Глава 9. Нож, прикованный к столу цепью, зачастую единственный нож на всю округу

- Полагаю, вы несказанно удивлены обилию выбора?

Именно этим задорным вопросом закончил рассказывать про обширную программу предстоящей карнавальной недели Герман Грумберг, но его семейство усилий опытного оратора не оценило. Леди Каролина с кислым видом вяло захлопала в ладоши, и лишь уничижительный взгляд мужа заставил её вспомнить про положенную ситуации улыбку. А сын, казалось, и вовсе не слушал его восторженную речь. Он продолжал делать зарисовку знакомого (и вместе с тем незнакомого) Герману Грумбергу лица.

- Антуан, что из этого великолепия тебе больше всего понравилось? – посчитал он нужным отвлечь сына от его занятия.

- Ничего, - поднял на него угрюмый взгляд Антуан. - Мне понравилось бы услышать, что Его величество не растрачивает бюджет страны на ерунду. Война всё ближе, а вы отчего-то про развлечения толкуете.

Вынужденно Герман Грумберг устало вздохнул. Подобные слова он слышал и не раз, и оттого ему сделалось противно, что даже в родном доме он вынужден объяснять очевидное.

- По-твоему лучше предаться отчаянию? – строго спросил он сына.

- Причём тут отчаяние? Это разумная экономия средств.

- Пф-ф, вот глупости, – демонстративно фыркнул старый граф. – Столь обширная программа не просто так в этот год создана. Во-первых, для участия во многих увеселениях придётся вспомнить про наличие кошелька на поясе. Исподволь с аристократии и толстосумов корона затраченные на карнавальную неделю средства вернёт, а то и больше получит.

- Что? Подобные поборы унизительны, - скривился Антуан, и, хотя его отец был с ним отчасти согласен, сказал он совсем другое.

- Смотря как это преподнести, сынок, а у нашего короля, уж поверь мне, мастера слова без дела не сидят. Кроме того, только дурачьё, - выразительно посмотрел он на сына, - не может понять - Верлония должна увидеть не то, как Его величество Ричард Пятый, трясясь от страха, забывает про радости жизни. Нет. Верлония, благодаря празднеству, узрит уверенность своего короля в победе. Или ты думаешь, отнюдь не показной хвальбой будет предстоящий военный парад?

Ему было приятно, что сын, хотя и поджал губы, всё же прекратил спорить. Это внушало надежду, что карнавальное время в столице семейство Грумбергов проведёт не так уж плохо.

- Как бы то ни было, я прошу разрешение в этот год дать мне покинуть ваше общество, - вдруг огорошило обоих родителей их любимое чадо. Желая доказать серьёзность своего намерения, Антуан даже закрыл альбом для рисования.

- Какая нелепость. Антуан, о чём ты говоришь? – не поверила своим ушам леди Каролина. – Все так ожидают твоего приезда. Её величество даже рассказала твоему отцу по секрету, что миледи Элеонора испытывает нетерпение от желания увидеть тебя вновь. Герман, подтверди.

Герман Грумберг едва глаза не закатил от глупости жены. Его взгляд на неё прямо‑таки кричал: «Дура!». Как можно было убеждать Антуана в глупости желания отдохнуть от светской жизни, если упоминать при нём миледи Элеонору?

- О, выходит я прекрасно научился нравиться восьмилетним девочкам. Но, думаю, миледи Элеонора утешится, когда вы вручите ей какой-нибудь подарок. Пусть это его она ломает, а не мою гордость.

«Великие Стихии, как же с ним сложно стало», - с грустью и раздражением подумал Герман Грумберг, но всё же мысленно одобрительно улыбнулся, когда услышал продолжение гневной речи.

- Среди моих одногруппников только я один занимаюсь такой глупостью, как завоевание расположения дурно воспитанного ребёнка, – горячо возмутился Антуан. – Пока вы предрекаете мне трясти погремушкой, Тварь, к примеру, несёт службу не где-либо, а на Стене Мрака. Даже эта никчёмная нищенка занята чем-то стоящим.

