Троянская лошадка

Глава 26 Сорок четвертый размер

Я искал Лобского с такой же самоотверженностью и упрямством, как и отсасывал яд из его раны. Я знал, что время – самый беспощадный судья, который обязательно припомнит самые тяжкие грехи и начнет терзать твою совесть, жечь ее каленым железом, бесконечно повторяя: «Ты ведь мог его спасти! Мог! Но поленился! Тебе надоело! Ты его бросил!» И чтобы для меня никогда не наступил такой судный час, я дал себе зарок: всегда, при любых обстоятельствах, делать все возможное, чтобы спасти человека.

– Хватит! – не выдержала Марго, налетая на меня и толкая меня в грудь. – Ты уже час орешь, как ненормальный! Ты сорвал себе голос! Посмотри, на кого ты похож!

Она заставила меня сдаться. Если Крот погиб, то река наверняка отнесла его тело очень далеко от нас. Если же он выжил, то почему-то не слышал, не видел нас и не отзывался. Близость финиша придала нам сил. Марго дрожала от озноба и волнения, когда мы подошли к ограждению вплотную.

– Вот оно, Поле Горячих Пчел, – произнесла она, оттягивая проволоку книзу, чтобы она не мешала смотреть. – А дальше Чистилище. Что там?.. Не разгляжу. Очки надо носить… Пошли, что мы застряли!

– Подожди, Марго!

Я схватил ее за руку. Нехорошее предчувствие закралось мне в душу. Ослепительно, на долю секунды, словно дразня, вспыхнула молния, и в моих глазах запечатлелась широкая долина, покрытая лужами и чахлыми кустиками. Мне показалось, что неподалеку, вдоль линии ограждения, торчат вышки. Скрещенные конструкции, открытые лестницы, увенчанные громоздкими будками с пирамидальными крышами. Все это здорово смахивало на приграничную зону. Марго, не обращая внимания на мою нерешительность, согнулась, переступила через проволоку и оказалась на другой стороне.

– Ну что же ты! Прям, как Лобский! Меня просто распирает от любопытства: что будет дальше? Чистилище – это как надо понимать? Последнее и самое сильное испытание перед финишем? Я на все согласна, лишь бы душ да чистая постель. Закажем шампанское, свинину, запеченную на гриле…

Эти желания показались ей настолько реальными, что она нетерпеливо выхватила из чехла мобильник, потрясла, словно хотела вылить из него воду, и нажала на кнопку загрузки. Я снял с себя рюкзак, чтобы не зацепиться за проволочные шипы, и перебрался на другую сторону.

– Ой! – вдруг восторженно вскрикнула Марго, запрыгала и замахала руками. – Связь есть! Господи, наконец-то! Наконец-то! Ожил! Мой хороший, мой милый!.. Сейчас у нас будет все, что мы захотим… Как я ждала этого момента!

Марго даже заурчала в предчувствии удовольствий. Она торопливо тыкала пальцем по клавишам, промахивалась и начинала набирать заново. Наконец связь установилась. Марго прижала телефон к уху и на всякий случай закрыла ладонью мне рот.

– Папуля! – закричала она, прыгая от восторга. – Ты меня слышишь? Это я… Кто, кто… Конь в пальто! Дочь не узнаешь?.. Что значит откуда? Ты разве забыл, куда я уехала?.. Да не верь ты никому, это все Игра!

Некоторое время она молча слушала, лицо ее постепенно становилось скучным и даже сонным.

– Не знаю, папуля. Сейчас спрошу! – Она опустила трубку и повернула лицо ко мне: – Слушай, а мы в какой стране?

– Где-то между Индонезией и Ираном, – ответил я, глядя в поле, которое нам предстояло перейти.

– Между Индонезией и Ираном, – повторила Марго. – Нет, папуля, я не сошла с ума и не страдаю топографическим кретинизмом. Ты думаешь, здесь на каждом дереве висит табличка с названием страны?..

Мне показалось, что на ближайшей к нам вышке на секунду сверкнул красный огонек и тотчас погас. Марго тоже заметила его и, продолжая говорить по телефону, толкнула меня в плечо, привлекая мое внимание к этому факту.

– Что, и очень сильно просил? – продолжала болтать Марго. – Обязательно прямо сейчас? Ох, папуля, я бы лучше еще раз с тигрицей встретилась, чем с ним разговаривать…

Она отключила телефон и с радостным волнением крикнула:

– Ты видел красный огонек? Отгадай с трех раз, что это?

– Тлеющая сигарета, – предположил я.

