В барханах песочных часов. Экстремальный роман

- А между прочим, сын твоей подруги Лены Трошиной, знаешь ли, мой энергетический сынок, - произнес разнежившийся и размякший Боб.

- Да она мне не подруга, я с ней на свадьбе познакомилась, - ответила Алена. - И у нее, вроде, не сын, а дочь.

- Не только. Мальчуган остался в Париже, его усыновили бездетные супруги, оба врачи. Между прочим, когда Лена с Владом делали детей, а я ей перед этим мобильник подарил, и телефончик в миг соития молодых валялся невзначай рядом с ними, а я, хитрый дядя Боб, по точно такому же аппаратику, подключившись, через много километров московских улиц, всему этому был свидетель и тоже своеобразно участвовал в процессе, так сказать, на расстоянии, энергетически, и тоже ловил кайф, одновременно с молодой парой. Я знал, что Леночка родит двойню: девочку от физического партнера, и мальчика от меня! Мой оргазм был сильнее! Это был мощный энергетический выброс. И я запрограммировал судьбу моего сына: я уготовил ему жизнь в Париже. Недавно я его навещал. Чудесный мальчуган, красавец, умница, весь в меня!

- Боб, ты феномен! - воскликнула Алена. - Ты не представляешь себе, как ты потрясающе феноменален! У меня нет слов, я в отпаде! Я тебя люблю!

- Ну что ты, птичка моя, ты просто не встречала настоящих мужчин, - скромно сказал Боб. - Я тебе еще не то расскажу и покажу, если хочешь.

С этими словами он приподнялся на локте и принялся нежно целовать Аленины бедра.

С той минуты, как оба журналиста покинули свадьбу, они словно канули для всех друзей и знакомых, забывшись в гнездышке Боба и захлебнувшись любовными утехами. Весь мир для них сомкнулся и исчез, и не осталось в жизни ничего другого, кроме них двоих…

- Мне кажется, это была наша свадьба, Аленка, - истомлено бормотал Боб. - Аленушка моя…

А между тем Алену разыскивали на работе, обзванивали всех ее знакомых, звонили Трошиным и даже добрались до Перепутской. В общем, что называется, “били в набат”, и тому была причина. Как же иначе, ведь у Алены Кожемякиной находился материал с пометкой “срочно в номер”. То был большой обзор, который сгинул вместе с ней. Половина номера была уже в наборе. Кира Перепутская по телефону тут же предложила, в порядке взаимовыручки, поставить вместо исчезнувшего обзора свою статью, завуалированную под такой же политический обзор, разница лишь в акцентах, а заодно пригласила всю редакцию на вечер в поддержку своего кандидата с бесплатным банкетом.

- Я ведь понимаю, - сказала Кира, - журналисты сейчас материально плоховато обеспечены, а на вечере у них будет шанс хорошо покушать и выпить, там будет караоке и призы. И если все-таки удастся разыскать Алену, передайте ей от меня лично, пожалуйста, приглашение, пусть приходит со своими друзьями и подругами, нам очень нужны люди. Будущее за нами!

В понедельник Лена допозна ждала мужа, чтобы поговорить серьезно о дальнейшей жизни. Надо было как-то избавляться от хаотичных холостяцких привычек супруга, завязывать с дружескими пирушками. Ей надоело без конца принимать компании, которые таскал в ее квартиру Андрюша. Он любил выпить и побазарить, у него была куча приятелей, перед которыми он хвастался своим новым бытом и молодой женой, но Лене это было совсем не в кайф. Она устала, начала мечтать об одиночестве, о былом уюте, которого ей теперь так не хватало. Муж стал ее раздражать. Он оказался человеком, совсем непригодным для семейной жизни. Иногда он вдруг исчезал на сутки или на несколько дней, потом выяснялось, что спьяну “куда-то забурился и лежал в отрубе на квартире друзей”, как он сам это объяснял. В общем, в этот понедельник он не приволок веселую компанию, а опять исчез, видимо, “забурился”.

Лена всплакнула от обиды и безысходности, и далеко за полночь улеглась спать. Она чувствовала себя уничтоженной. Заснула быстро и без снов. Так, наверно, спят шахтеры после смены. Но среди ночи внезапно проснулась от подсознательного ужаса. Ничего не понимая, открыла глаза, и увидела на одеяле черную кошку, нивесть откуда взявшуюся. В плотно закрытые окна светила луна, ярко освещая животное с недобро желтым взглядом. Этот черный зверь неотрывно глядел на Лену и медленно двигался по белому пододеяльнику, подбираясь к горлу. Как могла сюда попасть кошка? Ерунда какая-то. Но она здесь, демонический немигающий взгляд! Уже на грудь перебралась. Сидит, смотрит. Не могли ее принести, никого в эти дни не было в квартире, Андрей ночевал у Трошиных, избегая выяснения отношений. Не было этой зверюги черной! Но сейчас она здесь, и не во сне, а наяву, вполне реальная кошка. Чего она уставилась, хочет впиться в горло?..