Увы, леди Каролина обратила внимание не на достойное содержание прозвучавших слов, а на уже сводящее её с ума имя. И в результате, пока Герман Грумберг открывал рот для похвалы, его жена, едва не визжа, прокричала:

- Да сколько можно упоминать эту несносную женщину! Со стороны можно подумать, что это она твоя невеста, так много я о ней слышу.

Антуан оторопел. Он, конечно, сам не замечал за собой привычки любую тему до обсуждения одногруппницы свести, но добрым отношением там даже не пахло.

- А разве похоже, что я лестно о ней отзываюсь? – скептически поднял он брови.

- Да ты и о своей настоящей невесте лестно не отзываешься! – прикрикнула леди Каролина, когда с гневом швырнула стоящую возле неё вазу на пол. Прекрасная фарфоровая древность (кажется, она была подарком на свадьбу прапрабабушки Германа Грумберга) разлетелась вдребезги.

Подобное экстравагантное поведение леди Каролина не позволяла себе с тех времён, когда ей раз эдак в четвёртый довелось узнать про супружескую измену. Именно тогда она окончательно охладела к мужу и смирилась с тем, что её брак никогда не будет таким, каким он ей виделся. Но это было много лет назад, и по этой причине Антуан нисколько не помнил, сколь горяча в гневе может быть его мать. Из-за этого он замер, недоверчиво на неё глядя. Но леди Каролину это нисколько не остудило. Она, дрожа от ярости, сказала:

- Я прекрасно понимаю, отчего ты так противишься обществу миледи Элеоноры, но, поверь, от этого понимания мне дурно! Дело не в её возрасте, а в том, что ты сам ещё не понял, как этой Милой Свон болен. Даже в родном доме тебе не забыть про её существование, а всё потому, что ты влюблён в эту хабалку.

- Какая чушь!

- Чушь? А как ещё тогда назвать подобное внимание с твоей стороны к этой, так сказать, неприятной для тебя особе? Мне, как женщине, видится, что тебя, сынок, ловко провели. Женский флирт ведь не всегда явен, зачастую это не томные взгляды и не стыдливо оброненный платок, а именно что доведение мужчины до лёгкой степени раздражения. Это твоя Мила Свон незаметно для тебя самого выбила у тебя землю из-под ног, не оставила в твоей голове места для кого-нибудь другого, и о, благодарение небесам, что ты у меня таким твердолобым вырос. Будь ты немного мягче, так уже бы стелился перед ней.

- Я? – горячо возмутился Антуан. – Мама, да вы совершенно не понимаете, о чём говорите. Между мной и Тварью в принципе быть ничего не может, мы едва терпим общество друг друга.

- Тогда прекращай уже разговаривать о ней! – строго приказала леди Каролина, прежде чем грозно топнула ногой. – И бросать меня на карнавальные празднества я тебе не позволю, даже не думай! Достаточно того, что, ссылаясь на свою службу, меня ради распутных девок бросит твой отец.

«Какая прекрасная неделя нашему семейству предстоит», - кисло подумал Герман Грумберг, но гораздо важнее была другая мысль в его голове. Услышав горячую речь жены, он подумал, что, в принципе, она может быть и права.

«А что, если Антуан действительно болен не ненавистью, а любовью? Недаром говорят, что от одного до второго всего один шаг», - принялся всерьёз рассуждать граф, когда остался один. При этом, подумав, он развернул вложенный в портсигар портрет, что летом его рукой был вытащен из камина. Лицо повторяло нынешний рисунок Антуана, но выглядело более примитивно. Всё же особого таланта к рисованию и музицированию младший из Грумбергов никогда не проявлял. Не иначе, он долгое время раз за разом рисовал одно и тоже, раз его сегодняшняя работа вышла так хороша.

