Упырь

Глава 12

Даг крутил педали по Лафман-Роуд. Спицы на его колесах тихо гудели, когда шины проходили круг за кругом. Белые отражатели его велосипеда вспыхивали в темноте, когда на них падал лунный свет. Он проскочил мимо подъезда Кэтчера, но если доберман не спал, он не стал его преследовать. Вздохнув с облегчением, Даг поехал дальше.

Он проснулся весь в поту, когда рот его матери сомкнулся над ним. Каким-то образом ей удалось стянуть с него пижаму, пока он спал. Испуганный и дезориентированный, он отпрянул от нее и оглядел свою спальню, гадая, как она сюда попала.

Потом он увидел. Хотя он потратил свои скудные сбережения на замок для двери, он забыл закрыть окно. Оно висело открытым, а сетка отсутствовала. Его мать, будучи пьяной, сумела снять сетку. Потом она залезла внутрь, пока он спал, измученный травмирующими событиями дня.

Она снова потянулась к нему. Даг отбился от нее, сумев натянуть пижаму, пока она сидела на полу и плакала. Потом он утешал ее, прижимая к себе и шепча утешительные слова, пока она не отключилась, пуская слюни ему на плечо.

Как только она начала храпеть, он выскользнул из-под нее, оделся и ушел. Было без четверти полночь.

Если повезет, Тимми еще не спит, возможно, читает комиксы под одеялом с фонариком. Даг мог бы постучать в окно и остаться на ночь.

Ночью Лес Боумана был совсем другим. Страшным. Сучья деревьев, казалось, тянулись над дорогой, хватаясь за него. Темнота между их стволами была сплошной, и из нее доносились странные звуки. Ночные звуки: треск веток, шелест листьев, стрекот сверчков, что-то, что могло быть совой, или смех.

Дрожа, Даг стал крутить педали быстрее.

Слева от него щелкнула еще одна ветка, как будто что-то следовало за ним. Потом еще одна.

Чем быстрее он ехал, тем быстрее нарастали звуки треска.

В его голове возникли образы Джейсона, Майкла Майерса и всех остальных маньяков из фильмов, которые он имел несчастье видеть. А что, если убийца Пэта сейчас в лесу, наблюдает за ним, выжидает? В конце концов, это они с Тимми обнаружили машину Пэта - и самого Пэта.

Он снова прибавил скорость, и ветер взъерошил его волосы, охлаждая пот на лбу. Педали отбивали ровный ритм, стуча о неисправную подножку велосипеда. Он давно собирался починить его, может быть, попросить отца Тимми установить новый, но денег на это пока не было, так как большая часть его сбережений уходила на конфеты и видеоигры.

В конце концов, треск затих. Даг укорил себя за глупость. Возможно, это был просто олень или белка.

Где-то в глубине леса заунывно и одиноко звенела свиристель.

Даг слышал о них старые сказки - если вы слышали пение белых свиристелей поздно ночью или перед рассветом, это означало, что кто-то из ваших близких умирает. Когда птица запела снова, Даг понадеялся, что эти истории неправда. Умерло уже достаточно людей. Ему не нужно было больше.

Иногда он думал о смерти. На что это будет похоже. Будет ли больно. Случится ли что-нибудь потом, как обещал преподобный Мур, или будет только забвение.

Из этих двух вариантов он предпочитал забвение. Спать было хорошо. Даг любил спать.

Это было единственное время, когда ему не нужно было думать, не нужно было чувствовать.

Даг доехал до перекрестка с Энсон-Pоуд и остановился, чтобы перевести дух. С облегчением он заметил, что в гостиной Грако горит свет, а это означало, что по крайней мере один из родителей Тимми еще не спит, а может быть, и Тимми тоже. Обе машины стояли на подъездной дорожке. Все были дома - вся семья.

Семья.

Даг жалел, что у него такого нет. Он проводил время в одиночестве, мечтая о том времени, когда его отец еще был рядом. Он часто жалел, что не ценил то время, пока оно длилось. Его родители казались счастливыми, по крайней мере, ему. И казалось, что они тоже были счастливы с ним. Его отец говорил: "Я люблю тебя". Они делали что-то вместе. Говорили о разных вещах.

Отец никогда не называл его ни "толстяком", ни "тюбиком", ни "педиком", как это делали дети в школе или отец Барри.