– Нет, – ответила Марго и не стала дожидаться от меня других версий. – Это лампочка на видеокамере, которая означает, что идет съемка. Нас готовятся снимать, как мы приближаемся к финишу! А вдруг мы самые первые? Вот это будет прикол, да?

Сказав это, она погрустнела и снова занялась телефоном.

– Погоди немного, мне надо еще своему бойфренду позвонить. Папик велел… Кстати, на Побережье паника, только и разговоров о том, что пропал российский военный самолет. Папик звонил продюсеру, но его мобильный все время недоступен, а офис заперт. Папик стучал и в дверь, и в окна – по нулям. Говорит, странный офис, там даже мебели нет, одни пустые стены. Только новенькая табличка на входе… Алло! – громче заговорила она, обращаясь к какому-то далекому человеку из какой-то недосягаемой и почти нереальной жизни. – Медвежонок, милый! Привет. Я тебя разбудила? Прости, мохнатенький, прости. Ты хотел мне что-то сказать?..

Я не собирался слушать разговор Марго с бойфрендом, но это получилось как-то против моей воли. Я даже удивился: с какой стати у меня проявился интерес к личным делам Марго? Я отвернулся, чтобы доказать самому себе, что никакого интереса на самом деле нет и мне до фени ее бойфренды, но это не помогло, и я даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово.

– …Мой размер? Сорок шестой. Хотя, знаешь, уже, наверное, сорок четвертый… Давай красное. Но лучше белое. У меня после болота тяга ко всему белому… Можно парижское, но, говорят, и в Голландии неплохо шьют… Да, разберись сам, мне сейчас некогда. Ага, чао, малыш! Целую.

Это просто какой-то идиотизм! Меня уже не интересовала ни Игра, ни поле чудес, ни вышки вдоль ограждения, и в голову с бараньим упорством лезли мысли о сорок четвертом размере Марго.

– Значит, ты красному вину предпочитаешь белое? – спросил я, прикинувшись дурачком.

– Нет, вино тут ни при чем, – усмехнулась Марго. – Я думаю, какое подвенечное платье заказать: красное или белое? Красное – слишком ярко, правда? К тому же, оно больше подходит женщинам в возрасте или если брак не первый… А отец обещал выяснить, из какой страны я звонила.

– Да какая разница, из какой! Тебе от этого легче станет, что ли? Хватай выигрыш и дуй домой! Вот и вся забота.

– Ты куда так разогнался? Я за тобой не успеваю…

– Ползешь, как черепаха, потому что ноги еле передвигаешь!

– А чего ты злой такой? Мы должны выглядеть счастливыми, со слезами радости на глазах. Нас на всю страну показывать будут…

Марго не договорила. В сыром воздухе, словно передразнивая гром, прогремела автоматная очередь. У меня со времен войны сохранился стойкий рефлекс на этот звук, и я повалился в траву, увлекая за собой Марго.

– Да что ж ты меня лицом в землю тычешь? – беззлобно возмутилась она. – Стреляют-то холостыми! А ты так серьезно в роль вошел!

– Извини, – сказал я. – Привычка. Но если не нравится, можешь идти без меня.

Марго посмотрела на меня. Вспышка молнии осветила наши лица.

– Пожалуй, я так и сделаю.

– Давай-давай! – подзадорил я ее. – Скатертью дорога!

Она вскочила на ноги, нарочно наступила мне на руку и быстро, не оглядываясь, пошла к вышке. Оттуда снова раздалась очередь.

– Все! Хватит! – крикнула Марго и помахала рукой. – Убедили! Я очень испугалась!

С соседней вышки донесся сухой негромкий щелчок, и вдруг Марго встрепенулась, будто налетела на какое-то невидимое препятствие, схватилась за плечо и стала медленно приседать – с ровной спиной и сомкнутыми коленями, как если бы находилась на многолюдной улице, да в короткой юбке, а потом некрасиво и неуклюже повалилась на бочок.

Я похолодел. Что с ней? Она разыгрывает меня? Или… О нет! Только не это! Я позвал ее. Она не откликнулась. Я вскочил на ноги, прыгнул вперед лягушкой, покатился по траве, и тотчас рядом со мной мокрыми комьями взметнулась земля. Какие же это, к чертям собачим, холостые! Самые что ни на есть боевые патроны! Что происходит? Куда мы попали?

– Марго!

– Ой-ой-ой! – тихо заскулила она.

Я подполз к ней, раздвигая перед собой траву. Очередная автоматная очередь срезала верхушки стеблей. Марго стояла на коленях, низко склонив голову к земле, будто молилась, и держалась за плечо. Я повалил ее на себя.

– Что ты делаешь?.. Ой, как больно!

