Уральский следопыт, 1979-01

ПРОЙДЕТ ЕЩЕ НЕМАЛО ЛЕТ…

Ариадна БАЖОВА,

Тимур ГАЙДАР

Из Свердловска пришло письмо. Наш старинный приятель Лев Румянцев, член редколлегии журнала «Уральский следопыт» писал:

B 1979 году совпадают даты. В январе исполняется 100 лет со дня рождения Бажова и 75 лет со дня рождения Гайдара. Раз уж волей судьбы ваши семьи породнились, грех не написать вам о своих отцах. Напишите о их влиянии на выбор вашей профессии, о том, как вы в атом плане влияли к своих детей…

Письмо нас озадачило, порадовало и заинтересовало. В самом деле, как это было?

Выбор профессии – трудное дело, часто не зависящее от склонностей человека. Нередко такой выбор определяют случайность, обстоятельства. Но есть, конечно, и свои закономерности…

Павел Петрович Бажов, как известно, в течение 20 лет был учителем, почти столько же журналистом и, наконец, – писателем. Выбор пути был для него нелегким.

«Если бы не Пушкин, – вспоминал Бажов, я бы так и остался заводским пареньком с 4-классным образованием:. Одаренность мальчика. его феноменальная память и, конечно, понимание родителями того, что без грамоты никуда, помогли Бажову в этом выборе,

Один из исследователей творчества П. П. Бажова пишет о краеведе Н. С. Смородинцеве, который помог Бажовым устроить сына в училище:

«Смородинцев сыграл отрицательную роль в судьбе Бажова, определив его в духовное училище, ведь были же в Екатеринбурге в то время реальное училище, гимназия…

Не будем тревожить тень Н. С. Смородинцева, к которому с такой благодарностью и уважением относился сам Бажов, и не согласимся с исследователем. Реальное училище и гимназия были недоступны для семьи Бажовых по многим и, в первую очередь, по материальным соображениям. Таким образом, учебное заведение выбрано волей обстоятельств. По окончании его единственная возможность продолжить учебу – духовная семинария, хотя

Бажов еще в раннем детстве твердо знал, что хочет быть учителем.

Годы учебы в духовной семинарии только укрепили это решение. П. Бажов часто писал и говорил, что такого насмешливого отношения к духовному сану, как у выпускника семинарии, ни у кого не встретишь. Он окончил семинарию третьим по списку и получил предложение продолжить учебу в Киевской духовной академии, – значит, способности его были оценены высоко. Но Бажов мечтал об университете.

Категорический отказ учиться в академии привел к тому, что он, один из лучших выпускников семинарии, был назначен учителем в небольшую деревню Шайдуриха. И здесь все пошло не гладко. Бажову предложили преподавать закон божий. Он отказался. Не без труда, меняя места работы, добился возможности стать учителем русского языка, арифметики и чистописания. Только позже он начал преподавать и литературу.

Осуществилась мечта родителей: Павел Бажов, сын сысертского рабочего стал учителем! Петр Васильевич, отец, правда, не дожил до этого желанного часа, но мать успела порадоваться. А сам Павел Петрович в своих воспоминаниях писал: «… возможно, если бы не Октябрьская революция, я бы учительствовал всю жизнь».

Но Октябрьская революция повернула жизнь П. П. Бажова в другом направлениион стал добровольцем Красной Армии, партизаном, подпольщиком, общественным деятелем, журналистом. Свою школу журналистики он прошел в «Окопной правде». Во время боев с армией Колчака писал, набирал и распространял газету, Работа в газете «Известия Уревкома» началась с того, что затопленную белогвардейцами типографию доставали со дна рек.

А. БАЖОВА:

Журналистике отец отдал основную часть своей жизни и всегда считал себя журналистом. За год до смерти, будучи членом Союза писателей, автором «Малахитовой шкатулки», лауреатом Государственной премии, он, отвечая на одно письмо, выразился так: «Ваш комплимент считаю преувеличенным. Каждый из нас журналистов знает, что если представится возможность и время, можно написать что-нибудь стоящее».

