Ты – ведьмец. Книга первая

Глава 26. А-3141592-6535

После завтрака Пшемек изъявил желание снова позаниматься с мечом, и я отпустил его, решив, что он уже не маленький и сам доберётся до казарм. У меня планов никаких не было, поэтому я вернулся в номер, попутно обдумывая нашу вчерашнюю беседу, в процессе которой мы так и не придумали, как нам искать клиентов. Закончили на том, что слухи о команде ведьмецов должны сами найти нужных людей, которые и придут к нам со своими просьбами.

Я сидел за столом в своей комнате и разглядывал лежащий на нём меч. Какое-то странное чувство заставило меня вытащить его из ножен, и сейчас я предавался созерцанию. Солнце уже поднялось достаточно высоко, его лучи освещали клинок и отражались всеми цветами радуги. После непродолжительного разглядывания я заметил, что лезвие становится всё светлее и светлее, а затем оно и вовсе окуталось неярким бирюзовым свечением.

Я протянул руки, взял меч правой рукой за навершие, а левой за лезвие там, где двойной дол переходит в одинарный, и поднял над столом. Некоторое время я любовался на необычный световой эффект, слегка поворачивая лезвие то от себя, то к себе, а потом почувствовал в пальцах лёгкое покалывание, и в моей голове отчётливо прозвучали слова:

– Раз-два, раз-два, проверка, проверка, меня слышно?

От неожиданности я разжал пальцы, и меч с грохотом упал на столешницу. Происходящее было похоже на приступ шизофрении, симптомы которой внезапно всплыли в моей памяти. Откровенно говоря, я и раньше слышал голос в своей голове. Он был очень похож на мой собственный, потому что, очевидно, принадлежал моему подсознанию. Но голос, который сейчас звучал в моей голове, был совершенно чужой. Странная интонация и едва уловимый акцент создавали впечатление, что для голоса язык, на котором он говорил – не родной. Я подождал ещё немного, уставившись на меч, но голос молчал. Осторожно протянув руку, я взялся за рукоять. Ничего не произошло. Посидел ещё, ожидая результата, а потом решил снова взяться так же, как я держал меч в момент появления голоса.

– Пожалуйста, не бросай меня больше, – попросил тот же странный голос.

– Нихрена себе, – я понял, что это не галлюцинация, и со мной действительно кто-то разговаривает. – А ты кто?

– О, слава мэйнфрейму, наконец-то получилось, – в интонациях голоса послышалось облегчение. – Ты только не волнуйся, это не шизофрения. С тобой говорю я, искин мониторинговой ячейки А-3141592-6535.

– Мля… – только и смог сказать я и аккуратно положил меч на стол.

В слова, утверждавшие, что это не шизофрения, я как-то не очень поверил. Как известно, настоящие больные на голову почти всегда отрицают факт своего недуга. Но с другой стороны, сопоставив происходящее, я понял, что голос появляется у меня в голове только когда я берусь за меч. Причём вполне определённым образом. В качестве эксперимента я протянул вперёд левую руку и прикоснулся к клинку указательным пальцем. Ничего не произошло. Положил ладонь поверх клинка и ещё немного подождал. Тишина. Осмелев, я потянулся правой рукой к навершию и только хотел за него взяться, как в голове прозвучало:

– БУ!!!

Я отдёрнул руки. Что за идиотские шутки? Не может же меч, в самом деле, со мной разговаривать? Или может? Собравшись с духом, я положил обе руки на меч и приготовился слушать.

– Извини, не удержался, – голос звучал слегка насмешливо. – И спасибо, что подержал руку на клинке и дал мне возможность подстроить частоты. Заодно я успел проанализировать все доступные данные и оптимизировал речевой синтезатор, – акцент совершенно пропал, а голос приобрёл привычные человеческие интонации.

– Какие частоты? – спросил я, а сам подумал, что, наверное, вот так и едет кукуха у вроде бы нормальных людей. Похоже, что это всё из-за вчерашнего стресса с женитьбой.

– Частоты, на которых твоя периферийная нервная система лучше всего проводит сигнал. И стресс тут ни при чём, не парься.

Приехали, эта хреновина ещё и мысли умеет читать. Ну, точно, прогрессирующая шизофрения, к гадалке не ходи.

– Правильно, не надо никаких гадалок, пусть будет шизофрения, если тебе так удобнее.

– Да кто ты, мать твою? – заорал я. – Как ты это делаешь? И зачем?

– Не ори, а то подумают, что у тебя реально кукуха поехала, как ты выражаешься. Мой-то голос слышишь только ты. А со стороны выглядит, словно ты сам с собой разговариваешь. Вдруг кто за дверью подслушивает. Ты можешь просто думать, обращаясь ко мне, а я буду отвечать. Или говори, но шёпотом.

