Я выкапываю свечкой шмеля, Пауль — рыбу-камбалу, а Людмила, скрипя зубами, — пятно воска.
— Не понимаю: зачем всё это? — вопрошает она и чересчур наклоняет свечу. Жидкий воск капает слишком быстро, почти течёт и окрашивается чёрным. Так, конечно, никакого искусства не получится. Скульптору-восковику полагается держать свечу, словно кисть над мольбертом.
— В Польше, — говорит Людмила, а её пятно всё растёт и растёт, — мы тоже делаем таких зверушек, только из стекла! И получается очень красиво, это же ручная работа! А не то что свинство разводить, как вы! Будто поросята, честное слово. Или малыши трёхлетние.
И недовольно морщит нос.
— У тебя есть машина, Людмила? — спрашиваю я.
— Нет… — говорит она, невая*.
А потом восклицает «Да!», смотрит на меня радостно и смеётся.
— Да! У меня машины нет, а у Якуба есть. Он же на машине сюда приехал! — Она внимательно смотрит на нас. — А почему ты спрашиваешь?
— Ты водить умеешь?
Людмила прищёлкивает языком и на секунду поднимает глаза к небу, как будто хочет дотронуться взглядом до облаков. По-польски это означает «ясное дело».
— А тебе зачем? — желает она знать.
— Как ты думаешь, можно было бы взять машину Якуба?
Людмила скрещивает руки на груди.
— Смотря для чего.
— Нам обязательно надо поехать кое-куда, — говорю я. — Вместе с мамой. И не откладывая. И ещё у Пауля день рожденья. Надо отпраздновать. А машины у нас нет, и водить никто не умеет.
— Только чтоб Сырный Генерал и Ричи тоже поехали! — говорит Пауль.
Людмила задумывается. Считает в уме и на пальцах — и снова невает.
— Людмила! — говорю я. — Ну пожалуйста! Мы заплатим за бензин и за ночёвку. Всего на одну ночь.
— Пожалуйста! — вторит Пауль.
— Я ума ещё не лишилась! — говорит Людмила и стучит пальцем по лбу. — Нас же пятеро человек, а ещё собака, две черепахи, и, я так понимаю… — она показывает на чёрно-белую тигролошадь, — зебра тоже едет?
Она делает паузу, а мы с Паулем переглядываемся и смеёмся.
— Я спрошу у него, — говорит Людмила. — Когда у тебя день рожденья, Пауль?