Так сложилась жизнь П. П. Бажова. Но вполне возможно, что живи он сейчас, когда человек в нашей стране может свободно выбрать профессию в соответствии со склонностями и жил, он стал бы… историком. История всегда манила его неудержимо. Еще в молодые годы он изучал материалы по истории Крестьянской войны под руководством Е. И. Пугачева. Его очерки в газетах свидетельствовали о глубоком знании истории края – будь то Камышловекий уезд, Бухтарма или Белоярка. Его первые книги «Из быта Сысертских заводов», «К расчету», «Бойцы первого призыва», «Формирование на ходу» – результат не только личных наблюдений, но и внимательнейшего изучения архивных документов. Трудно сказать, как в этом случае сложилась бы жизнь П. П. Бажова: написал бы он «Малахитовую шкатулку» или монографию о крепостных рабочих Урала? Но убеждена: будь у него свобода выбора он поступил бы на исторический факультет университета.

У меня такая возможность была, а использовать ее я не собиралась. И это было предметом наших бесконечных разговоров с отцом.

В детстве, как и многие девочки, я мечтала стать, конечно же, только… балериной.

Потом, когда старшие сестры стали учиться – одна в Горном, а другая в Индустриальном институте, – я решила совместить профессии и все допытывалась у отца (он был для меня безусловным авторитетом): можно ли одновременно стать инженером (какое заманчивое слово!) и балериной (а это так красиво!).

– Можно, – сказал отец.

И я долгое время была совершенно спокойна, пока меня не испортила «рано пришедшая слава». Выступая на вечерах школьной самодеятельности с чтением стихов, я срывала аплодисменты чаще, чем мои подруги. Отец, который вначале поощрил мои увлечения и считал, что декламация помогает развивать память и обогащает воображение и сам участвовал в подборе репертуара, видимо, не на шутку забеспокоился, когда, получив грамоту на городской олимпиаде детского творчества, я серьезно уверовала в свои способности и готовилась поступать в театральное училище. Отец был категорически против. Однако, ничего впрямую не запрещал, он действовал своими методами.

– Конечно, то, что хорошо для обыденной жизни, – говорил он за вечерним чаем в присутствии всех членов семьи, – на сцене не смотрится. Вот, например, малый рост. В жизни он не мешает, а на сцене! Разве может артистка в полтора метра ростом играть Анну Каренину или Нину Арбенину?

Я поняла, в чей огород камешки…

– Прекрасная актриса Р., – говорил он в другой раз. – А ты ее биографию почитай. Каково было ей смолоду старух играть? Тоже ведь мечтала о роли Дездемоны… Ридче – на у нас всем хороша, – продолжал он, затаив усмешку, я настороженно ждала, что будет дальше. Только вот нос… великоват.

Я выскочила из-за стола со слезами…

Короче говоря, отец своего добился. Когда настало время выбирать профессию, я не пошла в театральное училище: повзрослела к тому времени, сложилось более реальное представление о своих возможностях. Я уже знала, что ростом маловат, сух, мягко говоря, и е идеальный, внешность обычная…

Но вот убедить меня в другом, в том, что профессии журналиста нельзя научиться, отцу не удалось. Он был глубоко убежден, что человек должен сначала выбрать профессию и в какой-то области стать специалистом, набраться опыта и только потом, ели есть тяга и способности, становиться журналистом.

– Иначе будешь порхать по поверхности явлений и жизни, – говорил он,

С такой постановкой вопроса я не хотела мириться – ждать мне было некогда. Журналисткой я хотела стать сразу, немедленно. К этому, конечно, подталкивала вся атмосфера нашего дома. Не прошли даром рассказы отца, его друзей о поездках по стране, об увиденном и услышанном. На виду была вся творческая лаборатория отца. Короче говоря, профессия журналиста казалась мне тогда, впрочем, как и сейчас, самой увлекательной, живой, разносторонней.

И теперь, когда прошли годы и я занимаюсь совсем другим делом и люблю его, с читаю, что журналисты – интереснейший народ, а их трудная профессия – благородна и увлекательна.

Когда я подала заявление на факультет журналистики Уральского государственного университета имени А. М. Горького, отец возражать не стал, очевидно, считая, раз уж не убедил, то что теперь делать… Тем более, что в семье уже был один «больной вопрос».

У моей сестры Елены были художественные способности. И хотела она ехать в Москву учиться живописи. Но родители ее отговорили. Отец соблазнил е архитектурным факультетом Индустриального института. А когда пришло время поступать, выяснилось, что архитектурного факультета не будет, вместо него – строительный. Ехать куда-то было уже поздно, и Елена потупила на строительный факультет. Но и тут ее отделение оказалось максимально далеким от архитектуры, а тем более от живописи – «водопровод и канализация». Отец считал себя виноватым, что надежды дочери не осуществились. Кстати, напрасно. Свою профессию сестра всегда считала интересной. А рисовала она всю жизнь и сейчас рисует.

