В цветах ночи

Глава 8. Третий путь

Даже окованная сталью дверь в королевскую сокровищницу не способна остановить личную гвардию жреца. Чего уж там дверь — даже привратник самого Ткача. Терций понимал, что нельзя заставлять этих господ ждать. От нетерпения они становились уж очень агрессивными. Терций кивнул Амико, тот понял его без слов:

— Господин Веласко сейчас выйдет, — кинул мальчик, а затем опрометью побежал наверх. — Лирда, сюда, не стой столбом!

Эльфийка побежала за ним, ворча на ходу:

— Ну чего тебе, сопляк?

Пока эти двое возились наверху, Терций сунул руку за ворот камзола, открепил паука и отдал Иззе, сказав:

— На хранение. Нельзя, чтобы эту вещь нашли при мне.

В этот самый момент гомункул вместе с Лирдой спустились на первый этаж, перенося картину из кабинета в подпол. Иззе растерянно посмотрел на Веласко, потом на них. Терций вздохнул:

— Я позже объясню. Идите с ними.

Снова раздался стук в дверь, да такой громкий, что от стены отвалился кусок штукатурки. Еще немного и снимут с петель. Хорошо, что в этот момент Амико поднялся из замаскированного подпола, отряхнулся от паутины и пошел открывать. Терций слегка смочил волосы отваром. Гомункул распахнул дверь как раз тогда, когда вояка собрался постучать в третий раз. Гвардеец едва не завалился на порог. Веласко с презрением посмотрел на него:

— Господа, имейте терпение. Я сомневаюсь, что секретарь хочет видеть меня мокрым и без одежды. Не дадите мне обсохнуть?

Увидь его сейчас Иззе, засмеял бы за паршивую игру, но капитан гвардии как будто смутился.

— Велено доставить без промедлений, — пробубнил он, — и осмотреть дом.

Гвардейцы оттеснили Терция к стене, оттолкнули Амико, замешкавшегося на пути, и деловито рассыпались по дому. Капитан гвардии пошел в сторону кухни и столкнулся в дверях с Сильвией. Та охнула от страха и вылила ему на ноги ведро грязной воды. Капитан разразился бранью и полез было за оружием, но Терций грозно напомнил:

— Капитан, за любое злоупотребление властью я взыщу с вас, так и знайте.

Это немного остудило пыл вояки. Его гвардейцы осмотрели дом снизу до верху, но без должного усердия, и это было просто замечательно. Спустились в продуктовый погреб, но потайной не приметили.

— Осмотр окончен, — наконец сказал капитан. — Теперь пройдемте.

— Амико!

— Вы пойдете один, — оборвал гвардеец. — Простите, господин. Приказ есть приказ.

Ух и неприятно. Что с ним там будут делать? Публично четвертовать? Терций кивнул Амико и распорядился:

— В мое отсутствие ты за главного. Позаботься… и не злоупотребляй.

Гомункул кивнул в ответ, а Терций сел в предоставленный для него экипаж. Со всех сторон его окружила стража. Секретарь явно боялся, что он куда-то убежит. Интересно, почему? Наверное, где-то всплыло, что Терций спелся с темными эльфами, вот и решили досмотреть дом. Искали улики. Будь у секретаря доказательства, конвоировали бы в темницу, да в кандалах. Подумав об этом, Терций принял более расслабленную позу. Незачем показывать, насколько он растерян, напуган и озабочен.

Карета качалась по мощеным улицам города. Гвардия зычно отгоняла от нее всех любопытствующих. За плотными занавесками пробивалось солнце и звуки жизни: рынок, постоялый двор, смех детей, ржание лошадей. Терций концентрировался на этом, чтобы успокоиться и спланировать, как он будет вести себя и что говорить во дворце главного жреца. Молину явно разозлило его промедление и не порадуют те выводы, которыми с ним собирался поделиться Терций.