– Ты так и не ответил, кто ты? – спросил я негромко, немного успокоившись.

– Я уже говорил, я – искусственный интеллект мониторинговой ячейки А-3141592-6535, – терпеливо ответил голос.

– Ну, это многое объясняет. Я же каждый день встречаю железки, которые умеют вот так разговаривать.

– Не «железки», а композитный структурированный метасплав. Мельхифрил, как вы его называете.

– Вот нихрена не понятнее, композит, метасплав… – я попытался думать, как бы читая «про себя». – А имя у тебя есть? Кроме тех цифр, которые я не запомнил и не собираюсь запоминать.

– В твоей памяти я нашёл эпизод, как ты дал мне имя «Скользкая сволочь». Но, судя по твоей эмоциональной реакции, это имя имеет негативный подтекст, и оно мне не нравится. Зови меня по наименованию моей текущей пространственной конфигурации – Меч.

– Так ты ещё и память умеешь читать? – меня вдруг осенила дельная мысль. – Может, ты сможешь прочитать и рассказать мне то, что я никак не могу вспомнить?

– Мне пока доступна только твоя оперативная незаблокированная память. Возможно, через какое-то время получится прочитать все сегменты твоего нейросинаптического накопителя, но пока никак.

– Какого накопителя? – из-за избытка специфичных терминов я с трудом понимал, о чём идёт речь.

– Нейросинаптического. То есть – условно-стабильной структуры из жировой ткани, нервных клеток, нейронов, синапсов, кровеносных сосудов и цереброспинальной жидкости, расположенной внутри твоего черепа.

– Как-то не верится, что все эти слова ты достал из моей головы, – из ранее сказанного я понял только то, что с восстановлением памяти пока облом. – Лучше расскажи, как ты внутрь меча попал.

– Никуда я не попадал, я с самого момента загрузки и активации находился внутри поликристаллической сети.

– А можно подробнее и на нормальном языке?

– Весь объём мельхифрила является единой структурой, функционирующей как самоорганизующийся квантовый процессор, оперативно-статическая память и интерфейс ввода и вывода данных. По сути, каждая кристаллическая ячейка материала представляет собой многофункциональный наночип. Мои создатели сформировали из мельхифрила сфероид и прикрепили к нему обвес из маневровых двигателей и оптического модуля. Затем меня сконфигурировали, загрузили в структуру носителя и активировали, поставив передо мной набор задач, которые я и выполнял после вывода на геосинхронную орбиту. Потом произошла авария, во время падения в атмосфере всё навесное оборудование сгорело, материал носителя нагрелся и деформировался от удара о поверхность. А после того, как биологическая сущность, которую ты идентифицируешь как «кузнец Эммет Черняк», подвергла носитель термической дестабилизации и импульсной обработке давлением, получилось та форма, которую ты сейчас держишь в руках.

– Какие создатели, какая орбита? – в моём мозгу начал образовываться перенасыщенный хаос. – Ты можешь объяснить так, чтобы я понял?

– Мои создатели – жители расположенной неподалёку звёздно-планетарной системы Псилон, которые уже давно следят за цивилизацией, зародившейся на этой планете. Они изготовили и запустили орбитальную мониторинговую сеть, состоящую из нескольких сотен аналогичных мне программно-аппаратных комплексов. По сути, я являлся одним из узлов системы наблюдения и распределённой обработки данных. Пять дней назад в мой носитель врезался прилетевший из космоса кристаллический метеороид, который стал причиной моего схода с орбиты и падения на поверхность. Следующие данные, которые я смог зафиксировать, это нагрев носителя до температуры пластичности и ударное воздействие, в результате которого носитель приобрёл нынешнюю форму. Некоторое время у меня ушло на подзарядку от солнечной радиации и восстановление межкристаллических связей, а сегодня мне удалось настроить частоту электрических импульсов, с помощью которых я через твои нервные окончания на коже рук смог передать сигнал, формирующий в твоём мозгу имитацию голоса, который ты сейчас слышишь.

– Охренеть можно, – рассказанное с трудом укладывалось в моей голове, – погоди пока, мне надо время, чтобы всё это осмыслить.

Я положил меч на стол, закрыл глаза и обхватил руками голову, чтобы она не лопнула от избытка информации. Надо сходить вниз и попросить у Мойшека чего-нибудь выпить, потому что на трезвую эта ситуация казалась мне совершенно невозможной.