В последний месяц, когда он был с ними, все изменилось.

Незаметно. Даг не заметил этого в то время, но задним числом все стало ясно. Его отец казался замкнутым.

Отстраненным. Раздражительным. Сначала Даг решил, что это как-то связано с тем, что его мать потеряла работу. Но нехарактерное поведение продолжалось. Последние несколько недель Даг и его мать ужинали в одиночестве. Его отец не приходил домой после работы - иногда вообще не приходил. Он проводил ночь в другом месте. Он никогда не говорил, где именно, по крайней мере, Дагу. Он слышал, как родители спорили об этом, но тогда он не понимал, что происходит, и боялся спросить. Он думал, что, возможно, это было что-то, что он сделал.

И вот однажды ночью отец снова не пришел домой, а на следующее утро его все еще не было. Он так и не вернулся. Не попрощался. Не объяснил Дагу, не сказал ему, куда идет, не сказал, что любит его в последний раз.

Он просто... ушел.

Отец бросил его ради официантки, которую Даг никогда не видел. Хуже того, отец оставил его наедине с матерью, прекрасно зная, на что она способна.

С тех пор Даг чувствовал пустоту и опустошенность. Чувствовал себя мертвецом.

Так что, возможно, забвение было не такой уж плохой альтернативой, если внутри он все равно уже был мертв.

В свои двенадцать лет Даг чувствовал себя на восемьдесят.

Он спрыгнул с велосипеда и толкнул его к подъездной дорожке Грако, изо всех сил стараясь не шуметь. Цепь тихонько звенела, спицы щелкали. Он осторожно положил велосипед во дворе, а затем пополз назад. Трава прилипла к его ботинкам, роса намочила ноги. На мгновение поднялся ветерок, и в тишине зазвенели ветряные колокольчики миссис Грако. Даг попросил их замолчать, и ветер снова утих. Он направился к окну Тимми, споткнулся о палку и замер, ожидая, не услышат ли его.

Он заметил, что окно спальни Тимми было темным, как и все остальные огни в доме, кроме гостиной, где из-под штор пробивался мягкий желтый свет.

Даг сделал паузу, размышляя, что делать дальше. Кто-то явно не спал, но, скорее всего, это был не Тимми. Даже если Тимми не спал, его родители не знали об этом, потому что у него не горел свет. Если он постучит в окно Тимми, то рискует тем, что его может услышать тот, кто еще не спит.

Если мистер или миссис Грако поймают его, то не только Тимми попадет в беду, но и они настоят на том, чтобы либо позвонить его матери, либо самим отвезти его домой. А он ни за что не собирался возвращаться домой сегодня.

Он прокрался обратно к дому и подкрался к большому картинному окну в гостиной. Прижавшись носом к стеклу, Даг заглянул в щель между шторами. Отец Тимми сидел на диване. Рядом с ним на тумбочке стояла полупустая бутылка "Джека Дэниелса". Глаза Дага расширились от удивления. Мистер Грако редко пил, особенно по вечерам. Но больше всего его шокировал не алкоголь. А выражение абсолютного страдания, запечатленное на лице Рэнди Грако. Отец Тимми плакал; крупные, жирные слезы блестели на его щеках. Его глаза были красными, а тело сотрясалось при каждом всхлипе. Даг никогда не видел его таким эмоциональным - даже на похоронах Дэйна Грако. Он выглядел израненным. Измученным. Странным образом казалось, что он не плачет, а смеется, поскольку не было слышно ни звука. Но затравленный взгляд его глаз говорил о том, что этот человек страдает.

Даг отступил от окна. Он чувствовал себя как-то неправильно, подглядывая за отцом своего лучшего друга в такой интимный и мрачный момент. Что-то определенно было не так, но что бы это ни было, Дагу придется подождать до завтра, чтобы это выяснить. Сейчас он никак не мог рискнуть разбудить Тимми. А о том, чтобы пойти к Барри домой, не могло быть и речи. Он не мог пойти домой. Он не мог провести ночь с друзьями. Поэтому у него оставался только один выход.

Землянка.

Вздохнув, Даг собрал свой велосипед. Он спустился по подъездной дорожке и выехал на Энсон-Роуд.

