Счастливее всех, наверное, чувствовали себя в этот воскресный день Винокуров и Яхонтов. Сразу после обеда старший лейтенант Крупенин вызвал их в канцелярию и вручил обоим увольнительные в город. До вечера было еще далеко, и друзья по обоюдному сговору отправились в конец улицы Красных конников, чтобы посмотреть на остатки древней крепости и полюбоваться с самого высокого места панорамой города.
Большая, вросшая в землю крепостная, стена, которую они увидели, когда вышли на площадь, была оплетена по бокам свежими лесами, а сверху прикрыта плотным дощатым козырьком от разрушительной силы свирепых степных буранов. И там, где время уже источило и обесцветило камень, как заживленные раны, выделялись аккуратные швы новой реставрационной кладки.
— Да, старушка видала виды, — рассудительно сказал Винокуров, похлопав по стене ладонью. — Словом, дела давно минувших дней. Жаль только, что камни — не магнитофонные ленты.
— Но все же археологам они что-то нашептывают, — заметил Яхонтов.
Курсанты неторопливо обошли стену, посмотрели в ров и за него, где когда-то простиралась дикая холмистая степь, а теперь возвышался новый городок с заводскими трубами, строительными кранами, красивыми многоэтажными домами. В сравнении с ним старый город, выглядел, конечно, ниже и тусклее: Зато высокие новые здания на фоне разнокалиберных и пестрых построек приобретали тут какую-то особенную прелесть и, казалось, парили, как воздушные лайнеры.
Возле стены, держась за руки, прошли две симпатичные девушки. Одна из них улыбнулась курсантам.
— Видал, Серега, какие феи, — шепнул другу оживившийся сразу Винокуров. — Давай приударим.
— Да нет, Саня, так, с ходу, неудобно, — сказал Яхонтов.
— Почему неудобно? Самый подходящий момент. Прозеваем — жалеть будем.
Девушки постояли немного у стены и повернули к центру площади.
— Нет, Серега, ты невозможный человек, — тянул Яхонтова за рукав Винокуров. — Ну пойдем за ними, не отставай. Постой, постой, одна-то ведь знакомая, Люся. В медпункте училища работала.
— Верно?
— Конечно. А ты не узнал? Эх, Серега, Серега! — Винокуров обнял приятеля а талию и потянул через площадь в ту сторону, где все еще были видны две меховые шубки: белая и коричневая.
Яхонтов молча последовал за другом. На середине площади он остановился и, тронув Винокурова за плечо, показал на большое панно, броско расписанное яркими красками.
— А ну, Саня, разберись в этой живописи.
— А что тебе непонятно? — спросил Винокуров. — По-моему, это гражданская война изображена. Красные конники вступают в город, а белоказаки бегут.
— Совершенно точно, — подтвердил усатый старичок, оказавшийся рядом с курсантами. — Тут аккурат и входила наша конница.
— Может, и вы, папаша, причастны к этому делу? — поинтересовался подогретый любопытством Винокуров.
— В некотором, роде… так. — Старичок внимательно посмотрел на курсантов и доверительно прибавил: — Имел честь на пулеметной тачанке проследовать вот по этому самому месту.
— Значит, вы, папаша, легендарный? Очень приятно познакомиться, — сказал Винокуров.
Старичок улыбнулся:
— Я что… Я рядовой конармеец. Меня здесь, под самым городом, шрапнель в ногу клюнула. Боль такая, что слезы выжимает, а командир кричит: «Орлы, выше головы!» Да иначе и нельзя — кругом народ, торжество. Тут уж, как говорится, умирай, а марку держи.
— Интересно, а в городе бои тоже были? — спросил Яхонтов.
— Были, ясное дело, — объяснил старичок. — Враг за каждый домишко уцепиться норовил. А больше всего за железную дорогу держался. Целые сутки бились. Вот оно как.
— Спасибо, папаша, за рассказ, — поблагодарил старичка Винокуров. — Но вы уж нас извините, не можем больше задерживаться. Торопимся: одна нога тут, другая там.
— Понятно, понятно. Молодость — не старость.
На улице Красных конников, куда снова вышли курсанты, народу прибавилось. Празднично настроенная молодежь, несмотря на мороз, густо заполонила оба тротуара. Заметить в этом потоке знакомые девичьи шубки было уже труднее. Расстроенный вконец Винокуров сердито ворчал на Яхонтова:
— Нет, Серега, ты человек не деловой. С тобой ходить в город — одни муки. Ну зачем ты остановился у панно? Специально? Задержать меня решил? Признайся?
