41

Прошло еще две недели весны, и началась третья. Погода держалась жаркая, но без суховеев и песчаных бурь. Иногда с запада от синеющих вдали гор наплывали небольшие тучки с молнией и громом, и над городком повисали дожди, короткие и легкие, почти воздушные.

Забелин в эти дни мало сидел в кабинете, а все больше находился с курсантами на учебном поле или за городком на ближних, еще не успевших порыжеть от солнца высотах. Сегодня он вышел с третьей батареей на занятия по топографии и уже целый час наблюдал, как на курсантских, планшетах появлялись строгие контуры степного рельефа, серые квадраты боевых точек и зубчатые подковки укрытий, предназначенных для техники и расчетов.

Первое время курсанты смущались начальника училища, особенно когда он поглядывал на планшеты и спрашивал:

— А почему вы решили выбрать позицию для батареи именно здесь? А не лучше ли отнести ее вот сюда, где меньше углы закрытия?

Но потом все быстро пообвыкли и стали даже сами обращаться к генералу с вопросами. А когда был объявлен перерыв и Забелин, усевшись на небольшом, поросшем чилигой кургане, закурил, от смущения не осталось и следа.

— Ох и крепко припекает, товарищ генерал, — жаловались курсанты, вытирая обильно вспотевшие, загорелые лица.

— Как в Калахари, товарищ генерал.

— Почему именно в Калахари? — спросил Забелин.

Длинный Яхонтов объяснил:

— Это мы в журнале очерки одного географа прочитали. Он пишет, что там человеческое тело от жары трескается.

— Ничего удивительного, Африка, — согласился Забелин. — А у нас это еще не жара. Вот через месяц, поближе к экзаменам, тогда припечет. — Он обвел взглядом сидящих и лукаво подмигнул: — Особенно тех, кто не готовится.

— А у нас таких нет, товарищ генерал, — бойко за всех ответил маленький Винокуров. — У нас в этом деле сплоченность.

— Готовитесь, значит?

— Так точно, товарищ генерал. Только одно беспокоит.

— А что именно?

— Обидно получается, товарищ генерал. — Винокуров посмотрел на сидящих рядом курсантов. — Уж очень медленно к технике нас подводят.

— Как же медленно? — возразил Забелин. — А чистка?.. А показные учения?..

Винокуров неловко пожал плечами.

— Это правильно: и чистим, и смотрим. Но хочется до главного поскорей добраться, товарищ генерал.

— Доберетесь. Не все сразу.

— Но когда же, товарищ генерал? Ведь все думают, что мы уже в полном смысле ракетчики. Вот дед мой, например… Разрешите, письмо прочту?

— Ну, ну, интересно?

Винокуров достал из кармана письмо, торопливо развернул его и, отыскав нужное место, прочитал:

«Я так понимаю, Саня, что человек ты теперь у нас большой. И оружие, которое доверено тебе, надо полагать, самое что ни на есть знаменитое. А потому желаю уведомить тебя своим строгим наказом от всего винокуровского рода. Во-первых, строго блюди надлежащую дисциплину. Во-вторых, не забывай, что акулы империализма не дремлют. И ежели что потребуется, не сплошай смотри возле техники. Мы, Винокуровы, на тебя в полной надежде».

— Хорошо написал старик, — сказал Забелин.

— Это конечно, — улыбнулся Винокуров. — Только я не знаю, как ответ написать. Восьмой день думаю.

— А вы так и напишите, как есть, — посоветовал Забелин.

— Недоразумение может получиться, товарищ генерал. Он ведь, мой дед, какой? Недоверие, скажет, Винокуровым.

— Ничего, он старик умный. Я по письму вижу. А вам скажу вот что. Чем лучше сдадите экзамен, тем скорее до главного дойдете. Это, кстати, всех касается. Ясно?

— Ясно! — хором ответили курсанты.

— Ну вот и договорились.

И пока он шел от места занятий до училища, то спускаясь в затравевшие низины, то поднимаясь на изрытые сусликами бугры, все время раздумывал: «А молодцы все-таки ребята, рвутся к технике. Значит, будут хорошими ракетчиками. Это уж точно».