С обеих вышек начали безостановочно стрелять по нас. Я прижал голову Марго к земле и крикнул:

– Не шевелись! Замри!

Потом тронул ладонь Марго, которую она крепко прижимала к плечу. Пальцы были влажные и липкие.

– Тебя ранило?!

– Да я откуда знаю! – с досадой выкрикнула она. – Больно очень, и кровь идет… Они что, ополоумели? За кого они нас приняли?

Я силой заставил ее отпустить плечо, приподнял рукав майки. Было слишком темно, чтобы хорошо рассмотреть рану, и все-таки я разглядел черную кровоточащую полоску, идущую наискосок от локтя в сторону ключицы. Не поднимая головы, я освободился от лямок рюкзака, раскрыл его и вытащил аптечку. Упаковку бинта разорвал зубами.

– Ты думаешь, это меня пулей?

– Я ничего не думаю. Я просто медленно шизею – уже который день… Да не крути ж ты головой!

– Может, мы не туда пришли?

Это было бы слишком страшно и позорно для меня. Я знал, что не ошибся. Я не мог даже предположить иного. Даже если нас снесло течением в сторону – разве каких-то пятьдесят или сто метров имели принципиальное значение?

– Туда мы пришли! – произнес я резко, будто ответил на оскорбление. – Именно туда, куда указывала стрелка на карте. И у меня есть подозрение, что нас ждали…

– Ой, больно, больно, больно!

– Не дергайся! Терпи!

Я туго стягивал рану бинтом. Он быстро пропитывался кровью. Марго охала, стонала, скрежетала зубами, а потом заплакала. Стрельба утихла. Я не знал, что думать обо всем этом. Если продюсер придумал под финал такое испытание, то я лично прострелю этому продюсеру мошонку. Кретины! Пулять по людям боевыми патронами без предупреждения! Но что теперь делать? Снять с себя тельняшку и, размахивая ею как белым флагом, пойти к вышке? Или лежать здесь, дожидаясь, пока кто-нибудь не подойдет?

– У тебя больше нигде не болит? Только здесь?

– Да откуда я знаю! Отстань!.. Ох, мамочка! Когда с мотоцикла грохнулась, не так было больно. Все плечо изгадили, говнюки! Куда я теперь с таким шрамом? Платье без рукавов уже не наденешь! И сарафан не наденешь. А представляешь, какая я буду в купальнике? Такой рубец будет, как у бомжихи после пьяной драки…

Было бы о чем беспокоиться! Я никогда не понимал женщин до конца. Быть может, потому приносил им только разочарование и слезы… Ах, блин горелый! А если они так всех игроков встречают? Тогда как же Ирэн с Морфичевым? Марго лишь задело, дай бог, обойдется. А ведь могли засадить пулю и в голову, и в сердце… Ну, уроды! Дайте мне только добраться до вас! Я вам такую игру придумаю!

Я чуть приподнял голову и посмотрел по сторонам. Наверное, взошла луна, и ее свет стал пробиваться сквозь тучи. Теперь я все более отчетливо различал детали местности, которые раньше не видел. За вышками просматривались темные грани каких-то строений; я видел контуры трубы на растяжках, угловатую крышу какого-то длинного и вытянутого, как конюшня, здания; ветер доносил запахи угля, скота и бензина.

– Поле Горячих Пчел, – всхлипывала Марго, осторожно двигая локтем, чтобы определить границы боли. – Шутники хреновы!

– Ты по-пластунски ползать умеешь?

– А чем я, по-твоему, последние часы занималась? Фуэте раскручивала?.. Все, другого выхода нет, придется звонить в пластическую хирургию. Там, говорят, из любого урода могут красавца выстругать…

Ее горе было настолько искренним и глубоким, что мне понадобилось немало усилий сдержать порыв нежности и сострадания. Мне хотелось прижать эту чужую невесту к себе, и гладить ее по головке, и целовать, и вытирать ее слезы, и тихим шепотом успокаивать.

– Ну, чего ты пялишься на меня, как санитар хосписа? – проворчала Марго, взяла с земли обрывок бинта и высморкалась в него. – Крови не видел, что ли?

– Делать мне больше нечего, как на тебя пялиться!

Я отвернулся от Марго. Пусть успокоится. И мне надо взять себя в руки. Жалость – плохой спутник, особенно, когда по тебе лупят из автоматов. Под пулями надо быть нервно-злым и нечувствительным к чужой боли. Иначе всем кранты. Думать, шевелить мозгами! Что случилось? Может быть, допущена ошибка на карте. Может, за то время, пока мы блуждали по лесу, появились какие-то разногласия между организаторами Игры и местными властями. Да чем черт не шутит – война началась! Совсем недалеко от нас темнела груда бетонных плит, беспорядочно наваленных друг на друга. Между ними выросли кусты и тонкие деревца. Лучшего места, чтобы затаиться, не найдешь. Переждем до утра. А там видно будет. Либо вернемся назад, за пределы ограды, и попытаемся обойти ее. Либо выкинем белый флаг и попытаемся прояснить недоразумение.