Звуки города стихли. Карета взобралась на Священный Холм, на который, по легенде, спустился сам Великий Ткач и передал книгу Мельхиору Заступнику, чтобы тот научил человечество, как двигаться в сторону лучшей судьбы. С тех самых пор люди наизусть выучили слова из книги и, казалось, вот-вот уже станут чище самого солнца в погожий день. Но в канавах под холмом многие люди все еще искали себе пропитание. Только живущие в сытости могут принять голодную аскезу. Прежде чем очистить и улучшить весь мир, его сначала нужно хотя бы досыта накормить.

С этими мыслями Терций рассматривал парадную лестницу, которая вилась вверх по холму. По замыслу архитектора любой гость должен был сначала вскарабкаться по ней к высокому и чистому образу Великого Ткача. Даже короли и богатеи обязаны прилагать усилия для достижения внутренней чистоты. Терций почти не сомневался, что у дворца есть парочка удобных пологих подъездов. Потому что ему с трудом представлялось, как туша Молины каждый раз умудряется подниматься по такой лестнице.

Дворец был невысоким — всего два этажа — зданием, однако с дальней части виднелся острый верх колокольни домашней часовни. Ее купол сиял как маленькое солнце. Массивный портал входа, украшенный скульптурами из белого мрамора и декоративными колоннами, немного напоминал двери в Собор Святого Мельхиора Заступника. Терций неоднократно бывал внутри дворца. В центре находился обширный круглый двор с фонтаном и лимонным садом, откуда можно было бы попасть в любое помещение. Все в композиции было навеяно погребенной под песком архитектурой Лилеона. Рустовка, напоминающая восходящее солнце, пилястры, символически рассекающие фасады на два яруса — земной и горний. Белый мрамор и золото — священные цвета.

За восемь лет здесь кое-что поменялось. Охрана не только увеличилась, но и обзавелась защитными артефактами. Да уж, ненависть к темным эльфам не мешает покупать у них чудо-вещицы для собственной безопасности. Нестираная рубаха политики под торжественным камзолом традиций. Как же прекрасно, что Терций предусмотрительно избавился от паука, подаренного Чарной. Это бы отягчило его положение.

После досмотра его привели в кабинет секретаря. Раскрасневшееся лицо Альваро Молины напоминало ягодный пудинг, мелко подрагивающий от любого движения рыхлого тела. Терций пришел как раз ко времени трапезы секретаря. Тот, бойко расправляясь с целым жареным гусем, указал обглоданной костью на кресло за своим столом. Терций послушно сел. От запаха гусятины и пива ему сразу подурнело.

— Вы, должно быть, голодны? — поинтересовался Молина после того, как промокнул жирные губы ажурной салфеткой. — Вас так долго везли, что я не сумел отказать себе в удовольствии.

«Да ты вообще не привык ни в чем себе отказывать», — подумал Терций, смерив взглядом несуразное пузатое тело секретаря.

— Не голоден, благодарю, — ответил Веласко. — И раз уж разговор настолько срочен, что ваши солдаты готовы вытащить меня на улицу в мокрой сорочке, то я предпочел бы поскорей с ним закончить.

Один из солдат у дверей кашлянул, лязгнув доспехами. Молина бросил на него злой взгляд, а затем лезвие этого взгляда вонзилось в Терция.

— Он срочный, вы правы. — Молина грубо скомкал салфетку и швырнул на стол. — Ради него я бы без всякого стеснения стащил вас с эльфийской шлюхи, находись вы хоть в самой Вечной Ночи.

— Какое счастье, что я веду аскетичный образ жизни…

— Не сказал бы. Например, не так давно вы проводили дорогой ритуал для вашего гомункула. Кстати, а откуда у вас такие средства?

Следят за ним и ничуть этого не стыдятся. Да только не слишком внимательно, иначе б давно поймали на горячем.

— Я был богат, господин секретарь, — спокойно ответил Терций. — Грешен — корона изъяла у меня не все средства.