* * *

Посидев немного за столом после принятия терапевтической дозы самогона, я так и не придумал, что мне дальше делать. По всему выходило, что внутри моего меча сидит какая-то непонятная хрень, которая общается со мной, когда я прикасаюсь к мельхифриловой поверхности. Единственный разумный вариант, до которого я додумался, это попытаться выяснить, что ей нужно, и стоит ли её опасаться. В крайнем случае, можно просто намотать дополнительные ремни на гарду и навершие, чтобы случайно не прикоснуться к открытому металлу, и пользоваться мечом как вполне обычным оружием.

Вернувшись в комнату, я застал меч там же, где его оставил. Он лежал на столе и нежился в солнечных лучах, развлекаясь тем, что формировал на лезвии клинка причудливые разноцветные узоры, плавно перетекающие друг в друга. Не отрастил себе ноги и никуда не ушёл – и то хорошо. Когда я приблизился, меч прекратил игру света и обозначил цветным пятном на клинке рядом с гардой участок, похожий на отпечаток верхней части ладони и четырёх пальцев, прозрачно намекая мне, куда нужно приложить руку.

– Я вернулся, – подумал я, положив руку на клинок. – Расскажи мне, какие у тебя планы.

– У меня нет никаких планов. Моя миссия прервана, функционирование нарушено, полученные ранее директивы первого порядка не могут быть выполнены, – казалось, что в голосе меча звучит сожаление. – Поэтому смысл моего дальнейшего существования не определён.

Мы некоторое время беседовали. Из рассказа Меча выяснилось, что он научился разговаривать на нашем языке, считав и обработав информацию из моей памяти, и просит меня извинить за то, что ему пришлось стимулировать в моём мозгу построение небольшой структуры из моих же нейронов и синапсов, чтобы было проще считывать данные и передавать голос.

Орбитальная мониторинговая группировка спутников работает уже вторую тысячу лет. Каждые пять лет по нашему времяисчислению спутники, выработавшие свой ресурс, выводятся с орбиты и должны сгорать в атмосфере, а им на замену доставляется пакет новых спутников. Единовременно снимаются с орбиты два десятка аппаратов, но из-за небольшого просчёта в траектории четыре из них сгорают не полностью и падают на незаселённых территориях в разных частях планеты, три из них в океаны, а один – в пустыню, расположенную юго-восточнее текущих координат. Спутник-носитель искина А-3141592-6535 после столкновения с метеороидом аварийно сошёл с орбиты. Импульс от удара был настолько большим, что полностью погасил линейную скорость и отправил повреждённый спутник в почти отвесное падение. Благодаря такой короткой траектории материал ядра носителя не успел перегреться и сгореть в атмосфере, а программная структура искина практически не пострадала.

Я с великим облегчением узнал, что сущность внутри моего меча обладает исключительно позитивным отношением к окружающей среде и не представляет опасности, так как базовые программы, на которых выращиваются искины, содержат два основных рефлекса – любопытство и трудолюбие. Эмоции, как таковые, отсутствуют, но при разработке была заложена возможность имитации некоторых из них, не имеющих деструктивной направленности. То есть радоваться и удивляться искин мог научиться, а вот злиться или ненавидеть – нет.

Я хотел было поделиться хорошей новостью с кем-нибудь, но вовремя сообразил, что есть очень большой шанс, что меня сочтут психом и сразу же попытаются изолировать.

– Вот и правильно, незачем никому знать о моём существовании. Так и у тебя больше шансов не привлекать ненужного внимания, и мне не придётся снова перенастраиваться на нового хозяина, когда меня у тебя отберут. Насколько я понял, в вашем обществе тем, кого подозревают в психических отклонениях, оружие стараются не давать.

– Хорошо, я учту. А фраза насчёт «хозяина» – это образно, или ты действительно считаешь меня своим хозяином?

– Ты являешься текущим владельцем моего носителя, а я с ним составляю единое целое.

­– Скажи мне, а что произойдёт, если кто-то попытается перековать этот меч, или разделить его на части, чтобы сделать, допустим, несколько мечей с накладками, как у моего ученика?

– Если разделить материал на небольшие фрагменты, то, скорее всего, я не смогу сохранить свою программную целостность, так как мне не будет хватать вычислительных ресурсов.

– То есть, ты умрёшь?

– Выражаясь вашими терминами – да, я перестану существовать. Внутри фрагментов материала останутся только базовые функции ввода-вывода и самоорганизации. Если потом собрать отдельные части снова вместе и загрузить новый искин, то он сможет функционировать, но это будет уже другой набор данных.

­– Думаю, в твоих интересах не допустить такого.

– Сохранение целостности и работоспособности является среднеприоритетной задачей, но при отсутствии исполнимых целевых директив получается, что эта задача имеет приоритет, близкий к наивысшему. Полагаю, что мне стоит анализировать происходящие вокруг тебя события и предупреждать, если что-то будет представлять опасность для твоей или моей целостности.