Яхонтов не оправдывался. В душе он тоже был не против поухаживать за хорошенькими девушками, но его смущали самоуверенность и бесцеремонность приятеля, грубоватые выражения, которыми тот сыпал без всякого стеснения: «Не зевай», «Давай приударим». И вообще, случайные уличные знакомства всегда представлялись Яхонтову занятием весьма несерьезным.
— Пойдем-ка лучше в Дом офицеров, — предложил он. — Там сегодня летчики свою самодеятельность показывать будут.
— Чего ты успокаиваешь меня самодеятельностью?.. — обиженно проворчал Винокуров. — Когда она будет? Вечером. Нам нужно сейчас девушек разыскать.
— Но их уже нет. Ушли.
— Куда им уйти?
— Мало ли куда: в кино, на танцы.
Но одну из девушек, Люсю, курсанты все же встретили. Случилось это уже в сумерках на тихой и малолюдной улице, недалеко от клуба, металлистов. Винокуров опять схватил Яхонтова за руку и торопливо зашептал:
— Посмотри-ка, Серега, скорей!
Люся шла по другой стороне улицы, освещенной только что включенными электрическими фонарями. Теперь уже и Яхонтов вспомнил, что эта девушка действительно работала в медпункте училища, и что он даже ходил к ней когда-то за лекарством от зубной боли.
— Ну ты, Серега, больше не дури, — сказал, поправляя ремень, Винокуров. — Пойдем сейчас — и все.
— Обожди. Надо как-то поделикатнее.
— С серенадой, что ли?
— При чем тут серенада?
Но пока курсанты пререкались, появились два штатских парня — один в нейлоновой куртке и лохматой заячьей шапке, другой в коротком легком пальто, без шапки, с длинными пегими волосами. Они догнали девушку и бесцеремонно, как старые знакомые, взяли ее под руки. Девушка попыталась вырваться, но не смогла.
— Оставьте меня, — сказала она. — Не хулиганьте.
— Зачем же так громко чирикать, крошка? — нагло прогудел длинноволосый. — Можешь ведь и голосок надорвать.
— Вы не имеете права так со мной разговаривать!
— Но мы же вежливо, как ты не понимаешь…
Винокуров, не раздумывая, подскочил к длинноволосому и крикнул:
— А ну отойди сейчас же!
Парень зло выругался, толкнул Винокурова локтем в грудь и уже намеревался вступить с ним в драку. Но тут подоспел Яхонтов, схватил длинноволосого за руку и с такой силой сжал ее, что тот изогнулся от боли.
— Ну-ну, полегче, артиллерия, — завопил он.
— Ничего, лучше запомнишь, — сказал Яхонтов гневно.
Парни отпустили девушку и, не рискнув затевать драку, мгновенно исчезли в ближнем переулке.
— Спасибо вам, мальчики, большое, большое! — взволнованно благодарила Люся, растроганная смелостью своих защитников.
— Да за что? Не стоит, — с достоинством сказал Винокуров и, понизив голос, словно по секрету, спросил: — А где же ваша подруга? Ее не похитили? Может, погоня нужна срочная?
Люся улыбнулась:
— Подругу я домой проводила. Ей на дежурство заступать в госпитале.
— А вам не заступать? — поинтересовался Яхонтов.
— Мне завтра. Я хотела кино посмотреть, да эти пьяные типы испортили настроение.
— Ну, это дело поправимое. Давайте вместе в кино сходим, и настроение поднимется. Не возражаете? — предложил Винокуров.
— Давайте сходим, — согласилась Люся.
После настойчивых хлопот курсантам удалось достать билеты на новую кинокартину с лирическим названием «Таежные дали». Фильм был малоинтересным, но комическая роль, которую играл известный актер, всех смешила. Винокуров и Люся тоже смеялись. А Яхонтов сидел насупившись. Ему не понравилось, что молодые лесорубы были представлены в фильме какими-то хлюпиками, которые только пьянствовали да занимались обманом своего бригадира.
— Не такие они, лесорубы, я хорошо знаю, — сказал Яхонтов, когда сеанс окончился и в зале загорелся свет. — Конечно, бывают и среди них подлецы, но зачем же чернить всю бригаду?
— Я тоже об этом подумала, — сказала Люся. — Смешного много, но люди какие-то мелкие, подозрительные.