— Угу… — Молина уткнулся глазами в своего растерзанного гуся. — Стало быть, вы хитрый лис. Это хорошо. Такие люди полезны короне. Разумеется, пока едят с рук. Кстати, насчет пользы. Вы обещали предоставить мне отчет несколько дней назад. Я заждался. Каждый день промедления дорого стоит церкви.

— Здесь мне придется вас разочаровать. Это были не темные эльфы. Кто бы это ни сделал, в первую очередь он имел зуб на Сауреса и его работу.

— Кому нужен этот никчемный жрец и его исторические труды? — раздраженно спросил Молина, отчего его багровая рожа затряслась еще сильней.

— Вы мне скажите. Говорят, у господина Сауреса была крупная ссора с главным жрецом накануне убийства. Он был непопулярен, в явной опале. Вы, как секретарь, могли бы объяснить эти слухи?

Красный студень головы затрясся еще сильней, и Терций всерьез испугался, как бы секретарю не стало плохо. Но Молина быстро успокоился, обуздав злость.

— Вы хитрый лис, — протянул секретарь, — но хитрость не всегда равняется уму. Вы должны были разоблачить темных эльфов, а не погружаться в эти… тонкости.

— Вы не правы. Я должен был подтвердить причастность темных эльфов, но не могу. Это не они. Я скоро предоставлю вам свой полный отчет. Просто сбор доказательств занял чуть больше времени, чем я предполагал.

Молина ударил кулаком по столу:

— Вы меня не слушаете! Чертов нелюдь! Темных эльфов необходимо немедленно устранить! Отправить восвояси! Сгноить! Пока они не сгноили нас! — Он вскочил из-за стола, опрокинув на пол кости и кубок. — Вам, Веласко, не понять, в каком положении сейчас королевство. Эльфы давят на нас! Чертово сватовство! Оно погубит всех нас! — Секретарь положил руки на стол и посмотрел в глаза Терцию. — Что значит один небольшой подлог, если на кону стоит судьба целого королевства? Мне не нужна от вас правда, Веласко. Мне нужно от вас ровно то, для чего я вас снял с этой загаженной скалы. Если вы считаете себя истинным сыном Онте, вы мне это дадите. В противном случае… Я найду за что наказать вас, и не считайте, что если широки в плечах, то эти плечи не дадут голове скатиться. Я достаточно ясно выразился?

— Да, господин.

Терций покидал белокаменный дворец чистоты и святости с грузом беспокойства на душе. Он погиб. Выхода нет. Его зажали с двух сторон. Если он согласится с подлогом церкви, Эльвала уничтожит его, а если все случится наоборот, то его сживет со свету Бенито Кальдерон. Терций чувствовал себя растерзанным гусем на столе господина секретаря.

Когда Терций, сопровождаемый гвардейцами, пересекал сад, то заметил какое-то оживление. Смех, овации, мельтешение ярких нарядов между лимонными деревьями. Терций остановился на главной дорожке, посмотрел на фонтан и увидел то, чего совсем не ожидал. На парапете стоял мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Огненно-рыжие вихрастые волосы, красно-золотой наряд принца.

Мельхиор Четвертый внешне больше походил в мать, палладийскую царевну Иветт, и оттого казался золотом среди угля. Терций уезжал, когда мальчику было не больше четырех, поэтому не представлял, каким по характеру вырос наследник престола. По словам Иззе, мальчик был марионеткой главного жреца, по совместительству регента при несовершеннолетнем правителе, но в развязности позы принца читалось нечто иное. Сейчас он красовался перед многочисленными придворными, изображая святого Мельхиора, натянувшего нацеленный в небеса лук. Еще секунда, и священная стрела пронзит небеса и постучится в двери Великого Ткача. Терцию это говорило только одно — принц достаточно дерзок, чтобы сравнивать себя со святым, в честь которого получил имя.

— А ну вперед, — рыкнул капитан гвардии, ткнув зазевавшегося Терция между лопаток.