Подумав, Герман Грумберг решил не вырывать из альбома сына новый рисунок. Он всмотрелся в тот, что уже держал в руках. Несмотря на горящие гневом глаза, лицо незнакомки выглядело миловидно, и, собственно, по этой причине граф некогда и сохранил рисунок. Ему тогда захотелось подумать, на кого из гостий пикника похож сей портрет, вот только заботы так захватили королевского советника, что портрет на долгое время остался лежать в портсигаре, и уже даже начал напоминать Герману Грумбергу некий талисман.

«Быть может, это Мила Свон? – впервые предположил он, и эта мысль заставила его начать думать в другом направлении. – Странно, что её отправили на Стену Мрака. Но, если она действительно там, то у меня есть возможность невзначай увидеть её. А что, как не личная встреча, лучший способ составить непредвзятое мнение? И что, как не выслушивание второй стороны, способно дать наилучшее представление о происходящем?».

Неожиданно в дверь постучали.

- Да?

- Мой лорд, вам срочное донесение, - сообщил слуга.

Вынужденно Герман Грумберг убрал портрет обратно в портсигар и поспешно спустился в холл. Ему было не в первой принимать гонцов в тёмное время суток, а потому он знал – по тривиальной причине за полночь его никто не побеспокоил бы.

«Неужели война началась?» - панически прозвучало в его голове.

- Послание от Её величества.

- От Её величества? – искренне удивился граф, а затем суетливо взял протянутое ему письмо и поспешно, даже без ножа, вскрыл конверт. Как назло, в этот самый момент в холл вошла леди Каролина. Не иначе кто-то сообщил ей о приезде гонца, и она поспешила узнать новости. Вдруг муж доверил бы узнать о чём-то.

- Что там? – побледневшими губами спросила она. – Война началась?

- Нет, хуже, - покачал головой граф и, отпустив гонца, взял супругу под руку. Он повёл её туда, где бы их никто из слуг не услышал.

- Хуже? – едва они остановились, прошептала леди Каролина. - Да что может быть хуже войны, Герман?

- Её величество сообщила, что торжества на карнавальной неделе будут сведены к минимуму, и причиной тому королевский траур. Миледи Элеонора скончалась.

- Как скончалась?

- Наледь на смотровой башне. Миледи поскользнулась и ударилась затылком. Мгновенная смерть.

От услышанного леди Каролина прижала ладонь ко рту и даже задрожала всем телом. Она была бледна, как смерть, когда произносила:

- Но ведь это конец… конец нашему союзу с короной.

- К сожалению, да, - угрюмо подтвердил Герман Грумберг. – Нам придётся подыскивать для сына новую пассию, и в преддверии войны это будет очень проблематично. Если в Их величествах я был уверен, то предусмотреть какой верлонский род сохранит своё положение, пока невозможно.

- И что нам делать? Быть может, не торопиться и подождать, во что выльется война по итогу?

- Каролина, да в своём ли вы уме? – с возмущением посмотрел на неё муж. – Я рассчитывал, что Антуана его помолвка не столько возвысит, сколько убережёт. Миледи Элеонору обязательно бы увезли как можно дальше от военных действий и кому, как не её жениху, быть для неё сопровождающим? Но теперь об этом можно забыть. Оба (и он, и я) должны будем играть в солдатиков, и далеко не факт, что из-за вашего нежелания рожать детей, на этом моменте род Грумбергов не прервётся.

- Вы рассуждаете о вашем собственном сыне, как о племенной скотине. Все мои подозрения были небеспочвенны. Вы нисколько не любите Антуана, раз думаете не об его безопасности, а о том, как бы он дал вам потомство. Какого-либо малыша, которого вы в силу его малого возраста, сможете спрятать для того, чтобы он плодился и плодился.

- Каролина, да замолчите вы! – гневно прикрикнул на жену Герман Грумберг. – От вашей непроходимой глупости и острого языка я за тридцать лет брака более чем устал.

