Трудная позиция

36

Было около двух часов ночи, когда в третьей батарее объявили тревогу. Тихая, погруженная в сон казарма в одно мгновение наполнилась короткими командами и топотом сапог по гулкому дощатому полу. Не зажигая света, курсанты разбирали шинели, противогазы, находили в пирамиде свои автоматы и, выбежав из казармы, вставали в строй на заранее отведенном месте.

Крупенин в первые минуты сборов находился в казарме возле дневального, а когда казарма опустела, вышел во двор училища, где командиры взводов уже готовили курсантов к посадке в машины.

Со стороны парков подходили мощные тягачи с кабинами станций, пусковыми установками и ракетами, спрятанными под брезентом на специальных люльках. Машины двигались в ночной темноте с потушенными фарами. Грохот гусениц и гул моторов в эту тихую, дремотную пору были особенно внушительными для молодых курсантов.

Крупенин волновался, но в то же время чувствовал прилив бодрости. То, что происходило сейчас во дворе училища, напоминало ему о трудной и тревожной службе на Севере, о постоянном беспокойстве за судьбу Родины, за тишину и неприкосновенность ее границы. Задача, поставленная командованием перед расчетами, — быстро выдвинуться в район высоты Ковыльной, занять стартовую позицию и быть готовыми к уничтожению воздушных целей — тоже представлялась ему не условной, а вполне реальной, требующей таких же усилий, какие нужны были там, на Севере. И Крупенину хотелось, чтобы все это почувствовали курсанты его батареи, а почувствовав, поняли, как трудна и ответственна их профессия в современном военном деле.

Перед самой посадкой на машины к Крупенину подошел полковник Осадчий. Его невысокая суховатая, но подвижная фигура в темноте казалась совершенно юношеской, и только басовитый с хрипотцой голос выдавал в нем человека уже давно не молодого.

— Вот что учтите, — сказал он Крупенину. — Конечно, главное внимание — выполнению задачи. Показ, объяснения и прочее. В этом суть. Но курсанты ни в коем случае не должны себя чувствовать оторванными от того, что происходит в мире. И тут вы на своих агитаторов нажимайте как следует. Радио в подразделениях есть, газеты будут доставлены.

— Понятно, — сказал Крупенин.

Перед самым выездом из городка вдоль колонны пробежал майор Вашенцев, предупреждая всех сидящих на машинах строго соблюдать, дисциплину марша. Остановившись, он подозвал к себе Крупенина и, будто не одному ему, а целой батарее, крикнул:

— Смотрите за людьми в оба. Никакого самовольства чтобы не было. С машин без команды — ни на шаг. Ясно? — И тихо, словно по секрету, прибавил: — Не забывайте, что с нами командующий.

К высоте Ковыльной колонна двигалась по открытой степи, не включая фар, соблюдая дистанцию между машинами. Крупенин сидел в кабине тягача вместе с радистом и в открытый люк смотрел на чуть-чуть поблескивающую под звездами дорогу, на холмы, полукружья которых проплывали то слева, то справа, почти слитые с темной и сонной далью.

И снова Крупенин думал о поставленной перед расчетами задаче, о нанесенном на полевые карты «противнике» и его авиации, которая с наступлением рассвета попытается непременно совершить нападение на город. А город спал, ничего не зная о той воздушной схватке, что готовилась на его дальних подступах. И хотя эта схватка именовалась в приказе учениями и противника изображали самолеты ближних авиационных подразделений, исход ее все равно, представлялся Крупенину очень важным.

Чем дальше в степь уходили готовые к бою ракетчики, тем труднее складывались для них условия марша. Едва успели они по команде «газы» надеть противогазы и увеличить дистанцию между машинами, как послышалась другая команда: приготовиться к форсированию балки Широкой с крутыми глинистыми берегами и остатками весеннего паводка.

Закипела под стальными гусеницами черная, как нефть вода, закачались в ней встревоженные сонливые звезды. Дно балки было неровное, каменистое, и машины, глухо и натужно гудя, колыхались, как рыбачьи баркасы на крутых речных волнах.

Сразу же, за балкой, началась борьба с предполагаемыми десантниками «противника». Не снимая противогазов, курсанты спрыгивали с машин и, рассыпавшись в цепи, короткими перебежками устремлялись в темноту за своими командирами.

Крупенин следил за курсантами очень внимательно, и в душе у него то возникало беспокойство за какую-нибудь их оплошность, то наплывала радость, когда, все было хорошо и удачно. Больше всего радовался Крупенин боевому азарту молодых курсантов, их точным действиям, стремлению не отставать ни в чем от товарищей старшего курса. Именно этого и добивался Крупенин, готовя батарею к учениям.