Такие мысли пронеслись в мозгу, и вспомнились рассказы тети Вали о всяких нечистых сущностях, которые появляются, если молодых сглазят на свадьбе или в бане, такое случается в жизни. Существуют моменты, в которые люди наиболее уязвимы для сглаза, порчи и всяких прочих неприятностей.

Лена вспомнила молитву от сглаза, которую ей говорила тетя Валя. Но язык ее не слушался, а губы словно ссохлись. Кошка спокойно и насмешливо, по-человечьи, смотрела на нее. Лена мысленно произнесла трижды: “Сихаил, Сихаил, Сихаил, Ангел, Ангел, Ангел”. Черная зверюга исчезла, будто и не было. Только пододеяльник чуть смялся. Лена перевернулась на другой бок, плотнее укуталась в одеяло и уснула.

Весь следующий день ей было не по себе. Она не просто была в каком-то внутреннем раздрызге, ей было страшно. Надо было идти куда-то, то ли к родителям, то ли в церковь, она на знала. Все-таки решила сходить в церковь, поговорить с батюшкой. Но неожиданно для себя поехала в Измайловский парк. Погода была чудесная, и она успокоилась.

В парке пахло свежестью и радостью. Лена с удовольствием разглядывала сувениры за стеклами киосков, наблюдала за влюбленными парочками, глядела на мамаш с малышами. Постепенно обретая гармонию с самой собой, гуляла она по аллеям. В голову лезли нежные воспоминания о самых заветных днях с Андрюшей. Вспомнилось, как часами они гуляли по Красной Площади и говорили обо всем подряд. Андрюша с упоением рассказывал про куранты Спасской башни:

- Представляешь, ведь раньше, ну, с самого начала, когда механизм этот в часах, он же устроен был по принципу музыкальной шкатулки, вот когда его устанавливали по указу Петра I, с башни неслась простенькая мелодия “Ах, мой милый Августин”. В 1852 году куранты стали в полдень вызванивать “Славен ты Господь в Сионе”, а в полночь - старейший в России военный марш Преображенского полка. После октябрьских событий 1917 года они заиграли “Интернационал” и “Вы жертвою пали…” Потом несколько десяткоы лет лет куранты вообще молчали, и из 35-ти их колоколов сохранилось только 10, а о местонахождении 25-ти вообще никаких сведений нет. В 1993 году началась их реставрация. А теперь, сейчас через пять минут услышишь… Вот, слушай, слушай! Ну?

- Ну?

- Теперь они отбивают не только часы, но и вызванивают попеременно через каждые три часа от полудня до полуночи что?

- Что?

- Узнаешь мелодию, а? Фрагменты из “Патриотической песни” и “Славься” Глинки.

- По-моему, это “Патриотическая песня”. Ты смотри, как вырядились эти девицы, ну прямо маскарад!

- Весьма занятно. - Андрей добродушно посмотрел вслед девушкам. - Очень мило.

- Сейчас многие слишком серьезно относятся к одежде, вот в чем отличие наших бывших “совков” от всего остального мира. Мы так и остались “совками”, - заметила Лена.

- Ну, ты знаток человечества, - усмехнулся Андрей. - Что же, мы не запад. У западного человека символ благополучия - счет в банке и собственный дом. А мы, при нынешней правовой незащищенности, в любой момент можем лишиться даже наших крохотных квартирок. Поэтому для нас дом - не способ самовыражения. Мы тратим бешеные деньги на “имидж” - одежду, чтобы произвести впечатление внешнего благополучия. Поэтому даже при самой изысканной одежде у наших соотечественников такие несчастные лица. Но не у нас с тобой, мы одеты под мировой стандарт, и лица у нас европейские, потому что мы дру-ги-е, - произнес он и заключил свою тираду долгим нежным поцелуем…

Воспоминания ее прервал заливистый собачий лай. Большая бернская овчарка возле пруда играла с маленькой таксой. Обе собаки забавно подпрыгивали, причем такса - длинный как кишка коротколапый кобелек - пыталась запрыгнуть на огромную овчарку, сучку. Собачьи брачные игры. Хозяева собак, парень и девушка, хохотали до слез, читая надпись на железном щите, прибитом к столбу.

Парень качнул широкими плечами и обнял девушку, на нем был свитер точно такой же, что на Федоре в тот день, когда… В тот вечер… Огненный сгусток давно уничтоженных эмоций, запретных ощущений и воспоминаний стал медленно всплывать в подсознании. Федор, его дрожащие от страсти губы, его сильные и ласковые ладони, которые жарко скользнули по ее обнаженному телу под расстегнутой блузкой… Нет, нет, это запретное, об этом нельзя думать, это должно быть полностью стерто из памяти! Она вышла замуж за другого и любит его, будет любить его наперекор судьбе, чего бы ей это не стоило. Нельзя вспоминать, иначе она погибнет, она сгорит в этом пламени… Хотя, говорят, саламандры не горят… Не горят только Огненные Саламандры, они живут иначе… Может, она не жила до сих пор, а лишь пряталась от жизни, она просто существовала, а жили вместо нее другие? Нет, не может быть…