- О, так вы помните сколько мы уже вместе? Что же я не дождалась никакого подарка на годовщину?

- Ваш подарок то, что я ещё не придушил вас вот этими руками, – потряс перед её лицом руками Герман Грумберг. И, так как несмотря на его возраст, мужчиной он был по прежнему крепким, леди Каролина высокомерно задрала нос, но благоразумно промолчала. - Я не в восторге от изменения в наших планах, и всё же подобная предусмотрительность необходима. Антуана нужно женить.

- Только не в ближайший год, это оскорбит Их величеств.

- Разумеется, - не задумываясь, подтвердил Герман Грумберг. – В любом случае нам нужно время, чтобы присмотреться к возможным пассиям.

- И исходя из чего к ним присматриваться, раз уж война может разрушить положение любого древнего рода?

Вопрос был сложным, но ответ на него граф знал. Некогда его предки уже принимали аналогичное решение. Он не был бы первым Грумбергом, кто богатству или же значимому происхождению невесты предпочёл бы для сына другое.

- Личные качества, - твёрдо сказал он. – Супруга Антуана должна внести в наш род то, что никакая война отнять не сможет. В ней должна течь сильная кровь.

***

Мила могла бы посмеяться над стараниями командора довести её до отчаяния. Всё же терпеть холод ей было привычно, да и, смех и грех, кормили на Стене Мрака в разы лучше нежели в академии. Тут вон, ни разу ещё не было такого, чтобы в похлёбке куска мяса не плавало.

Да, Мила бы посмеялась над командором, если бы эта образина не имела все шансы на успех. Увы, унижать женщин сея зверюга умела знатно, и большинству здешних мужчин это было по нраву.

Начать с того шока, что Мила испытала, когда увидела местный бордель. Им оказался длинный и плохо отапливаемый барак, треть которого была отведена под расположенные вдоль стен трёхъярусные нары. От спёртого воздуха там, казалось, было нечем дышать, женщины ютились в этом маленьком помещении, как муравьи в муравейнике. При этом выйти оттуда они имели право, только когда их поимённо вызывали одну за другой для понятно какого дела. Даже справлять нужду они были вынуждены в не так часто выносимые вёдра. Они томились взаперти сутками, лишь раз в неделю их закованной в наручники толпой выводили в баню для мытья и стирки. С ними обращались хуже, чем со скотиной. Насильно стерилизованные, им даже разговаривать, кроме как друг с другом, было строго-настрого запрещено. Наказания не заставляли себя ждать. Этих женщин нещадно секли, Мила своими глазами видела это. Она тогда, глядя на исполосованную спину, вмиг подумала, что уж лучше закончить жизнь самоубийством. Увы, вскоре ей поведали, что за подобное наказали бы весь барак, а потому женщины сами пристально следили, чтобы такого не произошло. Это была страшная круговая порука, которой никто не возмущался. Женщины права голоса не имели. Рядовых мужчин (а отправляли насильно служить на Стену Мрака только отпетых негодяев) всё устраивало. Вместо положенного четвертования их добротно кормили, да ещё за свой труд они получали право занимать время от времени одну из каморок борделя. Отказывался от заслуженной привилегии редко кто. А офицеров и магов, вроде совестливых или же брезгающих «скотиной», давно уже крепко сдавила рука командора. Да и не могли они не признать, что благодаря такому вот изуверству отребье в узде держать получается. И стараться в работе им стимул есть, и ссориться не из-за чего – тут чьей очередь женщины подошла, та тебе и достанется…

Собственно, из-за написанного уже понятно, что едва ли не мгновенно пожалела Мила о своём неумении язык за зубами держать. В академии как-то никто не заставлял её с утра до вечера стоять на подъёмной платформе (пронизываемой ветром и опасно кренящейся то ниже, то выше) ради того, чтобы муторно ледяную кладку магией укреплять. И никто там не отпускал столь откровенные сальные шуточки, стоило ей пройти мимо. Ведь слух, что она женщина, быстро разлетелся, и солдатне захотелось всласть погоготать над практиканткой. Какое никакое, а это было для них развлечение. И ещё веселее им стало, когда после пятого утреннего построения в её жизни несчастную Милу отрядили тренировками заниматься. Именно так началась для молодой женщины и окружающих её негодяев неделя традиционных карнавальных празднеств.