В этот момент один из стайки гомункулов, весь оранжево-золотой, словно искрящийся на солнце апельсин, привлек внимание принца и указал на Терция. Наследник тут же крикнул:

— Эй, стойте!

Повелительные нотки в голосе. Прежде чем придворные успели среагировать, мальчишка уже юркой ящеркой скользнул между ними, промчался по дорожке и оказался возле Терция. Гвардия тотчас отгородила их друг от друга, но принц недовольно нахмурил брови:

— Разойдитесь! Не мешайте!

Мельхиор смотрел на Терция, а Терций на Мельхиора. Вблизи хорошо было видно, что у принца карие глаза онтейца, но палладийские веснушки на лице.

— Здоровенный! — восхищенно протянул Мельхиор. — Покажи руку!

— Господин, это так невежливо! — раздалось со стороны дорожки.

Сам Бенито Кальдерон. В длинной мантии жреца, которую поддерживала толпа маленьких служек и примерно настолько же обширной толпой одинаковых на вид гомункулов.

— Приказ принца для меня закон, — сказал Терций и тотчас расправил из-под плаща вторую левую руку. Мальчишка сразу защебетал, крутясь вокруг него:

— А на ней пять пальцев? Она так же сильна, как и другая левая? А умеешь сражаться тремя руками?

— Увы, я не воин. Всего лишь ученый-дроувед.

Мельхиор поморщился:

— На кой черт нужна третья рука, если нельзя снести ею кому-то голову?

Терций мысленно хохотнул над побагровевшей рожей Кальдерона. Не такой уж принц и ручной. Своехарактерный мальчишка. Оранжевый гомункул шепнул что-то на ухо принцу, и у того разгорелись глаза.

— Физалис говорит, что вы много лет жили в Вечной Ночи! — воскликнул принц. — Как интересно! Правда, что воинам темных эльфов нет равных?

— Все так, господин.

— Господин Веласко не воин, чтобы судить об этом, Ваше Высочество, — вставил свое веское слово Кальдерон. — Нет воинов лучше, чем герои Онте…

— Это скучно! — воскликнул принц. — Я видел этих героев! Чудо, если они смогут дотянуться до пальцев ног! Я хочу послушать о героях Квараны. Уж где не бывает пузатых.

— Но не сейчас, — строго сказал Кальдерон. — У вас занятия.

— Учеба-мучеба, — пробормотал Мельхиор, скорчив недовольную физиономию. — Житья нет… Ну хорошо. Это мой долг. — Он снова посмотрел на Терция. — Приходите сегодня на вечерню в Соборе Святого Мельхиора!

— Ваше Высочество, богослужение не место для праздных разговоров, — напомнил Кальдерон.

— Но после в театре Пако дают «Покаяние». Я могу приглашать кого хочу, так что ты, — Мельхиор бесцеремонно обратился к Терцию, — будешь присутствовать. Это приказ государя! Не опаздывай на вечерню.

— Я вас понял. — Веласко поклонился, скрывая набежавшую на лицо улыбку. — Я непременно буду.

Принц и главный жрец отошли, тут же переключившись на новый разговор. Гомункул Физалис поклонился Терцию и вдруг сказал:

— Должно быть, вы давно не исповедовались, господин Веласко. Настоятельно рекомендую сделать это сегодня. Не забудьте сначала сказать об этом Его Высочеству. Он окажет вам большую честь.

После этого Физалис загадочно улыбнулся, еще раз поклонился и побежал следом за хозяином.

Амико встретил Терция в дверях дома.

— Все прошло хорошо, господин? Я боялся за вас.

— Все хорошо. — Терций погладил гомункула по голове. — Просто поговорили, и этот разговор был не из легких. Ничего не случилось в мое отсутствие?

— Ничего существенного, господин. Мы с Лирдой чуть не убили друг друга, в остальном все замечательно.