Когда он оказался вне зоны слышимости, он снова начал крутить педали. Доехав до кладбища, он замедлил ход. Несмотря на то, что они часто играли там после наступления темноты, ночью там было жутковато. Жутче, чем даже в лесу Боумана. Особенно когда он был один. Легкие клубы тумана вились вокруг оснований надгробий и деревьев. Луна, казалось, застыла над головой, яркая и полная, излучая сияние, но не тепло. В отличие от леса Боумана и остальной сельской местности, на кладбище было тихо.

Не стрекотали сверчки.

Не пели птицы.

Даже совы или свиристеля не было.

Это было странно, как будто мать-природа затаила дыхание.

Кладбище казалось пустым.

Несмотря на влажность воздуха, Даг дрожал.

Он взбирался на холм, запыхавшись, разгоряченный и сильно вспотевший. Велосипед казался тяжелее обычного, и он жалел, что у него не хватает сил, чтобы крутить педали, а не толкать его в гору. Он не стал приближаться к дому Барри, а свернул с дороги в старую часть кладбища.

Несмотря на то, что дорога все еще шла в гору, идти стало легче. Земля была мягче, а мокрая роса пропитала его кроссовки и охладила ноги.

Он добрался до вершины холма и остановился, чтобы перевести дух. Затем он снова сел на велосипед. Слева от него вдалеке возвышался полуразрушенный хозяйственный сарай. Один только вид его наводил на Дага ужас и тоску. Воспоминания того утра были еще свежи. Ему казалось, что он все еще слышит жестокий, издевательский смех и невнятную речь Кларка Смелтцера, как будто тот находится рядом. Это казалось очень реальным, как будто мистер Смелтцер все еще был там.

А потом, с толчком паники, Даг понял, что так оно и есть.

Кларк Смелтцер прислонился к высокому гранитному памятнику возле хозяйственного сарая, в новой части кладбища. Несмотря на надежную опору, пьяный смотритель раскачивался взад-вперед. Одна рука обнимала камень. Другая в волнении размахивала вокруг.

Он сжимал в руке бутылку, и жидкость плескалась в такт его резким движениям.

Его голос был оживленным - громким и сердитым. Он с кем-то разговаривал, но со своей точки обзора Даг не мог разглядеть, кто это. Он напрягся, чтобы расслышать. Ветер переместился в его сторону, и он уловил обрывки разговора. Ветерок донес и кое-что еще - неприятный запах, похожий на тот, что доносился из дыры под полом сарая. Даг предположил, что зловоние исходит именно оттуда.

- Не впутывай их в это, - пригрозил мистер Смелтцер тому, с кем он разговаривал.

- Это не было частью сделки.

Он дернулся в сторону, все еще держась за могильную плиту, и Даг мельком увидел незнакомца. Кто бы это ни был, он оказался голым и почти без волос, за исключением ног. Его глаза расширились. Да, этот человек, кто бы это ни был, действительно был голым и определенно мужчиной. Его кожа была очень бледной, и казалось, что она... светится?

Этого не могло быть.

Он прищурился, пытаясь разглядеть все четче. Его пульс участился. В горле встал комок. Если мистер Смелтцер сейчас обернется или если незнакомец заметит его через плечо смотрителя, его схватят. Он уже видел, на что способен отец Барри средь бела дня. Неизвестно, на что он способен под покровом ночи, особенно в такой ярости, как сейчас.

Медленно, осторожно Даг повернул велосипед вправо и направился к церкви.

Он затаил дыхание, надеясь, что цепь не зазвенит. Спицы мягко щелкали. Он молился, чтобы они не заметили отражатели на велосипеде. Он планировал объехать церковь, чтобы строение закрыло его от их взглядов, а затем свернуть на нижнюю кладбищенскую дорогу - ту, что граничила с пастбищем Люка Джонса, - к землянке. Если понадобится, он мог бы даже пойти длинным путем и проехать через само пастбище. Как только он окажется внутри землянки, он будет в безопасности. Они никак не могли наткнуться на него в темноте.

С трудом сглотнув, он попытался успокоить свои страхи, попытался сделать из этого игру. Он был Ханом Соло, пробирающимся на борт "Звезды Смерти" и прячущимся от имперских штурмовиков. Его "BMX" на самом деле был "Tысячелетним Соколом", самым быстрым ведром с болтами во всей Галактике. Он попытался вспомнить фразу из фильма о "прыжке Кесселя", но ему было слишком страшно, чтобы вспомнить ее.

