидную реку. Поток проявил подлое коварство: сбив нас с ног, он тотчас поволок нас вниз. Марго вытягивала шею, чтобы дотянуться губами до поверхности, и инстинктивно продолжала держаться за меня, хотя я был под ней, и она попросту топила меня. С нечеловеческим усилием я вытолкнул из воды и себя, и Марго.
– Отпусти мою шею!!
– Что?! Я тебя не слышу!!
Гром не прекращался. Это была бесконечная канонада, от которой содрогалась земля. Поток, набирая силу, играл с нами, и мы кружились в нем, словно белье в стиральной машине. Марго топила меня; ее руки были везде – скользкие, цепкие; она погибала, но не знала об этом и развлекалась, и получала странное удовольствие от новых ощущений, но только мудрый инстинкт самосохранения управлял ее телом, заставлял неосознанно хвататься за все, что могло бы спасти. Я не отталкивал ее от себя, не отрывал от воротника ее руки, хотя они становились для меня петлей виселицы; я понимал, что если Марго отпустит меня, то ее, более легкую и слабую, течение уничтожит немедленно, разорвет, сломает, перетрет в жерновах камней. Я задыхался, урывками хватал губами воздух, захлебывался водой, отплевывался, что-то кричал или пел, испытывая и восторг, и страх; а потом мы понеслись вниз с головокружительной скоростью, уравнявшись со скоростью потока, и наступила какая-то фиксация, обманчивая неподвижность, и тела наши невольно напряглись, утратили гибкость и подвижность, и вся плоть замерла, в ужасе ожидая чудовищного удара.
Я отчетливо запомнил лишь пронзительный крик Марго и сильный удар спиной о воду. Потом мрак и тишина… Марго отпустила меня. Я коснулся темечком песчаного дна. Мои руки и ноги были свободны, я дергал ими, словно лабораторная лягушка, через которую пропустили электрический ток. Мне не хватало воздуха. Глупые легкие судорожно бились в груди, словно сильная птица в тесной клетке, и пытались втянуть в себя воду… Я вынырнул в последний момент, когда уже был готов разжать зубы. Я барахтался посреди реки, угомонившейся, тихой, с ровной поверхностью. Она насытилась, приняв жертву, и перестала быть свирепой. Где-то рядом ревел водопад. Я видел его коричневый маслянистый язык только во время вспышек молнии… Страха уже не было. Полное отупение и безразличие… Рядом барахталась Марго. До меня доносились обрывки ее фраз. Кто-то должен был подохнуть от зависти, узнав, как она купалась в водопаде.
Я выбрался на берег и упал на траву. Марго, пошатываясь, склонилась надо мной, опустилась на корточки, провела пальцами по моим губам, снимая с них то ли длинные водоросли, то ли полудохлых червей.
– Знаешь, где мы? Рядом с забором из колючей проволоки.