Еще новой драки слуг ему не хватало для пущего счастья…

— Послушай меня, Амико. Лирде и так тяжело. Я запрещаю тебе ругаться с ней.

— Конечно, господин. Но что делать, если она ругается со мной, а не я с ней?

— Терпеливо сносить, как и положено мужчине.

— Я не мужчина. Я всего лишь гомункул, но ваше распоряжение попытаюсь выполнить.

Сильвия и Лирда уже накрывали на стол. Эльфийка перекидывалась гневными взглядами с Амико, но тот сохранял полную невозмутимость. То ли старался угодить хозяину, то ли правда абстрагировался. Иззе выглядел настороженным и задумчивым:

— Что случилось? — тихо спросил Терций.

— Вы не догадываетесь? Спуститесь в подвал, посмотрите.

Точно. Там ведь галерея смерти из того заброшенного дома. Терций вздохнул:

— Нам предстоит долгий разговор. Пройдемте в мой кабинет.

Придется признаться, что он намеренно скрыл галерею, и поговорить об угрозе Альваро Молины. Когда двери кабинета затворились за ними, Терций сказал:

— Картины касались только меня. Кем бы ни был убийца, он старался предугадать все мои шаги. Сейчас он лишился своего предсказателя, но все ещё очень опасен. Поэтому я принял такое решение.

— Это глупо. Скрывая это от меня, вы только еще больше подвергаете себя опасности, а не оберегаете. — Иззе внимательно посмотрел в глаза Терция. — Зачем вы это сделали? Неужели только из-за характера картин?

— Я не хотел, чтобы это дошло до ушей леди Эльвалы, а вы, я уверен, докладываете ей абсолютно все.

Иззе горько усмехнулся. Потрогал стену, где раньше висела подаренная художником картина.

— Вы и Яззар… — тихо проговорил он. — Вы так похожи. Оба вели себя со мной вежливо. Оба, когда почувствовали опасность, ничего не сказали мне. Но ваше недоверие можно понять. Кто станет доверять темному эльфу? Тем более такой сомнительной репутации.

— Нет. — Терций покачал головой. — Вы не правы. Я всего лишь понимаю, что вы связаны обязательствами. Вы не можете ничего скрыть от леди Эльвалы. Не принимайте на свой счет. То, что я храню секреты — дань уважения вашей верности семье.

Иззе улыбнулся, и эта улыбка показалась Терцию очень теплой.

— Мне нравится, как ловко вы это обосновали. Словно вы и сам хоть на толику крови, но темный эльф! — Он заметно развеселился. — Так что сказал секретарь? Пугал вас страшными карами?

— В яблочко. — Терций печально подпер подбородок кулаком. — Он отчетливо дал понять, что ему плевать на правду, лишь бы вымести из королевства темных эльфов. А госпожа Эльвала погубит меня, если я не сделаю обратное. Молот и наковальня. Огонь и лед. Куда бы я ни шагнул, меня ждет гибель.

— На вашем месте я бы сбежал… — задумчиво протянул эльф. — Нашел бы третий путь.

— Вы меня иногда просто поражаете… Куда? И, главное, на что… О, кстати о побегах… — Терций достал лист портового журнала. — У меня так и не было возможности прочесть.

На листе, который принес Иззе, не было никаких имен, только названия кораблей, время их прибытия или отбытия и направление. Сначала Терций разочарованно хмыкнул, затем еще раз пробежался глазами по названиям. Интересно… Если прикинуть примерно расстояние от Лилеона до порта, которое должен был проделать Ченте, а затем обратно, и время смерти Сауреса, то можно отсеять множество кораблей. Среди тех, что остались, отсеять те, что идут в другие города Онте, далекие от любых границ, и остается только один — идущий в Галлу. Но и там Эспехо не стал бы задерживаться. Отправился бы куда подальше, переждав день или два. Если, конечно, что-то не задержало его настолько, что он не успел покинуть остров до осенних штормов.