Отойдя подальше, он забрался на велосипед, вознес тихую молитву и поехал прочь. Его ноги опустились на педали, и он осторожно покачал их. Педали пошли по кругу и ударились о неисправную подножку.

Ка-чунк.

Даг хныкал.

Позади него что-то завизжало, как чудовищная, разъяренная свинья.

- О, черт! - Даг крутил педали так быстро, как только мог.

Велосипед набрал скорость и помчался в сторону церкви. Шины хрустели по гравию, цепь велосипеда звенела. Кларк Смелтцер вскрикнул в замешательстве, но Даг не потрудился обернуться. Он услышал, как ноги шлепают по земле, преследуя его, приближаясь тяжело и быстро. Ужасная вонь, казалось, преследовала и его, становясь все сильнее.

Он перегнулся через руль, стиснул зубы и изо всех сил крутил педали. Сзади раздался еще один ужасный крик, а затем звуки преследования стихли. Он свернул на парковку и выехал на дорогу, проезжая между домом Барри и церковью. Окна в каждом из них были темными, что еще раз подтвердило, как поздно уже было.

Я здесь совсем один, - подумал он. - Если сейчас что-то случится, никто никогда не узнает.

Рискнув оглянуться через плечо, он не увидел ни отца Барри, ни таинственного воющего незнакомца. Он сделал глубокий вдох, задержал его и прислушался.

Тишина.

Кто вообще издает такие звуки? Даже тот парень, который делал все эти звуковые эффекты в фильмах о "Полицейской академии", не смог бы издать такой звук. Это было больше похоже на животное, чем на человека.

Он подождал еще несколько секунд, его мышцы напряглись, готовые к бегству, если появятся признаки преследования. Никто не появился. Видимо, они сдались. Облегчившись, Даг потянулся вниз и похлопал велосипед по перекладине.

- Хороший мальчик, - прошептал он. - Точно вытащил нас из этой передряги. Хотя нужно починить подножку.

Он поехал дальше в ночь. Он решил, что, возможно, смерть и забвение - это не совсем то, чего он хотел.

Смелтцер стал проблемой. Разозлившись, смотритель вдруг стал предъявлять требования и отказывался выполнять приказы упыря. Он был пьян почти до беспамятства и угрожал раскрыть подземное логово упыря - яму для размножения и все такое. На кулаках смотрителя была засохшая кровь, и, судя по запаху, она принадлежала его детенышу. В таком пьяном и неразумном состоянии Смелтцер был уже бесполезен. Упырь уже собирался убить его, когда им помешал ребенок.

Существо приказало Смелтцеру привести ему еще самок и предупредило, что если он этого не сделает, то у него не останется выбора, кроме как забрать собственную женщину Смелтцера, а также женщин, живущих в домах поблизости. Несмотря на это, могильщик отказался. Набравшись храбрости из своей бутылки, он стал вести себя воинственно. Он жаловался на присутствие полиции и на то, что закон задает вопросы. Упырь ничего об этом не знал, проводя светлое время суток во сне глубоко под кладбищем. Он был недоволен, узнав, что его первая жертва - юноша, чью подругу он украл, - была найдена, и еще больше разозлился, узнав, что Смелтцер не избавился от тела юноши должным образом. И снова упырь скрежетал зубами в досаде на заповедь Создателя - не вкушать живой крови и не есть живой плоти.

Он усмехнулся, вспомнив ребенка, чья нога провалилась сквозь крышу туннеля.

Упырь только царапнул его, но он слышал, как ребенок на поверхности сверху рассказывал своим спутникам, что его укусили. Упырь не был уверен, но подумал, что это мог быть тот самый ребенок, который помешал им сегодня ночью. Запах был похожим. Он должен был укусить его. Упырь не нарушал заповеди, пока трое молодых людей не вторглись в его подземный дом. Но даже тогда он не поглотил их тела сразу. Он насладился лишь небольшим вкусом. Но это было в процессе защиты своего логова, и упырь чувствовал себя оправданным.

Оглядываясь назад, он должен был поступить так же, когда этот пьяный дурак, Смелтцер, впервые освободил его из тюрьмы. Он должен был проигнорировать закон Создателя, когда наткнулся на молодую пару, скрестившуюся на кладбище. Когда он убил самца и взял самку в качестве своей первой подруги, он должeн был сожрать тушу молодого человека. Он этого не сделал, и потому, что оставил дело избавления от тела в руках человеческого сообщника, его дом и безопасность оказались под угрозой. Его семья - новая семья упыря - теперь была под угрозой.