– Эй, невеста! Ползи вперед, а я за тобой!

Марго не могла опираться на раненую руку и поползла на боку, смешно, некрасиво, неуклюже, чем-то напоминая большую гусеницу. Глаза ее еще были влажными от слез, но на лице уже не было ни боли, ни страха, лишь досада и растерянность. Она все еще тихо поскуливала от жалости к себе. Только что обсуждала с женихом цвет подвенечного платья, представляла свадебный эскорт, дорогие машины, украшенные лентами, разодетых гостей, и вдруг спикировала с поднебесья в грязь, в боль, в унижение. Какой-то подлец выстрелил в нее, в девчонку, безобидное, слабое существо! Я посочувствовал ее мохнатенькому Медвежонку. Он тоже строит планы на будущее, планирует жизнь с Марго, думает о детях, квартире, но даже не подозревает, нежась в своей постели, как все это хрупко, на какой тонкой нити висит его счастье… И вот ведь каким боком повернулась судьба – счастье неизвестного мне парня теперь во многом зависело от меня. А он-то, наверное, думает, что его счастье – у него в кулаке, как в бронированном сейфе, и оно монументально, гарантированно, незыблемо… Никогда нельзя зарекаться.

В разрывах туч показалась луна. Темное сырое чудовище смотрело на нас с неба одним глазом. Теперь, когда призрачный лунный свет осветил окрестности поля, мы сравнялись по возможностям с теми, кто следил за нами через приборы ночного видения. Марго вымоталась, растянулась на земле, как на кровати, и замерла. Я взял ее на руки и встал. С вышек нас уже не могли увидеть, нас надежно закрывал ряд кустов с широкими жесткими листьями. Я побежал, насколько быстро мог это делать. В рюкзаке бряцала посуда. Марго крепко обнимала меня одной рукой за шею. Наверное, ей было приятно, что я так хлопочу. Моя немногословная целеустремленность действовала на нее успокаивающе. Я пытался искусственно вызвать у себя безразличие к ней, но все же я сомневался, что это могло бы у меня получиться. Что-то в душе саднило, какая-то странная боль, словно меня обокрали, да потом унизили… Нет, не так! Словно я в одним миг стал нищим, уродом, больным и старым… Опять не то! Впрочем, стоило ли ломать голову над новыми и неопознанными ощущениями, вдруг возникшими в груди? Но вот что тем более нельзя было делать – так это пытаться обмануть себя. Разве я не знал, что настроение мне испортила Марго?.. Правильнее сказать, настроение мне испортил мой собственный рейтинг… Стоп! Опять не то! При чем тут рейтинг? Мне стало плохо от того, что моя фигура выпадала из сферы интересов и перспектив Марго… В общем, я запутался.

Я нашел замечательное убежище под плитой – чистое и сухое, надежно защищенное от дождя и посторонних глаз. Стащил с себя куртку, свернул ее и положил под голову Марго. Невеста хренова! И зачем влезла в Игру? Ей сейчас по брачным магазинам бегать, а не под пулями ползать. А жених? Китайский панда, пчелами покусанный. Да была б у меня невеста, разве я позволил бы ей участвовать в каком-то сомнительном шоу? Я бы с ней вообще не расставался ни до свадьбы, ни после, потому что, по моему глубокому убеждению, смысл семьи именно в том, чтобы каждый шаг – веселый или печальный, легкий или тяжелый – делать вместе, как солдаты в одном строю, в ногу, в такт, и так до конца жизни, неизменно, одним целым, с одним взглядом, с одним дыханием.

Странное у меня было настроение. Я ломал ветки кустов, маскировал ими наше убежище и при этом мысленно в пух и прах разносил чужие судьбы. Почему-то я считал, что у меня есть полное моральное право не только иметь свое мнение по поводу предстоящей свадьбы Марго, но даже воздействовать на ее решение. Я настолько себя накрутил, что уже был готов высказать Марго свои претензии в ультимативной форме: а почему это она без моего разрешения выходит замуж за какого-то облезлого коалу? А с какой стати? Это что за своеволие? Что за анархия, в конце концов! И я, может быть, действительно ляпнул бы какую-нибудь глупость, если бы вдруг мелодично не запиликал мобильник Марго.