Могу сказать, что отец никогда так мало не интересовался моей учебы, как в то время, когда · и училась на факультете журналистики. Но вот когда после окончания факультета я без всяких разговоров и совсем сознательно поступила в аспирантуру по кафедре истории СССР Уральского государственного университета, о был по-настоящему счастлив. Он радовался так, как будто сбылась о мечта.

Т. ГАЙДАР:

Отдельного, особого, серьезного разговора о выборе профессии у нас с отцом, пожалуй, не было. Ну разве можно считать таким разговором тот, вечерний, в марте 1939 года, когда шагали мы с ним по аллее Сокольнического парка в Москве и он; чуть улыбаясь, – даже не поймешь, где эта улыбка прячется, – читал только что Придуманное им шутливое стихотворение:

Пройдет еще немало лет

И стану я и стар и сед,

Тогда взгляну, как за меня

Тимур запрыгнет на коня.

И конь, почуя сей запрыг,

Ногами дрыгнет в тот же миг

И, завертевши хвост трубой,

Помчит Тимура в смертный бой…

Что-то очень грустно у тебя получается, – говорю я. – Ты, и вдруг седой и старый. Так не бывает. И в кавалерию я не пойду. Я на – флот!

– Можно и на флот, – соглашается отец. – Только как у тебя с математикой? Там ведь без синусов, косинусов, тангенсов и котангенсов ни шагу. А в кавалерии что? Сабля острая, карабин короткий, шинель длинная да конь лихой.

И опять не поймешь, шутит он или серьезен.

Впрочем, и без серьезного разговора, как-то само собой, и ему и мне с самых малышовых лет было ясно, что путь в жизни мне предстоит военный. Конечно, прежде всего в этом сказывалось влияние отца, для которого самым святым в жизни навсегда оставались боевые знамена Красной Армии.

Помню, в 1931 году ж ил и мы в крошечной, узкой, похожей на пенал комнатке в старом каменном доме на одной и московских улиц. В ней с трудом помещались кровать, тумбочка и этажерка. Для меня на ночь расставлялась раскладушка. Однажды отец приехал домой на извозчике и привез какую-то огромную, завернутую в бумагу и перевязанную бечевкой плоскую штуковину.

Сначала отец выставил за дверь меня, потом – этажерку, потом застучал молоток.

– Входи, – сказал, наконец, Гайдар.

Занимая полстены, в комнате висел портрет Семена Михайловича Буденного. Копыта его коня взметнулись над кроватью.

– Салют Красной Армии, Тимур!

– Салют, – ответил я немного растерянно.

Так потом мы и жили – под клинком и копытами. А этажерку пришлось отдать дворнику.

Вспоминая теперь детство, я понимаю, что отец был для меня прежде всего не писателем, а военным человеком – командиром РККА.

Он ходил всегда в сапогах, в гимнастерке, в папахе. За всю жизнь у него ни разу не было штатского костюма, и он никогда не завязал на своей шее ни одного галстука. На столе у него лежали учебники по тактике, военные журналы. И если по улице проходила с песней какая-нибудь воинская часть, то даже зимой он рывком настежь распахивал окно.

Он учил меня пользоваться компасом, подарил полевую сумку, и пели мы с ним лишь военные песни.

«Я любил Красную Армию и думал остаться в ней на всю жизнь. Но в 23-м году из-за старой контузии в правую половину головы я вдруг крепко заболел… Долго меня лечили и, наконец, в апреле 1924 года, как раз когда мне исполнилось 20 лет, я был зачислен по должности командира полка в запас», – так написал Аркадий Гайдар в своей автобиографии.

Вполне возможно, что если бы не эта контузия, из-за которой он не смог поступить в академию Генерального штаба, то не было бы писателя Аркадия Гайдара, а был бы генерал Аркадий Петрович Голиков. Кто знает?…

Итак, решающее влияние на меня в выборе профессии оказал отец, хотя, повторяю, впрямую мы никогда с ним об этом не разговаривали.

И еще, конечно, оказало влияние время.

В июле 1943 года я поступил в военно-морское училище. Мне шел тогда семнадцатый год.

А вот писателем, журналистом быть я не собирался. Более того, из всех возможных профессий эта представлялась мне самой для меня неподходящее. Но так уж получилось, что, закончив училище, послужив в должности командира минно-артиллерийской боевой части подводной лодки, я был направлен на учебу в Военно-политическую академию и попал на… редакторский факультет.