Из кино курсанты вместе с Люсей отправились в Дом офицеров на концерт самодеятельности летного училища.
— Ладно уж, схожу и на самодеятельность, — решила Люся.
Концерт был в самом разгаре. Народу в зале оказалось так много, что для опоздавших не нашлось ни одного свободного места. Дежурившая у дверей женщина принесла откуда-то один стул и, как бы извиняясь, сказала:
— Вот девушку посажу, а вы, молодцы, не взыщите, придется постоять.
— Постоим, конечно, — ответил Винокуров и немедленно пристроился возле стула, рядом с Люсей. Ему хотелось поговорить с ней так, чтобы никто не мешал. Но сделать это было очень трудно. Как только он пытался заговорить, со всех сторон начинали шикать:
— Товарищи, не мешайте слушать.
Когда концерт закончился, Винокуров и Яхонтов пошли провожать Люсю домой. Было тихо. Снег под ногами весело поскрипывал. На улицах горели фонари, всюду было светло как днем. Разговор вел главным образом Винокуров. Он был в приподнятом настроении и сыпал один вопрос за другим:
— Зачем же вы, Люся, ушли из нашего медпункта? Не понравилось, что ли?
— Да нет, причина совсем другая.
— Какая же, если не секрет?
— Поработать в госпитале мне нужно для опыта. Я ведь в медицинском институте учусь, на вечернем факультете. А у вас в училище было хорошо. Мне ракетчики нравятся.
— Ракетчики — цвет современной армии, — охотно подхватил Винокуров. — У нас под контролем все, можно сказать, надземное пространство. Лучи локаторов — это знаете что такое?.. Это… Словом, любимый город может спать спокойно.
Винокурову хотелось, конечно, выглядеть перед Люсей человеком бывалым и уж непременно знающим всю сложность ракетной техники. А Яхонтов, слушая друга, еле удерживался, чтобы не рассмеяться, и все время старался перевести разговор на другую тему:
— Хороший у вас район, Люся. И дома веселые, и деревьев много.
— Тут больше швейники живут, — объясняла Люся. Вон слева фабрика, справа — клуб, а чуть подальше — молодой парк. Это комсомольцы с фабрики посадили. Есть даже старинная мечеть с полумесяцем. Видите, вон поблескивает. Ну вот и мое жилище. Можете познакомиться.
— Очень приятно, — сказал Винокуров. — Будем заходить в гости, если не возражаете.
— Заходите. — Люся смущенно пожала плечами.
Не успели курсанты хорошо осмотреться, как открылась дверь и мягкий женский голос позвал:
— Люся-а-а!
— Сейчас, мама. — Люся посмотрела на свои часики и забеспокоилась. — Ну все, мальчики, времени уже много. Идите.
— А вы за нас не переживайте, — сказал Винокуров. — У нас одна нога тут, другая там.
— Нет-нет, пора. Нельзя же, чтобы вы из-за меня опоздали.
Времени до конца увольнения действительно было уже в обрез, и курсанты на обратном пути взяли такой темп, что через несколько кварталов раскраснелись, как после бани. Винокуров сперва шел молча, еле поспевая за длинным другом, а потом тяжело, с передыхом выговорил:
— Ерунда получилась, Серега. Пришли, постояли у дома и — будьте здоровы.
— А что же ты хотел, интересно?
— Ушел бы ты пораньше, вот что.
— Почему именно я?
— Так я же все-таки первый затеял это дело.
— Первый, — усмехнулся Яхонтов. — А если б снова длинноволосый нагрянул?
— Ну и что? Прятаться не стал бы.
— Ты прыткий, я знаю. Только давай прибавляй шагу. Бегом можешь?
— Конечно, могу.
В казарму явились уже перед самым отбоем. Сосед Винокурова Красиков сидел на койке и что-то писал в тетради.
— Песню, что ли, сочиняешь? — спросил Винокуров.
— Какую песню?
— А что же?
— Письмо матери.
— Ну пиши, пиши. Только без этой, без хандры. И привет от меня передай. Обязательно.
— Спасибо. Она тоже всегда приписывает: «Доброго здоровья твоим товарищам».
— Значит, внимательная.
— Очень. А ты где был, в кино, что ли?
— Был и в кино, и на концерте, — бодро ответил Винокуров. И, уже забравшись под одеяло, шепнул не без гордости: — Ну и девушку встретили, Коля! Увидишь раз и не забудешь. Богиня, Офелия.