При этом стоит сказать, участи быть привлечённым к физическим тренировкам никто на Стене Мрака не мог избежать, будь ты хоть маг, хоть офицер. Минимум дважды в неделю (а то и больше в качестве наказания) приходилось раздеваться до кальсон и рубах и, для начала, бегать под надрывный ор одного из четырёх помощников командора. Скудность одежды обеспечивала старания, потому что сбившимся с шага никто одеваться не разрешал. Они должны были валяться на снегу, пока не смогут продолжить тренировку.

- Не вздумай упасть, - шикнул на Милу бегущий подле неё Кириан, – иначе завтра опять на плацу окажешься.

Уняв желание матюгнуться, Мила крепко стиснула зубы и собралась. К счастью, второго дыхания ей хватило, чтобы закончить экзекуцию наравне со всеми. Помощник командора объявил десятиминутный перерыв, и все люди скопом ввалились в предназначенную для отдыха избу. Многие мужчины при этом, несмотря на усталость, откровенно пялились на Милу. Из-за того, как вспотело тело, рубаха плотно прилипла к её груди, а кальсоны и так более чем хорошо очерчивали зад и ноги.

- Хватит вам сюда пялиться! – отдышавшись, прикрикнул на солдатню Кириан, но, само собой, некий храбрец нашёлся:

- А не то что, целитель? Чего ты мне, сука, сделаешь?

- Да вот именно, что ничего тебе не сделаю. Как нежить тебя укусит и в лазарете окажешься, сам уж поймёшь отчего чернеешь и легче тебе не становится.

Злить целителя в таком месте, как Стена Мрака, действительно себе дороже было, а потому мужчины заворчали, но всё же больше старались не смотреть в тот угол, куда вжалась Мила. Кириан тем временем набрал в ковш воду и, поднеся его Миле, спросил:

- Всё хорошо?

- Нет, - кисло ответила она, прежде чем тихо зашептала со злостью. – Было бы хорошо, если бы ты подтвердил, что у меня дни женские и не могу я поэтому тренироваться вместе со всеми. Сложно было солгать, что ли?

- Во-первых, не та причина, чтобы командор к ней прислушался. А, во-вторых, с него сталось бы ради смеха штаны с тебя стянуть. Для личной проверки типа. И уж тогда, кабы не над чем смеяться было, он бы мне ещё пару нарядов вне очереди за Стену впаял. А я уже нет, я поумнел как-то.

То, что патрулировать местность за Стеной, считалось делом опасным, Мила давно поняла. Это небольшое и очерченное неровным кругом пространство по самой длинной своей диагонали можно было пересечь всего за пол дня пути, но возвращались оттуда в полном составе не так часто, как хотелось бы. Раз за разом точка связи преподносила неприятные сюрпризы, и даже маги не чувствовали себя в безопасности.

… Во всяком случае, целители точно себя в безопасности не чувствовали. Они не так часто обладали боевыми умениями, способными упокоить строптивую нежить, но по правилам патрульный отряд должен был включать в себя пятерых мечников, трёх копейщиков или алебардщиков, двух стрелков, одного некроманта и, к горю Кириана, целителя.

- Да ваш проклятый командор и так с меня штаны стянул! – хлопнув себя по кальсонам, со злостью воскликнула Мила, но, оттого как на неё мужчины покосились и захохотали, снова перешла на шёпот. – Кириан.

Ответа не было.

- Кириан.

- Что? – всё же оторвался маг от показа солдатне своего кулака.

- Мне за бег в кальсонах быстро впаяют надругательство над честью магического сообщества.