Подходя к управлению, Забелин увидел у подъезда группу офицеров и с ними полковника Осадчего. Парторга Андрей Николаевич узнал еще издали, а вот остальных, как ни старался, вначале узнать не мог. А когда подошел вплотную, обрадованно взмахнул руками:

— Вот это гости! А ну-ка, ну-ка, покажитесь!

Перед ним стояли те, кого он уже давно приглашал приехать в училище: Суханов, Сергеев и Птаха. Все трое рослые, крепкие, точно такие, какими видел их Забелин у новых ракетных установок на стрельбище, когда был в штабе округа на учебных сборах.

— Что же вы, товарищи, не заходите в помещение? — спросил Забелин и повернулся к Осадчему. — Открыли бы мой кабинет, что ли, Артемий Сергеевич?

— Предлагал, — сказал Осадчий. — Не захотели. Постоять решили, родными дорожками полюбоваться.

— Ну, это потом, — пообещал Забелин. — Сначала пойдемте отдохнем с дороги, посмотрим друг на друга. Так ведь положено?

— Обязательно, — сказал Осадчий. — Гостей всегда принимают в доме, а не у дома.

— Вот-вот, и я про то.

В кабинете Забелин сел не за стол, как всегда, а на диван рядом с секретарем парткома и, попросив гостей располагаться поближе, долго всматривался в их лица.

— Хороши! Честное слово, хороши! И главное — сразу втроем. Как это вам удалось, а?

— Так мы же, товарищ генерал, можно сказать, не в гости, — как бы извиняясь, доложил Суханов. — Мы по заданию командующего. И не одни мы. Еще офицеры должны подъехать.

Забелин задумался:

— По заданию, говорите? И какое же задание, интересно?

— Помогать будем новые ракеты осваивать.

— Новые? Значит, переходим все-таки.

— Так точно, товарищ генерал.

— Да, серьезную новость привезли вы нам, друзья дорогие, очень серьезную. — Забелин посмотрел на Осадчего: — Как вы к этому относитесь, Артемий Сергеевич?

Полковник озадаченно пощипал подбородок, но ответил, как всегда, неторопливо и спокойно:

— Доверяют, значит, Андрей Николаевич. И надеются. Я так понимаю.

— Это верно. — Забелин оживленно ударил тяжелыми ладонями по коленям. — Ну что же, будем тогда, как это теперь говорят, выходить на новую орбиту.

— И на новом корабле, — улыбнувшись прибавил Суханов.

— Верно, и на новом корабле.

Забелину было радостно и тревожно. Несмотря на то, что эту весть ждал он со дня на день, пришла она все-таки внезапно. Так же вот приходил на фронте приказ о наступлении, хотя все знали о нем заранее и готовились к его исполнению.

— Ну и как же все это будет практически? — спросил Забелин, снова повернувшись к Суханову. — Учебу, конечно, организовывать придется с преподавателями, с командирами. Да и нашего брата из управления сразу же в курс дела вводить нужно.

— Обязательно, — сказал Суханов. — Часть людей на курсы пойдет, а всех остальных тут, на месте, готовить будем. Вот поговорим, посоветуемся, товарищ генерал, командующему доложим. Посмотрим, какое он примет решение.

— Ну-ну, посоветуемся, — согласился Забелин. — Главное, переходим. А я ведь полагал, что вы просто побывать в своем училище решили, вот и появились.

— Так это само собой, — объяснил Суханов. — Потому и приехали пока одни. А бригада наша только послезавтра прибудет.

— Ага, значит, полтора дня вы наши?

— Полностью, товарищ генерал. И хорошо бы прямо сейчас хоть на казарму свою посмотреть.

— Сейчас? — Забелин поглядел на часы, потом на Осадчего. — А что, можно, пожалуй, и сейчас. До обеда еще далеко. Как вы считаете, Артемий Сергеевич?

— Я — за. Могу даже быть экскурсоводом по такому случаю.