Когда после двухчасового марша колонна подошла к реке, вдали, там, где была высота Ковыльная, показалась луна — полная, чистая — и в поредевшей мгле стали хорошо видны идущие впереди машины. Они одна за другой тихо сползали с крутояра на деревянный мост и, послушные сигнальным фонарикам регулировщиков, уходили на тот берег.

Тягач, в котором сидел Крупенин, тоже, неловко накренившись, пополз вниз, уже не таща, а сдерживая прицепленную сзади пусковую установку. Но в тот момент, когда до моста осталось не более пяти метров, по крыше кабины изо всех сил забарабанили вдруг кулаки курсантов. Механик-водитель мгновенно сбросил скорость и, распахнув дверцу, выскочил на каменистую дорогу. Следом за ним проворно выскочил на дорогу старший лейтенант Крупенин.

Тягач и пусковая установка стояли, как и положено было, в походном положении. Курсанты, вытянув шеи, сидели на своих местах в кузове. И только один Красиков топтался почему-то возле пусковой установки, торопливо посасывая выпачканную в крови руку.

— Что случилось? — с тревогой спросил Крупенин.

— Все уже в порядке, товарищ старший лейтенант, можно ехать, — ответил суетившийся в волнении Красиков.

— Но в чем дело? Объясните.

— Да вон эта самая, станина… — Красиков кивал в сторону пусковой установки и морщился не то от боли, не то от волнения.

— Левая станина отстопорилась, — доложил из кузова Яхонтов. — А Красиков заметил, товарищ старший лейтенант. Ну и махнул через борт. Проверить бы только нужно, как он закрепил ее, а то опять вылезет.

Механик-водитель побежал проверять, а Крупенин опять повернулся к Красикову, посмотрел на его поврежденную руку.

— Да ерунда, товарищ старший лейтенант, — сказал Красиков. — Прищемило малость. Пройдет.

— До свадьбы заживет, конечно, — пошутил Крупенин. — Только перевязать нужно немедленно. У кого пакет есть?

— Есть, товарищ старший лейтенант, — отозвалось несколько голосов из кузова. — Сейчас перевяжем.

С берега сбежал майор Вашенцев и возмущенно закричал на Крупенина:

— Вы что тут пробку образовали? Почему курсант ваш по дороге разгуливает? Приказ позабыли, да?

Почти в тот же момент сверху скатился «газик» с начальником училища и командующим. Генерал Забелин, приоткрыв дверцу, сердито спросил:

— Почему затор, товарищи?

— Дисциплины нет в третьей батарее, товарищ генерал, — ответил, горячась, Вашенцев.

Крупенин объяснил более спокойно:

— Станина отошла от корпуса, товарищ генерал. А тут мост как раз. Хорошо, что заметил курсант Красиков.

Забелин посмотрел на пусковую установку, на мост, грустно почесал затылок.

— Да, могла быть неприятность, — оказал он задумчиво. — Ну ладно, потом доложите. А сейчас — марш вперед. Не держите колонны.

За переправой Крупенин пересел из кабины водителя в кузов, чтобы поговорить с курсантами, получше, разобраться в происшедшем. По докладам курсантов выходило, что станина отошла от корпуса градусов на шестьдесят, вот-вот могла встать под прямым углом и застопориться в таком положении. А что получилось бы потом, ясно было каждому — удар по мостовым креплениям и большая авария. Правда, механик-водитель успел остановить тягач до въезда на мост, но сделал он это опять же по сигналу Красикова. Словом, и так и этак получалось, что Красиков предотвратил серьезную беду и задержку колонны на переправе.

Курсанты говорили Крупенину:

— Молодец он, Красиков.

— О нем в боевом листке написать нужно.

— Правильно, — сказал Крупенин. — Боевой листок мы подготовим сразу же, как остановимся, и пустим его по рукам, чтобы все знали.

Потом он приказал радисту передать командиру дивизиона, что Красиков проявил у моста разумную инициативу и поступок его заслуживает благодарности. Радист долго искал в эфире:

— «Ракета»!.. «Ракета»!..

А когда нашел и стал передавать слова Крупенина, вдруг сник, неловко поежился, будто от холода.

— Ну что, передали? — спросил Крупенин.

— Так точно, товарищ старший лейтенант, передал.

— И что майор ответил?

— Плохо ответил, товарищ старший лейтенант. Говорит, за безобразия не поощряют, а наказывают.

«Ничего, я полковнику Осадчему доложу. Тот разберется по совести», — подумал Крупенин.

На краю неба появилась длинная водянистая полоса — первый признак рассвета. Луна побледнела. По бокам дороги обозначились озера прошлогоднего ковыля, огромные, белесые и чуть шевелящиеся под легким налетом предутреннего ветра. Потом стала видна сама высота Ковыльная. Колонна обходила ее слева, чтобы попасть в квадрат, указанный для стартовой позиции дивизиона.