По правде говоря, и тут я был – верен, что после академии все же пойду не в газету, а на политическую работу на флоте. Но кроме теоретической учебы, начались и летние практики, проходить их пришлось в газетах – сначала на Черноморском флоте, потом на Балтике, потом в «Красной звезде»…

Теперь за плечами уже более двадцати лет работы в «Правде».

Но каждый раз, когда заканчиваю очерк, корреспонденцию или когда выходит моя книжка, мне тревожно и боязно: «А что бы сказал отец?»

А. БАЖОВА, Т. ГАЙДАР:

Когда настал черед выбирать профессию нашему старшему сыну Никите, мы были на Кубе. Влиять непосредственно было трудно: все-таки нас разделяли многие тысячи километров. Никита собирался поступать на журфак. Понять его было можно. Привычная атмосфера дома деда и нашего дома, рассказы о поездках в дальние страны, романтика… О трудностях профессии он знал мало, пожалуй, совсем не знал ничего, потому что не видел своего деда с измученным после бессонной ночи лицом, отсутствующими больными глазамисказ должен быть закончен, а дело не ладится. Не видел отца под бомбежкой на Плайя – Хирон или безуспешно пытающегося передать материал в Москву и безнадежным осипшим голосом повторяющего: «Москва! Говорит Гавана. Москва! Вы меня слышите, Москва?…» А Москва не слышала… А материал, хоть бейся головой об стенку, должен стоять в сегодняшнем, а не в завтрашнем номере «Правды»…

А. БАЖОВА:

Тимур писал с Кубы Никите длинные письма, в которых пытался рассказать не только о привлекательных сторонах профессии журналиста, но не о сложностях, которые его ждут, а главное предостерегал от того, чтобы тот не считал, будто журналистика может быть профессией без знания какой-то области досконально, писал, что необходимо досконально изучать экономику.

Никита поступил на экономический факультет Уральского университета, окончил его, стал социологом. И никогда он нас не упрекал в то, что мы отговорили его от журналистики.

Младший сын, Егор, с детства любил и знал историю. Одной из первых его любимых книг были «Мифы Древней Греции». Любому детективу или научно-фантастическому роману он предпочитал вузовский учебник истории. Его увлечения поощряла, рассказывала о радости архивной находки. В те времена еще свежа была память об открытии Кнорозовым ключа к расшифровке древнейшего языка племени майя, только что были открыты берестяные грамоты, раскрывшие многие страницы жизни славян, древнего населения нашей родины.

Мне казалось, что склонность и интерес Eгора, удивительная его память на события и даты – залог того, что его профессия определена. Но вышло иначе.

– Историю, мама, я люблю, знаю и буду знать, а вот экономику я хочу изучать всерьез, – заявил Егор после окончания 10-го класса

По примеру своего отца и не стала размахивать руками – поздно… Егор поступил на экономический факультет Московского университета, закончил его с отличием и считает свою профессию самой увлекательной и нужной.

Таким образом, с детьми уже все определено. Теперь на очереди внук – Максим. Ему 6 лет, скоро он пойдет в школу, а там не за горами и выбор профессии.

Я уже давно поняла, что нельзя влиять на выбор профессии на пороге самостоятельной жизни, уже после того, когда окончена школа. Делать это надо заранее и исподволь, с учетом всех особенностей и тонкостей формирующегося человека, И дело это очень ответственное и опасное. Ведь нам, взрослым, ничего не стоит сломать то особенное и хрупкое, что заложено в каждом ребенке. И очень важно предоставить возможность каждому выбрать то, кем он будет и, главное, чем хочет заниматься в жизни.

Пока что Максим хочет стать физиком – не больше и не меньше А я смотрю на него и думаю: «А ведь весьма возможно, что осуществится мечта моей мамы. У нее был отличный музыкальный слух, но она родилась до революции в бедной семье и училась на казенный счет, о музыкальном образовании она не могла даже мечтать. Детей она хотела учить музыке, но, увы, никто из нас не обладал ни слухом, ни желанием». А вот Максим определенно артистичен. У него такое тонкое чувство цвета, ритма, оп музыкален.

Возможно, и сбудется мамина и моя детская мечта. Ну, а если действительно станет он физиком – что же, значит, так тому и быть…

На снимках: Ариадна Бажова и Гайдар, Тимур Гайдар; П. П. Бажов с дочерью; Аркадий Гайдар с сыном Тимуром.