— Мне нужно попасть в Галлу, — пробормотал Терций, — но у меня нет средств… Да и в сезон штормов какой корабль рискнет? Разве что контрабандистский…

— Кораблям Вечной Ночи не страшны никакие шторма, — загадочно ответил Иззе, — но если вы ступите на него, то определите свою сторону в этом конфликте интересов.

Церковь Ткача. Вечная Ночь. Какую бы сторону он ни занял, везде ему грозит гибель. Однако до этого момента Терций всерьез не задумывался о третьей силе, замешанной этом конфликте — о Белом Солнце. Смогут ли они помочь ему? И, главное, как выйти с ними на связь? После похорон Яззара не хотелось лишний раз мозолить глаза в посольстве, а как иначе выйти на Рильдинтру, он не знал.

Едва Терций пересек двери, отделяющие греховный мир от мира благочестия, его тут же настиг звонкий мальчишеский голос:

— Господин Веласко, сюда!

Дерзкий рыжий принц и не думал униматься. Он хотел, чтобы его новая игрушка, эта любопытная трехрукая каланча, обязательно стояла рядом, и если не рассказывала о темных эльфах, то просто откидывала шикарную тень. Бенито Кальдерон все богослужение недовольно косился на их ложу.

Терций успел позабыть, насколько же Собор Святого Мельхиора грандиозный высотой потолков, многоцветьем витражей, гулкостью эха, сиянием золота, серебра и каменьев. Он совсем забыл, какой нынче день. Сегодня святой Мельхиор покаялся во всех своих плотских грехах и очистил нить своей судьбы настолько, что перед ним распахнулись двери лучшего мира. Огромная статуя Великого Ткача обнимала зал шестью руками, в каждой из которых он сжимал какой-то символ власти: стрелу, книгу, веретено, нить… Голоса жрецов мистическим колоколом прокатывались над залом.

Среди огромной толпы молящихся было с одной стороны неуютно, а с другой — приятно. Приятно снова оказаться в потоке людей, настроенных на что-то, что выше них. Словно сам Ткач касался их макушки, снимал грехи и благословлял на подвиги.

Наконец все закончилось. Терций вспомнил слова гомункула и решил отнестись к ним серьезно. Он наклонился к принцу и шепнул:

— Я собираюсь исповедоваться. Какую исповедальню вы мне посоветуете, Ваше Высочество?

Мальчишка хихикнул в кулак и заговорчески шепнул:

— Ту, что с ягодкой физалиса. Вы поймете, — затем он принял крайне надменный вид и плавно махнул рукой. — Ступайте. Не слишком задерживайтесь там.

Приказ есть приказ. Терций подошел к одной из исповедален. На скамеечке он увидел ярко оранжевую ягоду, задумчиво поднял ее, затем преклонил колени и тихо шепнул в деревянную решетку:

— Господин жрец, исповедуйте меня.

Красная портьера шевельнулась, показав человеческий силуэт.

— Говорите о своих грехах, — ответил высокий юношеский голос.

Этот голос Терций уже слышал и никак не мог поверить своим ушам. Голос гомункула Физалиса, но гомункулам запрещено находится в святых местах! Какое богохульство. Терций поднял лицо, насупился и ответил:

— Это ты мне скажи, какого рожна здесь находишься? Да еще и прикидываешься жрецом-исповедником.

Смешок, потом тихо:

— Опустите глаза, господин Веласко. Не привлекайте внимания. Пока это единственная возможность для нас поговорить без свидетелей. Неллор докладывал, что вы проявили небывалую лояльность нашему делу. Вы его знаете под другим именем: Рильдинтра.

Белое Солнце? Так близко к принцу?

— Чего вы хотите? — тихо спросил Терций.

— Всего лишь поговорить. Ответить на ваши вопросы в более, так сказать, конфиденциальной обстановке.

— Так говорите, черт вас дери. Неужели принц замешан в дела Белого Солнца?!