- Чушь не неси. Ты ещё скажи, что грязные сапоги честь магического сообщества порочат, - покрутил он пальцем у виска. – По жизни всяко бывает, и уж тем более в полевых условиях. Как ещё тебе эту тренировку выдержать, если в корсете в принципе дышать сложно?

- Вообще-то, именно поэтому я его чисто для вида шнурую. Просто, чтоб во время ходьбы не спадал, - сообщила молодая женщина, но, заметив заинтересованный блеск в глазах собеседника, поспешно перешла на другую тему. – Праматерь демонов, да к чему магам такие тренировки в принципе? Зачем над нами так издеваться? Ведь что там дальше, бой на палках, да?

- Да. А для чего? Так в здоровом теле здоровый дух, - бодро ответил Кириан, но, подумав, объяснил больше. – Местность за Стеной приходится патрулировать постоянно. Собственно говоря, каждый день. Просто обязанности между четырьмя секторами Стены поделены равным образом, а так всё одно там окажешься. И уж лучше быть готовым к тому, чтобы и драпать резво, и защищаться бодро. Да хоть той же самой палкой.

- Ладно, убедил. Но зачем каждый день туда наведываться?

- Чтобы проверять, не засела ли где‑нибудь нечисть сродни той, что при накоплении массы во что-нибудь опасное самостоятельно трансформироваться может. И непредвиденные ситуации при таких вылазках скорее правила, нежели исключения. Более того, в последние лет семь-восемь наша точка связи намного активнее стала. Я этих времён не застал, всего третий год здесь, но, говорят, ранее более двух раз в год прорыв не случался.

- Какой ещё прорыв?

- Когда точка связи не просто открывается, а через неё орда нежити прямо-таки прёт, - пояснил Кириан и с кислой насмешкой предположил. – Миграция в этом мёртвом мире, что ли? То один зомбяк какой-нибудь хилый, то аж словно воочию энциклопедию по умертвиям видишь. И раньше это редко было, а нынче едва ли не каждый месяц.

- Хм. А когда в последний раз провыв произошёл? – с тревогой спросила Мила.

- За два дня до твоего появления. Много народа тогда полегло.

Молодая женщина вмиг испытала облегчение. Ей было приятно слышать, что у неё есть все шансы некий прорыв не застать. Но также ей сделалось стыдно радоваться - Кириан вмиг спал с лица. А затем он, заметив её сочувствующий взгляд, рассказал о потерях.

- Особенно нашему сектору досталось, нежить взяла и скопом к нам напрямик двинулась. Так вот и вышло, что всего за одни сутки мы сорок три человека потеряли. Из них двух целителей и трёх некромантов.

- Так много магов погибло?

- Да. Магу здесь за спину воина особо не спрятаться. Мы гибнем постоянно, потому что не на кого нашу работу перекладывать. Вот, вскоре ожидаем пополнение в наш стан будущих смертников, - угрюмо улыбнулся Кириан. – А пока приходится туго. Ведь сколько нас здесь осталось? Если вместе со мной считать, то трое целителей. Из третьего сектора к нам временно некроманта перевели, и поэтому их теперь двое будет. Магов льда очень ждём, потому что одному Иштвану даже вместе с тобой за всем не присмотреть. Он слишком стар.

- Так где прочие криомаги? – нахмурилась молодая женщина. – Ты не говорил, что они погибли.

- Видишь ли, это направление магии считается здесь больше сопутствующим, поэтому приоритет на тех магов, кто совмещать криомагию с чем-либо ещё может. И все те, кто совмещать мог, прошлый прорыв не пережили.

- Ясно.

На этом коротком слове разговор пришлось прервать. Появился помощник командора, и тренировка продолжилась. Мила вслед за мужчинами вышла из избы и, едва ли не со стоном, взяла поданную ей длинную палку. Она предчувствовала обилие будущих синяков.

Загрузка...