А может быть, все это произошло в результате того, что упырь нарушил заповедь? Может быть, Творец выказывал свое недовольство.

Он намеревался убить своего человеческого сообщника, оторвать голову Смелтцера от его тела и искупать в теплом красном фонтане, но ребенок помешал этим планам. А теперь ребенок сбежал и мог рассказать об этом другим. Скоро придут люди, вооруженные не факелами и магией. Не в этот раз. Но все же вооруженные. Он не боялся их оружия и боеприпасов. Он боялся, что его обнаружат до того, как у него появится шанс стать родителем. Переселение отложило бы эти планы.

Упырь остановился в своих размышлениях, остановившись перед черным мраморным надгробием с витиеватой надписью, позолоченной золотом. В центре камня доминировал символ креста. Он был высечен с очевидным мастерством и тщательностью. Под гравировкой были слова: "Он воскрес".

Рыча, существо подняло одну ногу и помочилось на символ. Едкая струя брызнула на надгробие и стекала на траву, дымясь в темноте.

- Вот что я думаю о твоей заповеди. Он воскрес? Да. Он бы не воскрес, если бы в гробнице с ним был кто-то из моего рода. Он был бы еще одним "блюдом". Не более того. Тогда где же твой великий план?

Упырь скрежетал зубами от досады. Ребенок исчез, растворился в ночи. Но его запах был знаком. Теперь упырь был уверен. Он уже несколько раз чувствовал этот запах: в тот день, когда нога мальчика провалилась в туннель, и сильнее всего - из отдельной норы на краю кладбища - норы, сделанной руками детей. Сын Смелтцера, ребенок с этого вечера и еще один. Он обнаружил нору предыдущим вечером, когда рылся в соседней могиле, но тогда не придал этому значения. Теперь он знал лучше.

Фыркнув, он перепрыгнул через надгробия и помчался обратно к Смелтцеру. Мужчина свалился на землю, прислонившись спиной к статуе. Глаза его были прищурены, дыхание сбивчиво. Бутылка все еще была крепко зажата в его руке. Смотритель что-то пробормотал себе под нос.

Упырь опустился на колени рядом с ним и взял его подбородок в свои когтистые руки. Длинные черные когти впились в покрытые щетиной щеки Кларка, собирая маленькие бисеринки крови. Он поднял его лицо кверху.

- Скажи мне, кем был тот ребенок?

Кларк вздрогнул. Дыхание существа разбудило его; оно воняло прогорклым мясом, а между зубами были кусочки разложившейся плоти.

- Кто?

Упырь сжался от нетерпения.

- Ребенок. Мальчик, которого я только что преследовал. Как его зовут?

- Даг, - пролепетал Кларк. - Даг Кайзер. Педик... жирный мальчишка. Не о чем беспокоиться.

- Об этом буду судить я. Дважды за сегодня мое убежище было скомпрометировано. Я не могу позволить этому продолжаться. Мне важно, чтобы моя раса снова жила. Все, что имеет значение - это мои дети.

- Дети - это не... Дерьмо.

Кларк отрыгнул прямо в морду чудовища, а затем сделал глоток "Дикой индейки". Его дыхание воняло почти так же сильно, как и сам упырь.

- Ты испытываешь мое терпение, копатель могил.

Не обращая внимания на существо, Кларк продолжил:

- Дети просто не понимают. Нужно показать им, кто... босс. Немного поколотить их.

Упырь выпятил подбородок.

- Этот ребенок Кайзера живет поблизости?

Пожав плечами, Кларк снова поднес бутылку к губам. С низким, грохочущим рыком упырь отбил ее. Бутылка разбилась о могильную плиту. Кларк поморщился от потери.

- Мое терпение истощается. Слушай внимательно. Ребенок живет поблизости?

- Да, рядом с домом Сойера. Он приходит и уходит. Иногда... иногда он остается с моим мальчиком и ребенком Грако. Спустись вниз по склону.

Сделав паузу, упырь понюхал воздух.