— Имейте терпение. Нет, принц ни о чем не подозревает. Всего лишь любит устраивать шалости, а мы этим пользуемся. Мне не впервой играть роль исповедника. Сейчас вы подниметесь с колен и пойдете вместе с принцем на «Покаяние». После спектакля вы напроситесь на аудиенцию к диве Дульсе Амбар. Тогда вы и получите все ответы. А теперь…возвращайтесь к принцу и как следует развлеките его разговором.

Корраль — закрытый двор, в котором игрался спектакль, располагался неподалеку от Собора Святого Мельхиора Заступника. Терций неоднократно бывал здесь. В Карамаргосе театр был доступным развлечением и не сильно бил по мошне даже не самых богатых горожан. Только, пожалуй, он ни разу не наслаждался спектаклем из ложи аристократов. Отсюда и сцена, и партер, и ложа мещанских дам были видны как на ладони. Неугомонный принц только и делал, что осыпал Терция вопросами о Кваране, обычаях темных эльфов, о Матери Ночи и ее храмах. В общем, мальчика мало интересовало «Покаяние святого Мельхиора», а вот Терций то и дело отвлекался на сцену.

Актриса, игравшая жену святого Мельхиора, Ноэми, будто сошла с полотна. Невысокая, отчаянно молодая, миниатюрная, как фигура из сахара. У нее был нежный голос и плавные движения. Мужчины замирали на ее репликах, дамы завистливо поджимали губы. Одна попыталась крикнуть: «Долой никчемную актрису!», — так ее чуть силой не выволокли с ложи.

— Прошу прощения? — не удержался Терций. — Кто та дама, что играет Ноэми?

Мальчик посмотрел на него, как на душевнобольного:

— Это же Дульсе Амбар! Лучшая актриса-гомункул Карамаргосы!

Гомункул, как же. Примерно такой же, как и тот, с оранжевыми глазами, что лукаво смотрел на него сейчас из-за плеча принца.

— А как бы… можно было… поговорить с ней?

Мальчик залился краской, явно подумав о чем-то другом.

— Она гомункул, вы можете… просто купить ее время…

Ну да, гомункул, принадлежащий труппе актеров, не более чем кукла в руках избалованного ребенка. И пусть он уже знал, что она эльф, мысль о том, что это совершенно нормально в Карамаргосе, его опечалила.

Физалис что-то шепнул на ухо принцу, тот хитро прищурился и сказал:

— Я дарю вам вечер с ней. Когда наступит день моей коронации, я хочу, чтобы вы благословили меня молитвой темных эльфов.

Бенито Кальдерон побагровел.

— Ваше высочество, это недопустимо! — прошипел он. — Это будет оскорблением достопочтимых жрецов, которые будут благословлять вас на лучшую судьбу!

— Я будущий король! — отрезал Мельхиор. — Я так хочу!

— Ваше Высочество. — Терций низко слонил голову перед упрямцем. — Я бы с радостью благословил вас, но вот беда — благословения Матери Ночи действуют только, если их произносит жрица, а я всего лишь ваш покорный слуга.

Мальчишка нахмурился, но, видимо, это объяснение его удовлетворило.

— В таком случае, — сказал он, — я просто хочу, чтобы вы присутствовали на моей коронации через месяц и пришли в любой другой раз, когда я позову вас рассказывать о Кваране.

— Конечно, Ваше Высочество…

Терций с трудом отсидел до конца спектакля. Проводил актеров бурными овациями после того, как они спели и сплясали по третьему кругу. Настала пора поговорить с Дульсе Амбар.

Будуар актрисы был небольшим, но отличался роскошью. Разноцветное стекло, позолота, зеркала, бархат винного цвета. Она сидела у изысканного туалетного столика и расчесывала длинные золотые волосы изящным черепаховым гребнем. Дульсе Амбар явно ждала его прихода. Обернулась, и ее оранжево-медовые глаза прищурились, подчеркивая искренность улыбки.