* * *

В канцелярии третьей батареи, несмотря на распахнутое окно, было душно, пахло разогретой на солнце казарменной мебелью и принесенными ветром далекими травяными запахами. Ветерок влетал в помещение теплыми легкими волнами, колыхал висевшую на стене географическую карту и ласково шевелил волосы на голове Крупенина. Старший лейтенант только что пришел с занятий и, вынув из шкафа недавно начатый дневник, сидел теперь за своим столом и просматривал последние записи:

«Опять пытался поговорить с майором Вашенцевым. Ничего не вышло. Слишком он со мной официален. «Да», «Понятно», «Учтите», «Занимайтесь своим делом». Такое впечатление, будто вокруг него всегда какой-то заборчик. Стой и разговаривай на расстоянии. А мне хочется сломать заборчик, перешагнуть его. Конечно, характер есть характер, я понимаю. Но для того и глаза, чтобы видеть, где идут ноги…»

Не закрывая тетради, Крупенин встал, походил по канцелярии от стола до двери и обратно. Остановившись, посмотрел через окно на дальнее степное небо. У горизонта едва приметно бугрились облака — по бокам белые, словно снег на горных вершинах, а в середине с глубинной озерной синью. Но духота не убывала, она становилась даже еще ощутимее. И Крупенин, расстегнув китель, снова уселся за стол, принялся записывать:

«Сегодня беседовал с лейтенантом Беленьким. Говорит, незадачливо сложилась его служба: другие командиры взводов на виду, а он потонул в неприятностях. И главное — ни единой благодарности за весь учебный год. Эх, лейтенант, лейтенант! Да мы же дрались за человека. И не напрасно дрались. Разве этого мало? Задумался. Наверно, поймет. Дал ему совет поступить в академию на заочное отделение. Трудно, конечно, но ничего, он способный… А если что, можно помочь».

Мысли Крупенина внезапно прервал вбежавший в канцелярию дневальный. Он вытянулся и торопливо доложил, что в казарму идут начальник училища, секретарь парткома и какие-то незнакомые офицеры.

— Где они? — отложив ручку, спросил Крупенин.

— У подъезда, товарищ старший лейтенант, — встревоженно ответил дневальный.

Крупенин уперся ладонями в подоконник и поглядел вниз. Там, возле молодых сосенок, действительно стояли Забелин, Осадчий и три незнакомых молодых капитана в новой артиллерийской форме. Они смотрели в сторону проходной, откуда слаженным размашистым шагом с песней шла возвращавшаяся с полевых занятий третья батарея.

Мальчишки-непоседы

Вчера со школьной парты…

Быстро убрав дневник и застегнув китель, старший лейтенант заторопился во двор к начальству. Когда он спустился по лестнице вниз и познакомился с гостями, батарея была уже неподалеку и пели курсанты в полную силу:

И пусть мы, салажата,

В строю пока неловки…

Лейтенант Беленький, остановив батарею и скомандовав курсантам «Смирно», подбежал к начальнику училища с докладом. Забелин и все, кто был рядом с ним, выслушав Беленького, подошли к строю.

— Товарищи курсанты! — сказал Забелин взволнованно. К нам в училище, как вы сами, уже видите, приехали гости. Это гости особенные, очень близкие и дорогие. Это наши питомцы, товарищи…

Прихлынувшая радость помешала ему говорить. Он поглубже вздохнул и заговорил снова:

— Вы, товарищи курсанты, уже слышали о них от своих командиров. А теперь вот они сами налицо. Воинскую службу свою начинали эти три капитана именно здесь, в третьей батарее. Тут они и в строю ходили, и песни пели, и девушек местных завлекали. Иначе, как же, без девушек?

Строй, будто тронутый ветром, зашевелился, на бронзоватых курсантских лицах расплылись лукавые улыбки. А Забелин продолжал:

— Да, да, товарищи, начиналось у них все, как и у вас. И трудности были, и тревоги разные. Но разве есть в армий служба без тревог и трудностей? Нет, конечно, такой службы. Важно сознавать и умом и сердцем, какая впереди цель и какую задачу ставит перед нами Родина. А задача у нас, ракетчиков, одна — быть сильнее и зорче противников наших. Что же касается боевой техники… — Он повернулся и кивнул в сторону парков. И все посмотрели туда же: и офицеры и курсанты. — Техника у нас, как вы уже убедились недавно на учении, точная и безотказная. А завтра мы будем иметь технику еще более совершенную, потому что задерживаться на месте нам невозможно. Да вы и сами чувствуете, как вон оттуда… — он вытянул руку и показал на запад, — все время непогодой попахивает.

Крупенин вместе со всеми очень внимательно слушал Забелина, и ему казалось, что вот так сердечно, по-отцовски, генерал не говорил еще никогда, и никогда не был таким близким и простым с курсантами, как сейчас.

Загрузка...