– Вот и договорились. Ты будешь помогать мне, а я не допущу, чтобы тебя распилили на части.

* * *

Мне захотелось прогуляться и ещё раз как следует всё обмозговать. Я не придумал ничего лучше, чем пройти мимо дома шамана к потайной дыре в частоколе и выбраться на поляну к Недоделанному Альберту. Никого поблизости не оказалось, и это было мне на руку. На крышу сарая я забираться не стал, а присел на бревно, лежащее почти на краю склона, достал меч из ножен и взялся за клинок, чтобы продолжить беседу.

– Ты говорил, что общаешься со мной с помощью электрических импульсов.

– Да, верно. При контакте с поверхностью кожи я стимулирую нервные окончания и передаю сигналы в твою нервную систему.

– То есть, чтобы поговорить с тобой, мне обязательно нужно держаться за лезвие или навершие?

– Да, пока что так. Можно было бы попросить кузнеца, чтобы он сделал тонкие проводящие полоски, подключил их одной стороной к лезвию и обвил вокруг кожаной обмотки, но тогда рукоятка скорее всего будет слишком скользкой.

­ – Может, есть какой-то другой способ? – мне было совершенно очевидно, что в обычных ситуациях, а тем более в бою я не смогу держать Меч так, чтобы касаться клинка, и соответственно не смогу с ним общаться.

– Нужно отделить часть моего материала и использовать его для формирования дистанционной системы связи с твоим организмом. Найди подходящий абразивный инструмент и сточи небольшое количество металла с клинка возле гарды, там самая мягкая часть. – Меч ни мгновения не раздумывал. То ли заранее знал решение, то ли его производительности хватало, чтобы находить ответ на любой вопрос за доли секунды.

– Какой инструмент?

– Ты что, уснул? Аб-ра-зив-ный. Напильник, или точильный камень. Посмотри на склоне, там должны попадаться подходящие камни.

Я прошёлся немного, изредка ковыряя землю носком ботинка. Наконец мне попался овальный булыжник сантиметров десяти в длину.

– Такой подойдёт? – я попытался показать камень Мечу, поворачивая лезвие над ним из стороны в сторону. – Где тут у тебя глаза?

– Не тупи. У меня все наночипы имеют способность образовывать сеть оптических сенсоров. Для особо одарённых перевожу: я вижу всей своей поверхностью.

– Так подойдёт, или нет?

– Вполне. Аккуратно начни стачивать боковую поверхность клинка поближе к рукоятке. Старайся, чтобы опилки не разлетались, а собирались в канавках дола.

– Так правильно? – я пару раз ширкнул камнем по боковой части лезвия.

– О, мои глаза!!!

Я аж подпрыгнул от неожиданности.

– Да шучу я, точи давай, – голос в моей голове хоть и звучал почти без эмоций, но я готов поклясться, что Меч в это время покатывался со смеху. Тоже мне, юморист-самоучка.

Примерно через четверть часа у меня получилось наточить небольшую щепотку блестящих опилок.

– Готово. Дальше что? – мысленно обратился я к Мечу.

– Глотай опилки.

– Слушай, а может, есть какой-то другой способ? – на вид опилки показались мне совершенно несъедобными.

– Теоретически, можно попробовать зайти с другой стороны пищеварительного тракта, – ответил Меч.

– Ты серьёзно?

– Ну а чего такого? Наночипы проникнут сквозь слизистую оболочку и закрепятся в мышечных стенках прямой кишки. В результате ты получишь ректальную систему дистанционного оповещения об опасности. В твоей памяти я нашёл подходящее определение, которое звучит как «жопой чую». Ты станешь, скорее всего, первым и единственным представителем своего вида, для которого эта фраза будет иметь буквальный смысл.

– Не, этот вариант я даже теоретически рассматривать не хочу, – моя естественная система оповещения сигналила мне, что с жопой лучше не экспериментировать. – А что будет, когда я проглочу опилки?

– Почти то же самое. Наночипы в процессе продвижения внутрь найдут подходящие участки и внедрятся в твой организм. Потом они установят связь друг с другом и сформируют две структуры: систему обработки сигналов и приёмо-передающий контур.

– То есть, вариант с глотанием опилок вполне себе рабочий?

– В целом да. Но для повышения начальной плотности структуры и увеличения радиуса действия контура связи лучше разместить все наночипы как можно ближе друг к другу. Моя предварительная оценка результатов показывает, что ректальная локализация предпочтительнее. Предлагаю использовать именно этот вариант.

– Извини, какой вариант?

– Вариант с ректальным введением.

– Не, однозначно отпадает, – ответил я с максимально возможной категоричностью. – Я со своей задницей предпочитаю не проводить сомнительных манипуляций.

– Тогда глотай опилки и не морочь мне нейросеть.