- Этого недостаточно, - заикаясь, произнес Кларк. - Чего бы ты мне ни дал, этого недостаточно. По ночам... когда я пытаюсь заснуть... я слышу крики тех женщин. В моей голове.

- Тиxo.

Ноздри упыря разгорелись, уловив запах. Мальчик вернулся. Не совсем рядом, но все же достаточно близко, чтобы ветер донес его запах. Возможно, он пробрался на кладбище с другой стороны, намереваясь укрыться в своем маленьком логове. Ухмыляясь, он обернулся к смотрителю.

- Ты недоволен нашим соглашением? Тогда радуйся.

- Почему? Мне нечему радоваться.

- Еще как есть. Пришло время закончить наши дела, как ты и хотел.

- Что это значит?

В ответ упырь издал дикий рык и ударил когтями. Когти впились в лицо Кларка Смелтцера, сдирая кожу на его щеках, носу, подбородке и горле. Раскаленная докрасна боль заглушила действие алкоголя. Вскрикнув, Кларк поднес руки к своей искореженной плоти. Его пальцы коснулись лохматых лоскутов кожи. Он отдернул руки и в недоумении уставился на свои красные от капель пальцы, гадая, чья это кровь.

К тому времени, как он рухнул, потеряв сознание, упырь уже мчался к туннелям.

Заповеди были прокляты. Он устал пировать на мертвецах.

Он жаждал крови.

Внутри землянки Даг достал свое неоново-зеленое йо-йо "Дункан Империал" и сделал несколько трюков, пытаясь успокоиться. В конце концов, ему удалось взять под контроль дыхание и сердцебиение. Теперь он был в безопасности. Ни отец Барри, ни тот странный парень (существо?), с которым он общался, никак не могли найти его здесь. Незнакомец напугал его сильнее, чем мистер Смелтцер. Этот ужасный визг, вид его обнаженной кожи в лунном свете, звуки, которые он издавал, когда бросился в погоню. Ничего из этого не было нормальным.

Так кем же он, черт возьми, был?

Ему хотелось, чтобы Тимми был с ним. Тимми был умным. Он знал все, что можно было знать о монстрах и прочем.

Монстрах. Мог ли этот парень на самом деле быть монстром? Это было просто глупо.

Даг убрал йо-йо. Он развернул батончик "Кит-Кат" и включил фонарь. Он попытался рассмеяться. Получилось больше похоже на всхлип.

- Это было не чудовище, - прошептал он вслух, и звук его голоса успокоил его расшатанные нервы. - Скорее, это был насильник. Просто какой-то парень, накрашенный так, что его кожа светилась, или что-то в этом роде. Псих. Любит бегать голым по ночам. Мистер Смелтцер - сумасшедший. Думаю, у него сумасшедшие друзья.

Поедая хрустящий шоколадный батончик, Даг пролистал номер журнала "Boy's Life", прочитал статью о моделях ракет, но ему было трудно сосредоточиться.

Вместо этого он потянулся к ржавой банке из-под кофе, в которой они хранили разный хлам, и достал остро заточенный карандаш. Он разложил перед собой карту и почувствовал гордость. Неважно, что говорили о нем люди. Никто из них не мог создать нечто подобное.

Он начал работать над ней, добавив участок леса, где они с Тимми обнаружили "Нову" Пэта Кемпа - и то, что осталось от Пэта. Он рисовал его по памяти и надеялся, что правильно передает детали. Он хотел закончить ее к утру. Тогда он сможет показать ее Тимми. Это могло бы развеселить его друга. Он не знал, когда у Барри появится шанс увидеть рисунок. Пробираться к нему ночью было очень рискованно, тем более, что его отец, судя по всему, всю ночь напролет слонялся по кладбищу с голым светящимся чуваком.

Даг тяжело вздохнул. Они втроем гуляли вместе с первого класса. Казалось немыслимым, что Барри больше не разрешают видеться с ними. Должно же быть что-то, чем они могли бы заняться, кроме подпольных встреч поздно вечером в землянке. В каком-то смысле Даг с нетерпением ждал сентября, когда снова начнутся занятия в школе. Они могли бы проводить время вместе в школе без ведома бдительного Кларка Смелтцера. К тому же, это лето все равно было каким-то неудачным. Он будет рад, что оно закончилось.