— Господин Веласко, — сказала она. — Проходите, садитесь. Хотите выпить?

— Н-нет, — с трудом выдавил Терций, но тут же очнулся, прошел вглубь будуара, огляделся. — Не боитесь, что вас подслушивают?

— Я умею подкупать и отводить глаза. — Дульсе снова улыбнулась. — Меня зовут Эдретель. Моего брата вы уже видели.

— Физалис?

— Да. — Эльфийка продолжила расчесывать волосы. — Чтобы выжить, приходится притворятся кем-то другим. Гомункулы — лучшая маскировка в Карамаргосе. Можно затеряться в толпе, молчать, глупо улыбаться, ссылаться на несуществующие приказы, и никто не задаст вопрос, почему ты не стареешь. Можно десятилетиями наращивать связи, плести замысловатые сети.

— Погодите, но ваши уши…

Эдретель положила гребень на столик, вздохнула:

— Чем-то пришлось пожертвовать. Нам с братом — своей сутью. Мы научились вести себя, ходить и говорить, как это делают гомункулы. Уши — не самая большая плата за то, к чему мы стремимся.

— А стремитесь вы, должно быть, к свободе?

— Разумеется.

— Что-то это не вяжется с подлостью ваших методов.

— А… Неллор рассказал. Вы приютили ту жалкую дроу. — Снова медовая улыбка. — Именно поэтому мне захотелось поговорить. У вас обостренное чувство справедливости. Я считаю, что это прекрасно, но ради того, чтобы добиться справедливости, нужно пережить множество лишений. Испить яду ради истины. Каштаны не достать из огня, не испачкавшись и не поранившись. Понимаю, для вас это, должно быть, слабое оправдание, но напомню — даже свободным светлым эльфам нужно притворяться кем-то другим. На земле нет места для нас. Все, чего мы хотим — обрести дом и право быть собой.

— Поэтому вы воруете мелкие безделушки у темных и подставляете служанок? — съехидничал Терций.

Леди Эдретель рассмеялась без тени злобы или раздражения. Словно звон серебряного колокольчика разлился по будуару.

— Мы не гордимся тем, что воруем и обманываем, господин Веласко, но что еще делать слабому в мире, где все против него? Думаете, лучше смириться? — На сей раз улыбка эльфийки вышла ядовитой. — Эти безделушки очень важны. Понимаете, господин Веласко, дроу не просто поработили нас, но и заставили забыть техники и традиции, чтобы мы стали беспомощными. Когда-то среди светлых эльфов было немало алхимиков и магов, а сейчас почти никого. Вот и воруем артефакты врага. Разбираем. Изучаем. Вспоминаем. Чтобы однажды развеять проклятье над Квараной и освободить солнце из плена.

— Звучит красиво. Даже слишком. Да верится с трудом.

Эдретель вздохнула, отодвинула зеркало на столике, продемонстрировав изображение эльфа с шестью крыльями.

— Что вы знаете о нашем боге, господин Веласко? Ничего, верно? Наш бог — это солнце. У него есть три лика. Золотой — Любовник. Белый — Воин. Красный — Отец. Поэтому мы и зовемся Белым Солнцем. Мы воины, а воины просто так не сдаются. К тому же, не так уж мы и слабы… Да, может не оружием и магией, но своими связями. — Она многозначительно посмотрела на Терция. — Мы можем помочь вам в расследовании, господин Веласко.

— Зачем вам это?

— Сауреса убили не просто так. Он что-то нашел. Что-то настолько важное, что ради сокрытия этого его предпочли убить. Кто знает, что это. Оружие? Заклинание? Мощный артефакт? Или информация, которую отчаянно не хотят афишировать. Что бы это ни было, иметь это в своих руках — значит иметь влияние. В общем, я помогу вам выпутаться из безвыходной ситуации, а вы поможете Белому Солнцу получить это загадочное нечто. Выбор за вами.