Его большой палец, покрытый шоколадом, оставил пятно в углу карты, но Даг не обратил на это внимания. Он нарисовал контур сосны, затем другой. Он зажал кончик языка между зубами, сосредоточившись на поставленной задаче. Довольный, он тихонько напевал про себя - припев из песни Джона Кугара. Он нарисовал еще одно дерево, а затем дорисовал его.

- Жизнь продолжается, - тихо напевал он, - долгое время после того, как острые ощущения от жизни исчезли.

Единственное время, когда Даг был по-настоящему счастлив, кроме времени, когда он проводил время с Тимми и Барри, это когда он что-то рисовал. Простой акт наброска, затем добавления деталей, оживления чего-то на бумаге, успокаивал его ум, как ничто другое. Это была форма побега. Когда он рисовал, его разум погружался в спячку.

Он не думал ни о родителях, ни о своих проблемах в школе, ни о том, что о нем говорят люди. Все это не имело значения и даже не существовало. Он был поглощен творчеством, отгородившись от всего, кроме картины в своей голове. В каком-то смысле это было похоже на забвение, которого он так жаждал. Он был полностью поглощен этим и отключался от остального мира.

Поэтому, когда несколько мелких камешков и рыхлая земля на полу землянки начали дрожать, он не обратил на это внимания. Он едва заметил, когда карточный стол начал покачиваться. Он просто решил, что случайно ударился об него коленом.

Пока он снова не покачнулся, на этот раз более ощутимо.

Даг уронил карандаш и сел обратно, отодвинув колени от ножек карточного стола.

Он снова затрясся, на этот раз сильнее. Карандаш покатился по карте и упал на грязный пол.

- Что за черт?

Все еще сидя, Дaг наклонился, чтобы поднять карандаш, и заметил, что он скатился в центр пола. Так же как и несколько других предметов - шарик, машинка из спичечного коробка, несколько шариков, выпавших из чьего-то пистолета, пустой М-80, который Тимми сказал им, что хочет разобрать, но, видимо, забыл об этом. Пока он наблюдал, все это и многое другое сползло на середину пола землянки, как будто сам пол обвалился, как и могилы на кладбище наверху.

- О, Боже. Воронка!

Даг услышал приглушенный шелестящий звук откуда-то из-под ног. Он вскочил со стула и бросился к двери люка.

Звук становился все громче.

Ближе.

В центре пола появилось небольшое отверстие, и грунт начал проваливаться в него, как песок сквозь сито. С выпученными глазами Даг возился с веревкой люка. Его пальцы были в поту и шоколаде, и веревка выскользнула из его рук. Позади него карточный стол опрокинулся, рассыпав фонарь и карту. Свет погас, погрузив его в темноту. В ужасе Даг начал плакать.

Он почувствовал слишком знакомую вонь. Она обжигала его ноздри. Он услышал, как в дыру падает еще больше грязи. Весь пол проваливался внутрь.

- Пожалуйста, - молился он вслух, - я не хочу умирать. Правда, не хочу.

Темнота сменилась слабым, жутковатым свечением. Не настолько, чтобы разглядеть его, но все же заметное. Свечение исходило из дыры. Дурной запах усилился.

Что-то шипело.

Это была не какая-то подземная расщелина. Там, под землянкой, что-то жило, и оно прокладывало тоннель снизу вверх.

Отчаявшись, Даг снова потянулся к люку. Позади него шипение сменилось жестоким, злобным смехом. Плача, он закрыл глаза. Когда он был маленьким, Даг часто лежал ночью в кровати, боясь монстра, который, как он был уверен, жил в его шкафу. Когда ему казалось, что чудовище рядом, он закрывал глаза. Он был уверен, что если он не видит монстра, то и он его не видит.

- Папа, - шептал он. - Вернись сейчас же. Пожалуйста? Вернись и спаси меня от монстра.

Он открыл глаза.

Пол вздымался вверх, осыпая его грязью и камнями. Карточный стол, стопка комиксов и порножурналов упали в расщелину. К нему тянулась длинная пара бледных мускулистых рук, едва различимых во мраке. Руки схватили его за ноги, как это делала его мать ранее вечером. Даг бился в когтистые руки, но они держались крепко. Чудовище потянуло его в дыру. Он даже не успел закричать.

Погружаясь в темноту, Даг думал о своем отце и задавался вопросом, любит ли он его по-прежнему.

Как и раньше, отец не появился, чтобы спасти его от монстра.